Кашка с мятликом

Раннее лето. Мы с Сашкой, вымочив рукава в узкой канавке с водой, случайно найденной в зарослях молодой, совсем еще мягкой травы, тихонько лежим на животах под окнами детского сада. Сушимся, вытянув руки на солнышке и уткнув носы в пропитанную им траву. Нам хорошо.

Солнышко, нежное и доброе, греет сверху и нас , и беленькую кашку, ласкающую наши лица. Мы вдыхаем сладковатый теплый запах цветочных шариков, жмурясь незаметно поглядываем друг на друга. Сашка - мой сосед по детсадовской койке. Он всегда смотрит на меня и повторяет все мои действия. В тихий час я сплю на животе. Он делает тоже самое.Я лезу в канаву с водой, он - тоже.

Пальцы сами тянутся к малюсеньким узеньким лепесточкам кашки. Щипок и легкая , намеком, сладость нектара во рту. Сашка, на секунду задумавшись, тоже начинает щипать цветочки и целиком засовывает их в рот. Морщась глотает. Я хочу сказать ему, что не так нужно, но терплю. Голос подавать нельзя. Нас услышат и найдут. Уведут в воняющую горшками и хлоркой группу.

Молча и уже открыто переглядываясь, поедаем кашку. Я - по лепесточку, Сашка - целиком. Через минуту нас все-таки находят и, оторвав от травы, уводят в детский сад. Через две минуты нам напрочь портят весь кайф, засунув в рот ложку противного рыбьего жира и дав закусить его кисловатым черным хлебом.

Когда мы подрастем, мы будем так же отщипывать розовые лепесточки от шариков клевера и надкусывать их сладкие белые кончики. К тому времени Сашка научится точно копировать мои действия, и у него хватит ума не глотать соцветия клевера целиком.

С возрастом он становится чуток умнее и самостоятельнее. К примеру, сорвет соцветие мятлика , протянув его меж двумя пальцами и, спрятав руку за спину, хитренько спросит: петушок или курочка?

Кто не знает, что букетик с высокими травинками - петушок, с коротенькими – курочка, но мы долго будем рассматривать сорванное и спорить. Потому что я девочка, а он – мальчик. Мальчикам не положено соглашаться с девочками, а девочкам нельзя сразу уступать мальчикам.

Об этом я вспомню, когда мне впервые, как взрослой, подарят цветы в день моего рождения. Три астры. Розовую, сиреневую и белую. Я буду стоять, растерянно глядя на моего однокашника Алешу и радоваться. Радоваться, потому что Лешка самый красивый в нашем первом классе и все девчонки в него влюблены, но астры он подарил не девчонкам, а мне.

Лешка тогда решил, что после этого можно брать меня за руку по дороге в школу. Нет уж. Цветы - это очень приятно, но это не повод присваивать мою руку, мой портфель, а тем более душу. Душа просила чего-то особенного.

Это особенное скрывалось на старом кладбище близ военного городка, в котором прошли мои детство и юность. На кладбище было всегда тепло и тихо. В любую погоду. Высоченные, густо стоящие сосны укрывали и от ветра, и от дождя и даже от снегопада. Синие и мрачные, они тихо покачивали свои кроны где - то под самым небом, пропуская меж ними сияние звезд.

Старинные оградки и заброшенные могилы нисколько не пугали, а притягивали своими загадочными историями и тем таинством, в которое было особенно классно погружаться лет в 13-14. Сюда я затягивала каждого особо приглянувшегося мне пацана, имевшего неосторожность пригласить меня погулять.

Мы лазили меж заросших могилок, читая надписи на табличках и строя фантазии о жизни усопшего. Кладбищенская малина пугала и манила своей особенной сладостью. Содрогаясь, я срывала крупную яркую ягоду и - была-не была!- отправляла в рот. Бедному мальчишке ничего не оставалось как повторить за мной действо, в противном случае он считался бы не прошедшим испытание. Тот, кто выдерживал, прикипал надолго, тот, кто нет - отметался сам по себе.

Не помню, сколько было таких отметенных, но с возрастом прогулки меж кладбищенских сосен перестали быть манящими. Те горькие потери, что скрывали в своих тенях темные деревья, очень рано и непрошено вошли и в мою жизнь, заставив чаще искать и останавливаться взглядом совсем на иных творениях живой природы.

Говорят, когда грустно и тяжело на душе, нужно представить красивую картинку, ту которая наполнит энергией надежды и подарит теплую веру в то, что все лучшее исполнится. Исполнится, даже если не здесь и не сейчас. Я представляю солнечную кашку в мягкой траве и вспоминаю розовые астры и лохматый сиреневый мятлик в мальчишеских руках. Хочется верить, что где- то есть "мир солнечных грез, где нет боли и слез". Я знаю, что такого не бывает, но верить очень хочется.