Смерть лицедея

                Мистическая фантазия
                в 2-х действиях


      Действующие лица:


Лавров Алексей Иванович -   артист, 45 лет;

Гость (Посланник)       -   мужчина неопределённого возраста;

Настя                -   студентка, 20 лет;

Юля                -   молодая актриса;

Налимов                -   заслуженный артист;

Надежда Петровна        -   жена главного режиссера, актриса.





                Действие первое

                Картина первая


          ( На сцене стоит кровать, на которой лежит человек. Рядом с  кроватью - тумбочка с телефоном, письменный стол,  кресло. Человек тяжело приподнимается с подушек и дотягивается до телефона)

Лавров:  - Алло, это «скорая»? Срочно приезжайте, мне кажется я
умираю. Как с чего я это взял? Мне совсем плохо: температура сорок, я весь горю и дышать совершенно не могу. Да, принимал и антибиотики,  и аспирин, но ничего не помогает. Почувствовал в обед: сначала голова разболелась, потом стало знобить, к вечеру вообще дурно…
Да откуда я знаю, какое у меня давление! Наверное, очень высокое: голова просто раскалывается. Лавров Алексей Иванович, артист. Я понимаю, что вам всё равно. Сорок пять лет. Адрес? Улица Победы шесть, квартира шестьдесят шесть. Жду, приезжайте, пожалуйста, скорее.

                (Тут же набирает другой номер.)

Лавров: - Алло, Люся? Это я, Алек.  Срочно приезжай ко мне. Я не
сошёл с ума, мне очень плохо. Да, знаю, что ночь, четвертый час, но мне нужна твоя помощь.  Куда пойти? Да ты понимаешь, что я умираю?! Ну и что, что ты не одна? Кому позвонить? Насте? Вот только её здесь не хватало. Чем она мне поможет? Своими восторженными взглядами? Ты хоть горчичники поставишь, а она? Ну, ты и стерва! Я же умираю!

( В комнату входит мужчина средних лет. На нём белый медицинский халат, из кармана торчит фонендоскоп, в руках у него медицинская сумка.)

Гость: - Кто здесь умирает? Вы?

Лавров: -  Я.  Но как вы вошли, дверь же закрыта?

Гость:  - Ничего подобного, она была открыта.

Лавров: - Не может быть.

Гость: - Может. Или я, по-вашему, в окно влетел?

Лавров: - Нет, но… А в прочем… Может я забыл её запереть?

Гость: - Я не понимаю, что вас больше волнует, дверь или ваше здоровье?

Лавров: - Конечно здоровье. Но вы так быстро приехали, просто на удивление.

Гость: - Вы же вызывали «скорую»? Вот я скоро и прибыл.

Лавров: - Да, очень быстро. Обычно….

Гость: - На что жалуетесь?

Лавров: - Очень плохо себя чувствую. Понимаете, днём мне стало не по себе.
          Когда  вернулся  домой  и померил температуру…

Гость: - Понятно.

Лавров: - Да что вам понятно, когда вы даже не осмотрели меня! Я сейчас разденусь!

Гость: - Не утруждайте себя, не стоит.

Лавров: - Как не стоит? А как же диагноз?

Гость: - Он уже готов: у вас пневмония -  двухстороннее   воспаление  лёгких.

Лавров: - Мне собираться?

Гость: - В этом нет необходимости.

Лавров: - Вы, наверное, не поняли, я имел ввиду…

Гость: - Я знаю: тапочки, спортивный костюм, зубная щётка.

Лавров: - Да.

Гость: - Ничего из этого вам не потребуется.

Лавров: - Да как же не потребуется?

Гость: - Очень просто, не потребуется и всё.

Лавров: - Но, вы же забираете меня в больницу? У  меня пневмония, воспаление
          лёгких.

Гость: - Разве я сказал, что забираю вас в больницу?

Лавров: - А куда же?

Гость: - Никуда. Пока мы останемся здесь, побеседуем с вами.

Лавров: - Как здесь?! И о чём мы будем беседовать?

Гость: - О многом. Нам есть о чём поговорить.

Лавров: -Погодите, я ничего не понимаю!  Вы врач?

Гость: - От части, в некотором роде.

Лавров: - Что значит в некотором роде?  Вы врач или не врач?

Гость: - Как вам сказать? Скорее санитар. Пожалуй,  именно так. Да, санитар.

Лавров: - Какой санитар?! Я вызывал «Скорую помощь». Вы из какого
          медучреждения?

Гость: - Пожалуй, за последнее столетие я впервые слышу подобное определение
         того места, откуда я прибыл. 

Лавров: - Вы сказали столетие?

Гость: - Я имею в виду последний, короткий отрезок времени моего бытия.

Лавров: - Да кто вы, чёрт возьми!

Гость: - А вот этого господина я бы не советовал вам упоминать, вдруг он
         исполнит ваше пожелание.

Лавров: - Нет, это какой-то бред. Стоп! Я понял,  в чём дело. Из-за
          высокой температуры я просто брежу, а вы моё кошмарное видение.
          Ведь так?

Гость: - Отнюдь. Должен вас разочаровать, дорогой Алексей Иванович.
         Всё происходящее так же реально, как ваш звонок некой актрисе, вашей
         коллеге по сцене и давнишней любовнице. 

Лавров: - Нет, я, видимо, просто схожу с ума.

Гость: - Это было бы для вас слишком  простым  решением.

Лавров: - Тогда в чём дело?! Вы можете мне толком объяснить, кто вы и
          зачем явились в мою квартиру?

Гость: (спокойно расхаживая по комнате и разглядывая всё, что в ней
        находится)
        - Кто я? О, любезнейший Алексей Иванович, у меня сотни имён, как
только меня не величают. Есть даже такие имена, как Сатана или Дьявол. Но это ещё что! Бывает и похуже, например, Вельзевул или  Левиафан. Дело в том, что все эти имена литературные, мифологические, не имеющие ничего общего с моим истинным предназначением. Но если вы спросите лично у меня, то скорее всего я бы назвал себя просто  Посланником  или Санитаром, хотя можно и Ангелом. Да, пожалуй, что Ангелом. И то и другое  верно по своей сути.

Лавров: - Нет, я точно брежу. Какой ангел, какой посланник? Откуда?

Гость: - А вот это уже ближе к теме нашего разговора. Назовём это так:   
         Посланник из другого, иного мира.

Лавров: - Так вы демон?!

Гость: - Ну вот, и вы туда же. Нет, я не демон, я Ангел.

Лавров: - Ангел? Да разве ангелы такими бывают?


Гость: - А какими они бывают? С крыльями и нимбом над головой?
Скажу вам по секрету, любезный Алексей Иванович, что все изображения  нас, Ангелов -  творения рук человеческих,  и они далеки  от нашего истинного воплощения.

Лавров: - Но я слышал, что ангелы бывают разные.

Гость: - Разве?

Лавров: - Конечно. Бывают ангелы  белые, а бывают чёрные.  Вы какой?
               
Гость: - Любезный  Алексей Иванович, ну, причём здесь цвет? Всё это полнейший
         вздор и выдумки темных, непросвещённых людей, как говорят у вас, бабушкины сказки. Все мы, Ангелы, одинаковы, с одними и теми же возможностями. Не скрою, они у нас очень и очень велики, как, впрочем,  и наши полномочия. И разница между нами лишь в том, какое поручение мы исполняем, но даже в этом случае мы по-своему одинаковы, так как служим во имя справедливости. Одним из нас поручено помогать людям, другим - наказывать.

Лавров:-  Я вот слушаю вас, ваши бредни, и понимаю, что, видимо,
          действительно схожу с ума.

Гость: - Теперь я вижу, что вы так ничего и не поняли, а жаль. Однако, я
         делаю вам снисхождение ввиду вашей болезни, и для того, чтобы мы
         могли  продолжить нашу беседу, мне придётся позаботиться о вас.
                (Гость легонько дунул на Лаврова)

Гость: - Ну вот, вам уже лучше?

Лавров: - (с изумлением озираясь по сторонам) Дьявол! Вот это да! Вот так
           фокус! Я здоров, я абсолютно здоров! Чувствую себя даже лучше, чем
           до болезни.

Гость: - Вы опять забыли о моём предупреждении.

Лавров: - Вы о чём?

Гость: - О том господине, которого вы только что упомянули. Вы что,
         действительно хотите его увидеть?

Лавров: - Нет, нет, извините, это вырвалось случайно. Но скажите,
          почему я не чувствую своих ног?
 
Гость: - Пусть сей факт вас не тревожит.  Это во избежание  не нужных
         осложнений. Ну что, милейший Алексей Иванович, теперь вы поверили 
         мне?

Лавров: -  Но поймите же и вы меня. Разве могу я  вот так  просто взять и
           поверить во всё, что вы говорите? Это просто не укладывается в
           голове! Больше похоже на дурной сон.
               
Гость : - То есть, вам мало того, что я среди ночи так легко появился в вашей
          запертой квартире, потом одним дуновением избавил вас от смертельно опасной болезни – этого всего вам мало, надо совершить ещё  что-то, чтобы вы окончательно поверили в реальность всего происходящего? Вам надо, чтобы я показал какой-нибудь дешёвый фокус?

Лавров: - Так всё-таки дверь была заперта?

Гость: - На все запоры. Итак,  вам требуется ещё  что-то невероятное?
         Только я не уверен, что даже после этого вы, в конце концов, одумаетесь и начнете мыслить трезво.

Лавров: - Но как вы не можете понять, что…

Гость: - Ни слова больше, я знаю наперёд всё, что вы хотите сказать.
         Конечно, я могу  продемонстрировать вам ещё  что-нибудь, только учтите, что я при этом буду чувствовать себя факиром- шарлатаном, а это, согласитесь, обидно. Но, коль вы настаиваете… Решайте сами, что вы предпочитаете: немедленно оглохнуть, ослепнуть или онеметь? Может быть, желаете получить обширный инфаркт? Или лучше мгновенный инсульт? Выбор за вами, милейший Алексей Иванович. Одно ваше слово и пожелание исполнится.

Лавров: - Нет, нет. Ну что вы, я охотно вам верю. Просто… Как бы вам это 
          сказать…               

Гость: - Впрочем, я готов выполнить ещё  одно ваше сокровенное желание,
         тем более,  что оно поможет нам в беседе.

                (Гость щелкает пальцами)

Гость: - Мне кажется, что вы мучительно  умираете от жажды. Там, за вашей
         кроватью целый ящик минеральной воды. Не стесняйтесь, прошу вас.

       (Лавров заглядывает за кровать и достаёт оттуда бутылку с водой.
         Отвинчивает пробку.)

Лавров: - А она настоящая, не отравленная?

Гость: - Да полно вам, Алексей Иванович, вода что ни на есть настоящая,         
         кажется «Ессентуки № 17». Пейте, не бойтесь.

                (Лавров жадно пьёт воду)


Лавров: - Материализация?

