Пансионат 5. Чуланчики с секретами, Крым не Сибирь

   В советские времена понятие собственности было весьма условным. «Все вокруг колхозное – все вокруг мое!». Эта поговорка отражала всю суть социализма. Вроде мое, но и колхозное, т.е. общее и распорядиться ты им не можешь.
   Это в полной мере относилось ко всем видам собственности. Она и называлась народной. Частник было ругательным словом. Барыги, фарцовщики и спекулянты не наши люди. Частной собственности не существовало. Была личная собственность. Бритва там, зубная щетка. Даже личные автомобили состояли на воинском учете и в любой момент могли востребоваться государством. Статья за хищение личного имущества была гораздо милосерднее, чем за хищение государственного, за что могли дать и высшую меру. Вспомните Жеглова и Железную Бэллу.
   Все это распространялось и на собственность предприятий. Ею можно было пользоваться, но нельзя распоряжаться. За этим приглядывал ОБХСС (Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности), грозное учреждение, обладающее властью не меньшей чем всесильный и всевидящий КГБ. А с хищениями имущества частных лиц разбирались обычные органы МВД.
   Отсюда понятно, чего стоил партбилет, дающий пропуск в номенклатуру и что значила должность, с утратой которой исчезали спецобслуживание, распределители, госдачи и служебный транспорт. Иногда и служебная квартира с телефоном. А следом и красавица жена, нередко отказывающаяся от неудачника и друзья, опасавшиеся нежелательных знакомств.
   Даже если человека не постигла подобная катастрофа, он был ограничен в исполнении своих желаний, хотя бы имея средства к этому. Злоупотребления бывают не только материального характера. Куда страшнее моральное разложение и потеря классового чутья.
   Тут уже не ОБХСС решает и не суды, а куда более серьезная организация – КПСС. Только ее функционеры обладали правом определять, насколько разложился человек и достоин ли он снисхождения. Если оставалась надежда, то его помещали под всеобщий надзор в виде выговора на определенное время, чаще всего на год. Это своеобразный испытательный срок, в течение которого не дай Бог сорваться. На тебя могла поступить в этот беспристрастный орган жалоба неважно от кого, и тогда следовали более жесткие меры воздействия.
   Выговоры были разной степени суровости. Простые и строгие. С занесением в личное дело и без занесения. Выговор с занесением, даже если снимался, все равно был клеймом на всю жизнь, поскольку личное дело кочевало за владельцем всюду, пока он носил в кармане партбилет.
   Поэтому верится с трудом, что бывшие партийные руководители искренне хотят возврата к прошлому, как об этом кричат. Куда они денут яхты, дворцы и любовниц, ибо трудно укрыться от партийного контроля и парткомиссий. Представьте себе Усмановых с Зюгановыми, тайком предающихся такому разврату как ужин, меню которого не утверждено надлежащим органом.

   Но и жить красиво хотелось. Поэтому все ловчили, понимая, что нарушают партийные заповеди, даже зная беспощадность высшей инстанции. Каждый надеялся, что его обойдет стороной, как в сталинские времена. Разница в том, что там все были одинаково невиновны, а здесь одинаково виноваты. Но в России извечно бьют не за то, что украл, а за то, что попался.


   Северное, как и любое другое отраслевое начальство любило на отдыхе пожить на широкую ногу, при случае шикануть перед товарищами, похвалиться гостеприимством в хорошей компании. Партия в свою очередь стояла на страже нравственности. Даже «Моральный кодекс строителя коммунизма» придумала. Плавание между Сциллой и Харибдой было бесконечным.

