Красные фиалки

БЕРЛОГА  ДЬЯВОЛА
Новелла пятая

Красные фиалки


Глава I

Сибирь, 2018 г.

   Вертолет скрылся за перевалом. Путешественники остались одни, без связи с внешним миром. Их маленькая экспедиция, или, как называл ее сам Сергей Антонов, «вылазка» началась.
   Оператор Илья со своей камерой уже спускался с ближайшего склона.
- Ну, все. Первые кадры у нашего фильма уже есть.
- Ты снимал взлет? – спросил шеф.
- Взлет снял и над ущельем его провел немножко. Красиво получилось.
- Сними еще виды Саян: панораму хребта, пик Соболек и речку. И команду – нас всех шестерых, вместе с тобой.
- Ладно. Я сначала вас поснимаю, потом, в конце, сам добавлюсь.
- Добавляйся.

   Антонов отошел к стоящему рядом Максиму и со вздохом заметил:
- Вертолет и красоты это хорошо, только нашему фильму другие кадры нужны, иначе и фильма-то не будет. Сенсации нужны.
- Сенсации? Лох-Несские чудища? –  улыбнулся художник. – Ты говорил, что мы небольшой ролик снимать едем для презентации твоей турфирмы, а тут уже о целом фильме разговор идет.
- Ну, из фильма-то ролик всегда можно нарезать.
- Так выходит, мы сюда приехали с секретной целью? Кинг-Конга будем ловить?
- Да.
- Нет, ну серьезно, здесь есть что-то… такое?
- Оксана говорит, что есть. Она нашла одно место… лет двенадцать назад. А тебе Женя ничего не рассказывала?
- Нет, мы редко видимся. А что за место?
- Типа дырки. Но, Оксана говорит, там звуки какие-то слышатся, и красные фиалки вокруг растут.
- Красные фиалки?
- Да не важно, какие фиалки. Главное, чтобы место было подходящим для…
- Для чего?
- Потом объясню. 

   Путешественники, собрав увесистый багаж, направились вверх по ущелью к месту стоянки. Вертолет добросил их почти до самого хребта, поэтому шли не торопясь. Однако, такой черепаший темп оказался не всем по вкусу – самые молодые, Илья с Эльвирой, сразу пошли на обгон, оставив позади пятидесятилетних старичков. Оксана тоже попыталась было рвануть за младшенькими, но Максим, шедший сзади, вдруг спросил ее:
- Так это из-за тебя мы здесь?
- Я просто рассказала Сергею Иннокентьевичу про дыру, – пожала плечами она. – Он заинтересовался. Ему ведь эти маршруты не для обычного туризма нужны.
- А для какого? – удивился Максим, окинув быстрым взглядом горы.
- Для экспериментального. Ему хочется соединить туризм и театр. Он же бывший режиссер, он всегда хочет удивлять.
- Как это, «соединить туризм и театр»? Создать искусственных монстров и выдавать их за настоящих?
- Не знаю… – растерялась Оксана. – Сергей Иннокентьевич не станет обманывать людей, он что-то другое придумал. Я не знаю что.
   Максим снова огляделся по сторонам и отметил, что природе никакой театр не нужен, она естественна, как сама истина. Нельзя же все превращать в вымысел. Сам он шел сюда именно за тем, чтобы прислушаться к ней, прикоснуться, найти новые мысли, новые ощущения. Он уже давно находился в творческом кризисе и от отчаяния, за месяц до пятидесятилетнего юбилея, бросил все и уехал с Антоновым в тайгу.
   «Значит, Сергей сюда отправился за тем же самым, что и я, – думал художник, – он тоже хочет от этих гор откровений… » 

   Лагерь разбили на небольшой поляне возле озера. Здесь заканчивалась лесная зона, и чуть выше уже начинались крутые склоны скального пика Соболек, получившего свое забавное название из-за сходства с сидящим зверьком.
   - Смотрите, что у меня есть! – громко объявил оператор Илья, доставая из рюкзака подзорную трубу. – Давно я эту штуку не выгуливал… У нас в Красноярске, с нашим смогом, это, наверное, самая ненужная вещь из всех.
   - А к соседям в окна не заглядываешь? – по-простому хихикнул Казанцев.
   - Ну, Вадим Юрьевич! – возмутилась Оксана.
   - Ой, извини, Ксюш, – спохватился самый старший член команды, – что-то я, и правда, при педагоге… не то ляпнул.
   - Сегодня вечером пойдемте на Луну смотреть, – предложил Илья, не реагируя на шутки инструктора. – Кто с нами? Оксана, пойдешь с нами?
   - Зачем я буду мешать вам? – пожала плечами она.
   - Не будешь ты никому мешать, – твердо сказала Эля. – Вечером пойдем… вон туда…
Девушка показала на гладкий выступ, обрывающийся к озеру. Оттуда действительно был хороший обзор, горизонт просматривался почти во все стороны.
   - Ладно, – кивнула головой Оксана.
   Она была ненамного старше Эльвиры и Ильи, ей было тридцать, а им по двадцать три, она уже восемь лет работала преподавателем в художественной школе и привыкла держать дистанцию с учениками, особенно со старшими. К тому же ей не хотелось мешать уединению молодой парочки. Но городских ребят, похоже, не заботили амурные дела, им хотелось приключений. 

