de omnibus dubitandum 111. 128

ЧАСТЬ СТО ОДИННАДЦАТАЯ (1902-1904)

Глава 111.128. ВЕСЬ БУНД И СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЯ…

    Теперь евреи стали руководителями, зачинщиками во всех антиправительственных движениях. Весь этот Бунд и социал-демократия – все евреи. Правда, находятся между ними и лица других исповеданий, но они являются как подстрекаемые, подстрекателями же являются евреи.

    В гимназии евреи развращают молодежь, в университете сходка – евреи. Вообще евреи теперь нахальны, непокорны, потеряли всякое уважение к власти. Посмотрите, господа, нижний полицейский чин не имеет теперь никакого значения, его не признают.

    Всегда и всюду евреи выражают полное неуважение, нетерпимость к христианам… Вы пропагандируете среди нецивилизованного населения непокорность, борьбу с правительством, но масса русская этого не хочет и обращается против вас самих. Вот до чего вы довели. Помилуйте, когда это слыхано было, чтобы евреи вооружались, стреляли в войска, которые вас же защищали?

    Ведь эдак не вам от нас, а нам от вас приходится защищаться. Мне жаль, душевно жаль пострадавших невинных жертв. Но, господа, вы сами виноваты, и вы несете на себе нравственную ответственность перед вашими единоверцами за все происшедшее» {Цит. по: Платонов О.А. Война с внутренним врагом. М., 2012. С. 1030–1031}.

    «Беспорядки, как известно, возникли из-за мелкой ссоры еврейки-торговки с лесником. Этот пустой повод вызвал яркое проявление еврейской сплоченности и наглости. Лесника мгновенно окружили десяток евреев и жестоко били его; все присутствовавшие на базаре христиане в числе 80–90 человек явились на выручку леснику, но толпа евреев возрастала сотнями, причем в ход было пущено различное оружие: кинжалы, стилеты, ножи (кошерные) и даже револьверы; свалка закончилась чрезвычайно неблагоприятно для христиан; в особенности, гнусно вели себя расходившиеся с оружием в руках подростки, один из которых ни за что проколол стилетом старика нищего, торговца метелками из перьев.

    Среди публики, уговаривавшей обе стороны прекратить бой, оказался помощник начальника железнодорожных мастерских, инженер К., которого в числе остальных христиан страшно избили. Ввиду того, что русских на площади было ничтожное количество, победоносное для евреев побоище закончилось сравнительно быстро и подоспевшие чины полиции остановили бой.

    30 и 31 августа были праздники, 1 сентября рабочие узнали о несчастии с их любимым инженером К. и решили идти в город отомстить евреям. С 12-часовым гудком они двинулись через Либавское полотно (речь идет о Либаво-Роменской железной дороге. – Л.С.), с первых же шагов начав разгром еврейских квартир; кричали, чтобы христиане выставляли на окнах иконы; ни насилий над евреями, ни грабежа совершенно не производили, но уничтожали различные предметы имущества, били окна, зеркала; разгром успели учинить в нескольких окраинных улицах.

    Осведомленные немедленно о происходящем огромные толпы вооруженных евреев направились навстречу рабочим, решив не дать себя отнюдь в обиду; из отобранного впоследствии у евреев оружия оказалось множество новейшей конструкции револьверов (наганы), бьющих на 400 шагов, и между прочим 80 экземпляров кистеней; на эластичной спиральной пружине прикреплен свинцовый шар (несколько футов), другим же концом при помощи ременной петли кистень надевается на руку, и, таким образом, при действии он бьет как бы вдогонку, нанося при удаче смертельные удары; фабрика этих кистеней была открыта в том же Гомеле.

    Евреи и тут бы одержали верх, но 13 августа по совершенно случайно измененному расписанию возвратился Абхазский пехотный полк с маневров в город; это было огромное счастье для жителей, иначе бедствие приняло бы грандиозные размеры. Евреи проявляли небывалую смелость. Появившихся на месте погрома солдат встретили камнями и стрельбою из револьверов; рассвирепели и железнодорожные рабочие, которых 6-я рота полка быстро изолировала от рвавшихся в бой евреев.
   
    Тщетно полиция и офицеры уговаривали обе стороны прекратить безобразия и расходиться. Над ухом ротного командира прожужжала пуля; с балкона ближайшего дома раздалась пальба. Вдруг пронесся слух, что убит один офицер; озлобленные рабочие и на евреев, и на солдат, мешающих им, и еще более возбужденные евреи начали сильнее наскакивать на роту.

    Исхода не было: дали залп под ноги евреям и в другую сторону, под толпу русских. Буйствующие начали быстро рассеиваться, и в узких улицах участников начали забирать под арест.

    В дом, с балкона которого стреляли, был послан патруль из трех солдат и унтер-офицера; последнего встретила с револьвером в руках дама, выстрелившая дважды, но промахнувшаяся.

