Маяковский как провидец

Противостояние направленного в прошлое «традиционалиста», как бы сейчас сказали, Сергея Есенина и устремленного в будущее будетлянина-футуриста Маяковского, в ходе которого они успели поименовать друг друга, соответственно, «кобылес» и «поэтес», могло закончиться только вместе с их эпохой. Сейчас, по прошествии лет, поэтические соперники сияют двойной звездой своего времени — сначала обласкавшего их, а потом крепко ударившего дубиной по «стихами наполненным черепам», приведя к вечной «трезвости без аванса и пивной».

Однако если Есенин изначально апеллировал к вневременному символизму русской деревни, то стихи и проза Маяковского, будто темпоральная капсула, спустя столетие наконец до конца реализовали заложенный в них потенциал и обрели в определенных фрагментах поразительное соответствие настоящему времени — наступившему таки «будущему». Постараемся развить эту мысль.

Маяковский благодаря дару пророка предвидел «вечную трезвость» того бума здорового образа жизни, который потихоньку убивает многовековую традицию медленного алкосуицида, и более того — имплицитно провозгласил принципы «трезвого искусства», которые наконец обретают силу: вместо вина «кубки черепов» всё большего количества творцов перманентно полнятся пьянящим и игристым творчеством.

Когда Маяковский пишет в статье «Как делать стихи?»: «В последнее время у Есенина появилась даже какая-то явная симпатия к нам (лефовцам): он шел к Асееву, звонил по телефону мне, иногда просто старался попадаться», то мы легко представляем Владимира Владимировича, «достающего из широких штанин» пролетарский «Xiaomi» и слушающего в динамике скрипучий голос белобрысого Сергея Александровича.

В той же статье: «С моей точки зрения, лучшим поэтическим произведением будет то, которое написано по социальному заказу <…>, сработанное на столе, оборудованном по НОТу, и доставленное в редакцию на аэроплане». Мы тут же легко представляем себе, как «горлан и главарь» сидит в кафе и работает за «ноутом», ноутбуком.

А как вам такие строки из написанной кровью сердца «Флейты-позвоночника»?!

«Короной кончу?
Святой Еленой?
Буре жизни оседлав валы,
я — равный кандидат
и на царя вселенной,
и на
Кандалы».

Тут, как говорится, комментарии излишни. Пророк — он и в Африке пророк! В две тысячи двадцатом году, спустя сто пять лет после написания поэмы, «короной кончают» очень и очень многие.