   К наступлению темноты путешественники натаскали хвороста и обустроили кострище, ночью в Саянах бывает холодно даже в июле. Ужинать никто не захотел, все просто сидели, грелись, пили чай и грызли шоколадные батончики. Когда молодежь ушла смотреть на Луну, Максим наконец задал Антонову вопрос, который мучил его с момента прилета:
   - Ну, Сергей, так что же мы завтра будем искать? Оксана сказала, что ты хочешь из туризма театр сделать. Это как?
   - Театр… – хитро усмехнулся бывший режиссер, – ну, можно сказать и так. Ты никогда не задумывался, для чего люди путешествуют, чего они ищут в чужих краях?
   - Новых ощущений ищут, праздника.
   - Всякая ли новизна нас радует?
   - Ну… все красивое радует.
   - Все красивое, все вкусное, все мудрое, что есть у других. Но про все это и из телевизора узнать можно.
   - По телевизору-то на солнышке не погреешься, – подключился к разговору Казанцев, старый альпинист-инструктор.
   - Я не про курортный отдых, Вадим, и не про спорт, я именно про путешествия как таковые, – продолжал Антонов. – Зачем люди отправляются в дальние страны, в леса?
   - Ну и за чем же? – спросил Максим.
   - За другой жизнью. За альтернативной судьбой.
   - За альтернативным собой, – кивнул Казанцев. – Мы по молодости за этим самым в леса уходили. Не за восхождениями, а за свободой. У тогдашней советской интеллигенции свой мир в горах был, своя свободная планета. Люди там, между прочим, и раскрывались совсем по другому.
   - В наше время молодежь в интернет уходит, – заметил художник, – и там раскрывается как умеет.
   - У каждого поколения своя субкультура, – пожал плечами Сергей. – Им наши барды алкашами кажутся, а мы всяких современных фриков за идиотов держим…
   - Так что с театром-то? – напомнил Максим.
   - А то и с театром, что туристы, это те же зрители, они на все готовы. Смотрят на тебя голодными глазами, как стадо на пастыря, словно просят: «Уведи нас из этой жизни, дай забыться, дай окунуться в другую реальность!»
   - И на какие «злачные пажити» ты их вести собрался?
   - Сейчас все тянутся к чему-то настоящему, слишком много виртуального вокруг. Музеи стали популярны, даже молодежь туда ходит. Дети куют мечи какие-то, реконструкциями увлекаются, костюмы шьют для косплеев, чтобы из виртуальности в реальность переместиться, прикоснуться к ней… Все настоящее, похоже, в моду входит.
   - Подожди, Сергей, ты только что говорил, что люди на тебя смотрят «голодными глазами» и просят увести их «в другую реальность». А сейчас говоришь, что они хотят в настоящее переместиться…
   - В настоящее, но только в другое настоящее, понимаешь?
   - Нет.
   - Они привыкли к виртуальной сказке, а теперь хотят сказки реальной. И я могу им дать того, чего они хотят. Знаешь почему?
   - Почему?
   - Потому что я режиссер! Я эту сказку вижу вокруг, а они, простые смертные, не видят! Кто им покажет путь, если не я? Ты ведь, Максим, художник, ты меня понимать должен. Вот, к примеру, Вадим, – Антонов показал на Казанцева, – он зритель, он на все смотрит как простой человек…
   - А чего сразу я-то? – развел руками инструктор. – Я сказок знаешь сколько нарассказывать могу… не хуже твоего. Хоть я и не режиссер.
   - Я не про истории и не про байки всякие, – возразил другу Сергей, – я про другое… Мне это трудно объяснить. Скоро люди массово побегут в леса от «большого брата», от манипуляций, от постоянного контроля…
   - От «большого брата» в леса не уйдешь! – хихикнул инструктор.
   - Ты хочешь «уход в леса» превратить в искусство, организовать и возглавить? Чтобы и тут человек не был предоставлен сам себе? – спросил Максим.
   - Какая точная фраза: «предоставлен сам себе», – заметил Казанцев.
   - А в леса не так-то просто уйти, – продолжал Антонов. – И не потому, что там выживать надо, а потому, что у нас, у современных людей, связь с природой утрачена. Мы на нее глядим, как сквозь стекло музейной витрины, как сквозь решетку зоопарка, как сквозь стенку аквариума… между нами препятствие. А я знаю лазейки в этих препятствиях! Я могу провести через них своих туристов! Понимаешь суть?
   
   Максим задумался. Ему, художнику, вдруг показалось на мгновение, что он понял, о чем только что говорил режиссер, и почему этого не сможет понять инструктор Вадим…


