К вопросу о национальном вопросе

    Мой дед, Давид Мойсеевич Рахлин, был внешне не похож на еврея. Он родился в селе под Киевом, хорошо говорил по-украински, и за украинца его обычно и принимали так называемые простые люди.
    Однажды в Одессе, в шестидесятых годах, он встретил на улице человека, у которого не было обеих рук. Разговорились. Вот что рассказал инвалид:

    Мы с женой до войны хорошо жили. Я плотничал, зарабатывал достаточно. Был дом, мебель... Одного не было – детей. И к врачам ходили, и к знахаркам... И молились...
    Не было детей.
    И подбросили нам девочку. Аккуратненький такой младенчик, и записка при ней, что дитя нехрещенное.
    Обрадовались мы. Охрестили, как полагается, стали жить.
    А через сколько-то годов началась война. Пошел я на фронт и оставил там обе руки.
    Домой не писал. Жена к тому времени померла, а дочь... Девушка!.. Ей замуж выходить, детей рожать... Не до меня.
    Помыкался по госпиталям сколько положено и осел в доме инвалидов в Свердловске. И однажды, в сорок седьмом году, вызывает меня главврач:
   - Поздравляю тебя, солдат, запрос пришел из Москвы, дочка тебя разыскивает.
   - Не с чем, - говорю, - поздравлять, товарищ майор. Нет меня.
Помолчал он, подумал.
   - Не знаю, - говорит, - солдат, может, ты и прав.
    Перевели меня в другой дом инвалидов, в Хабаровск, а в Москву отписали, что такой не значится.
    И вот, годика через два вызывают меня опять к главврачу, уже в Хабаровске. А меня к нему часто тягали: я и попивать стал, и на нянечек покрикивал...
    Захожу в кабинет – она. Дочка моя нерОдная. На шею мне кинулась, слова сказать не может, плачет. И даже не плачет, а прямо воет.
    Так, с воем, в комнату мою пошли, барахлишко мое в мешок покидали и поехали. Билет на меня у нее уже был.
    Так и живу с ними. Сами видите – и умыт, и побрит, и зять у меня хороший, и для внука я – важный человек...
    Я, знаете, в Бога не очень верю. В церковь хожу на Рождество да на Пасху, а молитвы, какие знал, давно позабыл. А думаю иногда: Господи, если ей суждено какое несчастье, пошли его лучше мне. И слезы текут, а вытереть нечем...


    Повторяю: я не выдумал это историю. Я только прибавил кое-какие детали и убрал многочисленные украинизмы. Но заключительные слова приведу точно. Не то, чтобы я был с ними согласен, но он так сказал.
    Так. Он. Сказал:
   - Менi казали, шо вона, мабуть, з євреїв. Отож и в записке було, шо дитя нехрещенное. У нас нет, шоб так к родителям...

                ***
ПОСЛЕСЛОВИЕ

Герой этого рассказа мне симпатичен, я очень ему сочувствую, но его заключительные слова мне не нравятся. Хотя он не утверждает, что между генами и дочерними чувствами есть связь, но он не уверен и в отсутствии этой связи.
Я - уверен.

Многие - евреи и не евреи - думают, что у евреев есть генетические отличия от других народов, хорошие или плохие (в данном случае – хорошие). Если не говорить о внешности, это не так.
Отличия между народами – только статистические. В том смысле, что отдельный, допустим, еврей может быть рабочим, врачом или вором, так же, как отдельный, допустим, якут. Но процент рабочих среди евреев отличается от такого же процента среди якутов. Это и есть статистическое отличие. Такие отличия объясняются комплексом исторических, экономических и географических причин и ни в коем случае не являются врожденными. В любом народе, если он долгое время живет в рассеянии,  ремесленников, торговцев, врачей, писателей, артистов и ученых в процентном отношении будет больше, а крестьян и рабочих – меньше.

Вернемся к рассказу.  Была девочка еврейкой или нет, ее отношение к отцу было обусловлено его и его жены отношением к ней. Это ОНИ ее так воспитали. И, кстати, ее генетическая мать вряд ли была еврейкой, т. к. еврейка не написала бы, что ребенок некрещенный. Ей бы это было неважно и она, находящаяся в состоянии тяжелейшего стресса, скорее всего, малограмотная, вряд ли понимала бы, насколько это важно для усыновителей.

                ***

Ребята, давайте жить дружно!