Гость: - Ни в коем случае. Я бы назвал это более точным словом:
         телепортация, пространственно-временное перемещение. Коль этот ящик с водой оказался у вашей постели, то это означает, что на каком-то  аптечном складе на один ящик стало меньше. А теперь, уважаемый Алексей Иванович, задайте мне тот вопрос, который давно мучает вас. Я знаю, о чём вы хотите спросить, но давайте будем соблюдать формальности. Так что, озвучьте его сами.

Лавров:- Для чего вы пришли ко мне?

Гость: - Видите ли, дорогой Алексей Иванович, пожалуй, на сегодня это
         единственный и по-настоящему сложный для меня вопрос, на который не так-то легко ответить. Но я постараюсь, потому что без этого наш дальнейший разговор  теряет всякий смысл. Итак, начну по порядку. Вы заболели, причем, заболели внезапно, и весьма опасно. Не буду скрывать – это моя работа. Вас ждёт летальный исход, и на то есть свои, очень и очень серьезные причины…

Лавров: - Так я умер?!

Гость: - Пока ещё нет.

Лавров: - Но умру?!

Гость: - Очень вероятно. Во всяком случае, вас могут в любую минуту
         Вычеркнуть  из  списков живущих.

Лавров: - Кто?! Кто может вычеркнуть?!

Гость: - Те, кто управляет этим миром. Но будет лучше, если вы меня не
         станете перебивать.

Лавров: - Но почему меня надо вычеркнуть? Что я такого сделал?

Гость: - Вы нарушили равновесие.

Лавров: - Какое равновесие? О чём вы говорите? Ничего не понимаю.

Гость: - Равновесие между добром и злом. Понимаете, дорогой Алексей
         Иванович, в этом мире должно быть строжайшее равновесие между этими двумя основами существования, иначе мир опрокинется в хаос, человечество уничтожит само себя и наступит мрак, апокалипсис, небытие. Кроме того, вместе с вами исчезнет и мир иной, то есть все мы. Так что, посудите сами, разве мы можем такое допустить? Поэтому-то мы и вынуждены зорко наблюдать за всем, что происходит в вашем мире: мы - хранители равновесия, абсолютного баланса между добром и злом.

Лавров: - А я-то тут причём?!

Гость: - Притом, что вы и есть то самое зло, которое нарушает равновесие. Я
         бы  даже назвал вас сеятелем зла.

Лавров: - Да какое же я зло?

Гость: - Вот именно для этого я и прибыл к вам в этот мир.

Лавров: - Для чего для этого?

Гость: - Для того, чтобы понять сущность некоторых вещей, разобраться в
         природе их происхождении, а разобравшись, попробовать исправить зло. Искоренить подобное не дано даже нам, но вот уменьшить его – это в нашей власти.

Лавров: - Так вы явились, чтобы убить меня?

Гость: - Убить? Ни в коем случае. Я пришёл, чтобы закончить ваш земной
         путь и отправить вас  в мир иной.

Лавров: - А это, как по-вашему называется, не убийством?

Гость: - Нет, конечно. Вы не знаете многих вещей, а потому путаетесь в
         понятиях.

Лавров: - И всё-таки, я не понимаю: я что, самое большое зло на земле?
          Я жестокий злодей, изувер, убийца?

Гость: - О, если бы дело было только в вас. Впрочем, я объясню причину
         своего столь пристального внимания к вам. Понимаете, добрейший Алексей Иванович, вы, как говорят в медицине, случай особенно трудный. И дело здесь в том, что вы человек образованный, артист, каждый день имеющий дело с великими творцами: писателями, драматургами, а они, как известно, несут добро.  Поэтому, вам ли не знать что такое добро, а что является злом. Однако, вы упорствуете в своих порочных наклонностях. Отсюда следует вывод: вы осознаёте, что творите, а творите вы зло. Вот почему вы особенно опасны.
 
Лавров: - Да какое зло я творю? Разве я убил кого-то?

Гость: -  Помните, Алексей Иванович, такие строки: « Погиб поэт.
          Невольник  чести, пал оклеветанный молвой…»  Вспомнили? Оклеветанный молвой! Это про вас. Это вы творец и разносчик клеветы!

Лавров: - Что значит про меня? И кого это я оклеветал!

Гость: - Ну,  вот что, драгоценный Алексей Иванович, я никак не думал, что
         мне есть необходимость предупреждать вас об искренности нашего разговора. Однако, теперь я вижу, как заблуждался. Так что впредь имейте в виду: я знаю всю вашу жизнь до мелочей, до каждого эпизода. Я знаю ваши мысли и самые потаённые желания. Я знаю наперед каждое ваше возражение. Спорить со мной, хитрить и изворачиваться не имеет никакого смысла, даже в некотором роде это опасно для вас – помните о моих возможностях и неограниченных полномочиях. Согласитесь, что глупо скрывать свои болезни, стоя перед рентгеновским аппаратом.

Лавров: - Вы меня неправильно поняли, я готов поговорить откровенно,
          но о чём?
Гость: - Кончайте прикидываться  дурачком.  О вас, конечно!

Лавров: - Хорошо, давайте обо мне, но я всё равно не понимаю, я что,
          один такой? Почему именно я?

Гость: - К великому сожалению, вам и таким, как вы, не счесть числа.
         Как верно сказано в Великой книге: « Имя вам - легион». Вы    раскачали равновесие в этом мире. Неужели вы не замечаете, что творится вокруг вас?

Лавров: - А что творится?

Гость: - Посмотрите в окно и вы поймете, о чём я.

Лавров: - Вы имеете в виду все природные катаклизмы, что происходят
          в последнее время?

Гость: - Я имею в виду именно это – зла в этом мире стало слишком много.
         Равновесие нарушено.

Лавров: - Вас послушать, так я один виноват во всём. Я всего лишь бедный
          артист и от меня мало что зависит. Почему я должен умереть? Почему именно я? Я не хочу, это, в конце концов, несправедливо, мне всего сорок пять. Кто имеет право решать жить мне или умереть?

Гость: - Вы.

Лавров: - Я?!

Гость: - Вы и только вы. Наверное, вам приходилось слышать, что  каждый
         человек  волен сам  выбирать свой путь в этом хрупком мире? Вот вы его и выбрали. Но ваша беда в том, что вы уже исчерпали запас своего зла, вы  обратили его в этот мир, а вам, как сами справедливо заметили, всего только сорок пять. Что же будет дальше? Нет, голубчик, за свои дела надо отвечать и теперь вам придется это сделать. Каждому из живущих рано или поздно придется отвечать за дела свои. А как же? Что посеешь, то и пожнёшь. Так, кажется, говорит ваша пословица? Вы, драгоценный Алексей Иванович, очень опасны в своём осознанном стремлении творить зло!  А по сему, давайте поговорим с вами, как деловые люди. Вы ведь человек деловой, не так ли?

Лавров:- Я  артист, я  творческая личность,  и деловые качества мне не
         присущи.

Гость: - Ой ли? А я уверен, что вы больше пронырливый делец и
         прирождённый интриган, чем артист.

Лавров: - Я протестую! Может быть,  я и был иногда предприимчив, но это
          ведь совсем иное дело. Это было, как говорится, делом профессиональной гордости, делом чести!

Гость: - Дорогой Алексей Иванович, перестаньте жонглировать словами. О
         какой чести вы говорите, если сами лишены её напрочь?  Ёе никогда-то и не было у вас. Для вас понятие чести - полнейшая химера. Более того, вы всегда считали и считаете, что это просто красивые слова, которые приятно действуют на публику, а в душе  были убеждены, что все благочестивые поступки ваших коллег были продиктованы только личной выгодой.

Лавров: -  А что, разве это не так?

Гость: - Нет, конечно. Смею вас уверить, что понятие чести существует. Оно
         так же реально, как понятие правды и лжи. Даже мы, Ангелы, придерживаемся кодекса чести: мы не воруем  друг  у друга людские судьбы, не перехватываем их, как это делаете лично вы, Алексей Иванович. Посредством своих интриг и сомнительных манипуляций вы отбирали у более достойных актеров интересные, выгодные роли.

Лавров: - Но ведь, это же естественное стремление.

Гость:- Желание играть серьёзные, крупные роли -  это действительно
        похвальное желание, только вот пути достижения этих целей могут быть весьма не благовидными, чем лично вы, дорогой Алексей Иванович, частенько грешили.

Лавров: - В нашем театральном мире каждый  выживает,  как может.

                ( Гость громко смеётся)

Гость: - Да в том-то и парадокс, что выживать-то как раз приходится 
         талантливым, одарённым артистам, а такая  посредственность  как вы, чувствует себя вполне уверенно.

Лавров: - А почему это я  посредственность?!

Гость : - На этот вопрос даже я затрудняюсь ответить. Такие вопросы не ко
          мне. Я просто знаю, что таланта в вас ни на грош, а актерские способности весьма скромные. Именно по этой причине вы втирались в доверие к очередным приезжим режиссёрам, зазывали их в ресторан, аккуратно подпаивали, а при случае подкладывали им молодых  дур из начинающих или студенток из вспомсостава.

Лавров: - Да вы что говорите! Это всё враньё и наговоры моих врагов,
          моих завистников!

Гость: - Вам назвать даты, фамилии и места действий? Мне не сложно это
         сделать,  но хочу вас предупредить, что подобные перечисления не доставят мне удовольствия – от всего этого дурно пахнет.

Лавров: - Ну, хорошо, допустим, что такое бывало. Так и что? Я же
         никого насильно не поил, молодых актрис не принуждал, они сами лезли к режиссёрам в постель, и это их личное дело.

Гость: - Так-то оно так, конечно, да только не совсем. Вы опять забыли, что
         хитрить со мной дело бесполезное? Давайте оставим пустые разговоры, вернемся к режиссёрам и вашему угодничеству. Дело в том, что девушек вы действительно не принуждали, вы поступали ещё хуже.

Лавров: - Всё, что вы говорите, ничто иное, как извращение фактов.

Гость: - Дорогой Алексей Иванович, а ведь похоже, что помимо прочего вы
         ещё страдаете амнезией: у вас огромные провалы в памяти.  В  таком случае мне придётся её восстановить.


                Картина вторая.
                (В грим уборной за столиком сидит молодая актриса. Она поправляет перед зеркалом макияж. Входит Лавров.)               

Лавров: - Юленька, можно к тебе?

Юля: - А, Алексей Иванович, заходите.

Лавров: - Я гляжу, ты всё красоту наводишь?

Юля: - Да какая там красота, просто отыграла сказку, сняла грим, вот
       привожу себя в божеский вид.

Лавров: - Ну, не скажи, ты девушка молодая, красивая и не бесталанная - уж
          мне-то можешь поверить.          

Юля : - Да кому нужна моя красота, а про талант вы, наверное, пошутили?

Лавров: - Откуда столько пессимизма? Время всё расставит на свои
          места, ты ещё будешь блистать на сцене.

Юля: - Алексей Иванович, вы пришли, чтобы посмеяться надо мной?

Лавров: - Юленька, ну что ты такое говоришь? Я лишь переживаю за
          твою судьбу.

Юля: (удивленно смотрит на Лаврова) - С каких это пор вы стали переживать
         за меня? До сегодняшнего дня вы меня даже не замечали.

