Люди и звери

         1
         Наши отцы служили Родине сутками напролет. Правда, от этого нам, офицерским детям, существо их службы едва ли было понятно. Да и как могло быть иначе, если в ракетных войсках, которых ещё нигде не было, а в нашей стране они только создавались, всё происходило в обстановке величайшей секретности. Ну, а сама служба офицеров-ракетчиков, как тогда, так и сегодня (это теперь многим стало понятно), была, конечно же, да и остаётся тяжелой, опасной и непрерывной. И днем и ночью! Выходных у офицеров не то что не было совсем, но более того – наши отцы в них словно бы и не нуждались, посвящая всю свою жизнь одной лишь службе. Потому домашние их видели редко.
         Ах, кто-то усомнится – мол, праздники ведь были какие-то! Конечно! Праздники были! Такие как День Великой Октябрьской социалистической революции, День победы, День международной солидарности и что-то ещё. Но все они даже малого передыха офицерам не приносили. Праздники офицерам приносили лишь дополнительные обязанности. Мой отец не раз шутил, будто для военного человека любой праздник, что свадьба для лошади – голова в цветах, а спина в мыле!
         Конечно же, мы, дети, часто слышали многие странные словечки о службе отца, упоминаемые родителями в их перешептываниях. Помню, говорили они про учения, всякие наряды – внутренние и гарнизонные. Говорили про комплексные занятия, инспекции, проверки, полигоны и стрельбы, отбои или подъемы, кроссы или иные спортивные состязания среди личного состава. Этому странному и неведомому личному составу мы удивлялись всякий раз. Где он? И чей же он, если он личный, но не свой собственный?
         Впрочем, поначалу в содержание большинства терминов мы не очень-то вникали, а потом и вообще как-то привыкли к ним и воспринимали, словно некие ярлыки, не догадываясь, подчас, что они-то в совокупности и означают всю трудную, напряженную и непонятную нам службу отца.

         Вообще-то офицерские дети, особенно, мальчишки моего возраста, росли вольными птицами и имели неограниченный доступ повсюду. Конечно же, всё это – неофициально, ибо никто нам таких полномочий и свободы не предоставлял. Только что же удавалось от нас утаить? Свои любознательные носы мы умудрялись сунуть везде, и лишь одно место – техническая территория войсковой части – оказывалось для нас притягательным, но недосягаемым, как бы мы не хитрили. Именно там и скрывались самые настоящие военные тайны. И скрывались они не от нас, а от какого-то, как нам объясняли, вероятного противника.

         Иной раз отец стремительно уезжал на какой-то далекий и непонятный нам полигон. Это всегда происходило ночью, потому мы с сестрой такие моменты обычно просыпали. А потом отец не возвращался к нам целый месяц, а иногда даже два. Тогда что ни день моя сестра тихонечко ревела в своём уголке, и после отъезда отца ещё много дней приставала к матери с вопросами, на которые всегда получала однообразные ответы:
         – Теперь уже скоро, доченька! Теперь совсем скоро! – сестру это вполне устраивало, поскольку она ещё верила всякой незатейливой отговорке и на некоторое время успокаивалась.

         И всё же своим отцом, даже столь мало зная о нем и его службе, мы очень гордились. А с его стороны для этого и не требовались какие-либо героические основания. В детском воображении наш отец итак всегда представлялся большим, сильным и добрым. Постепенно мы и от других людей узнавали, что таким он в действительности всегда и был. Об этом свидетельствовали и многочисленные отцовские медали, полученные даже не на фронте, а уже после войны, в мирное время, а также ярко разукрашенные красным почетные грамоты и, так называемые, ценные подарки. Их неизменно вручали почему-то в виде наручных часов, потому за короткое время у отца накопилось семь штук!
         Современным читателям надо обязательно узнать, что в те годы часы были отнюдь не тривиальными безделушками, как сегодня, встраиваемыми в любые телефоны, телевизоры, кухонные плиты и вообще, везде и всюду. Тогда же часы были редкими.
         Уверен, если наугад остановить десять взрослых прохожих, то вряд ли у половины из них окажутся часы. Конечно же, наручные часы, многим людям были необходимы для лучшей организации личной жизни и работы, но в те времена они чаще всего воспринимались почти как драгоценность, недоступная большинству желающих.
         Для меня равномерное тиканье часов всегда представлялось непостижимой и притягательной загадкой. Как они могут столь громко стучать, ведь сами такие маленькие? Где в них умещается настоящая металлическая пружина? Та самая, которую ежедневно приходится заводить с немалым усилием! Почему часы не останавливаются, когда я переворачиваю их, как попало? Что их заставляет работать без устали?
         Я всегда мечтал в этом разобраться, потому к любым часам испытывал непреодолимое тяготение. Но всё же самое интересное в часах происходило у них внутри! И как только мне удавалось украдкой вскрыть заднюю крышку, то я замирал с благоговением. Предо мной открывалась фантастическая сцена, на которой с разной проворностью прокручивались многие блестящие шестерёнки и, главное, словно маленькое живое сердечко, пульсировал загадочный анкерный механизм с идеально завитой тончайшей пружинкой. Я мог часами следить за строго согласованной работой всех крохотных деталек любого часового механизма. И даже представлял себя его частью – то секундной стрелкой, то энергичной пружинкой, то отполированным до зеркального блеска зубчатым колёсиком, воспроизводя их движение.
         Так-так, тик-так – бесконечно постукивало крохотное чудо, продвигая по циферблату миниатюрные стрелочки. А я уже тогда, несмотря на малый возраст, любил самостоятельно что-то выстругивать, выпиливать, паять, потому кое-что в технике понимал. Потому-то особо и удивлялся, как же можно воспроизвести все эти микроскопические детальки со столь высокой точностью? Ведь каждый зубик любой шестеренки абсолютно правильно и в нужный момент попадал между зубиков другой сопрягающейся с ним шестерёнки! Фантастика! Такой точности напильником мне не достичь, как ни старайся! А большой токарный станок, который всегда громко гудел в мастерской нашей воинской части, тем более с этими крохами не справится! Как же их делают, не мог представить я.
          Но часы заставляют меня вспоминать не только это! Даже сейчас я диву даюсь, и с опозданием стыжусь, но ведь было! Как-то само собой получалось, что я заигрывался, а потом, завороженный механическим таинством, выносил очередные наградные часы из дома, чтобы разделить своё восхищение с друзьями. И… И ещё одна награда отца домой уже никогда не возвращалась!
          Можно бесконечно удивляться, но семейных расследований родители никогда не проводили. Они будто и не замечали пропажу! Я же наедине с собой потом всё равно сознавал ужас своего проступка, долго терзался и раскаивался, хотя родителям в содеянном никогда не признавался. Потому теперь в этом вопросе меня особенно подкупает осмысленная педагогическая дальновидность моих родителей. Ведь они, несмотря ни на что, продолжали верить в мою моральную чистоту, не допуская даже подозрений в злом умысле с моей стороны. «Он же пока совсем ребёнок! А потом сам во всём разберётся!» Это, несомненно, щадило моё самолюбие, подготавливая к последующей, уже взрослой жизни. И я скоро всё забывал, не чувствуя себя ущербным в последующем. Но нужные выводы всё же делал!

         В ту давнюю пору, о которой идёт речь, моя семья ютилась бок о бок с другими офицерскими семьями в так называемом военном городке. Он располагался вдали от каких-либо населенных пунктов, за счёт чего мы были надежно запрятаны от любых посторонних глаз и лиц. Но – к огорчению наших матерей. Ведь в силу молодости их постоянно влекло именно в города. И это легко понять, ибо города значительно лучше приспособлены для решения многочисленных хозяйственных задач, вечно давивших на хозяек. В городе им приходилось легче.
