Я - москвич!

Владимиру Алексеевичу Гиляровскому посвящается
26.11(08.12)1855 – 01.10.1935

«…Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него всего себя. Я - москвич!»
                В.А.Гиляровский


Бывает так, что ушедшие уже  люди иногда гораздо сильнее  вторгаются в нашу жизнь и влияют на нас, чем живущие рядом. То же самое происходит и со всем народом в культуре, ибо культура – это и есть душа, источник мудрости народной. Поэтому  так дорога память об ушедших великих талантах. Чем  бережнее наша память, тем глубже и объёмнее наша культура.
С детства Володя Гиляровский был отчаянным сорванцом и таким безобразником, «…что будь у меня такой сын теперь, в XX веке, я, несмотря ни на что, обязательно порол бы его", - сознался сам Гиляровский в своей «Книге скитаний». В восемь лет Володя потерял мать. Потом он вспоминал о  стихотворении, которое его мамочка сама  написала. Она читала его иногда по вечерам во время занятий рукоделием. Оно было про звёздочку, которая упала с неба, да так и погибла на земле… Мамочка его была дочерью управляющего имением, бывшего черноморского казака, Петро Ивановича Усатого, у которого помощником и служил отец Владимира, Алексей Иванович Гиляровский. На ней, шестнадцатилетней казачке, он и женился. Семья жила дружно в любви и согласии, свято соблюдая старинный русский уклад. Дома царил мудрый, веками сложившийся порядок. Отец с дедом рыбачили и охотились. Вечерами мамочка, Надежда Петровна,   и бабушка, Прасковья Борисовна, пели казачьи песни. И Володенька больше всего на свете полюбил эти вечера. Ох, даже дух захватывало, до чего песни эти были мощные, звучные, и слова в них словно соколы сильнокрылые,  парящие надо всей землёй, а порой до того тонко-нежные, что сердце разрывалось на части от чего-то жалостливого и затаённого, аж плакать хотелось… А рассказы дедовы о вольной Сечи об отважных усатых казаках… чуть что – сабли на голо и в бой, не щадя живота своего  За Родину! За Свободу и Честь! Что может быть более захватывающим!? Мамочка научила его читать лет  в пять. «Дед добыл откуда-то азбуку, которую я помню и сейчас до мелочей. Каждая буква была с рисунком во всю страницу, и каждый рисунок изображал непременно разносчика: А (тогда написано было «аз») — Апельсины. Стоит малый в поддевке с лотком апельсинов на голове. Буки — торговец блинами, Веди — ветчина, мужик с окороком…  А еще далее нравоучительное изречение вроде следующего: «Перед особами высшего нас состояния должно показывать, что чувствуешь к ним почтение, а с низшими надо обходиться особенно кротко и дружелюбно, ибо ничто так не отвращает от нас других, как грубое обхождение». Вот так-то…
А ещё любил Володя по болотам диким вологодским пробираться в раскольничьи скиты к «людям благочестия». Не один, конечно, пробирался. Со «знаемым человеком», своим «дядькой», беглым матросом стариком Китаевым. Китаев, а в действительности бывший крепостной солдат Василий Югов, прошедший на своей вынужденной службе «огонь, воду и медные трубы», бежавший от расстрела и живший в Японии, потом в Китае и давний друг отца и деда, заядлый охотник, научил своего воспитанника выживать в любых ситуациях, приёмам китайской борьбы, акробатике, плаванью, даже лазанью по деревьям. Володя буквально заслушивался его рассказами об испытаниях и издевательствах, выпавших на долю крепостного матроса, о жизни на необитаемом острове после побега, о странствиях вокруг света и  поражал воображение мальчика гораздо больше, чем книга о Робинзоне Крузо. И бесстрашный, великодушный, непобедимый  Китаев стал первым героем Володи Гиляровского, не книжным, а самым настоящим, истинным героем и другом! «Мы были неразлучны…»  И через болота к раскольникам Володю водил Китаев.  А  такое путешествие от любого добровольца, а тем более, от ребёнка, требовало немалого мужества и сил истинно богатырских. Шесты трёхсаженные в помощь себе брали. «Возьмешь два шеста, просунешь по пути следования по болоту один шест, а потом параллельно ему, на аршин расстояния - другой, станешь на четвереньки - ногами на одном месте, а руками на другом - и ползешь боком вперед, передвигаешь ноги по одному шесту и руки иногда по локоть в воде, по другому. Дойдешь до конца шестов - на одном стоишь, а другой вперед двигаешь …попадешь в болотное окно, сразу провалишься - и конец. А то чуть с кочки оступишься - тина засосет, не выпустит сверху человека и затянет…» Люди те, раскольники, жили честно и чисто, не имея связи с внешним миром. Как рождались там, так и умирали в старости. А ногтей не стригли, «потому, что они веровали, что рай находится на высокой горе, и после смерти надо карабкаться вверх, чтобы до него добраться,- а тут ногти-то и будут нужны…» Для чего же Володе Гиляровскому были нужны эти опасные походы по диким болотам? Оказывается, «уж очень хорошими пряниками горячими с сотовым медом угощала меня мать Манефа…» Но, думается, не только пряники привлекали Володю Гиляровского. Его уникальный, необычайно живой, сердечный интерес к русскому человеку, к его внутреннему устроению, верованию, к быту,  родился в нём, наверное, вместе с ним самим. Отсюда все его искания, стремление всё испробовать на своей шкуре, оказавшись внутри ситуации, чтобы составить правильное мнение обо всём. Такое глубокое, бескорыстное  сердечное внимание к людям бывает очень редко.