Лавров: - Ошибаешься, я просто присматривался к тебе. То, что у тебя
           большое  будущее, в этом я нисколько не сомневаюсь.

Юля: - Вы как не в нашем театре работаете, честное слово. Ну, какое большое
       будущее, если меня занимают только в сказках или в массовках отплясывать!

Лавров: - Юленька, мы все прошли через это. Думаешь, я начинал сразу
          с Гамлета? Ничего подобного. Знаешь, сколько я переиграл  всяких                грибков, петушков и прочих разбойников?

Юля: - Но вы, по-моему, и сейчас выше Кощея Бессмертного не поднялись.

Лавров: - А вот хамить не надо. Я же к тебе со всей душой, хочу лишь
          помочь тебе, так зачем же обижать меня?

Юля: - А вы меня разве не обижаете? Кому нужны ваши пустые
       комплименты, если они - сплошное  враньё? От них я еще больше чувствую себя ненужной.

Лавров: - Юленька, в нашем ремесле есть свои особенности,  и с этим
          приходится считаться. Всегда было так, что сперва артиста должны заметить, тогда он из массовок переходит на эпизоды, потом на роли  второго плана, ну а там глядишь, уж и главные роли, зрительское признание, слава, известность. А как же? Такова наша актерская специфика, раньше была, по крайней мере. Теперь, конечно, многое изменилось, но….

Юля: - Да как же меня могут заметить, если я уже второй год играю только в
       сказках, и то каких-то курочек да сусликов? Мне что теперь, кудахтать как-нибудь по-особенному?

Лавров: - Ты  погоди горячиться, ведь есть и другие пути как попасть в
          поле зрения какого-нибудь солидного режиссёра.

Юля: - Это ж какие такие пути? Стать его любовницей или лучше сразу
       женой?

Лавров: - Почему бы и нет? Ну, женой совсем  не обязательно, да и
          женаты они все, но вот попробовать себя в роли его подруги вполне возможно – было бы желание.

Юля: - Короче говоря, надо стать его любовницей?

Лавров: - А что в этом такого? Да ты знаешь,  сколько актрис прошло
          через это, и ничего, во всяком случае, не жалеют.

Юля: - Что-то я вас не пойму, вы на что намекаете?

Лавров: - Ни на что, я просто рассуждаю вслух.

Юля: - Нет, Алексей Иванович, вы что-то темните.

Лавров: - Говорю же, что просто высказываюсь вслух. А знаешь, почему
          я это вспомнил? Да потому, что сама жизнь доказала эффективность такого способа стать востребованной актрисой.

Юля: - Востребованной  для чего? В каком качестве?

Лавров: - Как для чего? Для сцены, естественно.

Юля: - Вы понимаете, на что вы меня толкаете?

Лавров: - Боже упаси, ни на что я тебя не толкаю. Придумала тоже! Но
          согласись, что в этом есть правда жизни, ведь так бывает и гораздо чаще, чем ты думаешь.

Юля: - Ошибаетесь, я об этом вообще не думаю и думать не собиралась.

Лавров: - Ну и дура! Извини, сгоряча сорвалось. Говоришь, что не
          думаешь об этом, ну и зря. Тебя твоя карьера актрисы совсем не   волнует? Так и будешь до пенсии играть цыпляточек  да кошечек? Нет? Тогда головой думать надо, а гордость свою спрячь до поры до времени.

Юля: - Ну, ведь противно всё это.  Как я буду после себя чувствовать?

Лавров: - Прекрасна будешь чувствовать себя, очень даже хорошо.
          В  конце концов, у тебя, что, мужчин разве не было? Были и не один, так что одним больше, одним меньше, но ведь это ради дела. Ради собственной карьеры.

Юля: - Да поймите же, что это гадко, унизительно…Конечно, были у меня
       мужчины, но тогда я была с ними по совсем другой причине.               

Лавров: - Я понимаю, любовь, фа-фа, ля-ля  и всё такое прочее, но здесь
          же цель: конкретная, далеко идущая. Может, от этого зависит всё твоё будущее. Ты же девушка одарённая, прирожденная актриса, тебе только нужен первый толчок, самое начало, а там глядишь и пошло-поехало. И потом, если что, да кто ж тебя осудит? В наше - то время… Это даже смешно!

Юля: - Я  как только представлю себя рядом с каким-нибудь старым
       козлом… Да меня просто стошнит от него.
 
Лавров: - Эко ты хватила, не о таких идёт речь. Кстати, как это я
          упустил из внимания такую возможность?

Юля: - (настороженно) Вы про что?

Лавров: - Да как про что? Ты слышала последнюю новость?

Юля: - Нет, какую?

Лавров: - Ну, как же, завтра к нам приезжает Зуев. Ты знаешь, кто такой
          Зуев Игорь Константинович?

Юля: - Ну, знаю, конечно.

Лавров: - Вот она, твоя возможность! Это шанс, который сам идёт тебе в
  руки.

Юля: - Так он же старый!

Лавров: - Ничего подобного. Это жена у него старая, а он сам ещё очень
          ничего, тем более режиссёр с таким именем. Если не будешь дурой,  и хоть немного позаботишься о себе, я гарантирую, что твоя карьера обеспечена. При распределении ролей, как он скажет – так и будет.
Юля: - А что он собирается ставить?

Лавров: (торжественно) – Островского! «Бесприданницу»! Усекаешь, к чему дело
                идет?   

Юля: - Усекаю… Да что толку от этого.

Лавров: - Дурища! Ой! Извини, я опять погорячился. А всё ты виновата.
          Да пойми же, что это лотерея. Фортуна сама поворачивается к тебе лицом, так лови миг удачи. Ну, не даст он тебе главную роль, допускаю, но ведь и других ролей там предостаточно. Тем более, что Островский! Тебе же главное что? Выйти на сцену в большом спектакле. И потом, Зуев же не в последний раз приезжает.

Юля: - Ну, не знаю, странно всё как-то. Вы меня просто ошарашили…  Ну,
       допустим, что я соглашусь, вам-то что, вам какая от этого польза?            

Лавров: - Мне? Никакой, абсолютно. Я же о тебе пекусь.

Юля: - Да что вы говорите? С чего такая забота о молодой актрисе? Или вы
       потом  с меня плату потребуете?       

Лавров: - Да ты что! Как ты могла обо мне такое подумать? Я действую
          в твоих интересах и совершенно бескорыстно.  Да мне-то,  по большому счету,  действительно, что?  Можешь и дальше играть всяких червячков, только после не говори, что судьба не давала тебе шанса. Вот он, твой шанс! Убеди себя, что это также необходимо,  как визит  к врачу.

Юля: - Хорошо, я подумаю. Может, вы и правы.

Лавров: - Да что тут думать! Действовать надо, действовать! Куй  железо
          пока горячо!

Юля: - А как же я с ним познакомлюсь?

Лавров: - А вот это уже не твоя забота. За мной ресторан и прочие
          нюансы, а ты уж будь лапочкой, не кочевряжься, подумай, что, может быть, этот вечер  изменит всю твою жизнь.

Юля: - Уже изменил. Чувствую себя так, как будто в дерьме вывалялась.

Лавров: - (со смехом) Дерьмо – это органическое удобрение, а оно, как
             известно, дает очень перспективные всходы…



                Картина третья


Гость: - Ну как, добрейший Алексей Иванович, ваша память восстановилась?
         Кстати, то, чем вы занимались, это обыкновенное сводничество, а если называть вещи своими именами -  сутенёрство. Согласитесь, что для актера это не очень благовидное занятие. Однако, каков же был итог вашей деятельности? Зачастую, он был весьма результативный: в ближайшие дни распределение ролей было готово, приказ висел на доске, и ваша фамилия в этом списке была далеко не самой последней. Ну и какие же в этом случае актерские способности? Помилуйте, Алексей Иванович, это же чистой воды деловой подход к получению собственной выгоды. Значит, вы не артист, а делец.

Лавров: - Ладно, пусть иногда я таким образом получал роли, но цель
          оправдывает средства – играл-то я хорошо.

Гость: - Ни одна цель, какой бы важной и благой она ни казалась, не может
         оправдать пагубный путь её достижения – это всё вздор и  малодушные отговорки.  Это, во-первых.  Во-вторых, играли вы отвратительно, из рук вон плохо. Это было изображение. И если вас уверяли в обратном, вам попросту лгали самым подлым и бессовестным образом.

Лавров: - Это ещё как сказать. Но ведь при этом, по большому счёту, я  же
          никому зла  не сделал, я только решал свои личные проблемы.            

Гость: - Ну, зачем же вы так несерьезно, Алексей Иванович? Больше всего в
         этом  мире я устаю от человеческой глупости – она поистине    безмерна. Может быть, вы припомните молодого режиссера, который после первых же репетиций снял вас с роли? Припоминаете? Тогда он вас кровно обидел, назвав не актером, а ремесленником. Хотя, в большей степени вас оскорбил не сам факт снятия, а то, что он сделал это публично, остановив репетицию. Он попросту выгнал вас со сцены на глазах у половины труппы театра. Конечно, такого вы ему простить никак не могли.  Если говорить откровенно, он был абсолютно прав – вы понятия не имели, чего от вас добивается режиссёр. Вот тогда-то вы страстно возжелали отмщения. Вы готовы были стереть режиссёра в порошок, сжечь на костре, уничтожить любым способом, и после долгих раздумий такой способ нашёлся. Воистину, всё гениальное просто! Ничтоже сумняшеся , вы накатали два письма во власть и всё!  Прощай, молодое, но неразумное дарование. Режиссёра сняли с постановки, расторгли с ним договор, он уехал не солоно хлебавши, а следом за ним потянулась слава скандалиста, конфликтного человека. С тех самых пор его не хотят приглашать на постановку ни в один мало-мальски известный театр. Дело сделано: обидчик жестоко наказан, а вы надменно торжествуете и злорадно счастливы. Не так ли?

Лавров: - Да, я был счастлив потому, что был удовлетворён. Это же
          своего рода дуэль: меня оскорбили,  и я нанёс обидчику смертельную рану.

Гость: - Подобное утверждение одно из многих человеческих заблуждений.
         На дуэлях не бывает победителей, потому что один из дуэлянтов    отправляется в мир иной, а второй - туда же, только чуть позже, и с таким тяжёлым багажом, что даже мне его жаль.

Лавров: - Но позвольте, ведь дуэль всегда считалась честным
          поединком.

Гость: - Очередное заблуждение. На дуэли один побеждает другого, как
         правило, лишая того жизни прежде срока. Это убийство, а убийство – одно из тягчайших проявлений зла. Значит, победило зло,  а это уже нарушает равновесие.

Лавров: - Вы всё время говорите о каких-то крайностях, но я тут при-
          чём? Я же никого не убивал.

Гость: - Знаете, Алексей Иванович, есть в вашем мире одно глубокое  по
         своей мудрости высказывание. Оно принадлежит гениальному поэту, вы его, конечно, не раз слышали: «Злые языки хуже пистолета» Это про вас, любезнейший Алексей Иванович, вы – тот  самый язык и пистолет в одном лице.                Лавров: - Про меня?