Глава II

   Оксана боялась темноты. Когда их маленькая компания отошла от костра настолько, что он перестал быть виден за склоном, она почувствовала, что не хочет никуда идти, не хочет смотреть ни на какую Луну, а хочет только вернуться назад, сесть у огня и не двигаться. Страх всегда вызывал у нее оцепенение, она часто шутила, что наверняка ее дальними предками были опоссумы, которые в минуту опасности деревенеют и прикидываются трупами, и сейчас этот «ген опоссума», похоже, снова активировался внутри нее.
   Небо было чистым, путь до площадки скального выступа, куда они направлялись, был вполне различим при лунном свете, однако, в тени больших камней тропа терялась. Илья подсвечивал дорогу фонариком, ребята шли, тщательно глядя под ноги, боясь оступиться. Оксана приотстала немного, раздумывая идти ли ей дальше, как вдруг ей резанул по ушам пронзительный визг Эльвиры. Молодая преподавательница тут же, повинуясь профессиональной привычке, бросилась в темноту, забыв о страхе:
   - Что случилось, Эля, что случилось?
   - Смотри, смотри! – весело визжала девушка, показывая рукой на небо.
   Оксана подняла голову, и ей сразу стало понятно, отчего визжит городская журналистка, случайно оторвавшая глаза от тропы под ногами и взглянувшая вверх. Небосвод был белым от звезд – большие и маленькие, острые и мохнатые, они в несметных количествах мерцали в темноте космоса, Млечный Путь висел в вышине похожий на огромное длинное облако, а рядом с ним клочьями белели разные мелкие туманности и созвездия.
   - Ну да, – улыбнулась Оксана, – Мне от этой картинки тоже всегда визжать хочется.
   - С ума сойти, откуда их столько! – смеялась от счастья Эльвира, кружась на месте. – У нас в городе и десятка звезд не насчитаешь.
   - Классно! И Луна почти полная! – отметил Илья, тоже заворожено глядевший вверх. – Идемте скорей, мне не терпится трубу достать. С трубой-то еще круче будет.
   - Нет, я, наверное, не пойду, – замешкалась Оксана. – Я замерзла, я хочу к костру.
   Не дожидаясь ответа, она решительно развернулась и пошла назад. Молодые люди, пожав плечами, двинулась дальше без нее, правда теперь Илье приходилось постоянно подхватывать на ухабах свою восторженную подружку, ни на минуту не отрывающую глаз от звездного неба.

   Оксана вернулась в лагерь, села у костра и протянула руки к спасительному пламени. Старички травили походные байки, пили чай, рядом с ними было так спокойно.
   - Я тебе, Серега, в твой блокнотик еще такую историю подкину, – рассказывал инструктор. – В две тысячи восьмом году в Черемушках открывали памятник «Покорителям Енисея», и мы, когда с Боруса возвращались, зашли посмотреть на него. Он мне таким жутким показался, этот памятник: треснутая плита, из нее струя воды вырывается и прямо над людьми нависает… И ведь, прикинь, не прошло и года с открытия памятника, как на Саяно-Шушенской ГЭС авария произошла. В реальности все повторилось! По телевизору видео показывали: к станции человек по берегу бежит, а из машинного отделения струя воды хлещет, точь-в-точь как из той гранитной плиты… И теперь все уверены, что это памятник катастрофе.
   - Неплохо! – кивнул хозяин турфирмы. – Из этого можно сделать этакую «местную легенду»… туристы клюнут на мистику, сразу кинутся фотоаппаратами щелкать.
   - «Сделать» легенду? – поморщился художник.
   - А что не так, Максим? – развел руками Антонов. – Тут нет никакой лжи, мы ничего не выдумываем, всего лишь подмечаем интересные совпадения… если это, конечно, совпадения.
   - Запиши, а то забудешь, – напомнил Вадим.
   - Не забуду, не бойся, – отмахнулся Антонов.
   - Никакие это не совпадения! – твердо сказал инструктор. – Я вот, например, верю, что природа человеку не зря сигналы подает. Этот скульптор, который памятник делал, видимо, бессознательно уловил что-то такое… в воздухе…
   - Да, – немного подумав согласился Максим, – художник мог уловить.

   «И почему все так любят рассказывать на ночь страшные истории!» – подумала Оксана, озираясь по сторонам.
   - Сюда медведи заходят? – спросила она.
   - Заходят, заходят, – кивнул Казанцев. – Поэтому предупреждаю, еду в палатку не брать!
   - Кстати, – оживился Антонов и все-таки полез в рюкзак за своей записной книжкой, – медведи это тоже хорошо!
   - В смысле? Ты хочешь из медведя сделать пугалку для туристов? Аттракцион? – немного разочарованно спросил Максим.
   - У меня не настолько все примитивно, – возразил художнику бывший режиссер, записывая что-то в блокнот, – но острые ощущения могут помочь настроить их на нужный лад.
   - «Настроить на нужный лад»… заставить людей испытать страх… для чего? Чтобы потом их сознанием было легче манипулировать?
   - Да, – плотоядно улыбнулся Сергей, – именно за этим.
   - То есть, искусство будущего – это некая манипуляция действительностью?
   - Почему «будущего»? Так всегда происходит. Манипулировать легче теми, кто все время в страхе.
   - Не надо про страхи, – взмолилась Оксана. – А то я не засну ночью…

