Смерть от огурца

ЧЕПУХОВИНКА, в которой Автор задумывается, а не следует ли Главному Герою умереть

У меня засосало под ложечкой. Где находится эта самая «ложечка» в моем немаленьком 90-килограмовом организме, как она умудрилась туда попасть и, главное, зачем, понятия не имею, но знаю: «сосание» под ней, невидимой и раздраженной, – четкий знак того, что мне Юрию Николаевичу пора бы и перекусить. Смотрю на часы – точно пора. Уже два часа дня, а мы с Любовью Алексеевной еще не обедали. Из-за чего задержка?

Иду на кухню Там вкусно пахнет борщом и тушеным мясом.

- Проголодался? – догадалась хлопочущая у плиты Любовь Алексеевна

- Так время уже, - объясняю свое любопытство.

- Потерпи еще минут десять. Уже накрываю на стол.

Сказала и полезла за ложками-вилками-столовыми ножами. Углядываюсь. Возле раковины в миске помытые еще в каплях воды чудные свежие огурцы, темно-зеленые, гладенькие, пахнущие весной и свежестью.

- Ух. ты, огурчики! Какие славные! Узбекские? – спрашиваю у Любови Алексеевны.

- Нет, азербайджанские. Но тоже замечательные, - отвечает хозяйка.

Я беру миску и ставлю её на стол. Любовь Алексеевна, ничего не говоря, возвращает её назад. Странно. Пытаюсь шутить:

- А огурчики на десерт оставляешь? К чаю?

Но шутка, похоже, не удалась. На лице Любови Алексеевны ни тени улыбки. Брови её резко вскидываются вверх.

- Почему к чаю? Это вообще не для еды - для маски. Маска для лица из огурцов является замечательным средством, улучшающим состояние кожи в домашних условиях…

Ну, вот завелась! Теперь её не остановить!

- Огуречные маски прекрасно увлажняют, питают, насыщая кожу полезными веществами, разглаживают морщины, осветляют пигментные пятна, избавляют от угревой сыпи, прыщей..

- У тебя нет угревой сыпи и прыщей! – перебиваю я, пытаясь перекрыть этот мощный словестный поток.

Куда там! – как ничего не замечающий вокруг себя токующий тетерев, Любовь Алексеевна, меня не слышит, продолжая тараторить.

- … такие маски помогают женщинам хорошо выглядеть в разные периоды жизни и дают почти мгновенный результат. Полезны для всех типов кожи. Огурцы состоят на 95% из воды, которая по своим свойствам приравнивается к дистиллированной. В их состав входят витамины С, PP, В, калий, йод, клетчатка, и другие полезные вещества…

- Хватит, хватит, хватит! – кричу я и затыкаю уши ладонями.

Любовь Алексеевна замолкает. Губы её поджаты. Наступившая тишина не скрывает свою зловещность.

- К черту маски, - успокоившись, я готов к примирению. - Чего нам ссориться из-за каких-то огурцов? Давай их лучше сейчас съедим. Салат из огурчиков с редисочкой и зеленым лучком, заправленный оливковым маслицем, – что может быть весной вкуснее?

- Сам делай себе этот гадкий салат! – Любовь Алексеевна берет миску с огурцами и резко толкает её в мою сторону. Та движется по гладкой поверхности стола, останавливаясь на самом его краю.

- Один огурчик все же оставлю тебе на маску, - примирительно говорю я, еще надеясь погасить разгорающийся костер ссоры.

Но к примирению Любовь Алексеевна явно не готова. Она срывает с себя кухонный фартук и, со злостью бросив его на спинку стула, уходит из кухни.

Ну, вот хотел, как лучше, а получилось… Надо мириться, и первый шаг тут должен сделать я.

Подхожу к комнате, куда ушла Любовь Алексеевна. Дверь плотно закрыта, за ней явственно слышатся всхлипы. Какой же я болван - довел женщину до слез! Дались же мне эти огурцы! Чувствую, как меня начинает грызть совесть, настойчиво требующая, чтобы я немедленно извинился. Ладно, раз надо, - значит, извинюсь. Стучу в дверь. В ответ, вперемежку со всхлипами, в меня летят тяжелые словестные снаряды:

- Убирайся! Видеть тебя не могу. Уходи из моей жизни. Навсегда!..