Гость: - Именно. Хотите пример? Вам опять требуется доказательство моих
         слов?

Лавров: - Я просто не хочу голословных обвинений, у меня слишком
          много недоброжелателей.

Гость: - Обвинений? А я вас ни в чём не обвиняю: я не судья и мне не
         требуется разбирательства. Я здесь не для этого. Меня интересуют истоки человеческих пороков и ваших, в частности.

Лавров: - Но, вы же всё время перечисляете мои грехи, доказываете мою, якобы,
          порочность.          

Гость: - Не забывайтесь, дорогой Алексей Иванович, у меня нет
         необходимости тратить своё  время на это глупое занятие. Я не намерен ничего вам доказывать: слишком много чести. И потом, незачем доказывать, и без того, очевидные  вещи.

Лавров: - А почему же тогда вы вспоминаете про какие-то злые языки?

Гость: - Хватит финтить, мне ваша изворотливость начинает надоедать. Вы
         хотите, чтобы я внёс ясность в причины своего высказывания?
         Извольте!       

                Картина четвертая


                (В гримуборной сидит Лавров и читает пьесу. Входит заслуженный артист Налимов.)

Налимов: - Привет. Ты чем занят?

Лавров: - Привет. Получил распечатку пьесы, пытаюсь читать. Ты что
          такой хмурый? Опять с бодуна?

Налимов: - Да, есть немного, но я уже голову поправил.

Лавров: - Жора , имей в виду ты плохо кончишь.

Налимов: - А что, я много пью? Ну, бывает,  конечно, но не больше остальных.

Лавров: - Тебя уже сколько раз в больницу клали под капельницу?
                Три раза?

Налимов: - Ты-то хоть кончай меня лечить.

Лавров:- И чего ты её глушишь? Как самому не надоест каждый день
                похмельем мучиться?

Налимов: - Во-первых, не каждый день, а во-вторых, жизнь такая.

Лавров: -  Да какая такая у тебя жизнь? Дурью маешься. Тебе бы в моей
шкуре пожить, вот тогда бы понял, что значит «вся жизнь – борьба».

Налимов: - Тоже мне моралист. А мне и так хорошо.

Лавров: - Да просто директор  твой друг. Вот он тебя и прикрывает.
                Другой  на твоём месте давно бы из театра вылетел. Случись такое        со мной, он с радостью избавился бы от меня.

Налимов: - Носов не такой дурак, чтобы   заслуженными  разбрасываться.
                А вообще, я  к тебе просто так зашёл.

Лавров: - Хочешь, что ли со мной выпить?

Налимов: - Да нет же, говорю, что просто так.

Лавров: Ладно, раз так, выкладывай, что у тебя. Ты какой-то
                озабоченный.

Налимов: - В общем, дело вот в чём. Нашу Маринку знаешь?
                Ну, молодая такая, с короткой стрижкой?

Лавров: - Это которая  Швецова?

Налимов: - Ну да.

Лавров: - Видел, как ты вокруг неё кругами ходил, как старый кот,
                облизывался и всё  хвост распускал.

Налимов: - Короче, она забеременела от меня и собирается к моей жене.
Настроена  решительно, даже не знаю что делать. Представляешь, что будет, если моя Светка узнает?

Лавров: - Да, вот это ты влип.  Да как же так получилось?

Налимов: - А ты не знаешь, как это бывает? Одним словом, ума не приложу,
                что теперь делать, что придумать.

Лавров: - А что тут думать? Надо принять контрмеры, подготовить 
                почву.

Налимов: - Какую почву?

Лавров: - Создать в театре определённое мнение о ней раньше, чем она
начнёт  скандал.

Налимов: - И как это сделать?

Лавров: - Не знаешь как? Очень даже просто.

Налимов: - Ну, давай, объясни, чего тянешь?

Лавров: - Выбери из наших человек пять, кто поболтливее,  и как бы
случайно, к слову, расскажи им пару-тройку самых пикантных подробностей из ваших отношений. Можешь приукрасить, ну так, чтобы  посолонее  было.  Добавь пару моментов о её пристрастиях к извращённым формам, но только не увлекайся, всё должно быть правдоподобно. Понял?

Налимов: - И что?

Лавров: - Не успеешь ты доехать до дома, как о Маринке твоей будет
                знать весь театр, включая рабочих сцены.

Налимов: - Думаешь, такой номер прокатит?

Лавров: - А что тут думать, сработает на все сто.

Налимов: - Вообще-то, это я ей лапшу на уши вешал, что если захочу, могу
                обеспечить ей карьеру, роли, ну и всё такое прочее.

Лавров: - Ну и хорошо. Тогда в своих рассказах о ней не забудь
упомянуть, как она тебе сама  на шею вешалась, как прохода не давала, как чуть ли  не в штаны к тебе полезла. В такие вещи, почему-то, особенно охотно верят.  В общем, надо создать о ней мнение, как о распутной девице.

Налимов: - Ну и что дальше? Ты думаешь, это её остановит?

Лавров: - Да пойми ты, после этого пусть она идёт хоть куда, хоть
к  Светке твоей. Кто же ей поверит, что это ты её совратил и что ребенок твой?

Налимов: - А вообще-то, верно. Надо так и сделать. Правда, тут есть одна
                небольшая закавыка.

Лавров: - Какая закавыка?

Налимов: - Она же в одной гримерке с Пашковой, та её хорошо знает, не
поверит она во все эти росказни. Пашкова баба умная, сразу поймёт, откуда ветер дует.

Лавров: - Значит, надо Пашковой рот закрыть.

Наливов: - Да как ты ей закроешь, если она пойдет на принцип? Да и меня
она слишком хорошо знает. Были случаи, что она выручала меня, а после такой скандал мне закатывала, хоть из театра беги.

Лавров: - Что-то я не понял, о чём ты?

Налимов: - Ну, понимаешь, были моменты, когда я загуливал. Ну, в смысле
спиртного. А тут спектакль на базе или выездной. Так бывало,  я и текст забывал, и мизансцены путал.

Лавров: - А, я наслышан о твоих подвигах. Потом Пашкова тебе
 вставляла по первое число, так?

Налимов: - Да надоела она мне со своими нравоучениями. Хоть бы с ней
                контракт не продлили.

Лавров: - Ну, это ты  сам решить можешь.

Налимов: - Я? Каким образом?

Лавров: - Ну, директор же твой друг, поговори с ним, наплети что -
нибудь о Пашковой про него. Мол, сплетничает Пашкова про директора, считает его хамом и бездарностью и как режиссера, и как руководителя. Короче, бей по его самолюбию.  Если что, я поддержу, можешь на меня рассчитывать. Кстати, можно ещё кое-кого к этому привлечь в качестве поддержки. Например, нашу «народную». Она боится конкуренции Пашковой, так что с удовольствием любую интригу против неё поддержит.  Да что я тебе объясняю! Ты что, не знаешь, как это у нас делается?

Налимов: - Знаю, конечно. Но, сперва, надо с Маринкой разобраться.

Лавров: - Ты делай, как я тебе сказал, а одну Пашкову никто слушать не
                станет.

Налимов: - Ладно, я понял, так и сделаем. Ну, пока.

Лавров: - Пока.

(Налимов уходит .Лавров смотрит ему вслед)


Лавров: - Что ж такая несправедливость, а? Вот Жорке господь и талант
                дал, и удачей не обидел, а он все профукал, пропил, растерял по мелочам.  Да что там растерял, попросту деградировал, как артист. И звание получил, и признательность, а всё коту под  хвост. Ещё несколько лет и окончательно сопьётся. Я же вкалываю, как проклятый, кручусь на пупе, выживаю в этой жизни, как могу, а мастера сцены чуть ли не зубами вырвал. Этот же не просыхает, из хорошего артиста превратился в посмешище. Кроме него самого никто его уже в грош не ставит, а он заслуженный, даже пытается что- то в театре решать. Разве это справедливо? Эх, мне бы его прежние способности!

Картина пятая


Гость: - А продолжение этой истории вам известно ничуть не хуже, чем мне.
               Этот Налимов сделал  именно так, как вы ему посоветовали. Скоро сплетня, порождённая вашим изощрённым умом, разлетелась по театру. На молодую и действительно одарённую актрису стали смотреть: одни косо, другие пренебрежительно, а худсовет, ещё лучше, вообще, усмотрел в её внешности физиологические отклонения. Потом она вынуждена была принять меры, прервать беременность и как финал – вызов в кабинет директора. Кстати сказать, личность тоже далеко непорядочная, амбициозная, властолюбивая и злопамятная. Всю жизнь рвался из артистов в режиссёры, а из режиссёров в начальство, потому что понял: только так может удовлетворить своё тщеславие, не имея при этом ни таланта, ни способностей в режиссуре. А заодно, сможет положить в карман незаслуженные деньги.  В результате разговора актрисы с таким директором, последний предложил ей написать заявление об уходе, так как, с его точки зрения, она порочит своим поведением высокое звание актрисы. Ну как вам этот перевёртыш?

Лавров: - Так не я же выгнал её из театра! И слух пустил тоже не я!


Гость: - Верно, не вы. Но всё дело в том, что этот Налимов сам бы ни за что
не сообразил сделать это. Для подобных вещей он: во-первых, слишком труслив, во-вторых, ленив, в-третьих, попросту пьяница, не способный логически мыслить, в отличие от вас. Надеюсь, после этого вы перестанете прикидываться несправедливо обиженным?


(после паузы, глядя в зал)


Гость: - Да, погиб, совсем погиб Великий храм, театр! Рухнули его стены,
обвалились купола,  тлен  и запустение поселились в его, некогда блистательных  залах. Тщеславие погубило великое творение. Тщеславие, гордыня и жажда власти. Это они отворили изнутри врата, через которые и ворвалось в Великий храм всеразрушающее зло, сметая всё на своём пути. И наступила эра запустения, изгнав из бывшего храма радость творчества и созидания. Исчез Великий храм, рассыпался вместе со стенами, а его место заняли серость и постылая посредственность, превратив доселе свободных, счастливых творцов в затравленных рабов.

Лавров: - Я что-то не могу припомнить, из какой пьесы этот монолог?

Гость: - Не утруждайте себя, этот монолог из пьесы жизни.
Скажите, Алексей Иванович, а как вы считаете, в своей жизни вы совершали добрые поступки?

Лавров: - Да, конечно же совершал, как не совершать! Ну да, согласен, я
Бывал грешен, но с кем такого не случается? Зато я подкармливаю кошечек.

Гость: - Каких кошечек?

Лавров: - Да бездомных же! И они меня очень любят. Знаете, как они
                всегда  меня ждут и встречают?

Гость: - Ещё бы, я представляю себе эту душераздирающую картину.
Лавров: - Что вы, это так забавно! Как они мне руки лижут!

Гость: - Охотно верю, только вот кошечки эти очень быстро почему-то умирают после ваших подкармливаний. Не знаете, почему?