         Наш военный городок отделялся глухим деревянным забором от собственно воинской части, где в достаточно добротных казармах размещались солдаты, а также техника. Она пряталась в специальных хранилищах. Но это не так уж интересно! Более важным нам казалось, что со всех сторон нас охватывал вековой лес. Самый настоящий, прямо-таки сказочный! Местами он был настолько дремучим, что несложно было и заблудиться. Но мы-то знали каждый кустик любимого леса, его любую травинку и тропинку! И если у него, нашего живого леса, имелась, как мы считали, своя лесная душа, то она, без всякого сомнения, полностью сливалась с нашими ребячьими душами, не представлявшими себе даже в мыслях отлучения от этого сказочно-реального мира.

          В военном городке среди бережно сохраненных могучих грабов красовался наш единственный дом. Он носил строгое как военная команда название – ДОС. Это означало – дом офицерского состава.
ДОС вырос всего на два этажа и три подъезда. По четыре квартиры в каждом. Лишь семья командира располагалась отдельно, а в остальных одиннадцати квартирках, безжалостно уплотненных несколькими семьями, коммунальным образом протекала личная жизнь трех десятков офицерских семей. Теперь уж не знаю, сколько там теснилось таких же бедолаг, какими являлись мы. Возможно, если считать с маленькими детьми и подростками, человек семьдесят, а возможно, и все сто выходило!
         Разумеется, население военного городка всегда оставалось бесконечно малым, если сравнивать его с каким-то городом или даже небольшой деревенькой. Зато все дела и даже помыслы здешних жителей оказывались у всех на виду. Все и каждый легко просвечивался.
         Хорошо это или плохо? Даже теперь однозначно решить мне трудно! Просто тогда иначе и не получалось – желай, не желай! Потому свою жизнь люди организовывали так, как могли это сделать. Разумеется, в рамках допустимого. Считалось, что любые свои запросы нужно разрешать самостоятельно, но так, чтобы никого не ущемлять! И требовать себе большего, нежели остальным, разумеется, без веских на то оснований тоже не допускалось.
         Кому-то подобная прозрачность помогала преодолеть внезапную беду – ведь соседи сразу и вполне искренне приходили на помощь. При других обстоятельствах их бесцеремонное вмешательство в чужие личные дела могло вызывать протесты. Ведь не у всех и не всё складывалось гладко, а признаваться в неудачах – радости никому не доставляет.
         Бывало, кто-то пробовал оградить себя от пристального внимания со стороны, но информация (тогда ее называли сплетнями) рано или поздно просачивалась наружу неведомыми каналами, становясь причиной нешуточных конфликтов, тяжелых и затяжных обид. Может, именно потому наших матерей настолько тянуло в город, где всякий человек остаётся незаметным, где в своей личной жизни можно оставаться неприкасаемым, какой бы она кому-то не казалась.
Нас же, детей, удаленность от городской благоустроенности и малочисленность местного населения никак не тяготила. Возможно, потому, что по будням мы ездили в школу в достаточно крупный районный центр. Возили нас туда на военном грузовике, специально переделанном в нечто, напоминающее автобус.
         Поскольку детей в той школе собиралось предостаточно, общения нам вполне хватало. Более того! От переизбытка физических и эмоциональных нагрузок наша школьная жизнь подчас вообще выплёскивалась через край. И всё же не школьный, иногда организованный, а чаще необузданный детский мир волновал нас более всего. Мы не скучали по школе, по районному центру или большому городу даже в каникулы.
Лес – вот что казалось смыслом вольной мальчишеской жизни! Но во всей красе описать тот лес, столь дорогой нашему сердцу, я даже не пытаюсь – непосильная для меня задача! Конечно, можно подробно рассказывать о его географии, флоре или фауне, о временах года, сезонах, фазах или о состояниях погоды, о любимых местах, неожиданных находках и сохраняющихся загадках природы, но всё равно ведь никто не прочувствует и части того, что ощущали мы всякий раз, погружаясь в это многомерное живое сокровище.
         Наш лес был огромным! Он был прекрасным и интереснейшим миром. Об ином наполнении своей жизни мы и не мечтали, буквально, растворяясь в нём в любое время. И нашим матерям стоило немалого труда, чтобы вовремя накормить нас или засадить за ненавистные уроки. Мобильные телефоны тогда не существовали, а до ручных часов мы не доросли, вот и приходилось матерям полагаться на силу своего голоса, а нам, на то, что нас не найдут.
         Все школьные друзья не могли скрыть, насколько они завидовали нашему лесному дикому бытию. Особенно это чувствовалось, когда по весне мы с показной небрежностью дарили девчонкам большущие букеты цветов. Пахучие ландыши, трогательные подснежники или кружевные ветреницы сразу в глазах девчонок поднимали нас на недосягаемую для остальных ребят высоту.
         Но городские сверстники не имели представления о наших печалях. Не знали они, что обычные встречи с отцами для нас, детей офицеров, столь необходимые, оказывались более редкими, нежели встречи с лесными животными.
          И всё же иногда и всего на пару часов мы выбирались в лес всей семьей. И тогда уж мы тянули отца к себе, старались завладеть его вниманием и ревновали даже к матери, которая тоже считала себя давно обделенной его вниманием. Но устойчивых обид, конечно, ни у кого не возникало, потому что мы с малолетства усвоили суть отцовского долга и служебной необходимости, которые для него всего важнее, а, следовательно, и для нас. Из-за этих серьезных понятий мы для отца всегда оставались, как нам казалось, менее важными, нежели его служба. Но мы обожали отца и уже давно смирились с таким порядком.
          Трудно даже вообразить, в каком положении оказалась наша семья, если бы отца уволили из армии! Но армия по несчастью или же на радость безраздельно владела им уже многие годы, не позволяя нам даже малой доли того же. Стало быть, из-за порядков военной службы у нас, офицерских детей, даже естественное право на общение с отцом всегда ущемлялось. Потому выходит, что и мы чем-то жертвовали во имя Родины, тоже ей служили!
          То же самое происходило и в других офицерских семьях. И хотя современникам это может показаться странным, но подобная жизнь ни у кого не вызывала активных протестов, потому что представлялась совершенно правильной и объективно необходимой. Мы знали, что иначе нашей стране жить пока нельзя!
          2
          Много лет прошло, прежде чем я, подхватив ракетную эстафету отца, смог узнать, что те ракетные войска, в которых он служил, были почти декоративными. Дело в том, что ракеты с достигнутой тогда дальностью пуска, очень низкой точностью и неэффективным тротиловым зарядом совершенно не выдерживали конкуренции даже с бомбардировочной авиацией. А потому никак не угрожали США, которые с европейских аэродромов могли легко наносить глубокие удары по нашей территории. Тем не менее, тот этап развития нашей ракетной техники был абсолютно необходим. Ведь даже те альпинисты, которые когда-то отважно поднимались на высочайшие вершины мира, не сумели бы добиться этого без своих первых и неуверенных шажков по земле! Так же развивались и советские ракетчики – от сложного, к ещё более сложному!
          Но страна, не имевшая технической возможности хоть как-то угрожать Штатам (не было и нужных для этого дальних бомбардировщиков), оставалась беззащитной. Ей жизненно требовались большие стратегические ракеты, способные наносить мощные ядерные удары по заокеанскому противнику. Уже возможность этого отрезвила бы руководство США. Но тогда у нас не было ни ядерных зарядов, ни ракет, способных их доставить на 8000-10000 км.