   Райком давно вынес директиву в виде прямого запрета на наличие банкетных залов в учреждениях отдыха на территории района. Как рассадников разврата и разложения масс. У нас все равны, нет элиты и должны обслуживаться по единым стандартам. Наверное, это было справедливо. Чем положено, тем и пользуйся наравне со всеми. Но соблазны неодолимы.
   Поэтому существовала практика строительства отдельных домиков для элиты, часто замаскированных под подсобные помещения, а так же банкетные залы, спрятанные, насколько хватало фантазии. В одном пансионате просто выгородили помещение без дверей, обставили в стиле ретро и поднимались в него снизу на грузовом лифте, кабина которого была отделана красным бархатом как в застенках НКВД в его заветные времена. В следующем это был подвал с выходом в одну из раздевалок спортзала. Привычной была картина появления ночной порой раскрасневшихся посетителей с песнопениями после шабаша. Случайные очевидцы потом клялись, что своими глазами видели сборище ведьм и вурдалаков.
   Пансионат, в котором работал Олег Сергеевич, ничем от других не отличался. В нем тоже был банкетный зал и отдельные домики. Домики оформили под временные строения на уступленной смежникам территории. Банкетный зал располагался в отгороженном капитальной стеной углу рабочей столовой. Попадали в него со служебного входа на кухню. Перед кухней слева обитая оцинкованным железом дверь с надписью «Посудомоечный цех», которая когда надо открывалась в обозначенный цех, а когда надо в банкетный зал. Убранством и начинкой он поражал даже искушенных ценителей роскоши. Тут тебе и хрустальные люстры, и позолоченные подлокотники кожаных кресел и выделенные цветочными горшками зоны отдыха для желающих обособиться.
    Олег Сергеевич узнал об этом зале, когда его пригласили на день рождения какого-то очередного бонзы.
   Иногда этот зал работал в постоянном режиме, пока отдыхали необычные клиенты, которые питались в любое время по особому меню. Обслуживала их дежурная официантка. Нередко такой гость пребывал в одиночестве, доставляя хлопот шеф-повару не меньше, чем вся смена отдыхающих.

   После отъезда пионеров, пансионат заполнялся взрослыми, как и большинство их на побережье. Кураторы из «конторы нравственности» выполняя волю начальства, начинали приглядываться к руководителям предприятий, исходя из собственных целеполаганий.
   Одни тупо исполняли свой долг. Такие обычно карьеры не делают. Им потом подбирают высиженное место по способностям и оставляют в покое.
   Другие выслуживаются и ждут своего часа. Они ожидают должности, где есть возможность срезать купоны. Ради чего и бились и терпели унижения. Чтобы получить место и перспективы.
   Третьи уже близки к цели, им остается расчистить и занять подготовленную площадку.
   Для перечисленных категорий в погоне за результатом все средства хороши.
   Считается, что таким способом осуществляется ротация кадров и предотвращается возможность обрастать связями, как благодатной почвой для коррупции.
   Но эти приемы не дают нормально работать и честным людям. Так система зачастую вместе с водой выплескивает ребенка. Если допустить что в отдельно взятом сообществе возникает сговор по родственным или другим интересам, то понятно, что выбиваются неугодные и остаются посвященные. Вот вам и вся хваленая подготовка кадров.

   С такой кутерьмой и интригами вместо работы Олегу Сергеевичу сталкиваться не приходилось, он принимал все за чистую монету.  Поэтому «обломал немало веток, наломал немало дров».

   На отдых прибыл очередной завсегдатай. Это был в прошлом сотрудник Ленинградского Геологоразведочного нефтяного института, человек с заслугами. Звали его Наум Абрамович. Возраст примерно лет около восьмидесяти. Ему полагался полный пакет обслуживания, включая непредусмотренный регламентами. Это питание в банкетном зале, ежедневные визиты руководства, выезды на природу персональным транспортом в компании с интересными людьми, способными исполнить внезапно возникшие пожелания. Предусматривались посещения девиц, неизвестно для какой цели. Их подбирали из числа служащих, чтобы не возиться с пропусками для посторонних.
   