Когда  не стало любимой матушки, Надежды Петровны,  отец женился  на Марии Ильиничне Разнатовской. Мачеха оказалась женщиной доброй и полюбила своего  пасынка как собственного сына. Но когда Володенька попал в семью дворян Разнатовских, ему так и не удалось одолеть науку светских манер. Его детство, проведённое в дремучих, девственных лесах Вологодских, где «медведи пешком ходят, а волки стаями волочатся», сказалось так сильно, что никакие разнообразные методы воспитания не могли исправить вольнолюбивый характер этого отчаянного мальчишки. Свобода была для Володеньки Гиляровского превыше всего.  И какой же скучной ему показалась учёба в гимназии! Многочасовое сидение за партой, однообразные лекции порой бездарных учителей, зубрёжка, чистописание, а главное,  телесные  наказания, которые в его доме никогда не приветствовались. Разве мог Гиляровский со своим неуёмным, фееричным  характером, жаждущим приключений, вытерпеть эдакую пытку!? И в первом классе его таки оставили на второй год. Но что и следовало ожидать,  это не слишком огорчило мальчика. Пытаясь как-то скрасить однообразные гимназические будни, Володя принялся писать шуточные, хулиганские стихи и эпиграммы про своих товарищей-гимназистов и про учителей той самой Вологодской гимназии, в которой учился. И, надо сказать, его произведения пользовались большой популярностью. Как можно догадаться, Володя был очень способным и, несмотря на своё вольнолюбие, прекрасно владел русским языком,  освоил и французский язык - его переводы с французского оценивались весьма высоко. С благодарностью вспоминал Гиляровский лишь учителя истории и географии  Николая Яковлевича Соболева. «Он был яркой звездочкой в мертвом пространстве. Он учил шутя и требовал, чтобы ученики не покупали пособий и учебников, а слушали его. И все великолепно знали историю и географию.
- Ну, так какое же, Ордин, озеро в Индии и какие и сколько рек впадают в него?.. Так забыл, Ордин?.. Да и не трудно забыть - слова мудреные, дикие… Озеро называется Манасаровар, а реки - Пенджаб, что значит пятиречье… Слова тебе эти трудны, а вот ты припомни: - Пиджак и мы на самоваре. Ну, не забудешь?.. Всё хорошо запоминалось…»
    Николай Яковлевич Соболев и принёс  однажды Володе запрещённый тогда роман Чернышевского  «Что делать?», который произвёл на мальчика неизгладимое впечатление. И Рахметов, ушедший в бурлаки и спавший на гвоздях, стал его вторым героем, после воспитателя Китаева, конечно!
