Меченая

        Я сидел в матросском костюмчике за праздничным столом, ерзая на стуле  и смотрел на гостей. Это была конопатая Танька и сопливый Виталик, дети папиной сестры, которые только и умели набивать рот тортом и запивать лимонадом.
 
       -И на фика их только пригласили? Подарили  медведя, как будто мне не четыре, а всего годик исполнился.  Наверно самим не нужен стал и решили мне сбагрить. Мама не велит плохие  мысли говорить вслух, а они, как назло, лезут прямо из ушей. А что, если забраться под стол, и тете Тоне в туфлю лимонада налить? Вот весело будет и поплывет она в своих лодочках домой, а сзади ее толстенные детки в приприжку. А вдруг накажут и не пустят с папой в магазин за самокатом пойти? Придется терпеть, пока сами не уберутся. А если съесть все, точно раньше уйдут. Значит надо помочь и взять не одно ,а два пирожных. 
 
      -Шурик не налегай на сладкое у тебя же диатез.
Оп-па, прямо под руку сказала и самое большое к Таньке на платье угодило. А реву-то?

      -Я нечаянно.

      -За нечаянно бьют отчаянно, -сморозил молчун Виталик.

      -Все из еды остались одни салаты. Встали пузатые и марш домой! -Не выдержал я и было открыл рот.
 
      -Сынок ты что-то хотел сказать?

      -Да. Я какать хочу.

      -Беги быстрее ,что же ты терпишь?
 
Зашел в туалет достал шоколадку из кармана, подержал около батареи, намазал ею брюки, побрызгал лицо водой и вышел к гостям.
 
     -М-мама я не успел, заревел я, повернувшись задом.

     -Странно,- сказала тетя Тоня, -должно внутри, а оно сверху. -И рассмеялась.
 
     -Собираемся детки, нам пора, а то засиделись, скоро темнеть будет.

В этот момент в квартиру зазвонили два раза, это к нам, а если один, то это к соседу по коммуналке Митричу.

     Я радостный протиснулся между взрослыми , ожидая сюрприза. На пороге стояли трое угрюмых  дядек с работы папы. Мама заголосила так, что мои волосики на голове зашевелились. Я еще не понимал,  что произошло и, кажется, плакал не по  погибшему из-за несчастного случая на стройке папе, а по не купленному мне самокату. Я не видел отца мертвым, так как хоронили его в закрытом гробу. Каждый день, вынося его любимые тапочки к порогу, ждал его, пока Митрич не объяснил мне, что мертвые обратно не возвращаются
Только позднее осознал, что такое жить без отца.  Мне не хватало его, он часто приходил во сне и, смеясь, щекотал усами, говоря: сынок береги мамку, ты уже взрослый. А я кричал: папка вернись, я же маленький еще? Но он молчал.
 
     Через полгода в нашей с мамой жизни появился препаскудный мужлан с  жилистыми руками.

Сейчас я не понимаю лишь одно, почему мама выбрала того невзрачного коротышку и быстро забыла отца. Дядя Боря, заходя к нам сморкался в засаленный платок, вынимал из кармана карамельку, пропахшую табаком и поднимая вверх как дрессировщик собачке, кидал ее мне.
-Погуляй деточка, а мы тут с мамой пошалим немного.
Родительница краснела после этих слов, и алая помада на губах сливалась с цветом ее кожи на лице. Выпроводив меня в коридор, они закрывали дверь.
Я пытался подсмотреть в замочную скважину, но вставленный ключ мешал это сделать. Лишь звуки, доходящие до меня, рисовали игру в наездника, но почему взрослые не берут меня играть с собой не понимал. Когда неприятный гость не являлся в назначенный день, я радовался, а мать плакала. Затем кормила меня словно на убой, перечисляя родственников, за которых я почему-то должен съедать по ложке каши, не забывая того чужого дядю. Надев любимое платье из крепдешина, оставляла меня на соседа, обещая отблагодарить его утром. Митрич играл со мной с удовольствием, так как своих детей у него не было. Он делал бумажные самолетики, и мы пускали их, носясь по комнате. А потом в тайне от матери разучивали матерные частушки, над которыми потешался весь дом.
— Вот бы хорошо, если бы он был моим папой и с этими мыслями спокойно засыпал.
Мать возвращалась под утро в хорошем настроении и говорила: «А не испечь ли нам блинчиков?» Пекла целую гору, и в один присест съедала ее, оставив мне несколько кружочков. Собираясь на работу, нацепляла газовый платок, чтобы скрыть синяки на шее, и взяв за руку, вела в детский сад. Вечером уже хмельной Митрич спрашивал: «Мамаша опять с засосами пришла?»
-Да,- отвечал я.
 — Значит, скоро у тебя появится папка.
-А это плохо?
-По-всякому брат бывает, мой, например, так искусно зад разрисовывал ремнем, что не только сидеть, но и стоять не мог.
Я испуганно моргал глазенками,  представляя, что мне предстоит.
-Не бойся, -успокаивал он, - ты же хулиганить не будешь, а значит бить тебя будет не за что.
 Прошло несколько месяцев, и я сидел за столом в новой рубашке и лопал торт, посматривая на целующихся маму с дядей Борей, которым кричали горько. Целый месяц жил у дедушки с бабушкой, чтобы, как выразился один из взрослых на свадьбе, не мешать молодым размножаться. Проходили дни, и я стал скучать по маме и наконец-то она пришла и, стала целовать меня, не забывая даже пальчики на ручках.
-Мы сегодня едем в новый дом, у тебя будет своя комната.
-Ура!- кричал я. А можно кота  с собой взять? 
Но отчим, сославшись на аллергию, не разрешил это сделать. Мама просила называть его папой, но это слово было просто не выговариваемым для меня. Поначалу все шло хорошо, но, когда родился брат, родители стали ругаться и я слышал, как отчим внушал маме, что не собирается кормить иждивенца и лучше бы меня отдать деду с бабкой. Она плакала и не соглашалась, и в тайне от него давала денег на мороженое и на марки, которые я собирал. Видя, как маленький брат стал походить на отчима, возненавидел его, хотя он ничего плохого не делал, а лишь сопел в кроватке. Юрка, подрастая, гонялся за мной как нитка за иголкой, а я старался ускользнуть  на улицу, умышленно забывая его. Эта невинная шалость или маленькое бунтарство выливалось в порку. Отчим накручивал на руку ремень и бил меня с остервенением, приговаривая, «чтобы ты сдох гаденыш». Это пугало меня, и я сбегал к родителям мамы. Мне было хорошо у них, даже за разбитую чашку и вырванную вместо сорняка морковку они не наказывали.  Ерофеич журил немного, а потом, достав с подлавки ржавый велосипед, вручал мне, как что-то дорогое. Я гонял по улице, научившись ездить без помощи рук и вызывая зависть поселковых ребят. Заразившись ветрянкой, сидел намазанный зеленкой дома. Мать не приезжала, хотя я ждал ее, она отделывалась передачами конфет и приветами. В один из дней моего заточения к Ерофеичу приехал брат, интересующийся продажей соседнего жилища. Усевшись поудобнее под тенью клена, втянув носом из табакерки нюхательный табак  и прочихавшись, дед решил поведать ему о странном доме.
Я читал в саду библиотечную книжку, но вскоре рассказ его увлек меня больше.