          Создание ракет было поручено творческому союзу нескольких главных конструкторов. Сердце ракет, то есть, их двигатели невероятной до сих пор мощности, разрабатывались под руководством Валентина Глушко. Систему автономного управления ракетами в полёте делали под началом Николая Пилюгина. Наземным пусковым комплексом занимался Владимир Бармин. Главным по радиоаппаратуре для коррекции траектории ракет в полёте являлся Михаил Рязанский. Гироскопы взял на себя Николай Кузнецов, который уже делал их, но очень крупные, для кораблей и подводных лодок.
          Сергей Королёв, которому наш народ незаслуженно приписал всю славу создания больших советских ракет, осуществлял общее руководство проектом. Но остальные главные конструкторы, сознавая необходимость хоть чьего-то верховенства в их коллективной работе, избрали Королёва, как наиболее энергичного и пробивного, своим неформальным руководителем. Этим оказался крайне не доволен более опытный в ракетных делах и старший по возрасту Валентин Глушко, и далее отличавшийся чрезмерным честолюбием. Кстати потом и руководство страны спохватилось и учредило должность «самого главного» из главных конструкторов. Менять что-то персонально не стали, потому эту должность уже на законном основании стал исполнять Сергей Королёв. И здесь есть о чём поговорить…
          Первая советская сравнительно тяжелая ракета Р-1, ставшая копией немецкой А4 конструкции барона фон Брауна, была запущена в результате титанической работы многих тысяч специалистов и рабочих. Это событие произошло в октябре 1947 года в Астраханской области на специально построенном ракетном полигоне Капустин Яр. Та ракета с полезной нагрузкой в одну тонну могла преодолеть расстояние до 270 км. Отклонение от цели составило около 10 км, что в качестве оружия делало такую ракету неэффективной.
         В конце 1951 года на вооружение приняли ракету Р-2 с дальностью пуска до 600 км, а летом 1956 года и ракету Р-5М. Она имела дальность уже до 1200 км, однако для обороны страны и этого было совершенно недостаточно!
         К тому времени Королёв, получив немалый опыт разработки сравнительно больших ракет, полностью уверился в возможности создания своим творческим коллективом и промышленностью очень большой стратегической ракеты, способной с ядерным зарядом, наконец, достичь США. Но одновременно Королёв понял и то, что такая боевая ракета вполне сможет реализовать его заветную «гражданскую» мечту, то есть, вырваться в космос. Именно об этом Королёв грезил многие и многие годы – сразу, как только из лекций Константина Циолковского узнал о теоретической возможности межпланетных сообщений с помощью ракет.
          Наконец-то, для запуска искусственного спутника Земли появится реальная техническая возможность, заранее обрадовался Королёв! От осознания такой возможности он совсем потерял покой. Он итак уже давно не жалел огромных средств из военного бюджета, пополняемого лишь трудом полуголодного советского народа, но теперь тайно расходовал эти средства отнюдь не на защиту страны от агрессии.
Это было настоящее преступление Королёва! Причем особо опасное, поскольку вероятность развязывания Штатами ядерной войны против СССР была очень высока. Ведь Штаты уже применяли дважды атомные бомбы в Японии, потому вряд ли остановятся! С конца пятидесятых годов они открыто планировали десятки, а потом и сотни ядерных ударов по основным промышленным центрам Советского Союза. Королёва же это интересовало мало. Более важным для него стало сокрытие от руководства страны, что вверенные ему огромные силы и средства преступно направлены не на оборону, а на воплощение весьма несвоевременной мечты самого Королёва.
Созданная им ракета Р-7 оказалась плохо приспособленной к решению военных задач, хотя и смогла бы доставить ядерный заряд на территорию США. Последнее обстоятельство поначалу считалось самым важным. Оно и понятно! Ведь впервые удар по противнику мог стать реальным! Потому никто не заострял внимания на том, что подготовка ракеты к пуску занимала примерно двое суток, в то время как в полёте ракета пребывала всего минут сорок. Если США в течение двух суток подготовки Р-7 к пуску сумеют нанести упреждающий удар, то оборона нашей страны окажется пробитой! Зачем же нужна подобная ракета?
         Но Королёв знал, зачем она нужна! С помощью этой ракеты он 4 октября 1957 года запустил вокруг Земли самый первый искусственный спутник. В мире спутник произвёл настоящий фурор и заодно, поскольку журналисты сразу проговорились, что с этого времени территория США перестала быть абсолютной защитой от ядерного удара, навёл невообразимый ужас на всех американцев.
         Оказалось, что искусственный спутник, никак не завязанный на оборону, косвенно всё же обеспечил советскому народу хоть какую-то озабоченность его врагов! Потому обвинений Королёву не предъявили.
         И всё же первую и весьма убедительную угрозу Штатам создал в 1963 году Михаил Янгель. Его ракета Р-16, разработанная в КБ «Южное», стала настоящей межконтинентальной стратегической ракетой. Она была способна по любой точке США нанести ядерный удар, который в десятки раз мощнее взрыва в Хиросиме. Ракета Р-16 до сих пор является самой тяжелой боевой ракетой. Ее стартовая масса составляет почти 150 т. Однако к этому времени наш противник поставил на дежурство свои мощные ракеты, способные стартовать всего через минуту после команды «Пуск». А вот Р-16 перед пуском сначала нуждалась в заправке жидкого топлива. И заправка производилась в пять раз дольше, нежели полёт к нам американской ракеты! Это грозило Советскому Союзу поражением в ядерной войне. Да и цена Р-16 оказалась столь большой, что страна осилила постановку на дежурство всего двухсот ракет. Такого количества, с учетом того, что часть ракет противник сможет уничтожить, было недостаточно.
          Полное решение оборонительных задач с помощью РВСН было осуществлено под руководством молодого конструктора Владимира Челомея. Ему удалось разработать ракету нужной дальности с великолепными характеристиками готовности, точности, безотказности и притом сравнительно недорогую. Потому за короткое время была построена партия из тысячи ракет Р-100, и все они поставлены на длительное дежурство в специальных противоатомных пусковых шахтах. Разумное рассредоточение этих шахт по территории СССР сделало эти ракетные комплексы практически неуязвимыми. Но и этого Владимиру Челомею показалось мало. Он связал все шахты подземными линиями связи. Потому в случае поражения противником даже всех командных пунктов, пуск всех уцелевших ракет оставался возможен расчётом любой шахты! Значит, агрессор в любом случае получит мощный ответный удар.
         После успеха с Р-7 Сергей Королёв вообще отошел от оборонительной тематики, сосредоточившись на космонавтике. Таким образом, его вклад в оборону страны нельзя считать выдающимся. Более того, даже пилотируемые полеты, ставшие главным достижением Королёва, едва ли смогли продолжаться более двух-трех дней, поскольку в «кораблях» «Восток» и «Союз» было столь тесно, что космонавты после приземления даже стоять не могли самостоятельно и потом восстанавливались месяцами.
         Продолжительность полетов удалось увеличить во много раз лишь после создания пилотируемых космических станций. Только в них появилось достаточно места для продолжительных физических упражнений, направленных на преодоление вредного влияния невесомости на здоровье людей.