В восемнадцать лет, провалив  экзамены и не закончив обучение в гимназии, так и не одолев все премудрости приличного поведения  и добросовестной учёбы, Володя сбежал из дома без денег и документов, надеясь лишь на собственные силы. Оказавшись на улице, он вступил в артель бурлаков. В течение 20 дней  в общей лямке шел по Волге от Костромы до Рыбинска. Ещё бы! Ведь уже в пятнадцать лет он обладал богатырскою силою и уникальным бесстрашием. Даже на медведя ходил!  А ещё рассказывают, что он без труда ломал пальцами серебряные рубли, разгибал подковы. А однажды, будучи уже известным журналистом, Владимир Алексеевич решил удивить своего отца, и завязал узлом кочергу. В ответ отец, уже глубокий старик, рассердившись на сына за то, что он портит хорошие вещи,  тут же развязал и выпрямил кочергу. Да, богатыри не мы…
      Пожалел ли Гиляровский о своём побеге? Конечно, нет! Ведь его сердечное внимание, постоянно требующее и душевной, и духовной и физической работы, не давало покоя.  «Моя первая ночь на Волге. Устал, а не спалось. Измучился — а душа ликовала — и ни клочка раскаяния, что я бросил дом, гимназию, семью, сонную жизнь и ушел в бурлаки. Я даже благодарил Чернышевского, который и сунул меня на Волгу своим романом «Что делать»…
Кем только ни работал Володя Гиляровский, пытаясь понять внутренние душевные порывы русского человека, глубоко постичь его жизнь со всех сторон! И крючником, и табунщиком, какое-то время побыл в шкуре волжского бродяги. Трудился в Ярославле на белильном заводе купца Сорокина, на рыбных промыслах, был пожарным, объездчиком лошадей в калмыцких степях и даже циркачом Алексисом. Ещё в гимназии увлёкся цирком. Как-то попал в этот живописный, яркий, праздничный мир, да так всем сердцем там и остался. Увлёкся не на день и не на два, освоил акробатику, джигитовку и всерьёз решил стать цирковым артистом. Ведь именно на цирковой арене, как ему казалось,  он мог выплеснуть всю свою  мощь, клокотавшую внутри него и страстно требующую выхода! И во время своих скитаний он действительно выступал в качестве циркового наездника. Но нет… Опять не то! Поступил в Московское юнкерское училище, но и там дисциплина подвела, вернее, свободолюбие казацкое… Его отчислили. За что?  Естественно, за нарушение дисциплины! Он, как всегда, не стал унывать, а просто вышел в отставку и стал работать истопником в школе военных кантонистов. Потом наш непоседливый герой стал театральным актером. На каких театральных сценах он только ни выступал: и Тамбова, и Воронежа, и Пензы, и Рязани, и Саратова, и Моршанска, и Кирсанова и других городов России. Был ли он хорошим актёром? Да, несомненно, ведь для актёра очень важно иметь  доброе, чуткое, сострадательное  сердце и предельно внимательный взгляд, способный уловить малейшие оттенки переживаний человеческой души. Сколько же накопило впечатлений о жизни русского человека огромное, ещё очень молодое, но столько пережившее и перечувствовавшее сердце Владимира Гиляровского! Актёром он не остался. Когда началась  Русско-турецкая война в 1877 году, он как истинный русский богатырь пошёл добровольцем воевать: «За Родину, за Свободу и Честь!» Служил на Кавказе,  в 161-ом Александропольском полку в 12 роте, не мог не отличиться, благодаря своей отчаянной храбрости и предельно внимательного взгляда, попал в ряды военной элиты – в разведку и получил высокие награды: Знак Отличия Военного ордена святого Георгия IV степени, медаль «За русско-турецкую войну1877-1878» и медаль «В память 300-летия дома Романовых», которыми очень дорожил всю жизнь.
С местом своего оседлого проживания определился Владимир Алексеевич в 26 лет. Он приехал в Москву, чтобы заключить ангажемент на актёрской бирже, и влюбился в этот святой, древний, многоликий город. И после летних гастролей 1883 года по городам Поволжья с товариществом актеров во главе с В. Н. Андреевым-Бурлаком «сделался репортером». Точнее, журналистом, а ещё точнее, летописцем московской жизни во всех её областях, лицах  и событиях, «чтобы знали жители новой столицы…какова была старая Москва, как и какие люди бытовали в ней…»
Первые его репортажи были напечатаны в «Русской газете». Потом он довольно долго работал в «Московском листке» у журналиста, издателя и писателя Николая Ивановича Пастухова, который и стал первым наставником и учителем в этом непростом деле. Пастухов всегда требовал исключительной правдивости материала и в лице своего подопечного нашёл идеального исполнительного неутомимого сотрудника, готового ради горячего репортажа пробежать всю Москву и врезаться в гущу событий. Постепенно статьи Гиляровского стали появляться во многих изданиях, благодаря чему эти издания расходились с невероятной быстротой. В 1912-1914 годах он придумал рубрику «Московская старина», в которой  и начал печатать исторические очерки. А так же появилась рубрика «Заметки театральной крысы», которые создавались в зрительном зале частного русского театра, основанного Фёдором Адамовичем Коршем. Гиляровский остался верен театру до конца своих дней. Последнюю свою книгу он так и назовёт «Люди театра», и она не только о знаменитых актёрах, а обо всех работниках театральных подмостков: и плотниках, и переписчиках ролей, и суфлёрах. Популярность  московского  журналиста стала настолько высока, что любой московский извозчик знал его адрес. Стоило сказать: «К Гиляровскому!» и этого было достаточно, чтобы вас домчали до гостеприимного, хлебосольного, уютного дома, полного любовью  и заботой друг о друге. Дом этот находился  в Столешниковом переулке, где Владимир Алексеевич жил с 1886 до 1935 года со своим семейством, возглавляемым дорогой супругой Марией Ивановной Гиляровской, готовой бесконечно ждать своего не менее дорогого, такого непоседливого супруга, которому всегда до всех и до всего было дело. 