Мда, чего-чего, а такого я не ожидал. Что значит уйти навсегда? Навсегда-навсегда что ли? Да пожалуйста! Чувствую, что во мне закипает кровь, а грызущая совесть начинает трансформироваться в громко аплодирующую мне злость: мол, молодец, так и надо, Юрий Николаевич! Так и надо! Не уступай! Мужик ты или тряпка? Накажи эту подверженную истерикам женщину! Уйди навсегда. И тогда она поймет, кого потеряла, что, глупая, наделала. Начнет рвать не себе волосы, да уже будет невозможно что-то исправить.

Беру ручку, листок бумаги. Сажусь за кухонный стол, быстро пишу: «Любимая, если я тебе понадоблюсь, ищи мой труп на дне Ангарского пруда».

Перечитываю написанное - прекрасная прощальная записка получилась. Четкая. Лаконичная. Умная. Графологи подтвердят: написана не дрожащей, а твердой рукой настоящего мужчины, который ничего не боится и прекрасно знает, как надо кончать нелегкую семейную жизнь.

Я представил: тихий майский ветерок чуть морщит водную гладь Ангарского пруда. Меня, безжизненно обмягшего, достают из воды и кладут на прибрежную траву. Лежу недвижимо В середине пруда, беспечно суча перепончатыми лапками, торжественно-красиво плывет пара серо-коричневых диких уток, не осознающих всей трагедии данного момента. Я продолжаю не подавать признаков жизни. Глаза закрыты, оттого в них не отражается чудная синь майского неба. К мокрым моим волосам налипла зеленоватая тина Зеваки, собравшиеся вокруг меня, молча стягивают с себя головные уборы. Среди этой молчаливой толпы, возможно, найдется смельчак, который наклонится ко мне, чтобы, не побрезговав, сделать искусственное дыхание рот в рот.

Мне нравится картина, которую я нарисовал себя. Красивая. Волнительная. Одно только «но»: я не гномик какой-то, мой рост 182 сантиметра, а Ангарский пруд мелкий, таким, как я, утонуть там невероятно трудно. Придется изрядно помучаться, чтобы утонуть. Я представил, сколько раз мне придется отчаянно бросаться в воду, а та еще холодная – бррр! - кому в такую захочется лезть? Нет-нет, в пруд не полезу.

Немного поразмышляв, вычеркиваю слова «на дне Ангарского пруда», а сверху над ними делаю поправку. Получается так: «Любимая, если я тебе понадоблюсь, ищи мой труп за барной стойкой». Перечитываю написанное. Да, несомненно, новый текст гораздо лучше прежнего. Хорошо продуманное решение - достойнее и приятнее, чем идея лезть в холодную воду. Надо именно так: иду в бар, напиваюсь там сначала в стельку, потом вдребезги, в лоскуты, далее до положения риз, в дымину, до опупения, наконец, в усмерть и, сказав бармену последнее: «Мне еще сто грамм водочки», замертво валюсь на заплеванный вонючий пол. Пусть всю оставшуюся жизнь Любовь Алексеевна укоряет

себя, как же она могла допустить, чтобы Юрий Николаевич напился до свинячего состояния, ведь никогда раньше он такого себе не позволял.

Я иду в комнату переодеться. Достаю свежую, хорошо отутюженную рубашку и выходной костюм. Даже, упившись, уронив буйную головушку на стойку бара, нужно выглядеть достойно, как джентльмен, попавший в трудную жизненную ситуацию

Переодеваюсь не спеша - мне не хочется уходить, не увидев, как, выйдя на кухню, и прочитав мою талантливо написанную записку, Любовь Алексеевна станет заламывать руки, биться головой о стену и причитать: «На кого же ты меня, сироту, оставил, любимый мой Юрий Николаевич? Какая же я была дура, что не сберегла тебя...».

И дождался - слышу, как Любовь Алексеевна идет на кухню. Там она остается недолго и вновь возвращается в свою комнату. Как ни прислушиваюсь, никаких ударов головой по стенке не слышу. Не слышны и горькие причитания, вой безудержного человеческого отчаяния. Странно, почему? За разгадкой приходится вновь идти на кухню. Там на столе всё так же лежит мой листок. Но к моей записи сделана приписка. Я поправляю очки и читаю: «Труп! Когда будешь возвращаться домой, не забудь купить батон хлеба».

Непонятно, так будем мы сейчас обедать или сначала мне всё же придется сходить за хлебом.