          Но космическая станция была создана отнюдь не Королёвым, а уже упомянутым Владимиром Челомеем! Она была им задумана как постоянная космическая лаборатория на орбите для разведки целей и слежения за их перемещением на любом участке нашей планеты. Такая станция явилась мощным научным и военным прорывов Советского Союза, о котором США даже не помышляли! Но воспользовался этим прорывом не его автор Челомей, а опять же Королёв. Он продавил своими интригами постановление правительства СССР о передаче космической станции в безраздельное пользование самому себе. Правда, не смог разобраться в высокотехнологичном оборудовании станции, заботливо укомплектованной Челомеем, и почти всё оно осталось брошенным на земле. Если поразмыслить над этим, то весьма спорными окажутся достижения и прославленной королёвской пилотируемой космонавтики. Я не злословлю по этому поводу, но народу следует знать истину. И отдать должное выдающемуся конструктору Владимиру Челомею, который не только надёжно защитил страну, но и создал орбитальные космические станции, без которых вся нынешняя космонавтика теряет смысл!
          Вот таким стало начало истории наших ракетных комплексов.
          3
          При абсолютной занятости отца наше воспитание в семье неизбежно перекладывалось на мать. Изредка влияние отца всё же проявлялось, либо в его личном примере, либо в устрашающих обещаниях, исходящих от матери, призвать его, когда она уставала от нашего непослушания или неуемных инициатив!
Но наши матери, пожалуй, со своими обязанностями и сами справлялись прекрасно, поскольку обладали многими незаурядными качествами и талантами. И касалось это, пожалуй, всех наших матерей, всех офицерских жен.
          Вам не очень верится, что все они являли собой нечто интересное? Ваше право мне не верить, но так уж получалось в действительности! Возможно, потому что…
          Во-первых, почти все наши матери росли и выходили замуж в достаточно крупных городах, в которых было немало возможностей для многогранного развития. Там же в военных училищах обучались и наши будущие отцы. Девушки чаще всего занимались в своих институтах, техникумах, а также в медицинских, театральных и прочих училищах, получая образование и специальности.
          Во-вторых, даже молодые офицеры за свою нелегкую службу в те годы получали деньги, позволявшие уверенно содержать семью. Девчата со всей округи этим фактом не пренебрегали и хорошо понимали, что курсанты выбирают из них самых лучших, можно сказать, на конкурсной основе. Это заставляло будущих невест совершенствоваться и преуспевать по всем направлениям.
          Остальное, наверное, и без меня понятно – супружеские пары получались такими, что переносили любые жизненные неудобства. И всё же, надо признать, когда наступал срок отъезда, не все девушки решались ринуться вслед за мужем во тьму тараканью! Случались и обидные исключения. Помню, каждый случай дезертирства офицерских жён подвергался жесткому общественному анализу, конечно же, не официально. За изменницами навсегда закреплялось клеймо ненадежности и неверности. От такой славы избавиться уже не удавалось.
           Так или иначе, но благодаря сложившейся системе, совсем неслучайной, в самых отдаленных гарнизонах появлялось немало молодых красивых женщин. Они были неплохо образованы, в чем-то талантливы, инициативны, преданы своим мужьям и, ко всему тому, не обременены какой-либо профессиональной деятельностью. Работать-то в отдаленных гарнизонах почти никому не удавалось. И вот для того, чтобы не погрязнуть в домашних заботах и не оглупеть от скуки, молодые женщины создавали для детей различные кружки – танцевальные, музыкальные, спортивные, театральные, живописи, вязания… А на их основе в военном городке буквально на глазах расцветали всевозможные таланты!
          А уж, каких высот достигла наша художественная самодеятельность! К каждому празднику в солдатском клубе устраивали большой концерт. В нём обязательно участвовали солдаты, офицеры, мы, дети, и, конечно же, наши любимые мамы! Когда они находились на сцене, мы вообще были готовы аплодировать бесконечно, и очень ими гордились!
          Кто-то может усомниться, но после первых драматических спектаклей и их явного успеха у зрителей, начались настоящие гастроли наших доморощенных артистов по другим гарнизонам. Эти гастроли многим участникам и коллективам принесли заслуженное уважение и целый дождь премий и наград, на которые не скупилось, прежде всего, военное начальство самого высокого уровня!

          Ну а потом в военном нашем городке женщины узаконили демократическое управление всеми вопросами общественной жизни. Фундаментом демократии стал выборный орган власти, который назывался Женсоветом. И если уж Женсовет принимал какое-то решение, то проигнорировать его хоть кому было невозможно.
          Например, как-то Женсовет задумал избавиться от охватившего многих членов семей синдрома ссыльных узников, поселенных в лесной глуши и удаленных от привычной цивилизации. Для начала женщины постановили построить образцовый спортивный городок. В нем предусматривались песочницы для малышей, качели для детей и взрослых, различные карусели, площадки для волейбола, баскетбола, бадминтона и русских городков. Даже тир для мелкокалиберного оружия собирались построить!
          Реализация проекта натолкнулась на вполне предполагаемые трудности. Оно и понятно! Ведь воинская часть не обладала производственными возможностями, словно некое машиностроительное предприятие. Тем не менее, очень скоро всё, что запланировали наши матери, появилось в городке, как по щучьему велению.
          Иначе и быть не могло, ведь в соответствии с уставом, Женсовет возглавляла супруга командира части. И если исполнение решений Женсовета тормозилось, то командир даже дома не находил покоя, ибо на него ежедневно давила собственная жена. Долговременное сопротивление становилось бессмысленным! Так же происходило во всём, поскольку область приложения нерастраченной энергии неработающих женщин распространялась практически на всё. Но в итоге это всем, даже поначалу недовольным, вполне пришлось по нраву!
          4
          Как-то, вернувшись с тактических учений, наши офицеры привезли крохотную, возможно, лишь вчера рожденную косулю. Якобы в подарок детям. Причем сумели утаить причину, по которой это милое, изящное и беспомощное существо оказалось на общественном попечении.
          Но от наших матерей скрыть суть происшествия не удалось. Они ничуть не поверили придуманным для усыпления их бдительности полусказочным обстоятельствам, объясняющим, как эта малышка осталась без матери. Женщины тут же догадались, что взрослая косуля стала жертвой наших же офицеров, среди которых числилось немало заядлых охотников.
          Спонтанное возмущение всех женщин очевидным варварством сдерживалось лишь присутствием детей, иначе кто-то из офицеров пострадал бы немедленно. В неотвратимости наказания можно было не сомневаться, а сами виновники трагедии имели все основания опасаться женской кары, поскольку бойкот, который женщины намеривались объявить убийце, для кого угодно стал бы самым реальным и строгим наказанием.
          Но тут кто-то со знанием дела обратил общее внимание, что для спасения малышки уже требуется самая скорая помощь, а не наказание виновных. Потому возмущение женщин сразу вытиснилось жалостью и материнским инстинктом. Они отложили расправу и сосредоточили внимание на хрупком созданьице, вздрагивающем от всякого резкого звука.
          Сразу от многих женщин послышались предложения приютить малышку у себя дома. Причем желающих оказалось столь много, что вопрос вызвал некоторые трения. Но кто-то уже принес бутылочку с молоком и резиновой соской. Кроха, успевшая стать объектом обожания и заботы, осторожно лизнула соску, а затем принялась жадно посасывать молоко. После этого женщины успокоились и в дальнейшем казались совершенно счастливыми.
          5
          В течение нескольких дней судьба малышки будоражила военный городок.
          Особенно маленькая косуля привлекала девчонок, наших сестер, которые, хоть и не расставались со своими куклами, но вместе с ними наблюдали, как малышка самостоятельно перебирала тонюсенькими ножками и боязливо глядела на мир своими черными очень большими глазищами.