    Это было первое крупное недоразумение, закончившееся скандалом с северным начальством.
   Накануне райком партии провел совещание с директорами пансионатов отдыха на тему соблюдения принципов справедливости и недопущения отклонений от норм морали. Прямо было сказано, что они обязаны соблюдать и не потворствовать. Не надейтесь, что это сойдет с рук, в ваших коллективах найдутся сознательные люди и в тайне это не останется. Олег Сергеевич установку понял и принял, она, в общем, соответствовала его жизненным представлениям. Приехал и издал распоряжение о закрытии бара под ответственность шеф-повара. Тот посмеялся и сказал, что это до первого начальника с Севера.
   И тут звонок из управления с указанием встретить в аэропорту Наума Абрамовича.
- Предупреждать надо. Свободного транспорта под рукой нет. Не отправлять же за ним автокран.
- Серега знал, забыл передать.
- С Сереги и спрашивайте. Сейчас я его найду и отправлю. Пусть на своей машине вывозит, Икарус для одного человека не дам.

   Пока разбирались, прибыл рейс и из аэропорта позвонил сам Наум Абрамович. Ему сказали, что произошло недоразумение, машина только вышла, придется ждать.
   Бедный небожитель был в растерянности. Он давно разучился жить без челяди и не знал что делать. От аэропорта три часа пути. Ждать Серегу означало до вечера просидеть в ужасных условиях. А тут старческие недомогания, которые требуют внимания, как ни хорохорься. Как говорил Черчилль: «Я бы хотел забыть про возраст, да мочевой пузырь не дает». Ну и остальной букет. Чемоданы, которые не оставишь. Возрастная подозрительность и недоверчивость усиливала неприятности. Махнув рукой на непредвиденные расходы, взял такси.
   
   Вечером, по заведенному ритуалу, Олег Сергеевич пошел навестить его в люксе, не удосужившись предварительно справиться о его доставке. Старик встретил его с недовольной гримасой и на вопрос как дорога, ехидно ответил: «Нормально. Что называется «на свои».

- Интересно мне их возвращать будут? А ты новый начальник? Нет, милок, не задержишься ты здесь надолго.

   Конфликт наметился.
   Деду можно было посочувствовать. Врожденная бережливость, усугубленная возрастной жадностью, угнетала и не давала покоя.

   Серега, вечный куратор привилегированных гостей, рассказывал, как он однажды отвозил Наума Абрамовича с его давним соратником по имени Фраим Натанович в аэропорт после отдыха. Потешался над ироничными их отношениями друг к другу, вышучиванию собственных слабостей.
   Усевшись на заднее сиденье, они стали развлекать себя и водителя одесскими анекдотами. Долгая дорога истощила их запас. Подремали, снова оживились и тут Наум Абрамович решил перетрясти багаж. За время отдыха он получил множество подарков в виде сувениров, косметики и прочей мелочи. В процессе освободилась цветная коробочка.
- Сережа, открой окно, выброси ее.

   Вмешался Фраим Натанович.

- Погоди, погоди, может она мне пригодится.

- А-а, пригодится?! Нет, Сережа, дай ее сюда.

   И положил коробку назад в чемодан.


   События развивались. Муха стремительно раздувалась до размеров слона.
   Тут же пришел шеф-повар и с плохо скрываемым злорадством попросил срочно отменить распоряжение о закрытии бара. Кроме того попросил отпустить со склада продукты для особого меню. Олег Сергеевич понимал, что все уже в курсе интриги и мало кто сомневается в ее исходе.  Распоряжение провисело всего два дня.

- У вас других забот нет? Идите, работайте!
- Олег Сергеевич! Какие шутки, мне в обед его кормить нужно!
- Вам в обед семьсот человек кормить нужно, а вы за одного хлопочете.
- Если я его не накормлю, мне не придется кормить семьсот, а вам писать распоряжения.
- Фомич, не утрируйте, сошлитесь на меня, чего проще. А я как-нибудь разберусь сам.