Лавров: - Моей вины в этом не вижу. Я для них специально покупаю на рынке рыбку пожирнее, как они любят, внутренности там всякие.

Гость: - Оставим кошечек в покое. Я вижу необходимость вернуться к теме  нашей  беседы. Сдается, что вы хотели еще что-то возразить мне?

Лавров: - Ну, не то чтобы возразить, а просто постараться поменять ваше
                мнение обо мне, как об артисте.

Гость: - Любопытно будет вас послушать. Я весь во внимании.

Лавров: - Понимаете, я всегда старался проникнуть глубоко в образ,
               понять сущность моего героя, уяснить для себя, чем он дышит…

Гость: (смеется) – Послушайте, Лавров, вы меня просто поражаете. Ну, ей
              богу, нельзя же так бессовестно врать, тем более мне.

Лавров: - Вы сами говорили, что хотите что-то там понять, в чем-то
               разобраться, а на самом деле не даете мне слова сказать.

Гость: - Я уже устал слушать ваши глупости. Хотите, я вам расскажу как вы
входили в образ? Вы помните, что с вами происходило, когда вас назначали на роль в пару с каким-нибудь более серьезным артистом? Помните? Прежде всего, вы не без оснований полагали, что премьеру вам не играть, а такого болезненного удара по своему самолюбию вы допустить никак не могли. Что вы предпринимали в таких случаях?

Лавров: - Я не понимаю о чем вы?

Гость: - Упорствуете? А жаль. Ну да ладно, мне это не составит труда, я сам
вам расскажу. Вы начинали скандалить.  Причем, делали это по всем законам драматургии – с завязкой, развитием, кульминацией и развязкой. Вы играли на публику, искусственно создавали мнение, что ваш коллега не понимает роли; вы старались вывести человека из равновесия и как только добивались своего, тот, махнув рукой, отказывался репетировать с вами в паре. Вам назначали другого и тогда вы уговаривали режиссера начать репетировать с новым исполнителем, а вы, мол, посидите в зале, чтобы точнее понять режиссерский замысел, и уже после подключитесь к репетиционному процессу полностью. Как правило, эта уловка вам удавалась, а весь её несложный замысел сводился лишь к тому, чтобы подсмотреть, как работает ваш новый коллега, узнать, какие ходы он наметил, как решает роль. Ну и так далее.  И вот тогда-то, вооружившись таким запасом чужих приемов, вы смело выходили на площадку. Режиссер, увидев почти готовую роль, приходил от вас в восторг, он терял всякий интерес к вашему напарнику, и, конечно же, премьеру играли вы.

Лавров: - Вы всё слишком усложняете.

Гость: - Ничуть. Хотите я вам объясню, почему вы это делали?

Лавров: - Любопытно было бы узнать вашу точку зрения.

Гость: - Боюсь, что моё объяснения придётся вам не по душе. Одним словом,
делали вы это по причине скудости ваших весьма ограниченных актёрских способностей и бедности воображения.

Лавров:(в запале) – Если же я такой бездарный артист, каким вы меня
пытаетесь представить, тогда почему мне дали звание мастера сцены?

Гость: - О, это совершенно отдельная история.

Лавров: - Вы и тут хотите унизить меня?

Гость: - Отнюдь. Вы опять забыли кто я такой? Напомню, что я не член
               вашего худсовета и мне нет необходимости вдаваться во все хитросплетения вашего творческого пути – я его вижу насквозь. Не понимаю, какой смысл вам лгать и изворачиваться передо мной. Видимо, желание оправдать себя, обманув других – это один из самых  укоренившихся пороков человечества. А ведь лгать нехорошо. Так вот, чтобы у вас не осталось ложных иллюзий на счет моей некомпетентности, я расскажу вам, многоуважаемый Алексей Иванович, как вы добились звания мастера сцены. К решению этой проблемы вы подошли основательно. Когда список ваших ролей стал относительно весомым, вы стали организовывать для нужных людей грандиозные застолья, хотя и весьма накладные для вас. Кстати, вы помните, каким образом вы компенсировали затраты на подобные мероприятия?

Лавров: - А мне и помнить нечего. Тем более, что это скорее всего
                чьи-то домыслы.

Гость: - Не надо так опрометчиво врать, все вы отлично понимаете. Перед
гастролями, загодя, вы запасались спиртным, памятуя о том, что некоторые ваши коллеги очень любят расслабиться в поездках. И, конечно же, наступал такой момент, когда им позарез нужна была выпивка, и вы её им продавали, но втридорога. Таким образом, успешно поправляли свои финансовые дела.

Лавров: - Но они же сами хотели этого!

Гость: - Совершенно верно, но дело в том, что это только половина правды, а
              вторая заключается в том, что именно на этом строился весь ваш расчет. Должен вам заметить, добрейший Алексей Иванович, что ваша подпольная деятельность сродни спекуляции. Кстати, мне помнится, что вы не только спекулировали водкой, ваше качество дельца продвинулось гораздо дальше. Вы ссужали нуждающимся коллегам деньги под огромные проценты. Они были вам благодарны - что делать, нужда заставляла. Только вот ваши грабительские проценты, в последствии делали людей ещё беднее, чем они были до вас. Вы понимаете, о чём я? О настоящем ростовщичестве, а эта профессия пользуется и у нас весьма дурной славой. Но мы отвлеклись. Итак, кроме застолья вы предприняли ещё ряд не самых лицеприятных шагов. Например, вы стали наушничать на своих коллег. Конечно, это было мелковато для вас, даже унизительно, но что делать, звание дороже. Кроме того, вы не пренебрегали банальной лестью, лицемерием и угодничеством. Вы старались выслужиться перед всеми, от кого, хоть в малейшей степени, зависело решение вашего вопроса. Про постельные интрижки я даже не вспоминаю, для этого я слишком брезглив. В итоге, после всех унижений вы получаете мастера сцены. То есть, вы это звание  попросту  купили, используя для этого все известные человеческие пороки. Так что, уважаемый Алексей Иванович, актерским талантом здесь и не пахнет, тут пахнет совсем иным, да так сильно, что просто в нос шибает.

Лавров: - Ваше отношение ко мне слишком предвзято. Вы все мои
грешки свалили в одну кучу, причем так, как выгодно вам. А вот у моих  поклонников совсем другое мнение обо мне. Мои актерские придумки они считают оригинальными, интересными.

Гость: - Ложь. Бессовестная и весьма вредная ложь. Они вам попросту
льстили, угождали для чего-то или стеснялись назвать вещи своими именами. Могу вам сказать, что ваша сценическая деятельность докатилась до полнейшей халтуры, абсолютного примитива, а порой, доходила до элементарной вульгарности. Вы стали во время спектакля позволять себе такие недвусмысленные и фривольные жесты и телодвижения, что даже бывалые, видавшие виды актрисы, высказывали вам свое негодование, на что вы, милейший Алексей Иванович, только по-хамски смеялись в ответ, демонстрируя своё отношения к коллегам и вообще к публике.

Лавров: - Ну как вы не понимаете, что мои смелые эксперименты в этом
направление,  были новаторскими поисками новых форм.

Гость: - Опять словоблудие. Послушайте, Лавров, хамство на сцене не
может быть новой формой, потому что оно само по себе уже старо, как этот мир.

Лавров: - Хорошо, пусть мои придумки были слишком откровенными,
тут, как говорится, дело вкуса, но ведь есть мои почитатели, которые действительно любят меня, признают мой актерский талант.

Гость: - В таком случае, мне их искренне жаль: они наивны в своих
заблуждениях.  Однако, мы заболтались, уважаемый Алексей Иванович , вам пора. Время, оно не подвластно даже нам.

Лавров: (с ужасом) – Я сейчас должен умереть?! Вот прямо сейчас, сию
               минуту?!

Гость: - Увы.

Лавров: - Но это невозможно! Почему? Я же еще так молод! Я должен
               умереть лишь потому, что кто-то там, наверху, так решил?!

Гость: - Я вам  уже объяснял, что вы превысили отпущенное вам. Ваше
              дальнейшее существование нарушает равновесие, а это недопустимо.

Лавров: - Но я же все понял, я больше так не буду, клянусь!

Гость: - Алексей Иванович, ну не стоит дальше ломать комедию. Ваша
              судьба решена и вовсе не мной, я лишь Посланник.

Лавров: - Но, вы же говорили, что у вас неограниченные полномочия,
значит, решающее слово за вами! Я осознал свою вину. Даю честное благородное слово, что никогда ничего плохого делать не буду, Богом клянусь!

Гость: - А вот этого делать не надо: его у вас нет, как, впрочем, и вас для
            него.

Лавров: - Ну, неужели ничего нельзя сделать?! Я не хочу умирать!
                Умоляю, я готов на любые ваши условия!

Гость: - Боюсь, что исправить уже ничего невозможно.

Лавров: - Значит, вы сейчас убьете меня?

Гость: - Нет, вы просто скоропостижно скончаетесь от
крупозного воспаления легких, а скончавшись, перейдете в мир иной.

Лавров:  - И нет никакой надежды?
Гость: - Надежды на что? На продолжение вашей жизни?
              Драгоценный Алексей Иванович, вы человек насквозь порочный,
погрязшей в интригах, лжи и подлости. Вы сеете зло, а потому вас пора убрать со сцены жизни.

Лавров: - Но я ведь так молод, мне всего сорок пять. В конце концов,
               меня ещё любят. Ну, неужели нельзя погодить с моей кончиной?

Гость: - А зачем? Что это изменит?

Лавров: - Да всё! Очень  многое! Я сам изменюсь, теперь у меня просто
               глаза открылись. Я сам себе противен! Фу! Какой же я был мерзкий, подлый!

Гость: - Да будет вам причитать, пустое всё это, тем более, что вы своим
пребыванием здесь будете нам только мешать. Одним своим присутствием, даже если вы вдруг станете праведником, чего, безусловно, никогда не случится, одним этим вы сильно осложните нам жизнь. Так зачем нам лишние проблемы? Проще убрать вас, как шахматист убирает свою пешку, мешающую дальнейшему развитию его комбинации.

Лавров: - Простите, но вы говорите как-то неубедительно, как бы не
           окончательно, а это вселяет в меня некоторые надежды на иной исход.
 
Гость: - Иной исход? Нет никакого иного исхода, нет и быть не может - это
не базар и не торг. Я могу  лишь временно отсрочить  вашу кончину, и это в моих силах. Вы об этом ведёте речь?

Лавров: - Ну, конечно же!

Гость: - Не вижу смысла.

Лавров: - Ну как же! Я  все осознал, теперь буду жить по-другому.
        У меня есть девушка, она любит меня. Правда, у нас небольшая разница в возрасте, но это не беда.

Гость: - Разницу в двадцать пять лет вы называете небольшой?

Лавров: - Как? Вы и об этом знаете?

Гость: - Скажу более того. Это чудное создание у вашего порога, она скоро
              позвонит в вашу дверь.

Лавров: - Ну, вот видите, я же говорил, что меня любят.

Гость: - Охотно верю, что она действительно вас любит, а вот вы? Вы-то
              любите её?