          Девчонки изо всех сил старались привлечь её внимание. Для этого они энергично хвастались куклами, но малышку интересовала лишь соска с молоком. За своей приемной «мамой», назначенной общим решением из числа молодых женщин, козочка семенила неотрывно и, даже отойдя на пару шагов, при малейшей опасности вихрем бросалась к ее ногам.
          Моя младшая сестра все разговоры дома сводила к косуле, хотя наша мама не могла их поддерживать – ей и хозяйственных забот хватало. Я же вообще предпочитал не разговоры, а действия. Потому сестренке только со своими куклами оставалось делиться самостоятельно придуманными рассказами о трудной жизни маленькой козочки, оставшейся без родной мамы. Сестра часами учила кукол защищать маленькую сиротку, окружать её особой заботой и лаской.
          Но потом сестру осенила новая идея. Она без сожаления изъяла у своих кукол самую красивую шелковую ленточку и решила пожертвовать ее маленькой косуле. К тому же и куклы после всех рассказов моей сестры о злой участи бедной сиротки против этого не возражали.
          Красная ленточка, бантиком повязанная на шее маленькой косули, всем пришлась по вкусу. Она придала общей любимице статус домашнего животного и стала ее охранной грамотой. В тот же день с чьей-то легкой руки и сама косуля получила прозвище Ленточка, которое за ней прочно закрепилось.
          6
          Ленточка росла очень быстро. Правда, в военном городке нашлись знатоки, которые вносили в наши ряды беспокойство. Они утверждали, будто жирность коровьего молока, да ещё магазинного, раза в три ниже, нежели у косули-матери, из-за этого Ленточка отстает в развитии от лесных сестер. Эта мысль встревожила заботливых нянек, особенно, из числа девчонок, и однажды приемная «мама» косули едва удержала их от подмешивания к молоку какого-то кулинарного жира.
          Впрочем, прошло несколько дней, и Ленточка заинтересовалась сочными травинками и листочками, которых всюду росло в избытке, но девчата, тем не менее, сами старались поднести козочке самые, по их соображению, вкусные. Вот так благополучно разрешилась проблема перехода Ленточки на естественную для неё пищу.
Неожиданно женщинами овладела новая проблема. Она обсуждалась всюду.
          Действительно, опыта обращения с косулями никто не имел, потому вопрос требовал либо терпеливого изучения, либо принятия наобум никому не известных мер.
          Суть вопроса заключалась в том, что Ленточка с первых дней жизни видела перед собой только людей. Потому женщины беспокоились, что на воле она не сможет найти себе пару. В лес, окружавший военных городок со всех сторон, она давно уходила без ограничений, но в родную стихию ее, кажется, не сильно и тянуло. Куда с большим удовольствием она носилась наперегонки с детьми, скакала рядом с ними, словно, рыжий мячик, и совсем не хотела в одиночестве оставаться. Даже изрядно утомившись, она к удовольствию девчонок доверчиво укладывалась отдохнуть рядом с ними, тут же на травке, занятно подобрав под себя длинные и удивительно тонкие ножки. Поспав с полчаса, непрерывно поводя приподнятыми ушами, она рывком вскидывала своё мускулистое тельце, покрытое короткой, но уже густой рыжей шерсткой, и опять скакала и бегала. Казалось, что ее забавляла неспособность окружавших ее друзей успешно с ней соперничать в этом занятии.
          Вопрос о лесном друге для Ленточки, видимо, обсуждался и в некоторых семьях, потому-то однажды в его решение вмешались офицеры. Как всегда, ни с кем не советуясь (наверное, понимали, что среди женщин их меры полного понимания не найдут), они, выезжая на свои тактические занятия, тайно захватили и Ленточку. Увезли ее очень далеко, километров за семьдесят от военного городка. Так, по крайней мере, под давлением женщин потом объяснили некоторые виновники происшествия. Офицеры уверяли, будто специально выпустили Ленточку на волю в прекрасном месте, в смешанном густом лесу, где недавно встречали взрослую косулю с тремя такими же рыженькими малышами. Оттуда якобы достаточно далеко до населенных пунктов, потому нежелательных контактов с людьми у нее не будет, зато взрослая косуля обязательно примет Ленточку под свою материнскую опеку. А волки и иные опасные хищники в нашем лесу не встречались.
          Исчезновение косули не только не осталось незамеченным, но, более того, новость стала наиболее обсуждаемой. Судьба косули, выросшей у всех на глазах, никого не оставила равнодушным. Потому женщины постановили, чтобы офицеры нашли нашу Ленточку и вернули ее в городок. Никто из мужчин, видя переполох среди женщин и детей, в общем-то, не возражал, но трудно поверить, чтобы кто-то этим вопросом занялся тогда всерьез.

          Только спустя месяц или два, когда я, наспех приготовив уроки, рванул в свой лес, возле дома притормозил из-за необычного скопления людей. Множество женщин, детвора и даже некоторые офицеры возбужденной группой что-то разглядывали в своем тесном кругу. При этом женщины вытирали глаза, а некоторые девчонки, не сдерживаясь, рыдали во весь голос. Да и как можно удержаться от слез при виде подобной драмы?
          В окружении людей покачивалась от усталости исхудавшая Ленточка, а из ее красивых черных глазищ катились крупные слезы. Она плакала, как и люди вокруг нее, видимо, от счастья, от встречи с ними, оттого, что всё-таки преодолела огромное расстояние, страшившую ее неизвестность, все трудности и дорожные опасности, и отыскала свой дом, родных ей людей.
          И как ей это удалось? Такие случаи всегда потрясают и умиляют.
          Девчонки обнимали Ленточку за длинную шею, целовали, а она, не переставая плакать, доверчиво тыкалась в их лица и ладошки своим влажным черным носом.
          – Вы только подумайте! Казалось, обычное бессловесное животное, которому от роду всего полгода, но именно оно и преподало нам урок человечности и верности! – тихо обменялась впечатлениями с соседкой одна из женщин, но ее услышали многие.
          – И как она смогла нас отыскать? Это же невероятно! Да еще, вот ведь молодец, не попалась на глаза нашим горе-охотничкам. Им-то всё равно, в кого стрелять – звери они бесчувственные! Пора нам с этой охотой заканчивать, не то, быть ещё большей беде!
          7
          Однако время катилось своим чередом. Наша Ленточка всё чаще и дольше оставалась в лесу. Детвора по привычке, выходя из дома, ещё подзывала ее к себе, но косуля уже не летела к ним стремительной рыженькой стрелкой, как случалось раньше. Теперь, даже встретив ее где-то, трудно было привлечь к себе, чтобы погладить или поцеловать в нос, что раньше ей доставляло особое удовольствие.
          Мы, непоседливые мальчишки, конечно же, первыми обнаружили, что у Ленточки появился дружок – такой же, как и она, некрупный, рыженький и с маленькими опушенными рожками. А однажды Ленточка приблизилась к нам вплотную и своим примером призывала его довериться знакомым ей людям. Было заметно, как дружок делал над собой усилия, не желая обижать Ленточку, но и покинуть спасительный лес дальше, чем на десяток прыжков, не решался. Потому мы окрестили его Дичком.
          В последующем Ленточку и Дичка всё чаще замечали вместе, но парочку никто не тревожил, потому что всех устраивала любая естественная развязка. И постепенно общее терпение принесло свои плоды. Даже Дичок стал проникать на территорию военного городка всё глубже и приближался вместе с Ленточкой к людям, хотя и не столь близко, чтобы это воспринималось как его полное к ним доверие. Он непременно оставался в отдалении, несмотря на то, что его подружка ласкалась к детям и, смешно виляя коротким хвостиком, подзывала и его. Дичок же так и не избавился от недоверия к людям и всегда был готов к стремительному броску в спасительные заросли.