   Из темноты вынырнуло бледное лицо Эльвиры, она молча прошла на свое место и, отодвинувшись от огня, задумчиво села, обхватив колени руками. Ее глаза были широко открыты, всем показалось, что в них застыло какое-то удивление. Подошедший за ней Илья был спокоен, он первым делом принялся упаковывать свою драгоценную трубу.
   Эльвира, уловив немой вопрос, висящий в тишине, наконец заговорила.
   - Там кратеры… я видела кратеры, – сказала она.
   - Где кратеры? – хором переспросили сидящие у костра.
   - Мы смотрели на Луну, там были настоящие кратеры! Я видела их!
   - Ты разве не знала, что на Луне есть кратеры? – развел руками Казанцев. – Сейчас астрономию-то не преподают, вот молодежь и не знает самого элементарного…
   - Да знала я, конечно… Просто они, оказывается, действительно существуют! Они настоящие! Они… они там есть! Как вам это объяснить…?
   Максим и Сергей переглянулись. Антонов опять лихорадочно полез в рюкзак за своей записной книжкой.
   - Спасибо, Элечка, – пробурчал довольный режиссер, делая очередную пометку в блокноте. – Угадай, с чем ты сегодня столкнулась?
   - С тем, что настоящее… существует, его можно увидеть!
   - Умница! Умница! – засмеялся Антонов. – Никто лучше не сказал бы! Теперь ты понял, Максим, что я имел в виду?
   - В общем, да… Но, смотри, ученые давно доказали, что никакого Лох-Несского чудища в озере нет, а люди туда едут и едут. Им нравится верить в легенду. Выходит, туризм делается не на чем-то «настоящем», а на сказках?
   - Туристы не дураки, они понимают, что у них мало шансов увидеть Несси. Они просто едут, чтобы увидеть настоящее озеро, в котором чудище плавало, настоящие камни, по которым оно ходило, настоящую деревню, в которой жили те, кто видел его…
   - Даже если чудища нет?
   - Даже если чудища нет.

   Ночью по лагерю бродил медведь. Он обнюхал кострище, перевернул котелок с посудой, потом направился к палаткам. Оксана, спавшая с краю, тут же проснулась от шума и возни снаружи. Она хотела было разбудить Эльвиру, сладко посапывающую рядом, но в последний момент передумала. Казанцев говорил, что медведи часто забредают к туристам и обычно серьезного вреда не причиняют. Хотя, иногда и причиняют… Оксана решила «прикинуться дохлым опоссумом» и ждать, когда страшный зверь уйдет сам.
   Побродив по лагерю, медведь двинулся к озеру, разрыл там спрятанные под камнями остатки еды из котелка, и, очевидно, удовлетворившись находкой, ушел обратно в лес.


Глава III

   На следующий день все отправились наверх, на другую сторону хребта, искать ту самую «дыру», ради которой была затеяна экспедиция. Оператор Илья время от времени забегал вперед по тропе и сверху снимал идущих.
   - Ты даже на оператора разорился, – заметил Антонову Максим, – мы могли бы и сами заснять все.
   - А я тут не начальник. Тут как раз Илья главный, – ответил режиссер, кивая в сторону парня. – Я что-то вроде художественного руководителя.
   - Как это?
   - У него папа богатенький, он нам и вертолет обеспечил, и все оборудование. Фильм и экспедиция – все на деньги их телеканала.
   - Как? А я думал что твоя турфирма…
   - Моя турфирма лишь партнер, – хитро улыбнулся Антонов. – Видишь, насколько проще жить людям, которые умеют увлечь своими сказками окружающих!
   - Ну ты… молодец!

   Уже через три часа они вышли на гребень и огляделись. По обе стороны хребта виды открывались чудесные. Пока Илья снимал панорамы, Эльвира прыгала вокруг него и хлопала в ладоши. Старички же, бросив беглый взгляд по сторонам и отметив про себя, что все горы по-прежнему стоят на своих местах и ничуть за тридцать лет не изменились, сразу склонились над картой, которую развернула Оксана.
   Быстро выяснилось, что вышли не туда. Они спустились по склону и, обойдя несколько скальных выступов-«жандармов», снова поднялись на гребень. Теперь уже картинка вокруг показалась молодой художнице знакомой, она увидела впереди тот самый  уступ, который привел ее когда-то к загадочной норе с красными фиалками вокруг.
   - Туда! – показала она на уступ.
   - Ты уверена? – переспросил Антонов, с сомнением глядя на довольно узкую полочку, заросшую травой.
   - Уверена, – ответила Оксана. – Там должен открываться вид на пик Соболек.
   - А дырка там где? В скале, что ли?
   - Там полка расширяется, там целая поляна…
   - Фу! Что за выражение: «дырка»! – возмутилась Эльвира.
   - Это не выражение, это… термин, – хихикнул Казанцев. – «Дыра» означает «пещера».
   - Все равно, фу… – сморщилась журналистка.

   Оксана пошла первой. С опаской прижимаясь к склону и медленно двигаясь вперед по скользкому травянистому выступу, она завернула за край скалы и наконец увидела то место, от которого бежала в страхе двенадцать лет назад. Молодая художница узнала и поляну с изумрудной травой, и вертикальные крутые стены с натеками оплавленного гранита, и огромную круглую дыру под ними. Только фиалок не было.
   - Нашла! – крикнула она команде.
   - Ух ты! Место какое шикарное! – восхитился Казанцев, выходя из-за скалы. – Вид, прямо, для открытки: и пик Соболек как на ладони, и речка внизу шумит… красивое ущелье.
   Постепенно подошли все члены группы и, едва оглядевшись по сторонам, обступили дыру.
   - Что там? – спросил Антонов Казанцева, склонившегося над бездонным провалом.
   - Глубоко тут, – ответил инструктор, – надо спуститься.
   - Вадим Юрьевич, а Вы слышите там шум такой… как в морской раковине? – спросила Оксана, делая знак остальным, чтобы они замолчали.
   Казанцев прислушался.
   - Слышу. Есть шум какой-то.
   Все сразу напряглись, пытаясь уловить мистические звуки, исходящие из дыры.
   - Сережа, доставай веревки, – сказал Вадим, поднимаясь с земли и отряхивая колени. – Я спущусь, посмотрю, что там такое.
   - А Вы не боитесь? – тихо спросила Эльвира, которой, видимо, передались опасения Оксаны.
   - Не боюсь, – спокойно ответил инструктор.