Лавров: - А как же! Как можно её не любить! Она умна, красива, чиста и
              непорочна, как ангел!

Гость: - Это сравнение мне нравиться. Ну что ж, дождемся её прихода. Дверь я уже открыл.


(слышится звонок в дверь)


Лавров: - (громко кричит) Входи, там не заперто!

(почти бегом в комнату входит молодая девушка)

Настя: - Алексей Иванович, что с вами?

Лавров: - Настенька, мы не одни. Это наш… участковый врач.


Действие второе


Картина шестая


Настя: - Здравствуйте, доктор.

Гость: - Здравствуйте, сударыня.

Настя:- Алексей Иванович, так что с вами? Я еле утра дождалась.

Лавров: - Доктор говорит, что у меня пневмония.

Настя: - Пневмония – это же не очень опасно?

Гость: - Пневмония бывает разная. У Алексея Ивановича случай особый,      
              необычный, и по-своему, редкий.

Настя: - Редкий? Необыкновенная пневмония?  Редкий случай?

Гость: - У Алексея Ивановича вирусная пневмония.

Настя: - А разве такая бывает? Я раньше ничего о ней не слышала.

Гость: - Бывает, ещё как бывает. Я же говорю, что Алексей Иванович - случай
               редкий, почти уникальный.

Лавров:- А как ты узнала, что я заболел?

Настя: - Я вчера вечером позвонила в театр -  вы мне были срочно нужны по
одному вопросу -  мне ответили, что вы во время репетиции почувствовали себя плохо и ушли домой. Я вам сюда звонила, но телефон не отвечал.

Лавров: - Я звонок отключил, думал поспать.

Настя: - Вот я чуть свет и приехала к вам. Я очень встревожилась.
               Доктор, вы заберете Алексея Ивановича в больницу?

Гость: - Видите ли, уважаемая Анастасия Павловна, учитывая характер
болезни Алексея Ивановича, пока придется его изолировать в квартире. Его вирус очень заразен.
 
Настя: - А, откуда вы знаете, как меня зовут?

Гость: - Разве это столь важно? Впрочем, Алексей Иванович, что вы скажете
на этот счет?

Лавров: - Это я рассказал доктору про тебя.

Настя: - Но ведь пневмония, пусть даже вирусная, не смертельно опасная?
               От неё не умирают?

Лавров: - Нет, нет, моя прелесть, не беспокойся, доктор сказал, что я
                буду жить.

Гость: - Разве я такое сказал?

Лавров: - Ну, почти.

Гость: - Я сказал вам, милейший Алексей Иванович, что вирус, сидящий в
              вас, очень живуч, так что все может быть.

Настя: - Вы меня пугаете, неужели это так серьезно?
Гость: - Пока я вам ничего не могу сказать, во всяком случае, сейчас.

Настя: - Неужели нет никаких лекарств, которые могли бы вылечить
   Алексея Ивановича?

Гость: - Почему нет? Есть такое лекарство, но даже оно не дает полной
гарантии выздоровления.  Многое зависит от самого Алексея Ивановича.

Лавров: - Я готов! Я всей душой готов следовать вашим рекомендациям,
доктор. Вы вселили в меня надежду на благоприятный исход лечения.

Гость: - На вашем месте, дорогой Алексей Иванович, я бы не тешил себя
               Пустыми  надеждами.

Лавров: - Однако, вы же не отрицаете такой возможности?

Гость: - Как знать, как знать.

Настя: - Я ничего не понимаю, о чем вы оба говорите?
 
Гость: - О болезни. Просто вы появились, когда мы её уже обсудили.

Настя: - Ну почему же такая несправедливость?!

Гость: - Смотря что вы имеете ввиду: справедливость вообще понятие относительное.

Настя: - Я говорю об Алексее Ивановиче.

Гость: - И я о нём же. Справедливость – одна из составляющих истины.
Поэтому, сперва надо найти истину, а потом уже решать, что справедливо, а что нет.

Настя: - Но, есть же ситуации, когда справедливость очевидна.

Гость: - Вы опять говорите об  Алексее  Ивановиче?

Настя: - Конечно! Неужели вы не понимаете, что жизнь к нему не
справедлива. Он талантливый, даже гениальный артист, а в театре его всячески третируют, зажимают роли, плетут против него интриги.
Разве это справедливо? Это же настоящий заговор!

Гость: - Это он вам сказал про заговор?
Настя: - Ну, конечно же он. Ему еле-еле дали звание мастера сцены. Это с
               его-то одаренностью, с его талантом!

Лавров: - Настя, я сколько раз просил тебя не обсуждать ни с кем мою
театральную жизнь. Это мои проблемы и они никого, кроме меня, не касаются. Чего ты языком мелешь?

Настя: - Я только повторила то, что вы мне сами говорили.

Лавров: - Незачем во всеуслышание повторять то, чем я с тобой
поделился по секрету. Ты в нашей театральной жизни разбираешься, как дворник в медицине. Не лезь не в свои дела!

Настя: - Простите меня, Алексей Иванович, я не хотела вас огорчать.

Гость: - А вы, уважаемая Анастасия Павловна, вовсе не огорчили Алексея
Ивановича.  Это он сорвался по причине своей болезни. Теперь вы сами
 видите, насколько серьезно его заболевание.

Лавров: - Да, да, Настенька, я себя плохо чувствую, потому накричал на
               тебя. Ты уж меня извини. Я погорячился.

Гость: - Вы прощаете Алексея Ивановича?

Настя: - Ну, конечно же! Разве можно его не простить, тем более, что он
болен. Поэтому я и сказала про справедливость: одним всё, а другим ничего, да ещё болезнь в придачу.

Гость: - Раз уж вы снова завели речь о справедливости, то я хочу ещё раз
заметить, что это понятие есть производное от истины. Без истины не может быть справедливости.

Настя: - Я не совсем вас понимаю.

Гость: - Ну, что же, поясняю. Допустим, вы влюблены в Алексея Ивановича.
И не стоит при этом смущаться, любовь – большое благо. Итак, с точки зрения Алексея Ивановича – это вполне справедливо. Ни так ли, драгоценный Алексей Иванович?

Лавров: - Вполне, а почему нет?

Гость:- Я так и думал. А теперь давайте посмотрим на ситуацию с другой
точки зрения. Есть некий юноша, молодой человек, который тайно влюблен в Анастасию Павловну.  Причем, влюблен пылко и весьма надолго..

Настя: - А откуда вы это знаете?

Гость: - Разве я сказал, что знаю это? Скажем так, что я предполагаю. Так  вот, с его точки зрения любовь Насти к Алексею Ивановичу вопиющая несправедливость. В итоге,  где же она, истинная справедливость?  Которая из двух?

Лавров: - Та, которая моя.

Гость: - Отчего же?

Лавров: - Ну, это и так понятно. Я человек состоявшийся, опытный,
цельный, знаю жизнь, а этот юноша ещё никто. Он только вступает в жизнь,  и что из него получится, ещё не известно.

Гость: - Жаль, что этот юноша сейчас не может присутствовать в нашей
чудной компании. Наверное, готовится к сдаче какого-нибудь экзамена. Впрочем, я и так предполагаю его ответ. Думаю, что он считает вас, дорогой Алексей Иванович, старым маразматиком, развалиной в пижаме и деградирующим лицедеем.

Лавров: - Ах, он щенок! Сопляк прыщавый! Настя, о ком говорит
                доктор? Ты его знаешь?

Настя: - Понятия не имею, кто это может быть.

Гость: - Вы оба забыли, что я говорил предположительно.

Лавров: - Знаю я ваши предположения, с вас станется.

Настя: - Ну, правда, Алексей Иванович, откуда доктор может такое знать?

Лавров: - Этот доктор может, он всё может.

Гость: - Алексей Иванович, я думаю, мне не стоит напоминать вам о
              мгновенном  инсульте. Так что, поберегите себя, болезнь с вами шутить не будет.

Лавров: - Что вы, что вы, я все отлично помню и ваше предупреждение
               особенно.
Настя: - Я опять ничего не понимаю, о чем вы говорите?

Гость: - Видите ли, глубокоуважаемая Анастасия Павловна, учитывая
              состояние Алексея Ивановича, я посоветовал ему  ни в коем случае не нервничать, это может серьезно осложнить его болезнь, даже привести к летальному исходу. Тогда ему уже никакое лекарство не поможет.

Настя: - Кстати, доктор, вы говорите о лекарстве для Алексея Ивановича,
               так назовите его. В какой аптеке оно продается?

Гость: - Лекарство? Ах, да. Моментоморин.

Настя: - Какое странное название, оно мне что-то напоминает.

Гость: - Вполне вероятно. Это лекарство редкое и очень дорогое.

Настя: - А, в какой аптеке его можно приобрести?

Гость: - В одной единственной. Помните полуподвальную аптеку в старом
городе, на площади двух церквей?

Настя: - Это там, где костел и старя церковь?

Гость: - Именно. В ней работает старый аптекарь. Спросите у него это
лекарство, только обязательно скажите, что вы от меня.

Настя: - А как вас зовут?

Гость: - Скажите ему просто, от санитара – это он так в шутку меня
называет.

Настя: - А оно дорогое? У меня  с собой денег не очень много.

Гость: - Я предупреждал, что оно очень дорогое.

Настя: - Сколько?

Гость: - Ровно в стоимость вашего чудесного кольца.

Настя: - Вот этого?

Гость: - Да, именно этого.

Настя: - Но это невозможно – это семейная реликвия. Оно переходит по
женской линии уже много поколений. Мне говорили, что оно от  пра,  пра, прабабушки.

Гость: - Ну что ж, не смею настаивать. Значит, пусть Алексей Иванович
              выживает сам (резко поворачивается к Лаврову). Мне кажется, вы хотите что-то сказать? Не советую, не искушайте судьбу.

Лавров: - Нет, нет, я ничего. Я молчу.

Настя: - Я могу занять денег, попросить у родителей, в конце концов.

Гость: - Нет, ваш вариант меня не устраивает. Кольцо в обмен на лекарство.
              Это мое условие, иначе никак.

Настя: - Но это предательство с моей стороны, предательство всего нашего рода !

Гость: - Это жизнь вашего любимого человека. Решайте, я вас не тороплю.

Настя: - (растеряно смотрит то на кольцо, то на Лаврова).  Хорошо. Я согласна.
(решительно снимает кольцо). Но, его надо сперва продать, а я не знаю, где это можно сделать.

Гость: - Прямо здесь. Я его покупаю.

Настя: - Вы?

Гость: - Я. Вот деньги.

Настя: - Сколько надо лекарства, чтобы Алексей Иванович поправился?

Гость: - Одну упаковку. И поторопитесь, лекарство нужно немедленно, а у
вас, кажется, экзамены с утра.

Настя: - Вы и это знаете?

Гость: - Я догадался.

Настя: - А вы догадливый, даже очень догадливый доктор.

Гость: - Профессия обязывает.

Настя: - Алексей Иванович, я мигом, не бойтесь.

(быстро уходит)

Лавров: - Зачем вы это сделали? Зачем вам вообще нужна эта комедия?

