XIV

 Снова вечер. Под зеленоватым абажуром включился ночник. В больничной палате то и дело слышатся стоны, но особенно громко и часто они доносятся с крайней койки, где уже десять дней лежит Коля. К счастью, после падения к каналу он не успел слишком сильно замерзнуть, его обнаружили почти сразу, да и ушибы были не настолько серьезными. Однако нервное потрясение, которое все то время испытывал мальчик, сделало свое дело и перешло в горячку. То и дело Коля беспокойно мечется по подушке головой, ничего не сознавая и никого не узнавая. Его часами бросает то в жар, то в холод, а с запекшихся губ срываются сумбурные, едва различимые слова:
 - Нет... я не виноват, Я не хотел кидать в тебя снежок со льдом... Ваня, поверь, я не хотел, клянусь! Не умирай... тут так страшно, так холодно и темно... Нет, боже, пускай лучше я, чем он... мы же друзья...
 Когда ему вливают очередную ложку лекарства, Мансуров вроде бы затихает, но вскоре его бред переходит в крик:
 - Нет, мама! Мамочка! Не уходи! Не оставляй меня! Они меня убьют... И директор гимназии и все учителя... У историка клыки как у зверя, он бежит сюда... А-а-а!
 Слышать все это и видеть состояние Коли невыносимо для всех его товарищей, которые украдкой приходят его проведать. И Хорек, и Голубь, и Принц все эти дни ходят бледные и расстроенные, не зная, чем можно помочь. Но особенно тяжело знать о состоянии Коли Ивану, который, кстати, уже почти оправился и лежит в другой палате. После удара ледяным снежком он не пострадал слишком сильно, височную кость не задело, и уже через два дня Жибер сам уверял родных, что произошедшее с ним не было злым умыслом Мансурова. Иван помнил, что Коля действительно швырнул в него снежок не глядя, и еще раз повторил, что они давно не враждовали. Его словам поверили, но не сразу рассказали о том, что теперь Коля лежит здесь же. И когда Иван наконец узнал, что произошедшее может стоить Мансурову жизни... Как и прежде Коля, он не на шутку испугался, виня себя в случившемся. Едва ему разрешили встать, Жибер тоже попытался навестить Колю, но не смог долго смотреть на несчастного, чтобы не разрыдаться. Вернувшись к себе, Иван то и дело вспоминал бледное лицо друга и его слова "Прости меня, я не хотел... я не хотел, Ваня..." Стиснув зубы до хруста, Жибер схватился за голову, стараясь только не трогать черную повязку, а затем зарылся лицом в подушку, повторяя одними губами:
 - Это из-за меня... Все из-за меня... Если Коля умрет, то по моей вине, я не должен был тогда с ним ссориться, а теперь... Нет, если так случится, то я тоже не должен жить... и не хочу... я просто не могу...
 Кое-как скрепившись, Иван, дождавшись, что никто за ним не наблюдает, опустился на колени и стал молиться, почти без слов, лишь называя имя Господа и Пресвятой Богородицы, только бы Коля поправился.
 
 В один из дней, когда к Коле пришла мама и, как обычно, склонилась над ним, не сдерживая слез, она услышала, как кто-то тихо окликнул ее за спиной. Обернувшись и увидев Ивана, она сразу поняла, кто это, да и повязка еще выдавала. С трудом стараясь не плакать, молодая женщина проговорила:
 - Ты ведь теперь знаешь, он не хотел причинить тебе боль...
 - О, я знаю, я все знаю. И я все бы отдал, только бы... только бы он выжил!
 С этими словами Жибер сам не выдержал и расплакался. Мать Коли нежно, точно родного обняла его за плечи, а потом прижала к себе. Так стояли они довольно долго, надеясь, что все-таки их молитвы будут услышаны.

 * * *

 Трудно сказать, с Божьей помощью или вследствие иных причин, но в конечном итоге Мансуров пошел на поправку. В одно январское утро, когда за окном слабо светило солнце, он впервые за долгое время сознательно открыл глаза.
 - Мама! - чуть слышно сорвалось с его губ.
 Женщина вновь заплакала, но на этот раз уже от счастья, а затем припала губами к рукам сына.
 - Коля... Коленька, мальчик мой! Слава Богу! - с этими словами его мама нежно обвила руками шею сына. Оба плакали, но улыбаясь, пока Коля наконец не спросил:
 - А теперь меня исключили из гимназии?
 - О, не беспокойся, все уже знают, что ты действительно не хотел причинять зла Ивану, и ты сможешь вернуться к друзьям как только поправишься. Родной мой, я так счастлива, что самое страшное наконец позади!
 Но глаза Коли неожиданно стали беспокойными.
 - А как сам Иван, он ведь не...
 - Сейчас тебя ждет сюрприз... - с улыбкой ответила молодая женщина, а затем громче сказала в сторону, - Ваня, зайди пожалуйста!
 Увидев Жибера уже поправившимся, пускай и еще взволнованным, Коля сперва не поверил своим глазам. Рана Ивана давно затянулась, швы зажили, и теперь о декабрьском происшествии напоминает лишь лишь круглой белое пятнышко рядом с виском.
 - Ваня, Ванечка... Ты живой! - еще не веря своим глазам произнес Коля.
 - А как же иначе, - улыбнулся Иван, тоже не скрывая появившихся слез, - не пугай только нас больше, хорошо?
 - Bien. - специально по-французски ответил Коля, и оба теперь уже засмеялись. Вскоре и остальные мальчишки узнали о том, что Сказитель чувствует себя лучше, и уже к февралю сможет снова радовать их новыми историями. Пускай Рождество и Новый Год они встретили в тревоге и печали, но теперь наконец их всех ждала радость.