   Через полчаса увидел шествующую посреди площади официантку из столовой с подносом в руках, на котором полотенцем были прикрыты блюда, надо полагать, особого назначения. На пышнотелой девице колыхалась легкая ткань коротенького белоснежного халатика с откровенным декольте, из которого выпирала половина содержимого. Возле гаража ржали водители, прячущиеся в тени от яркого солнца, показывая на нее пальцами и отпуская скабрезные шуточки.

- Во, зам идет, сейчас поможет. А то ей тяжело целых двести метров до домиков нести. Да и поможет заодно дедушке, одному ему с такой кобылой не справиться.

- Девушка, куда вы направляетесь? Что это за фокусы? Идите назад и не позорьтесь, вон из корпуса на вас люди уставились.

   Официантка развернулась и ушла в столовую.
   Олег Сергеевич зашел к дедушке и застал того за приседаниями перед зеркалом. На нем был дорогой спортивный костюм, седая грива сзади начесана на лысину и чем-то напомажена.
- Наум Абрамович, поймите нас и не устраивайте цирк. Ну, такие сейчас порядки. Райком издал постановление, мы со ссылкой на него распоряжение. Вы же сами этим занимались, знаете.
- Ничего я не знаю. Я считал, что ездил к порядочным людям. Теперь вижу, что ошибался, так им и доложу. У меня найдутся более приличные места, чем ваш гадюшник. До свидания, молодой человек. Если не трудно распорядитесь заказать мне обратный билет и предоставить немедленно возможность поговорить с начальником Управления.
- Да, конечно. Междугородняя связь в конторе в кабинете главбуха в любое время. А сейчас просил бы пройти в столовую. Вам будет предоставлен отдельный столик.
- Спасибо, благодетель! Посмотрю, как вы запоете, когда получите труп в номере. У меня сахарный диабет и перерывы в приеме пищи приведут к вполне предсказуемым результатам. Я уже неважно себя чувствую. До свидания!

   Олег Сергеевич сразу зашел к главному врачу пансионата, почти ровеснице упрямого отдыхающего. Женщина умная, опытная и всегда чуточку насмешливая. Чуть ли не единственный на побережье врач с профильным, именно санаторным образованием. Та внимательно выслушала.

- Вы знаете, он почти не блефует. Вы не обратили внимания, у него в номере хотя бы фрукты есть? Низкий сахар в крови может быстро привести к гипогликемической коме и смерти. Я бы с этим не советовала шутить. К тому же потрясения психического свойства. Сами понимаете увидеть вместо вожделенной нимфы с дарами, сатрапа и виновника своих неприятностей, человека его возраста не вдохновит. Одно утешает, я его давно знаю, он не только меня, но и вас переживет.

   Новый оборот не на шутку встревожил Олега Сергеевича. Он понял, что попал по недостатку опыта в липкую историю. Не хватало уморить заслуженного человека на курорте. По Салтыкову - чижика съел. Совесть замучает, да и риск прославиться. Вот уж поистине каждый должен заниматься своим делом. Знаешь свои железяки, так не лезь к людям! Хоть самому отправляйся к нему с этим подносом. Вот развлечение будет!

- Фрукты-то в этих номерах всегда в вазах стоят, как и печенье. Что посоветуете, Вера Николаевна? Нужно выпутываться.
- Если не хотите упасть лицом в грязь, повысьте градус интриги. Они пытаются вас выставить известно кем. Он жаловался на самочувствие? Нужно принять меры. Давайте отправим к нему  «Скорую помощь», врача, назначим постельный режим и сиделку пенсионного возраста без макияжа. Заодно и официантку с подносом погрузите.

   Через десять минут от лечебного корпуса, рявкнув сиреной, вылетела «Скорая» мигая проблеском и фарами и понеслась в сторону коттеджей. Зеваки, ожидающие продолжения спектакля бросились за ней.

- Довели человека, надо же понимать с кем имеешь дело! Им с коровами и тракторами работать, а не в пансионате! Кондрат хватил старика!