Гость: - А почему вы об этом спрашиваете? Вам-то не все равно?

Лавров: - Напротив, Настин поступок говорит о том, что она любит
меня, она дорожит мной. Вы знаете, как ценится в их семье это кольцо? Оно не просто реликвия, это нечто гораздо большее, это святыня.

Гость: - Я знаю. Но ведь и вы знаете об этом.

Лавров: - Да, знаю, Настя рассказывала. Но согласитесь, какая
жертвенность! Значит, я чего-то стою, вы сами это видели.

Гость: - Да, я это видел. Интересно понять другое.

Лавров: - Что именно?

Гость: - Что двигало ею? Любовь к вам или обычное милосердие?

Лавров: - Конечно, любовь ко мне, я ей нужен, я любим ею.
Странно, что вы задаете такой вопрос. Она решила меня спасти, и такая возможность ей представилась.

Гость: - И вы этим охотно воспользовались.  Впрочем, вы всегда
пользовались женщинами.

Лавров: - Что значит пользовался?

Гость: - Это означает, что вы использовали их, как средство для достижения
своих целей.

Лавров:- Вы опять что-то путаете.

Гость: - А вы знаете, добрейший Алексей Иванович, что за то время, что мы провели вместе, я устал от вас больше, чем от двенадцати ведьм, которые в течение  месяца мучили меня своим торгом в 1448 году в Англии, прежде, чем их утопили в пруду. Я устал от вас, милейший, до изнеможения. Хорошо, что нам после посещения этого мира дают покой, иначе наши силы и возможности иссякли бы прежде времени. Вы помните бывшую жену вашего главного режиссера?

Лавров: - Конечно, помню, ну так и что?

Гость: - Опять комедию ломаете? Этак вы меня сведете с ума. Однако, коль
               так, придется вам кое-что напомнить.



Картина седьмая


                Действие происходит в грим уборной.
                Лавров листает журнал. Рядом
                с ним на полу стоит портфель.
                Входит Надежда Петровна.

Надежда Петровна: -Алексей, мне сказали, что ты меня искал.

Лавров: - О, Надежда Петровна! Да, я вас искал.

Надежда Петровна: - Я слушаю тебя. Кстати, ты был вчера на премьере?

Лавров: - Конечно был, как не быть. Как можно!

Надежда Петровна: - И каково твоё впечатление?

Лавров: - Я потрясен! Какая работа, какая точность! Браво, Надежда
                Петровна, просто браво и не надо больше никаких слов.

Надежда Петровна: - Как не надо?  Напротив, очень даже надо. А почему ты
ко мне на «вы»? Мы же одни, чего ты  конспирируешься?

Лавров: - Я очень боюсь тебя скомпрометировать.  Все-таки ты жена
                главного режиссера, а это кое-что да значит.

Надежда Петровна: - Ты всегда был осторожным, я это очень ценю.

Лавров: - А я не только тебя ценю, но и восхищаюсь твоим талантом.
                Ты просто гениальная актриса, потрясающая! Ты – вторая Ермолова!

Надежда Петровна: - Спасибо. Мне очень приятно слышать твои оценки,
 они  всегда такие точные, если ты, конечно, не льстишь мне.

Лавров: - Ну что ты, как можно! Какая лесть? У меня просто нет слов,
                чтобы  высказать  тебе  моё восхищение.

Надежда Петровна: (наиграно обижено) – Так почему же вчера ты не подошел ко мне после премьеры, негодный мальчишка.

Лавров: - Да как было подойти, если вокруг тебя столько поклонников.
Да еще твой муж не отходил от тебя ни на шаг, потом директор, режиссер….

Надежда Петровна: - Разве это поклонники? У меня один истинный
поклонник – это ты.  Хотя, тоже бываешь очень скуп на похвалу.

Лавров: - Да что ты! Я же говорю, что просто восхищен тобой; что ни
роль, то полная победа, что ни образ - феерический успех. Я помню твою «Чайку» - это шедевр, просто шедевр. Какая точность, какая страсть, какой темперамент! Фантастика! А вчерашние «Пять вечеров»! Это же уникальное исполнение. Всё через себя, всё через себя, ни мгновения неправды. Ты же вся в образе, ты живёшь жизнью своей героини. Это дорогого стоит!

Надежда Петровна: - Ты прав, ох, как ты прав. Мне было так сложно
понять  мою героиню. Ведь мы с ней такие разные. Но спасибо тебе, как ты умеешь точно все понять и верно подметить. Ты очень тонко чувствующий человек, очень жаль, что вчера тебя не было с нами.

Лавров: - Мне очень хотелось, но…. Что делать, видимо, не судьба.
Но ничего, у меня есть для тебя сюрприз.

(открывает портфель, достает красивую бутылку и два бокала)


Надежда Петровна: - Что это? Это же херес, настоящий херес!

Лавров: - Конечно настоящий, ты же умеешь ценить хорошие вина.

Надежда Петровна: - Ты с ума сошел, он же стоит безумные деньги!

Лавров: - О чем ты говоришь, какие деньги, если речь идет о тебе?

Надежда Петровна: - Нет, ты все-таки просто прелесть. Ну что за мужчина:
чуткий, внимательный, заботливый.

Лавров: - И не востребованный.

Надежда Петровна: -  Ну, это мы еще посмотрим.
Лавров: - Давай отметим твою премьеру.

Надежда Петровна: - Непременно. Мне даже не верится, что я сейчас буду
пить настоящий херес. Все-таки ты умеешь угодить женщине!

Лавров: (разливая вино по бокалам) – И не только хорошим вином…

Надежда Петровна: - Кстати, ты знаешь, что ты поросенок?

Лавров: - Это еще почему?

Надежда Петровна: - Потому что давно меня в гости к себе не звал, а ведь я
                соскучилась по твоим ласкам.

Лавров: - Так,  когда же было звать, если у тебя спектакль на выпуске.

Надежда Петровна: - Да уж, что верно, то верно. Ну ладно, мы еще
                наверстаем упущенное. А сейчас давай выпьем.

Лавров: - За тебя, самую талантливую, за самую потрясающую актрису!

Надежда Петровна: - И за тебя, за моего самого дорогого поклонника.

(пьют вино)

Надежда Петровна: - Вот это да, вот это вино! Просто божественный
 нектар.

Лавров: - Да уж, херес есть херес. Предлагаю повторить.

Надежда Петровна: - С удовольствием (Лавров наливает вино). Как сразу у меня внутри потеплело.

Лавров: - Это признак настоящего марочного вина.

Надежда Петровна: - Твое вино – лучший подарок для меня в честь
                премьеры. За это я тебя очень ценю.

Лавров: - Спасибо, но было бы неплохо, если бы и твой муж оценил
                меня по достоинству.

Надежда Петровна: - Еще оценит, уж будь спокоен.

Лавров: -  Да как я могу быть спокойным, когда по слухам собираются
ставить «Клеопатру», и скорее всего, я опять пролетаю. Или буду занят в массовке третьим стражником во втором ряду.

Надежда Петровна: - Так, а ты откуда слышал про «Клеопатру»?

Лавров: - Тоже мне секрет, об этом уже неделю в курилке шушукаются.

Надежда Петровна: - Ну, в общем- то правильно: шило в мешке не
Утаишь. Ой, слушай, как мне херес в голову ударил, я сразу пьяная стала.

Лавров: - А чего тебе, репетиции ведь нет сегодня?

Надежда Петровна: - Зато есть вечерний спектакль.

Лавров: - Так что, вино убирать?

Надежда Петровна: - Ни в коем случае, налей-ка еще этого нектара.
(Лавров наливает вино, выпивают)
                А за себя можешь быть спокойным, я в лепешку расшибусь, но ты в
этом спектакле играть будешь.

Лавров: - Твои слова да Богу в уши!

Надежда Петровна:- А кстати, ты кого хотел бы сыграть?

Лавров: - Да мне громких ролей  не надо, на Цезаря я не претендую. Я
бы с удовольствием сыграл Антония.

Надежда Петровна: - Ого! У тебя губа не дура! Антония!

Лавров: - А что, думаешь не потяну?

Надежда Петровна: - Ну, почему же, потянешь, наверное… (неожиданно начинает хохотать)

Лавров: (удивленно) – Ты чего?

Надежда Петровна: - Сама не знаю, просто вдруг смешно стало. Я,
 наверное, совсем опьянела.

Лавров: - Может, я  что-то смешное сказал? Надо мной смеешься?

Надежда Петровна: (садится ему на колени) Ну что ты, глупенький! Разумеется
не над тобой.
Лавров: - Клеопатру, конечно же, играть будешь ты?

Надежда Петровна: - Думаю,что да. А кто еще?

Лавров: - Режиссер-то, сама знаешь кто. Может на роль Веру Пашкову
                назначить.

Надежда Петровна: - Верку?! Пусть только посмеет, я такой шум подниму,
                что мало ему не покажется.

Лавров: - Да уж, что-что, а это ты умеешь. Так как насчет Антония?

Надежда Петровна: - А как на счет в гости меня пригласить?

Лавров: - Да я только ждал, когда у тебя премьерный дурдом
                закончиться.

Надежда Петровна:- Когда мы встретимся?

Лавров: - Сегодня. Можно днем, у меня.  Приедешь?

Надежда Петровна: - Прилечу. А на счет Антония, я за тебя похлопочу.
                Ты действительно хочешь получить эту роль?

Лавров: - Да я просто мечтаю об этом.  Представляешь, ты – Клеопатра,
                а я – Антоний и стою на коленях у твоих ног. Здорово?

Надежда Петровна: - Да, впечатляет. Ну, хорошо, милый, мне пора бежать:
надо еще к костюмерам заскочить, потом моего дражайшего
 супруга увидеть. В общем, в три я у тебя.

Лавров: - Я буду ждать.

(Надежда Петровна уходит. Лавров выжидает, и как только актриса скрывается за дверью,  делает неприличный жест).

Лавров: - Дура старая! Идиотка  похотливая! Клеопатру ей подавай!
А Бабу Ягу сыграть не хочешь? Даже перевоплощаться не надо.
Ну, ничего, ты еще не раз послужишь мне, а с меня не убудет –
час помучаюсь, зато какие перспективы…



Картина восьмая


Гость: Вам напомнить еще с десяток случаев подобного рода?

Лавров: - Достаточно. А вы не допускаете, что я был ею по-настоящему
                увлечён?

Гость: - Нет, это исключено. Вы никогда никого не любили, кроме себя,
                конечно.

Лавров: - Но к Насте у меня самые искренние чувства.

Гость: - Смотря, что вы понимаете под искренними чувствами. Но пока не
                будем об этом – слишком тонкая тема.

Лавров: - Поймите же, наконец, что я сейчас просто не могу доказать
                вам, что способен изменить свою жизнь. Согласитесь,  на это
нужно время. Вы должны, нет, вы просто обязаны дать мне шанс для этого. Ну что мне, душу вам продать, что ли?!