   В скалу забили два крюка и навесили «перила». Антонов всем велел отойти в сторону и, надев каску, встал на страховку. Вадим осторожно начал спуск, все замерли в ожидании… Через пять минут страховочная веревка кончилась, Сергей дал знак, что пора подниматься, и Казанцев вылез наверх.
   - Что там? – почти хором спросили его все, едва он показался из дыры.
   - Подождите, дайте хоть вылезти-то, – проворчал он, – и не подходите близко, трава скользкая.
   Выбравшись на поверхность и отойдя подальше от опасного края, он отстегнулся, снял каску и начал было стягивать с себя обвязку, но тут терпение у всех лопнуло и его заставили говорить.
   - Что там, ну не молчи же!
   - Я не до конца спустился, веревки не хватило. Там глубоко очень. Дыра, похоже, сквозная, этот шум, который вы слышали, это шум реки.
   - Реки? – разочарованно переспросила команда.
   - Я же говорил, что это сквозная дыра, она там, внизу, к воде открывается, вот шум реки через нее и слышно. Чем ниже спускаешься, тем сильнее грохочет.
   Все приуныли, кроме Антонова. Режиссер был всем доволен.

   Илья, не забывающий ни на минуту о съемках, тщательно фиксировал на видео всю операцию по исследованию пещеры. Он заснял и виды вокруг, и блестящие скальные стены с натеками гранита, и пик Соболек, и даже горную речку, шумящую внизу, хотя ему пришлось ради этого лечь на живот и подползти к самому краю обрыва.
   - Эй, ты зачем так рискуешь! – испугалась Эльвира, хватая его на всякий случай за ноги.
   - Я осторожно… – ответил Илья, сразу попятившись назад. – Я там, кажется, увидел, где эта нора внизу на поверхность выходит.
   - Ты снял это место? – спросил Казанцев.
   - Снял. Потом покажу.
   Антонов не выдержал и тоже пополз к обрыву.
   - Есть! – радостно крикнул он, склонившись вниз. – Есть там выход!
   - Ну и ладно, – пожал плечами Максим, – что это нам дает? Или теперь можно предположить, что некое чудище по этому проходу спускается или поднимается наверх?
   - Зачем обязательно «чудище»? – возразил режиссер. – Чудищ в мире уже много, нам нужно свою какую-то изюминку найти, оригинальную.
   - И как мы найдем «изюминку», если это обыкновенная дыра, каких тут множество?
   - Я чувствую, что здесь должно быть что-то, я сюда еще ночью приду.
   - Ночью?
   - Ночью. А пока пойдемте в лагерь, я есть хочу.

   В лагерь все вернулись уже к вечеру. Первый голод утолили колбасой, сухарями и конфетами, быстро разведя огонь и вскипятив чай. Антонов сразу начал собирать рюкзак, запихивая туда спальный мешок и все остальное, необходимое для автономной ночевки.
   - Ты и вправду туда пойдешь? – спросил Максим, удивленный решимостью Сергея.
   - Ну, видишь же, собираюсь, – по-деловому ответил начальник экспедиции.
   - А если с тобой что-нибудь случится?
   - Не случится. Я не лихач.
   - Я с тобой пойду! – заявил художник после короткого раздумья. – Ты не против?
   - Не против, – хитро улыбнулся режиссер. Он не сомневался, что Максим присоединится к его авантюре.
   Оксана, увидев, что уже двое собирают рюкзаки, заволновалась.
   - Можно я тоже с вами пойду? – спросила она Сергея.
   - Ты? Ты же боишься всего.
   - Я тут не останусь, тут медведи ночью ходят. Возьмите меня с собой!
   - Хорошо, пойдешь с нами, – кивнул Антонов и молодая художница сразу побежала доставать свой рюкзак.

   В лагере остались Вадим, Илья и Эльвира. Они, никуда не торопясь, сварили похлебку на ужин и долго сидели у костра, ожидая, когда же наконец стемнеет. Молодую парочку вовсе не огорчала возможность провести эту ночь без лишних людей в своей палатке, а Казанцеву было все равно.
   - Наша богема пошла искать вдохновения, – в шутку заметил он.
   - Смелые они люди, – сказал Илья.
   - А кто сегодня на животе к самому краю подползал? Не смелый человек?
   - Это совсем другое! Я просто кино снимал, а они за нечистью пошли, за чем-то таким… непонятным!
   - Эх, глупые они, – вздохнул Вадим. – Думают, что людям чудеса нужны. А людям всего-то и нужно – посидеть вот так душевно у костра, песни попеть, разговоры поговорить, отогреться… Зачем люди в другие страны едут? От одиночества бегут, от интернетов своих бегут… Чудища-то, поди, для того им и нужны, чтобы жаться друг к другу, бояться вместе. В коллективе-то бояться интереснее, чем в одиночку!
   - Значит, все-таки, чудища нужны! – сделала вывод Эльвира.
   - Ну, может быть, и нужны… Хотя, художники жить не могут в принципе без всяких своих «химер».
   - У них же все химеры здесь, – Илья показал на свою голову. – Зачем ночью идти куда-то?
   - А вдруг они там увидят что-нибудь? – возразила Эля. – Если уж приехали искать, то надо искать.
   - А чего ты с ними не пошла? – съязвил ее друг.
   - Я с тобой осталась, – лукаво улыбнулась девушка и прижалась к Илье, положив голову ему на плечо.
   