   «Скорая» остановилась и ничего не понимающие зрители увидели, как из нее сначала вышла растерянная дева с дарами на подносе, за ней скучный с похмелья врач с саквояжем и санитарка с клизмой, которая метровым шлангом висела на ее руке. Все они гуськом втянулись в подъезд коттеджа.
   Еще через минуту послышался разгневанный фальцет, загремел, похоже, поднос и черепки, из двери вылетел человек в спортивном костюме и так быстро побежал в контору, что за ним едва поспевала львиная грива короля Лира.
    В кабинет Олега Сергеевича влетела главбух, женщина очень среднего возраста, всегда испытывающая дефицит свежей информации. Было загадкой, как с таким темпераментом она могла сочетать свою скучную и серьезную работу.

- Олег Сергеевич, он с самим Демидовым разговаривает и жалуется, что его здесь всему подвергают. Кричит на Демидова, напоминает как его от тюрьмы спас и помог начальником стать. Не позабыл, говорит, название своей диссертации, которую даже защищал подставной человек. Мне, говорит, терять нечего, я одной ногой в могиле. А ты меня туда еще подталкиваешь, теперь я понял, чьи это козни. Одного не пойму, чем вызвана такая немилость.

   Глаза ее горели, ей хотелось и быстрее поделиться и продолжить подслушивание. Выжидающе смотрела на заместителя, что он посчитает нужнее.
   Олег Сергеевич велел ей сидеть здесь, а сам пошел в ее кабинет. Униженный и оскорбленный патриций торжествующе протянул ему трубку, опускаясь до пояснения простолюдину.

- Поговорите с коллегой. Я иду собирать вещи.

   Величественной походкой вышел из кабинета, чуть не разбив нос неосторожной хозяйке и ни на кого не глядя, продефилировал по коридору.
     Привычно затарахтел Демидов, в неприкрытом гневе. Дальше шел набор идиоматических выражений, сильный даже для уроженцев севера, которые в массе своей с них начинают изучать русский язык.
   Олег Сергеевич отодвинул от уха трубку, переждал, пока собеседник выдохнется. Тот замолчал, но как только Олег Сергеевич попытался ответить, разразился свежим каскадом. Так несколько раз. После этого удалось заговорить.

- Вадим Николаевич, в районе имеется постановление райкома партии. Рекомендовано на его основании издать директивы и выполнять их. Что я и сделал.
- Где директор, коровам хвосты крутит? Вы оба за такие дела полетите к чертям собачьим, Генеральный вам Наума не простит.
- Директор на подсобном, он не в курсе, связи с подсобным нет. Передайте все что вы сказали телетайпом, я на основании этого отменю постановление райкома.
- Ты опять за свое? Ну это переходит все границы! Мало того, что над несчастным стариком издеваешься, еще и меня пытаешься ставить на место. Партийные органы не настолько глупы как ты их пытаешься выставить. Я сам к ним обращусь, и ты получишь по полной программе за дискредитацию их и вышестоящего руководства. А так же за саботаж и дезорганизацию на предприятии.
- Партийные органы в отличие от вас будут разбираться. А ты еще раз схамишь, получишь в ответ то, что заслуживаешь. Сколько раз ты меня оскорбил сегодня? С меня хватит. Пишу заявление, жду приказа. Холуйствовать не буду, даже если постановление отменят.
- Погоди, прощаться. Сначала разберемся с дедом. Отправь на моем «РАФ» его в Алушту с Сергеем. Чем раньше, тем лучше для нас с тобой.
- Отправлю, но не делайте меня своим соучастником в делах и невзгодах.

   Тем все и решилось. Погрузили Наума Абрамовича на «РАФ» и он покинул ненавистный пансионат, потрясая кулаками, как боярыня Морозова на известной картине. Объединяла их неистовость в собственной непогрешимости, хотя цели разнились. А комизм в отличие от картины заключался в том, что та была в шубе, а этот в шортах. И Крым далеко не Сибирь.