    Унтер-офицер ударил ее прикладом, но сам свалился под двумя ударами по шее каким-то режущим орудием; за дверью сбоку оказался еврей; солдаты забрали его» («Виленский вестник») {Цит. по: Платонов О.А. Война с внутренним врагом. М., 2012. С. 1031–1032}.

    «25 и 26 сентября особым присутствием виленской судебной палаты здесь рассмотрено было дело по обвинению 11 евреев по 271-й и 315-й статьям Уложения о наказаниях, т.е. о сопротивлении властям и оказании препятствий к задержанию преступных лиц.

    Дело это еще с самого возникновения наделало много шума, и сущность его передавалась в различных вариациях. Дело разбиралось при закрытых дверях: в зал суда были допущены представители администрации и родственники обвиняемых.

    Защищали подсудимых: петербургские поверенные присяжный поверенный Переверзев и помощник присяжного поверенного Гинзберг, московский присяжный поверенный Стааль, киевские – Шишко, Шейнман и слуцкий и минский помощник присяжного поверенного Ентыс.

    По обвинительному акту и по известным нам данным дело заключается в следующем: в ночь на 5 апреля текущего года пристав г. Пинска произвел обыск у четырех местных евреев по подозрению их в политической неблагонадежности и, задержав их, отправил в полицейский участок.

    На другой день громадная толпа евреев окружила полицейский участок, где содержались арестованные приставом 4 человека, и произвела разгром. В участке тогда находилось двое городовых, и толпа, нахлынув в участок, освободила арестованных лиц, городовым пришлось бороться с остервенелой еврейской толпой, забросавшей их камнями, палками и железом. Со стороны толпы по адресу городовых последовали даже выстрелы.

На фото. Еврейская самооборона в Кишиневе, примерно 1905 г.

    Произошла свалка, во время которой с обеих сторон последовало несколько выстрелов, причем находившаяся в толпе Шейндля Корж была ранена двумя пулями. Между тем преступники, содержавшиеся в участке, скрылись.

    Толпа разбежалась, причем городовые никого не арестовали. Возникло следствие о разгроме полицейского участка и о воспрепятствовании полиции арестовать преступных лиц.

    По этому делу арестовано было 23 человека. Собрать и установить веские улики удалось лишь по отношению к 11 лицам, которые и были преданы суду по обвинению по 271-й и 315-й статьям уложения о наказаниях, а остальные были переданы в распоряжение жандармской власти.

    После двухдневного разбирательства суд вынес следующую резолюцию: мещанина Мокшу Шермана, Сендера Кушнера и Шейндлю Корж лишить всех прав и преимуществ и заключить первых двух в исправительные арестантские отделения на 1,5 года, а последнюю – в тюрьму на 1 год. Арона Гухмана, Овсея Пегуна и Янкеля Гольдберга – к 8-месячному заключению, остальные пять… оправданы» («Санкт-Петербургские ведомости») {Цит. по: Платонов О.А. Война с внутренним врагом. М., 2012. С. 1032–1033}.

    И подобного рода свидетельства можно продолжить…

    Вывод из всего сказанного можно сделать следующий: еврейские погромы 1903 года (в том числе и Кишиневский) спровоцировали сионистские вожди (политически активная часть еврейства), умело используя при этом противоречия между коренным населением и евреями (прежде всего, еврейскими арендаторами и торговцами, деятельность которых возмущала широкие народные массы).

    Кишиневский погром имел далеко идущие последствия для общественно-политической ситуации в России. После погрома, пишет составитель сборника документов «Кишиневский погром 1903 года» {Кишиневский погром 1903 года: Сборник документов и материалов / Сост. К.Л. Жигня, Я.М. Копанский, И.Э. Левит, Е.Д. Максименко. Ред. Я.М. Копанский, А.А. Берзой, К.Л. Жигня. Кишинев, 2000}  К.Л. Жигня, «и социалисты, и сионисты использовали трагические события в Кишиневе для активизации борьбы с царским режимом, для привлечения в свои ряды новых сторонников» {Цит. по: Шорников И.П. Общественно-политическая и литературная деятельность П.А. Крушевана. Автореф. дис. … к. ист. н. М., 2011. С. 30}.

    Для российских радикалов, писал А.И. Солженицын в книге «Двести лет вместе», Кишиневский погром был счастливым случаем в борьбе. «В этой борьбе со стороны либерально-радикальных, а тем более революционных кругов был жадно желаем любой факт (или выдумка), кладущий пятно на правительство, – и не считалось предосудительным никакое преувеличение, искажение, подтасовка – лишь бы только сильней уязвить правительство.

    «Гибель нескольких евреев, втянутых сионистами в борьбу против русской власти и русского народа, представлялась антирусской печатью как еврейский погром, факты же убийств сионистами тысяч русских патриотов намеренно замалчивались.

    Еврейской печатью был создан миф о массовых еврейских погромах. Миф этот распространяется сионистами до сих пор» {Платонов О.А. Война с внутренним врагом. С. 1036}, – пишет, анализируя последствия Кишиневского и других еврейских погромов, О.А. Платонов.