Мощь московского богатыря Владимира Алексеевича Гиляровского восхищает и поражает. Образ журналиста, казалось бы, никак не связан с ним. С фотографии смотрит эдакий лихой казак в папахе, чуть сдвинутой на бок, с длиннющими, закрученными  усами, взгляд горящий, пронизывающий, отчаянный. Вот-вот схватится за саблю и…  в бой: «За Родину, за Свободу и Честь!»… Недаром он позировал художнику Илье Ефимовичу Репину для создания образа смеющегося казака в картине «Запорожские казаки пишут письмо турецкому Султану» и  скульптору  Николаю Андреевичу Андрееву     для создания образа Тараса Бульбы на барельефе  знаменитого памятника Николаю Васильевичу Гоголю. Вот такие дела!  Казалось бы, журналист – профессия кабинетная, получил задание и описывай себе события, чтобы интересно да складно было. Но нет, не так… Каждое дело отдачи требует. Не просто заинтересованности, а всего нутра твоего, всей души, всей жизни твоей! Только так можно оказаться внутри события и, рискуя жизнью, перестрадав вместе со всем народом трагедию 1896 года на Ходынском поле, произошедшую на церемонии  коронации  царя Николая  II, где в жуткой давке погибло множество народа,  суметь рассказать о катастрофе  так правдиво, так точно и  пронзительно, душу свою разорвав от сочувствия к пострадавшим... 
Или описать во всех подробностях ужасный ураган 1904 года, который пронесся по Москве опустошительной полосой от станции Карачарово до Сокольников в направлении Ярославского шоссе, оставив после себя значительные разрушения и человеческие жертвы. Гиляровский писал, что «по счастью» оказался в центре разрушительного смерча, всё прочувствовал изнутри и имел возможность помогать пострадавшим, о чём, впрочем, он никогда не рассказывал: «В 7 часов мы с моим спутником поехали в город и до самого дома не обменялись ни одним словом. Впечатление ужасное»…
Или, спрятавшись в туалете одного из вагонов служебного поезда, нелегально присоединиться к комиссии, прикинувшись её членом, и  принять непосредственное участие в расследовании Кукуевской железнодорожной аварии 1892 года. Тогда вследствие  размыва почвы весь состав провалился под железнодорожное полотно. К расследованию не допускали никого из посторонних. Но для Владимира Алексеевича преград ради справедливости не существовало. «… уже в конце раскопок я как-то поднялся наверх и встретил среди публики моего знакомого педагога — писателя Е. М. Гаршина… Он увидел меня и ужаснулся. Действительно, — обросший волосами, нечесаный и немытый больше недели, с облупившимся от жары загоревшим до черна лицом я был страшен…» В течение двух недель он посылал  репортажи в «Московский листок», в котором служил тогда…
Или рассказать о судьбе бездомных собак, об их ужасном житии-бытии после отлова. Для того, чтобы опять же изучить всю проблему изнутри, Владимиру Алексеевичу пришлось прикинуться несчастным владельцем потерявшейся собаки. Таким образом, он узнал подробности преступного собачьего бизнеса и жестокости этого предприятия. И после выхода статьи «Ловля собак в Москве» на собачьих бродяг  взглянули совсем по-другому …
 Одним  словом, Гиляровского можно было видеть на пожарах, наводнениях, обрушениях, и никогда он не оставался в стороне, помогал, чем мог, не думая о себе или о выгодных сторонах своего репортажа. Оперативность, честность, прямота, бескорыстность, бескомпромиссность  и доброта – вот те сокровища, которые сделали его для многих жителей «дядей Гиляем» и  самой настоящей достопримечательностью Москвы. Недаром Куприн написал о нём: «Скорее я воображу себе Москву без царя-колокола и царя-пушки, чем без тебя. Ты пуп Москвы…»