          Всё-таки однажды я заметил обеих косуль перед нашим домом. Ленточка, а за ней и Дичок осторожно вошли в большущий мусорный бак, построенный в виде домика. Он был из кирпича с металлическими воротцами и верхним люком. В люк мы со ступенек выбрасывали пищевой мусор, а воротцами пользовались рабочие для очистки бака. В тот миг воротца оказались приоткрытыми, и козочки соблазнились пищевыми отходами.
         Ну, а дальше… Что мне в голову взбрело? Сам не знаю! Не имея дурного намерения, лишь надеясь погладить обеих косуль, я подкрался к баку и закрыл воротца. И тогда внутри началось такое, что и описать невозможно! От испуга бедные косули совсем решились рассудка. От их мощных ударов в баке всё неистово сотрясалось, гремело и дрожало. Действуя, так и дальше, они непременно бы себя покалечили. Только осмыслив всю глубину невольно сотворенной гадости, я распахнул воротца, и косули молниями ринулись в лес.

         Мне стало стыдно за себя. Ещё бы! Получилось, будто я не только их смертельно напугал, не желая того сам, но и разрушил хрупкое доверие к людям, которое они едва начинали испытывать. Когда же я поделился этими переживаниями с сестрой, её глаза наполнились слезами:
         – Теперь Ленточка и Дичок подумают, будто мы все такие подлые, как ты! – запозорила меня сестра.
         После подобного обвинения меня замучила совесть. К тому же сестра, без сомнения, всё доложила матери. Она рассказывала ей всё и всегда. И всё же, раскаиваясь даже в том, чего не совершал, я не заметил в поведении матери хоть какой-то осведомленности в моем проступке. Нельзя сказать, что от этого моей душе значительно полегчало, но, хорошо уже то, что хоть мама не будет считать своего сына подлым человеком.
         Успокоиться мне помог отец. Не знаю, сестра ли рассказала ему о моих нравственных мучениях или всё же мать, но отец меня поддержал, не выдав источник своей информации:
         – Не унывай, сын! Думать о последствиях своих поступков надо заранее. Это – азбука жизни! Тем не менее, даже очень мудрые люди иногда ошибаются. Главное, из своих ошибок сделать правильные выводы, чтобы ошибки потом не повторять. В противном случае, это будет восприниматься уже как глупость. А с нашими косулями получилось, возможно, не так уж плохо. Ты ведь хотя и неумышленно, но подтолкнул их к самостоятельности, что, в общем-то, самой природой им предписано! Уроки-то школьные сделать успел, хозяин тайги? Может, помощь нужна?
         Я с благодарностью посмотрел на отца, снявшего с меня тяжелый груз вины, и от помощи отказался:
         – Спасибо! Я и сам справляюсь… А выводы я уже сделал. Думать действительно надо всякий раз заранее, только не пойму, почему же я сразу об этом не вспомнил, не подумал о последствиях? Вот это-то для меня и необъяснимо. Азарт дикого охотника во мне проснулся, что ли?
         – Ладно, уж! Пойдем-ка, охотничек, в кухню к нашим женщинам! Ужинать пора, – отец потрепал мои волосы, окончательно примирив меня с собственной совестью.

         После того случая я часто задумывался о животных, об их способностях, видовых особенностях, образе жизни. И по мере изучения этой темы меня всё больше коробило широко укоренившееся мнение, будто человек является царем природы.
         – А на каком, собственно говоря, основании люди так возвысили себя над всей живой природой? Только потому, что благодаря своему разуму, они оказались сильнее любого зверя? В какой-то степени даже сильнее самой природы. Но что же это за разум такой, если от него планета не досчитывается лесов, рек и озер, а вместе с ними и их законных обитателей? Если уж это и есть разум, то сейчас он принадлежит, скорее всего, вампирам и разрушителям. Приглядитесь к тому, что происходит! Человек активно приспосабливает природу под только себя, забывая, что он не один живет на нашей небольшой планете. Но не обращает внимания на вызванные им же муки флоры и фауны! Разве так можно, при здравом-то уме?
         На этом фоне нам покажутся невероятными факты подлинной заботы о природе. Например, как я знаю, однажды в Италии при строительстве какой-то автострады учли привычные пути миграции лягушек. Для них под дорогой проложили много специальных труб. Представляете? Среди итальянцев о лягушках заботятся лучше, нежели у нас о людях!
         А в США, как мне приходилось читать, уже после начала строительства взяли и подняли огромный автомобильный мост дополнительно на целых тридцать метров выше, чем требовал проект. И только для того, чтобы спасти стрекоз, которые тысячами будут погибать от столкновения с несущимися по мосту машинами! Раньше им ничего не мешало летать туда и обратно!
         Браво, конечно, заботящимся о природе первопроходцам! И всё же это лишь единичные случаи, даже если в действительности их значительно больше, чем я знаю. А ведь такое же отношение к природе нужно всегда и везде! Не взирая, на существенное усложнение проектов, дополнительные экономические затраты, затягивание строительства по времени. Потому что только такой подход сохранит жизнь тем, о ком самопровозглашенный царь природы до сей поры не очень-то заботится. И тем самым он, между прочим, подтвердит своё право называться гомо сапиенсом, то есть, человеком разумным. И гуманным! Сегодня же он – скорее всего, целеустремленный варвар!
         С тех памятных пор я нешуточно засомневался и в выводах академика Павлова. И однажды даже не согласился с учительницей биологии. Она настаивала, будто животные не имеют разума, а вся их деятельность есть всего-то комбинация безусловных и условных инстинктов. Обосновать это на уроке учительница не смогла. Она лишь постоянно ссылалась на всемирно признанный авторитет лауреата Нобелевской премии Павлова. Мне такого доказательства оказалось недостаточно, потому я, как несогласный с академиком и нашей биологичкой, занял почетное место в списке неблагонадежных учеников, задающих вопросы, на которые она не в состоянии ответить.
         Удивляюсь! Я же никогда не сомневался, что Иван Петрович Павлов является великим ученым, тем не менее, в чем-то, как мне тогда показалось, он слукавил. А, возможно, и не разобрался почему-то. Надо же, многие годы наблюдал за животными, ставил над ними мудреные опыты, а не заметил того, что знает всякий мальчишка. Видимо, просто не хотел увидеть! Вспомните свой опыт, ведь кошка, собака, лошадь и другие животные, часто слышащие человеческую речь, неплохо ее понимают. А разве такое возможно без разума? Стало быть, животные имеют свой разум. Конечно, каждому достались определенные способности, и трудно требовать осмысленных действий от медузы или насекомых – там, похоже, действительно руководят, в основном, инстинкты – но другие-то животные, с большим объемом мозга, часто действуют весьма осмысленно! И это очевидно для тех, кто не подгоняет свои наблюдения под чужие выводы!
         Помню, тогда же я привел нашей учительнице ещё один аргумент в защиту животных, но он опять сработал против меня.
         – Если человек, – рассуждал я, поднятый ею со своего места для ответа, – произошел от животных, то он и свой мозг получил именно от животных. Как же иначе? И уж потом сумел развить его сильнее, нежели получилось у них. Если же у животных мозга не было изначально, то откуда он возник у людей? Впрочем, как мы знаем, некоторые люди до сих пор разума не имеют, а в жизни руководствуются банальными инстинктами.