Глава IV

   Антонов, Максим и Оксана тем временем перевалили за гребень хребта и по старым следам вернулись на ту полянку, висящую над пропастью, где была таинственная дыра.
   Солнце уже садилось за горизонт. Гранитное зеркало скалы сияло в его лучах так, что больно было глазам, оттенок травы сменился с изумрудного на желтоватый, дальние горы излучали теплый свет… Однако, картина изменилась мгновенно, едва солнце скрылось – все вокруг сразу стало зловещим и пугающим.
   - Ну что, давайте устраиваться на ночлег, пока совсем не стемнело, – скомандовал Антонов, скидывая рюкзак. – Двух крюков нам, думаю, хватит.
   - Мы пристегиваться будем? – удивилась Оксана.
   - Конечно. Вдруг ты ночью лунатишь, а луна нынче полная!
   - Не-е, я не лунатик.
   - Откуда ты знаешь?
   - Не пугай девушку! – вмешался Максим. – Человек в темноте может и без всякого лунатизма забыть где он и пойти куда-нибудь не туда…
   Они устроились возле скальной стены, подальше от края пропасти, залезли в спальные мешки, и пристегнулись к общей веревке для безопасности. Кроме того, Антонов всем велел надеть каски. Чтобы хоть как-нибудь сгладить дискомфорт от столь радикальных мер предосторожности, он тут же угостил своих спутников шоколадными батончиками.
   - А чай? – хором спросили Оксана и Максим.
   - Есть чай, – ответил начальник, нашаривая в рюкзаке термос. – Доставайте кружки!