Но не только события интересовали Владимира Алексеевича. Чтобы представить времена Антона Павловича  Чехова, Александра Ивановича Куприна, Ивана Алексеевича Бунина, Исаака Ильича Левитана откройте книгу Владимира Алексеевича Гиляровского «Москва и москвичи». На её страницах живописные, подробные, с историческими зарисовками, реалистичные и вместе с тем поэтичные и захватывающие  картинки неспешной бытовой московской жизни 1880-х – 1890-х годов: и дворянства, и купечества, и городовых, и чиновников, и торговцев, и извозчиков, и строителей, булочников, и парикмахеров, и художников, и студентов,  трактирщиков,  сторожей, дворников и даже совсем уж непотребного люда - обитателей ночлежек Хитровки! Этой «гнилой яме» Москвы, приюту нищих отщепенцев, не сумевших определиться в этой жизни, не просто уделено  большое внимание. «Хитровка» одна из первых глав этой книги. И не только эта глава…  Его первая книга, которую он подготовил к изданию ещё в 1887 году, так и называлась «Трущобные люди». В ней он собрал свои очерки и рассказы о самом «дне человеческом», о судьбах людей, попавших на это «дно» и потерявшим человеческий облик волею независящих от них обстоятельств, или несправедливостью и непорядочностью властьимущих, или обмана мошенников.  Эту книгу тогда к изданию запретили. Антон Павлович Чехов, прочитав её уцелевший экземпляр, ужаснулся: «В отдельности могли проскочить и заглавия и очерки, а когда все вместе собрано, действительно получается впечатление беспросветное… Все гибнет, и как гибнет!» Беспросветность, видимо, возникала от искреннего порыва молодого автора протянуть руку этим несчастным людям, а, может быть, даже уныния, с которым не смог тогда справиться. Гиляровский писал правду о том, что видел и слышал. И его чистая, сострадательная и сильная душа кричала от боли. Невозможно забыть его старика-бродягу из рассказа «Человек и собака». Он погиб в полном одиночестве. Его единственного друга  - собаку поймали «ловчие»… и некому теперь слово сказать, и некому погреть промёрзшие ноги.  Но, самое удивительное, умирая, он радовался, что его любимая Лиска в тепле и накормлена.  Да, несмотря на жуткие обстоятельства жизни, и эти люди умеют любить… И Гиляровский свято верил в эту их любовь и поэтому «Дядю Гиляя» не просто  уважали, ему доверяли… эти озлобленные на всех и на вся, потерявшие всякую надежду люди доверяли этому потрясающему человеку! Но, впрочем,  в этом нет секрета – ведь для Гиляровского эти люди су-щест-во-ва-ли! Они тоже жили, страдали, болели, скорбели! Он не мог пройти мимо человеческого горя и просто закрыть глаза. Эти несчастные были  потерянными для общества, но не для Гиляровского. Своим великим великодушием он заставил их, хотя бы отчасти, поверить в Любовь, Честность  и Доброту. Он  защищал, помогал, сопереживал, заботился, словно добрый и мудрый отец, глубоко чувствовал всю глубину горя и страданий всех этих обездоленных, выброшенных за борт, растерзанных и униженных людей. Владимир Алексеевич бесстрашно ходил по самым опасным закоулкам Хитровки и, конечно, никому и в голову не приходило тронуть «дядю Гиляя»! В 1892 году Владимир Алексеевич привел сюда прославленных режиссёров МХАТа: Константина Сергеевича Станиславского и Владимира Ивановича Немировича-Данченко, задумавших создать спектакль «На дне» по пьесе Алексея Максимовича Горького. Честно говоря, их серьёзно отговаривали от этого опасного предприятия. Но наши славные режиссеры всё-таки решились спуститься, чтобы своими глазами посмотреть, прочувствовать и хотя бы прикоснуться к этому самому «дну», о котором в душевном порыве сострадания  захотели рассказать своим зрителям. Когда Хитровку уничтожили, её правдивые картины остались в декорациях этого памятного спектакля МХАТа, опять же благодаря Гиляровскому.  Гиляровский многих приглашал побродить в трущобах. Но далеко не многие могли пройти и половины его пути…
Сколько же самых дальних улочек, закоулочков, переулочков было исхожено неутомимым журналистом, чтобы рассказать обо всех новостях столицы её жителям, тронуть самый потаённый уголок каждой души и вызвать сочувствие, любовь и доброту своими удивительными, простосердечными репортажами… «Люблю Москву. Она больше всего теперь занимает меня... И я готов преклоняться перед ней до потери сил…»
P.S. В 2015 году в Вологде произошло грандиозно-памятное событие! Администрация города передала старинный  дом, что по улице Чернышевского, 15,  Вологодскому отделению Союза российских писателей под Литературную резиденцию «Дом дяди Гиляя». Вот так-то…