         Лучше бы мне последней фразы не произносить! Учительница восприняла её как личное оскорбление, и мой неумышленный выпад обошёлся мне весьма дорого.
         Спустя пару дней суть моего «нематериалистического взгляда на поведение животных», как она меня припечатала, достигла моих родителей. Пришлось мне отчитываться перед отцом.
         – Что ты опять там отстаивал, революционер? Вопрос-то хоть принципиальный? – спросил отец с вполне доброжелательной усмешкой.
От его миролюбивого настроя у меня камень свалился с души. Я не стал выкручиваться, даже наоборот, даже добавил, что, по моему мнению, у животных имеется не только разум, но и полный набор человеческих чувств. Всякая там любовь, страдания, боль и всё прочее. Ведь человеку они когда-то достались именно от животных. Почему же люди позволяют себе убивать животных и подвергать их невыносимым страданиям? А отговорку об отсутствии у животных разума придумали для подавления угрызений совести. Так людям проще не обращать внимания на чужие страдания. Ну, с чего это, не понимаю, люди возомнили, будто весь мир создан только для их распоряжения? Почему они считают, будто могут поступать с планетой, как им заблагорассудится? Получается, что в отношении к животным люди вполне осмысленно сами достигли вершины скотства. Разве не так? Ведь никакие животные не используют себе подобных для укрепления своего положения на планете! И как современное человечество после этого еще может собой гордиться?
         А ещё я рассказал о прочитанных в журнале «Наука и жизнь» исследованиях. В соответствии с ними способности человекообразных обезьян ничуть не больше, нежели у большого попугая, выбранного наугад. Все они, обезьяны и попугаи, смогли запомнить равное количество слов. Выходит, если бы человек произошел от попугая, то результат оказался бы не хуже, чем из обезьяны! Но тогда бы человек смог бы летать! Что еще интереснее, чем уметь ползать!
         – А ещё, – завелся я, – все обезьяны весьма разумно реагируют на магнитофонные записи звуков, записанных среди других обезьян. Следовательно, их крики, есть не что иное, как обезьяний язык, который они в своей среде хорошо понимают, даже если не раньше контактировали! Получается, что один и тот же язык обезьян как некий инструмент передается от одной стаи к другой. Он не свой в каждой стае, а общий! Как и у людей одной языковой группы! Это не отдельные примитивные сигналы опасности, выработанные с опытом! И как после этого можно сомневаться в разуме обезьян?
         Как ни удивительно, но отец не посмеялся надо мной, не стал ругать или переубеждать, а только заметил:
         – Что же! До академика Павлова представления у людей тоже были иными, но он сумел их изменить. Возможно, теперь наступила твоя очередь менять представления об отношении к животным. Всё когда-нибудь устаревает, и кто-то должен заявить об этом первым!
         Я с удивлением поглядел на отца, но не обнаружил на его лице иронии.
         – Дерзай, сын! – благословил он меня.
         8
         Дальше с косулями всё вышло, как и предсказал отец – мы встречали их всё реже и реже. А уж подпускать нас к себе они почти перестали. Нас это сильно огорчало. Мы ведь лучших друзей потеряли, однако взрослые уверяли, будто Ленточка наконец-то зажила настоящей лесной жизнью и теперь полностью счастлива. Последнее обстоятельство оказалось важным аргументом для того, чтобы хоть девчонки перестали грустить.
         Правда, и позже иной раз кто-то из них внезапно забывал о любимых куклах и без видимой причины печалился, даже плакал, и, всхлипывая, вспоминал Ленточку и Дичка. Но кто-то из подружек обязательно ссылался на своего отца, который якобы обещал скоро привезти взамен другую маленькую козочку. С этой надеждой малышня надолго успокаивалась.

          Однажды по военному городку пронеслась ужасная новость – наши охотники убили Ленточку. Будто бы произошло это по ошибке, а выяснилось уже потом, когда они подошли к своей добыче и разглядели на простреленной шее ленточку, выцветшую и почти истлевшую. Охотники уверяли, что от досады и у них руки опустились, так они якобы переживали, но женщины, даже узнав оправдывавшие их подробности, всё равно никого не простили.
          – Как будто других косуль, совсем диких, можно безнаказанно убивать?! – возмущались они.
          Бурных эмоций, помню, было много, но после того, как они улеглись, женщины решили провести внеочередное заседание Женсовета уже в присутствии представителей сильного пола.
          От того заседания в моей памяти осталось немного. Следующим вечером, кажется, дети вместе с родителями собрались в солдатском клубе на новый художественный фильм «Колдунья». Просмотры кино в городке повторялись три раза в неделю. Видимо, о нас, обитателях леса, оторванных от кипучей жизни страны, Министерстве Обороны всё же заботилось.
          Всё происходило, как и обычно, и только после фильма всех детей попросили самостоятельно разойтись по домам, хотя родители остались. Мы такому повороту событий очень удивились. Даже предприняли попытку осуществить глубокую разведку мероприятия, готовящегося тайно от нас. Для этого в запасе мы имели немало хитрых приемов, вплоть до проникновения с тыла под сбитую из досок сцену. Это было весьма неприятно. За многие годы всяких президиумов и плясок пыль там скопилась в невообразимом количестве, но получение важной информации требовало жертв, на которые мы были готовы. Не тут-то было! Чьей-то жесткой рукой нас выдворили за пределы клуба, заодно объяснив, что на заседании Женсовета детям делать нечего, а своих родителей следует дожидаться дома.
         9
         Узнать некоторые важные подробности той давней истории мне удалось лишь спустя десятилетия. Как-то за чаем я спросил об этом своих родителей, приехав их проведать. Дай им бог здоровья! Отец на мой вопрос лишь благодушно усмехнулся:
         – Ну, ты и вспомнил! Уж сколько лет-то прошло? Сорок, наверное!
         – Ты, как всегда, ничего не помнишь! Сорок три года пять месяцев и… четыре дня! Ну да! Двадцать четвертого марта всё это было…, – горячо подключилась к разговору мать.
         – Вот-вот! Видишь, сын, кто у нас главный хранитель семейной истории? Его и расспрашивай! К тому же твоя мать была инициатором и активным участником того заседания. Как, впрочем, и любого другого! Наша мама в дивизионе считалась самым главным демократом! Ей только развернуться в полной мере не удалось, а то теперь и в нашей стране был бы образцовый порядок!
         – Оставь свою иронию! – среагировала мать. – А тебе, сын, вот что скажу: ничего особенного тогда не произошло. Ну, собрались все. Командир и его заместители. Конечно, и всем офицерам пришлось присутствовать, раз уж командир на месте. Поговорили о том, о сём, что волновало женщин и не решалось без участия мужчин. Например, почему в прошлом месяце дефицитные ковры и сервизы, поступившие в наш военторговский магазин, «ушли» на сторону, в обход установленной очереди и без разрешения Женсовета? Командиру тогда пришлось основательно попотеть, отвечая на иные вопросы. А в целом, ничего особенного! Иногда более жаркие заседания случались.
         Я уточнил вопрос:
         – А нам, детворе, показалось, будто обсуждали происшествие с Ленточкой. Разве этого не было?
         – Вон ты о чем! – откликнулась мать. – Обсуждался и такой вопрос! Остро обсуждался! Детей мы тогда специально удалили – чтобы авторитет отцов не пострадал.
         – Мудро! – поддакнул я, а отец мне подмигнул, мол, знай наших женщин!