   Долина быстро погружалась в сумрак. Антонов, ближе всех сидевший к дыре, наблюдал за происходящим вокруг не расслабляясь ни на минуту.  Оксана же, наоборот, пригрелась и задремала, прислонившись к скале…
   Через полчаса темнеющее небо приобрело тревожный фиолетовый оттенок, плавно переходящий в бледно-сиреневую полосу возле горизонта.
   - Мы как пещерные люди… сторожим какого-то зверя у норы, – задумчиво сказал Максим.
   - Или человека, – кивнул Сергей.
   - Человека? Йети, что ли?
   - Кстати… хорошая мысль! – удивленно воскликнул режиссер. – Как я раньше сам не догадался!
   - Опять ты за свое… – поморщился художник. – Из всего пытаешься какой-то театр сделать, хочешь живую натуру для своих целей приспособить.
   - А почему бы и нет? – спокойно ответил Антонов. – Мне кажется, это сейчас то, что нужно. Люди пресытились пустым вымыслом, их тянет к документальности. В кино – сплошь «байопики»,  на телевидении – «реалити»…
   - Я этого не понимаю, – покачал головой Максим. – Я хотел бы совсем другого, я хотел бы с Природой в контакт войти, чтобы она сказала мне, куда дальше двигаться… У меня, Сергей, творческий кризис. Самый настоящий творческий кризис…
   - Извини, но сейчас у всех ваших кризис. Ну, в смысле, у рисовальщиков. Живопись уже не актуальна, картины никому не нужны. Одна скульптура только на плаву держится. Ты не хочешь чем-нибудь таким… трехмерным… заняться? Или в архитектуру вернуться?
   - В архитектуру мне уже поздно… И рисовать уже не могу.
   - В каком-нибудь, там, девятнадцатом веке каждая художественная выставка была событием, потому что фотографии еще толком не было, кинематографа не было. А что такое «картина»? Картина – это фильм, сжатый до одного кадра. Люди на те выставки как на кинофестивали ходили. Потом появилось кино и… все, привет вашим Репиным!
   - Согласен. Но живопись не умерла, она ушла в абстракцию, а абстракцию нечем заменить, она до сих пор актуальна и существует, к примеру, в виде стрит-арта…
   - Занимайся стрит-артом.
   - Ну, нет. Я все-таки изначально архитектор, я их противник, у меня рука не поднимется.
   - Понимаю. Монументально-декоративное против варварского настенного…
   - Именно. Вот ты живой театр изобретаешь, но ведь сама наша жизнь и есть живой театр. «Весь мир театр», как говорится. Иди за сюжетами в политику, вот где и драма, и комедия, и трагедия.
   - Про это уже все написано. И все уже сыграно. Пока театр существовал, только об этом и разговор шел: троны-короны, деньги-золото, коварство и любовь… Театр умер, превратился в элитарное искусство, значит, что-то поменялось. Если раньше поэзия людям все объясняла, то теперь этим наука занялась. А что они, ученые, о душе-то знают! 
   - Насчет театра ты прав, он уже не зажигает звезд, он, в основном, классику осмысливает, к современности ее примеряет… Особенно в опере, там все короли сейчас в пиджаках, а рыцари в джинсах…
   - Опера-то еще на плаву. Ее с театром соединили, получилось нечто живое. В науке новые направления тоже теперь появляются на стыке старых наук, например, физики и биологии, химии и математики…
   - То есть, если соединить два практически умирающих вида искусства, театр и оперу, получается нечто жизнеспособное?
   - Ты же сам сказал, что спасение в абстракции. Что может быть абстрактнее, чем опера?
   - Но опера – это же… такой жесткий канон…
   - Ты архитектор или кто? Тебе ли не знать, что проекций может быть несколько. Если, например, на цилиндр спереди посмотреть – это будет прямоугольник, а если сверху – то круг. Музыкальный канон – это лишь одна из «проекций» современного спектакля, есть ведь еще сценография и режиссура, есть «театр», он иногда совсем другую историю параллельно канону рассказывает. Попросту говоря, если тебя возмущает постановка, ты можешь закрыть глаза и слушать свой любимый канон, но если хочешь большего – загляни «чуть сбоку», и тебе откроются другие смыслы.
   - Наверное, так. Просто я никогда не любил оперу, я всегда предпочитал балет. Балет это визуальное искусство, это живая скульптура…
   - Ну да, художники любят все визуальное.
   - Я пробовал смотреть оперу, это так длинно, бесконечно длинно…
   - Ты не умеешь смотреть оперу. Вернее, слушать. Она не рассказывает историй, это же не театр и не кино. Опера это не драма, это музыкальная иллюстрация к драме!
   - Иллюстрация?
   - Да, поэтому оперы писались обычно на известные сюжеты. В театральной программке всегда пишут краткое содержание, для того чтобы убить интригу.
   - Убить интригу… Спойлер дать?
   - Да, чтобы зрители не торопили финал, а слушали, как музыка иллюстрирует эмоциональное состояние героя в данный момент… Эх, как бы я хотел оперу поставить! Хотя бы одну.
   - И какую?
   - Вагнера! «Кольцо нибелунга», все четыре!
   - А говорил, одну.
   - Это, считай, одна. Представляешь, Максим, Вагнер ведь в «Кольце нибелунга» все будущее Европы и мира предсказал! Смотри: верховный бог установил нравственный закон и стал его гарантом. Потом золото его ослепило, он славы захотел, Валгаллу строить начал, все богатства на это промотал и даже кольцо всевластия вынужден был отдать великанам-строителям по договору. А назад забрать кольцо не может, потому что все честно, а он – гарант… Ему теперь нужно, чтобы это кольцо отвоевал герой, не связанный никаким нравственным законом! Безнравственный человек!
   - Зигфрид.
   - Именно! Но сначала приходит Зигмунд и нарушает законы природы, идет на жуткое кровосмешение, инцест… Не это ли творится сейчас в Европе? Не законы ли природы там нарушаются? Они стали и гарантами, и заложниками своих ценностей, потому что пренебрегли здравым смыслом. Им скоро понадобится Зигфрид «не связанный нравственным законом».
   - Зигфрид, насколько я помню, в финале был уничтожен.
   - И Зигмунд тоже. Там была полная «гибель богов», и религия сменилась… Зигфриды в принципе долго не живут, они же с богом не связаны, он им не помогает… Я вот думаю, Вагнер ведь все это из языческих мифов вытащил. Оказывается люди давным-давно обо всем знали! Я хочу попробовать в наших сибирских эпосах порыться, мне кажется, я там настоящие откровения найду…
   - Хочешь вернуться в театр?
   - Кто знает… Эти эпосы – это ведь кладезь всякого разного. Там и чудищ можно найти, и духов, и сюжеты, и легенды какие-нибудь … Надо будет к музейщикам заскочить, когда вернемся.
   - Хочешь воззвать из забвения призраки прошлого?
   - Типа того.
    Максим спросил, помолчав немного:
   - Как ты думаешь, куда в целом движется искусство?
   - Если бы я знал, я бы не сидел сейчас тут… неизвестно где.
   - Значит, ты тоже в творческом кризисе?
   - Я всю жизнь в кризисе, это нормально. Кризис, это когда ты чего-то ищешь.
   - А ты чего ищешь?
   - Не знаю, просто ищу. Всегда ищу. Произведение искусства – это нечто найденное. Будто ты идешь по берегу и вдруг видишь – красивая ракушка на песке лежит, ты поднимаешь ее и бежишь к людям: «Посмотрите, как это красиво! Посмотрите, как это… бывает!»…
   - И невозможно угадать, где ты ее найдешь.
   - Или где она тебя найдет…

   Оксана спокойно дремала под монотонный разговор двух друзей, чувствуя себя в полной безопасности. Но внезапно ее разбудили их громкие вскрики и непонятные звуки, похожие на свистящие хлопки в воздухе. Девушка с трудом разлепила глаза и спросонок не сразу поняла, что происходит.
   - Что тут? – спросила она.
   - Мыши! – радостно воскликнул Антонов.
   - Мыши?
   - Смотри, из дыры мыши вылетают!