Гость: (очень громко хохочет) – Алексей Иванович, драгоценный вы наш,
неужели вы и вправду считаете, что ваша душа представляет для нас хоть малейшую ценность? Вот уж во истину, человеческое самомнение не знает границ. И потом. Как можно предлагать испорченный товар?

Лавров: - Что вы хотите этим сказать?

Гость: - Только то, что сказал. Признаюсь вам, что мы можем иногда бороться за чью-то душу, но это должна быть душа праведника: чистая, непорочная, лишённая малейших признаков мерзости. А ваша душа? Нет уж, увольте, добрейший Алексей Иванович, от вашей души сильно смердит.

Лавров: - Все это весьма спорно.

Гость: - Не сомневайтесь. Однако, наша юная фея скоро будет здесь.

(входит Настя)

Лавров: - Ты так быстро?

Настя: - Я очень спешила.  (оборачивается к Гостю) Вот  лекарство. Теперь я
могу быть спокойной за Алексея Ивановича?

Гость: - Во всяком случае, оно ему очень поможет. Как вы нашли аптеку?

Настя: Странная аптека. Сначало никто на площади не мог мне толком
            сказать, где она. Одни говорили, что такой там никогда не было.
Другие заявляли, что она была, но её давно закрыли. Но когда я в растерянности  остановилась, не зная, что мне делать, вдруг увидела её прямо перед собой. Не понимаю, как я её раньше не заметила? Она оказалась действительно в полуподвале, и такая маленькая, просто крошечная. Это даже не аптека, а лавочка.  Встретил меня там очень старый аптекарь в белоснежном халате с такой же белой, как снег шевелюрой. Он на вид старый, как сморчок, но глаза у него удивительно молодые и взгляд такой цепкий и пронзительный, что мне захотелось сжаться и  убежать. Как только я назвала лекарство, он тут же понял от кого я.
- Санитар,-  сказал он,- всегда предпочитает это редкое лекарство.

Гость: - Значит, там все по-старому. Приятно узнать об этом.

Настя: - Вы говорите правду? Это лекарство действительно поможет
              Алексею Ивановичу?

Гость: - Всенепременно. Теперь обязательно поможет.

Лавров: - Я же говорил, что мои надежды оправданы!

Гость: - Только вот что, моя юная донна, я передумал покупать у вас это
кольцо.

Настя: - Как?! Но, я же потратила почти все деньги. Это лекарство оказалось
               просто безумно дорогим.

Гость: - Не тревожьтесь, милое создание, деньги меня не интересуют. Я
              просто возвращаю вам кольцо.

Настя: - Но, как же так?

Гость: - Очень просто: вы заберете кольцо себе, и мы забудем эту историю.

Лавров: - Настя, делай, что тебе говорят, не серди доктора.

Гость: - В искрящихся отблесках этого кольца я вижу свет вашей счастливой
звезды. Думаю, что это непростое кольцо -  это талисман, оберег всего вашего рода. Вы знаете его историю?

Настя: - До нас дошло предание, что оно досталось нам от пра, пра,
              прабабушки. Она была влюблена в одного господина. Но любовь
 оказалась несчастливой. Бабушка сильно и долго страдала, но потом снова влюбилась в молодого человека, который и подарил ей это кольцо. Предание гласит, что он, в свою очередь, получил его в награду от какого-то странника, которому сильно помог. Потом они  с бабушкой поженились и прожили долгую и красивую жизнь…

Гость: - И  умерли почти одновременно, с разницей в несколько дней.

Настя: - Да, а вы откуда это знаете?

Гость: - Это обычное дело. Кстати, наверное, ваши все последующие
бабушки в той или иной степени повторили жизненный путь первой
обладательницы этого кольца?

Настя: - Да, это действительно так. Они словно сговорились. Или
это судьба так устроила? Даже моя мама была несчастна в своей первой любви.

Лавров: - Первая любовь всегда заканчивается плачевно.

Гость: - Спорное утверждение. Все зависит от того, насколько близко
рассматривать это событие. Время, лишь оно способно  расставить все по своим местам. Однако, мы увлеклись.
Сударыня, вам пора в вашу альма-матер. Там, на её ступеньках терпеливо ждет вас некий юноша. Обратите на него внимание, присмотритесь. Может быть он – ваша судьба. Но прежде, дайте вашу руку. Я сам надену вам кольцо.

Настя: (подает руку) – Ой!  Какие холодные у вас руки.

Гость: - Разве? (пауза) А теперь?

Настя: - Теперь теплые. Как этот может быть?

Гость: - Это особенность моего тела, оно всегда согревается рядом с таким
чистым созданием, как вы. Напоследок хочу предостеречь вас: никогда, ни при каких обстоятельствах не расставайтесь с этим кольцом – оно принесет вам счастье и покой. Так хочу я, и да будет так! А теперь, прощайте.

Настя: - Прощайте. Знаете, у меня такое чувство, что вы не совсем доктор.

Гость: - Вот как?

Настя: - Да, вы очень странный… доктор. Почему-то, вы представляетесь мне
тем самым странником, который вручил моему далёкому предку это кольцо. Я вас никогда не забуду. Вас и всё, что сегодня здесь произошло.

Гость: - А вот это напрасно. Впрочем, вы забудете меня даже гораздо
раньше, чем думаете (пауза). Вот видите, вы уже стали забывать. Торопитесь, сударыня, вам пора на экзамен.

(Настя медленно уходит)

Лавров: - А как же я? Что будет со мной?

Гость: - С вами? А вы мне больше не нужны.

Лавров: - И вы оставите меня в покое?

Гость: - В покое? Ну что ж, можно и в покое.


(Лавров опускается на подушку и засыпает. Гость обходит всю комнату, забирает с тумбочки бутылку с мин. водой и ставит её за постель. Затем щелкает пальцами и, недолго посмотрев на спящего, снимает халат и убирает в карман лекарство. После, осмотрев комнату ещё раз, уходит, унося медицинскую сумку. Лавров просыпается, садится в постели)


Лавров: - Черт возьми. Вот это сон! Это ж надо такому присниться!
И чувствую себя хорошо. Просто великолепно. Куда же подевалась моя  пневмония? Потрясающе!

(вскакивает с постели и делает несколько приседаний. Затем осторожно осматривает комнату. Заглядывает за кровать)

Да нет, чушь собачья. Конечно же,  это был сон.  Но какой яркий, реальный, просто ужас.


(расхаживает по комнате . Напевает арию князя Игоря  из одноимённой оперы.)

  « О, дайте, дайте мне свободу. Я свой позор сумею искупить…»
Нет, это был настоящий кошмар: какой-то демон, Настя со своим дурацким кольцом. Ох, и натерпелся же я страху. Наверное, во всем виновата моя температура…
  «О, дайте, дайте мне свободу…» и эта непонятная аптека. Я хорошо знаю эту площадь. Там никогда аптеки не было….
«О, дайте, дайте мне свободу…» Зато жизнь промелькнула перед глазами в одно мгновение. И никто не может меня судить, как я жил. Кому какое дело, всяк живет сам для себя. Почему я должен оглядываться на кого-то, если мне что-то выгодно? Подумаешь, честь, благородство, порядочность. Всё это только красивые слова, пыль в глаза и не более….
« О, дайте, дайте мне …»  Мой исполнительский уровень вас не устраивает? Плохо работаю, бездарно? А что мне от ваших оценок?
Играю, как могу! Вон, Люська, уже народная, а играет, как в самодеятельности. И  что из того? Убыло, что ли с неё? Просто человек уверен в себе и правильно считает, что всё, что она делает на сцене – всё хорошо. Попробуй кто-нибудь слово против сказать – себе дороже. Директор и тот под её дудку пляшет. Кстати, вот кому надо позвонить, Люське.

(звонит по телефону)

Люсик, привет – это я. Ещё спишь? Ничего, сейчас проснешься. Я тут под утро заснул и мне такой сон приснился, просто невероятный. Представляешь, сон цветной, реалистичный до мелочей, интересный, как сказка. Вроде я болею, а ко мне под видом врача является демон. Стал он меня по косточкам разбирать…. Да нет, в смысле вспоминать всю мою жизнь. Припомнил все мои грешки, мол, пора мне за них в ад отправляться. Даже эта молодая дура приснилась…. Да Настя, кто ещё! Потом какая-то аптека, лекарство, которое  стоит, как чугунный мост, но которое может вылечить меня…  В общем, кошмар. И всё так явственно, натурально. Сон закончился, и я вдруг проснулся абсолютно здоровым. Болезни моей, как  не бывало… На репетицию? Нет, не пойду, хочу ещё денек отлежаться. Слушай, может ты сегодня заедешь ко мне после репетиции? Ну, как зачем? Просто проведать больного человека. И потом, что-то мы давненько не были вместе. Тебе так не кажется?... Хоть ты, Люська, и стерва, но смех у тебя очень многообещающий. Ну что, я жду тебя? Все, договорились.

(Ходит по комнате)

       «О, дайте, дайте мне свободу…» Вот  дьявол, к языку прицепилось. Нет, что ни говори, а наш брат, артист, любит красивые слова: драматургия, режиссёрское решение, рисунок роли… Тьфу, тошно слушать. А ради чего все это? Ради искусства? Ради публики? А кто она, наша публика? То же самое быдло, только в костюмах и вечерних платьях. Это ради них я должен целый вечер на сцене уродоваться? Актерский профессионализм, сценический образ… Дерьмо все это! Пусть об этом пекутся столичные театры, там и публика другая, солидная, разбирающаяся во всех тонкостях нашего ремесла. Вот где бы я развернулся, вот где можно блистать талантом, а у нас? Только и могут, что на худсовете критиковать, да грязью обливать. Вон, Люську, не сильно-то покритикуешь, а почему? Потому что  народная. Правда,  почему она народная,  давно уже забыли,  да и  сама вряд ли помнит. Но разве это главное? Нет, не прав был старик, не надо любить искусство в себе. Как раз наоборот, надо себя любить в искусстве.
 В этом плане Люська молодец:   вскарабкалась на свой трон, и попробуй с ней не считаться, сразу впадёшь в немилость.  И чем больше у тебя будет таланта, тем больше на тебя грязи выльется.

(громко зевает)

Что-то меня так в сон клонит, глаза просто слипаются?  Хотя, почему бы не вздремнуть, все равно Люську ждать.  Потом надо в магазин сходить, а то как-то неудобно…..


(ложится в постель и засыпает. Гаснет свет. На сцене появляется Гость. На нем длинный черный плащ. Он подходит к постели, смотрит на спящего, затем, накрывает его простыней с головой)

Голос:- Посланник, ты все-таки сделал это. Почему?

Посланник, он же Гость: - Равновесие. Здесь было слишком много зла.

Голос: - Ты отправил во мрак её возлюбленного.

Посланник: - Да, мой господин. Это зло нельзя уменьшить, значит, оно
             должно исчезнуть.

Голос: - Она будет страдать.

Посланник: - Да, но это необходимо, это путь избавления. Время её правды
               ещё не наступило.

Голос: - А оно наступит?

Посланник: - Да, мой господин, наступит. Теперь наступит.  Оно уже в пути.


                Конец