– Даже фильм «Колдунья» нам пришелся очень кстати! – вспомнила мать. – Он снят французами по мотивам повести Лермонтова «Олеся». Главную роль сыграла совсем молоденькая тогда Марина Влади. Позже она стала женой Владимира Высоцкого. Правда, мы и его тогда не знали. Так вот, фильм тот, можно сказать, душу выворачивал от сострадания к милой лесной девушке, безжалостно и по надуманной причине убитой варварами из толпы, собравшейся – вы только подумайте! – для воскресной молитвы! Религия и варварство – всё вместе! Фильм вызывал благородное возмущение низостью и жестокостью некоторых людей, способных на столь отвратительные действия, порождал неприятие зла, воспитывал в человеке самые гуманные чувства. Потому тема оказалась очень актуальной и для нашего городка.
         – В самую точку! – подтвердил я.
         – А потом и мне дали слово, – вспомнила мать. – Я и высказала всё, что у меня и многих женщин к тому времени накипело! Сказала, что некоторые наши защитники по своей сути превратились в полную противоположность! Стали настоящими убийцами! Уже убили Ленточку, а ранее застрелили ее мать. Эти жертвы нам известны, а сколько ещё было смертей? Все действия охотников – абсолютно аморальны! И, помимо прочего, создают варварскую обстановку, в которой воспитываются наши дети. Ведь они берут пример со своих хищных отцов. Кто из них вырастет, если с малолетства они привыкают к мысли, будто можно безнаказанно кого-то убивать ради первобытного удовольствия! Мы, матери, воспитываем детей в любви и сострадании. Поглядите, они и своих кукол, и животных так же любят! Вспомните, как с Ленточкой играли, наряжали ее, кормили, переживали, заботились… А от отцов дети получают совсем другую науку – науку убивать беззащитных! Что дальше будет? Кого убьют в следующий раз? Пора прекращать эту кровавую практику! Вот и всё, что я тогда сказала. Командир хотел, видимо, смягчить мое выступление, но женщины взвились все разом, да так, что уже никто из офицеров и слова не вставил! В общем, постановили мы тогда, и все офицеры подтвердили свое намерение нам подчиниться, запретить своим мужьям и остальным офицерам любую охоту. И мы взяли этот вопрос под свой контроль настолько твёрдо, что готовы были бойкотировать тех жен, которые не посчитали возможным влиять на своих супругов. А общественная изоляция в нашем закрытом военном городке тогда приравнивалась, можно сказать, к высшей мере наказания! После такого трудно людям в глаза смотреть!
          – Ты только не завирайся! – захохотал отец. – Тебе только дай власть…
          – Так вот в чем было дело! – сообразил я с опозданием в тридцать три года.
          Надо сказать, в последующем не было ни одного случая, чтобы кто-то нарушил памятное решение Женсовета. Даже мы, мальчишки, стреляя из самодельных луков, уже не связывали своё занятие с охотой, а целились исключительно в бумажные мишени, пустые бутылки или стреляли просто в высоту. Было у нас такое захватывающее соревнование, в котором, впрочем, объективно выявить победителей никогда не удавалось, но очень уж оно увлекало зрелищностью. Даже взрослые останавливались рядом и надолго замирали с запрокинутыми головами, когда наши стрелы с характерным жужжанием устремлялись ввысь. Если не принимать во внимание редкие осечки, то каждая стрела почти на полминуты исчезала из виду, а потом возвращалась со свистом, глубоко впиваясь в землю.
         Расскажи теперь кому о наших былых достижениях, ведь засмеют, не поверят, что самодельные луки способны на такое! Но рядом с нами стояли изумленные свидетели и только покачивали головами. Это я к тому, что наши стрелы обладали реальной убойной силой, однако на любую охоту мы, помнящие историю с Ленточкой, тоже наложили своё табу.

         После маминых слов у меня рассеялся туман непонимания и по другому эпизоду. Помню, когда мы еще жили в военном городке, я в одиночестве осматривал свои лесные владения на знакомом болотце и обнаружил там не только привычные следы, но и самих зверей, которые эти следы оставляли в избытке, то есть, кабанов. Ловко подкравшись, я сквозь ветви кустов узрел прекрасную картину. Три дикие свиньи и восемь чудесных поросят с бело-желтыми полосками вдохновенно барахтались в жидкой грязи! Рядом стоял, обеспечивая безопасность семейства, настороженный секач. Не дыша от восторга, я долго наблюдал за ними, жалея лишь о том, что без свидетелей в мою удачу вряд ли кто поверит.
         Через минуту-другую секач, повернувшись всем телом в мою сторону, натужно втянул воздух своим грязным блюдцем. Мне не понадобилось объяснять, что пришло время ретироваться. Крайне осторожно я ещё метров двадцать пятился, чтобы не терять из виду опасное место и не злить секача, а уж потом понесся к дому во всю прыть.
         Наверное, мой взъерошенный вид был излишне красноречивым, поскольку отдыхающие на лавочке офицеры в тот обеденный час сразу поинтересовались, не нужна ли мне помощь. Я и проболтался сгоряча, кого встретил на болоте. Они между собой что-то мгновенно уточнили и встали, как говорят охотники, в стойку. Весьма возбудившись, за минуту вооружились и рванули в лес. Их глаза горели охотничьим азартом. Лишних слов не говорили. Во всех действиях ощущалась торопливая собранность и целеустремленность.
         Им бы проскочить незамеченными хотя бы метров двадцать, всего-то до опушки леса, а потом – ищи, свищи! Но в последний миг из раскрытых окон ДОСа показались встревоженные неясной поспешностью охотников лица жен. Точными фразами они сразу охладили боевой пыл суженных. И было странно наблюдать, как иные мужики сникли. Впрочем, некоторые из них ещё пытались исправить положение, даже рвались в бой, призывая «начхать», но не найдя поддержки товарищей, в конце концов, тоже сдались. Звучно переругиваясь, все обменялись колкостями в адрес друг друга, а также чьих-то ушлых жен. Но пар вышел, и охотники медленно и недовольно вернулись домой.
         Но некоторые свидетели, заинтересованно следившие за спринтерскими сборами, и, пожалуй, сами что-то замышлявшие, внезапный отбой восприняли с сожалением. Им казалось странным, что боевая решимость товарищей-охотников иссякла на самом пике? Впрочем, мне самому только теперь объяснилось то происшествие: полагаю, что именно напоминание офицерам со стороны жён об известном решении Женсовета повлияло на них, словно ледяной душ! Ведь вопрос стоял о верности данному слову, значит, о чести!

         И отчего-то теперь, вспомнив ту незатейливую историю, всю, как есть, я с удовлетворением отметил, что именно наши матери уберегли нас от столь кровавого пристрастия – убийства беззащитных животных ради забавы!
         А еще, подумал я, как же хорошо, что в наших детских душах не развились хищные инстинкты. Впрочем, в подступившее вплотную смутное время эти инстинкты вновь возродились в некоторых людях – людях-хищниках, в людях-зверях! Этих отпетых эгоистов не смущает пренебрежение общественной моралью, многократно выстраданной и сохраняемой из поколения в поколение! Именно та мораль, ставшая фундаментом советской души, помогла народу пережить неисчислимые беды. Теперь фундамент души разрушен культом пресловутой «успешности». И, видит бог, сомнительные ценности привлекают современников уже куда больше, нежели мудрость предков!
         Впрочем, в жизни у каждого свой путь! Люди должны жить как люди, а звери, даже внешне напоминающие людей, всё равно продолжат жить как звери! И пока трудно понять, что станет с человечеством.
         2012 год.