    Вскоре после Кишиневского погрома еврейский террорист Пинхус Дашевский пытался совершить покушение на П.А. Крушевана, однако оно закончилось неудачей {Подробнее см.: Российская еврейская энциклопедия: 1994 – … (2-е продолж. изд., испр. и доп.). Т. 1. М., 1994. С. 417}.

    Дашевский, юноша-сионист, студент-юрист, начитавшись либеральных газет, уверовал в то, что именно Крушеван являлся главным вдохновителем Кишиневского погрома. Он купил в Киеве револьвер и финский нож за 6 рублей 75 копеек и вскоре прибыл в Петербург, где в то время находился правый публицист и политик.

    На Невском проспекте ему удалось выследить Крушевана и нанести ему удар ножом. Вот как описал это происшествие сам преступник в полицейском протоколе от 4 июня 1903 года: «Хотя у меня был заряженный револьвер, но я решил убить его ножом, опасаясь, что во время выстрела у меня дрогнет рука и я могу случайно убить кого-нибудь неповинного, проходящего по улице.

    Нагнавши Крушевана на мосту, я сначала схватил его сзади за шею, а затем, выхватив нож, находившийся у меня открытым во внутреннем боковом кармане пиджака, нанес Крушевану удар в шею, а сам бросился к стоявшему городовому, желая отдать себя в руки властей и заявить о совершенном мною убийстве.

    Не отдаю себе отчета, почему я ограничился одним ударом, не помню, каким образом, но после удара Крушеван схватил рукою за нож, и он оказался у него в руке» {Кишиневский погром 1903 года: Сборник документов и материалов. С. 91}.

    Рана, нанесенная Дашевским, оказалась неопасной, так как удар пришелся на костяшку в воротничке накрахмаленной рубашки Крушевана.

    Преступник тут же был схвачен русскими людьми и подвергся наказанию по суду, был приговорен к заключению на пять лет, однако, благодаря стараниям его адвоката Оскара Грузенберга, через некоторое время вышел на свободу. Впрочем, сам несостоявшийся убийца закончил свой жизненный путь весьма печально, а именно «погиб во чреве ГУЛАГа» {Хазин М. От князя Мирского к Гене Зингеру и Крушевану // Сетевой журнал «Заметки по еврейской истории». № 4 (163). 2013. Апрель}.

    Сам же правый публицист признавал, что вследствие начавшейся против него травли со стороны либеральных сил он чувствует себя как на осадном положении. Поэтому Крушеван вынужден был постоянно носить с собой револьвер, называя при этом себя «жертвенным борцом с еврейским засильем» {Цит. по: Степанов А.[Д.] Крушеван Павел (Паволакий) Александрович // Большая энциклопедия Русского народа. Русский патриотизм. С. 385}.

    В письме к В.И. Андреевскому он отмечал, что желает «прекратить эту муку, – да обидно, думаю, что не скоро другой охотник найдется» {Цит. по: Степанов А.[Д.] Крушеван Павел (Паволакий) Александрович // Большая энциклопедия Русского народа. Русский патриотизм. С. 385}.

    После Кишиневского погрома репутация Крушевана как «антисемита», имевшая место и до погрома, усилилась, и он стал своего рода апологетом ненависти в глазах либерально-космополитических сил. Этому, естественно, способствовало и то, что сам Крушеван активно распространял в печати информацию о погромах, противоположную той, что распространяли либералы.

    По его словам, трагические события 6–7 апреля 1903 года являются столкновением между еврейскими революционерами и русскими патриотами. Одним из первых начал травлю Крушевана корреспондент американского журнала «Journal&American» Майкл Дэвитт. Это издание принадлежало Уильяму Херсту, американскому медиамагнату, основателю холдинга «Hearst Corporation», газетному издателю.

    Дэвитт специально посетил Кишинев и опубликовал серию статей, в которых намеренно демонизировал Крушевана (причем только его!), якобы сознательно готовившего почву для погрома, также обращая внимание на якобы имевшую место бездеятельность властей.

    Так начал создаваться миф о Крушеване как вдохновителе погромов. Этот миф сразу же подхватила либерально-еврейская печать. «Все убеждены, – писал, к примеру, корреспондент «Новостей», – что небывалый погром является следствием пропаганды г. Крушевана в “Бессарабце”, так как до нее у нас евреи очень хорошо уживались с местным населением» {Цит. по: Из общественной хроники. 1 мая 1903 // Вестник Европы. 1903. № III. С. 409}.

    Правда, анонимный автор «общественной хроники», размещенной в одном из номеров «Вестника Европы», выразил сомнение в том, что погром произошел только по вине Крушевана.

    «Весьма возможно, даже вероятно, что обвинения обоих корреспондентов в значительной степени преувеличены, что нет причинной связи между погромом и юдофобством некоторых органов печати; но едва ли можно отрицать, что оно служит одним из источников настроения, на почве которого возникают погромы», – высказал свое мнение анонимный журналист {Цит. по: Из общественной хроники. 1 мая 1903 // Вестник Европы. 1903. № III. С. 409}.


Рецензии