Осень цвета георгиевской ленты отрывок

Рассказ опубликован в журнале "Дальний Восток" № 3 - 2016г.
ОСЕНЬ ЦВЕТА ГЕОРГИЕВСКОЙ ЛЕНТЫ


Посвящается Евгении Александровне Васильевой


Осень. Боль почти физическая от расставания с зеленью, летом.
Беспомощность природы перед смертью.
Жалобы мироздания на несправедливую судьбу.
Депрессняк, в общем.
И каждый год именно осенью я, вполне обеспеченный нотариус,  беру отпуск и с поисковым  отрядом отправляюсь на поля Славы искать останки солдат, погибших в Великую Отечественную и до сих пор числящихся пропавшими без вести.
Мне кажется, что вся моя жизнь здесь и прошла, под дождём, усыпляющим, как угарный газ, в этих раскисших от воды раскопах, в жидкой глине, в песчаных осыпях, в болотах и перелесках, глухих и полысевших.
В общем, почти так и есть.
Я сюда повадилась выезжать ещё студенткой. Здесь познакомилась со своим мужем, тоже студентом, но Историко-архивного. Можно сказать, раскопки нас и повенчали, и сына нам подарили.
Венчание, правда, вышло нескладным: мы через год развелись.
Странно, бывший муж, Игорь, такой зрелый и ответственный, когда речь идёт о стране, об истории и предках, - в семье оказался инфантильным, безалаберным.
Патриота воспитывать у нас научились, а семьянина – нет.
Кстати, мы с Игорем до сих пор работаем в одном поисковом отряде, и вполне благополучно. На этой почве мы не конфликтуем.
Сыну Ваське – тринадцать: возраст засранцев, самый невыносимый возраст.
Я в этот раз парня впервые на раскопки взяла. Романтика, песни у костра вечером, военные железяки. Мальчишке должно понравиться.
А он  истерит.
Лес – брошенный дом. Птицы – в эмиграции.  Звери – в коме. Ушли в четвёртое измерение.
Дом, трухлявый дом этот лес. Бытие разваливается на глазах. Так будут выглядеть человеческие города, когда последний их житель канет в Лету.
Безграничная отрешённость вокруг.  Словно цивилизация заканчивается, сворачивает манатки.
До грядущих новых миров.
До зарождения запасного человечества.
Которое опять научится стрелять само в себя?..
Продырявленный мир. А в земле – продырявленные когда-то, изрешечённые пулями останки. Тела и листья вперемешку – и по одной цене. Люди не дороже палого листа.
Наверное, мне всегда хотелось это опровергнуть, оспорить, переформатировать.
Может, поэтому я с такой страстью раскопками занимаюсь? – Я и сама не знаю.
Сын меня из-за этого и пилит.
- И чего мы сюда припёрлись? Добро бы деньги платили. А то одно ж разоренье. Всё необходимое: палатки, металлоискатели, лопаты – сами купили. Дорогу, и ту из своего кармана  оплачиваем.  Зачем?
Сидели бы дома! Нет, в холод, в грязь лазаем тут по топям, как кикиморы какие-то. Ты опять простудишься, будешь соплями греметь. Дома пустой холодильник, стирки гора. Устанем как собаки, а мне в понедельник в школу.
Мёртвым всё равно, где лежать. А ты сама не живёшь и мне житья не даёшь.
Это я Ваську вырвала с корнем из Интернета и не дала резаться в очередную игру. После такого пацан способен зудеть сутками.
-Хватит ворчать, как старый дед. Рой, давай.
-Нет, ради чего всё это? – надсаживается светлый отрок.  –  Какая нам от этого выгода? Объясни, чего мы мучаемся!
Продвинутое поколение. На ходу подмётки рвёт. Своего не упустит.
-Ты скоро договоришься до того, что не только труд поисковиков никому не нужен, но и подвиг этих солдат бессмыслен.
-А может, и так. Что они тут защищали – сталинизм? Гулаг? А я считаю, если страна плохо ко мне относится – не стоит её отстаивать.
Ну, какими словами ему объяснить?
-Мам, - мгновенно переключается Васька, - ребята у костра байки травили, о том, что по ночам здесь слышна далеко-далеко немецкая речь. Что белые тени здесь бродят, вроде привидений. Это правда?
Парень думает, что это забавно. Бесплатное шоу.
-Я голосов не слышала и теней никаких никогда не видала, врать не буду, - безапелляционно отрезала я.
-У-у, - разочарованно завыл сын.
- Голосов я не слышала, - повторила я.  - И никогда не верила в привидения и в предчувствия.
Но на следующий день случилась странная вещь.
Ваське доверили металлоискатель и обозначили маршрут.
А сына вдруг потянуло в сторону, качнуло даже. Что-то его позвало.
Зазвенело.
В земле нечто было. Стали копать – наткнулись на две фляги. Под ними нашёлся и хозяин.
Он, видно, отстреливался из воронки, и его осколком накрыло. Скелет лежал в легкомысленной позе птенца, который учится летать. Или птеродактиля, который вот-вот пустится плясать вприсядку. Противоречие между ужасом смерти – и каким-то разухабисто весёлым положением тела делало находку ещё страшней.  Бойца потом то ли взрывом засыпало, то ли своим некогда было хоронить по-человечески, и труп  лишь слегка забросали землёй прямо в яме. Там он и пролежал больше семидесяти лет.
Для Васьки это был его первый поднятый солдат.
Мы вместе с сыном собрали останки в мешок. Васька понёс его сам в соседнюю деревню на погост.
И  всё время молчал.
А  уж потом мне в голову пришло: почему фляги было две?
Потрясла одну, вторую…   Во второй что-то было. На бумагу по звуку похожее.
Самое главное в таких случаях не открывать сосуд в полевых условиях. Если там, и правда, какие-то документы, после семидесяти лет в земле – на воздухе они тут же рассыпаются в прах, пропадают. Необходимо везти записи в специальную лабораторию. Так есть шанс что-то узнать о человеке.
Повезло!
Во фляге, как в бутылке, брошенной в море с берега необитаемого острова потерпевшим кораблекрушение,  - оказалось послание.
Мы узнали имя погибшего: Прохоров Сергей. Был даже адрес, где тот жил в Москве до войны, у Рогожской заставы, рядом с Андронниковым монастырём.
А дальше – несколько страниц то ли предсмертного послания, то ли дневника, без начала и конца, как будто бой начался внезапно, и солдат прервался, когда писал, поспешно спрятал бумаги во фляжку.
«…что бы ни случилось, сохраню я жизнь или нет, - я всё делаю для тебя.
И для страны.
Я – патриот непутёвой Родины.
(Конец ознакомительного отрывка).