   Оксана пригляделась и тоже увидела на фоне бледно-сиреневого неба черные силуэты летучих мышей, вылетающих из норы.
   - Это не мыши… – выдохнула она. – Зачем вы меня пугаете, у меня же мисофобия!
   - Мисофобия? Боязнь китайского супа? – спросил Сергей.
   - Японского, – поправил Максим.
   - Видишь, Ксюш, мы не зря сюда притащились! – гордо заявил режиссер.
   - Что нам это даст? – удивился художник.
   - Я думаю, что там, куда Вадим вчера не долез, должен быть вход в большую пещеру.
   - В пещеру? А если эти мыши просто снизу залетают?
   - Не-е, я смотрел, они там не залетят… Надо бы до конца эту нору обследовать.
   Но Оксане и Максиму было сейчас не до обследований. Одна и та же мысль сразу пришла в голову художнику и художнице, они не отрывая глаз следили за таинственным завораживающим зрелищем и видели нечто большее, чем просто полет нетопырей.
   - Потрясающе! – пробормотала девушка. – Как черти. Такие графичные силуэты… так и просятся на бумагу!
   - Да, – задумчиво кивнул Максим, – в реальности это смотрится круто, а нарисуешь, и вся магия исчезнет, все превратится в какую-то… банальность.
   - Мы однажды, давно еще, по молодости, в Бородинскую пещеру ходили, – вспомнил Антонов. – Лазили весь день, а потом на ночлег прямо возле входа устроились. Палаток у нас не было, под открытым небом спали. Так вот, там тоже, как стемнело, летучие мыши из пещеры вылетать начали и над нами кружиться. Я поэтому и подумал сразу, что здесь наверняка еще ходы есть… А утром там, над Бородинкой, дикие голуби стайками летали. Дикие голуби совсем на городских не похожи – они мелкие, одинаково светлые и с полоской. Это было так символично, будто днем ангелов видишь, а ночью – демонов… Все-таки, наверное, в четырех измерениях интереснее работать. На картине-то как смену времени покажешь?
   - Каждому свое, – отозвался Максим, – кому-то в плоскости творить легче, кому-то в пространстве… Вам, режиссерам, все четыре измерения нужны, а музыкантам так и одного времени хватает.
   - Сергей Иннокентьевич, а у Вас есть еще батончик? – тихо спросила Оксана. Ей спросонок вдруг ужасно захотелось чего-нибудь съесть.
   - Да, конечно, – кивнул начальник.
   Оказалось, что все не против слегка перекусить. Антонов полез за термосом…

   Тем временем в лагерь, где оставались трое членов команды, снова забрел медведь. Казанцев уже давно спал в своей палатке, а молодежь еще только-только залезла в спальники. Илья первым услышал посторонние звуки и выглянул наружу.
   - Что там? – спросила Эля.
   - Медведь, кажется…
   - Ой, а что теперь делать?
   - Снимать, конечно!
   Илья быстро достал камеру, затем сунул в руки Эльвире фонарь и велел держать свет неподвижно, направляя его в сторону хищника. Распахнув палатку, он сразу начал съемку. Получилось довольно удачно, зверь находился недалеко и сразу попал в кадр. Избалованный частыми встречами с людьми, он почти не испугался, неторопливо отошел от кострища и стал невидим в темноте. Илья медленно вылез из палатки, взял из рук своей подруги фонарь, и подняв его повыше высветил вдалеке косолапого гостя.
   От шума и возни проснулся Вадим. Он выглянул наружу и, увидев Илью, идущего к медведю с камерой и фонарем, в ужасе закричал:
   - Вы чего, совсем страх потеряли!
   - Да он же спокойный… – начал было возражать оператор, но старый инструктор, привыкший нести ответственность за молодых туристов, не стал слушать никаких доводов. Он вылез из палатки и принялся громко стучать кружкой по пустому котелку. Медведь испуганно рыкнул и убежал прочь.
   - Значит так, давайте без самодеятельности! Беру командование на себя, хотя бы потому, что спрос все равно с меня будет, если что. Ночью никуда не выходить!
   - А по нужде? – с вызовом спросил Илья.
   - Идите сейчас, – немного помолчав разрешил Казанцев.
   - Спасибо, пока не надо, – язвительно ответил парень и полез назад в палатку. Эльвира залезла следом.
   - Еще командовать здесь будет! – пробурчал Илья. – Забыл, наверное, что я тут главный.
   - Но ты, правда, не рискуй так… – тихо попросила его подруга.

   Летнее небо над Саянами тем временем окончательно потемнело, стали видны звезды. Потом взошла и луна.
   - Полнолуние сегодня, – заметила Оксана. – Луна возле горизонта такая огромная! Жалко, что у нас подзорной трубы нет, я бы тоже на кратеры взглянула… Раньше никогда даже желания не было, а теперь хочется глазами Эльвиры на них посмотреть. И что ее так потрясло там?
   - Держи! – спокойным тоном всемогущего волшебника произнес Антонов и протянул девушке старый военный бинокль, который всегда носил в рюкзаке.
   - Спасибо! – обрадовалась Оксана и сразу навела окуляры на ночное светило. – Ой, мамочки! Кратеры! Я их вижу…
   - Лунные кратеры странно влияют на женский мозг, – усмехнулся художник.
   - Ты сам-то их видел? – спросил Сергей.
   - Видел. В учебнике.
   - Ксюш, дай-ка дяде телескоп, пусть глянет!
   Максим тоже навел бинокль на Луну и… ахнул. Как завороженный он смотрел и смотрел на фантастический инопланетный мир, существующий на самом деле.
   - Видишь, достаточно взглянуть «вооруженным глазом», и ты уже в другой реальности. Я в детстве такие штуки с микроскопом проделывал, там тоже иные миры открываются.
   - Что «микро», что «макро» – один и тот же эффект… Выходит, эстетические категории «возвышенное» и «низменное» действуют одинаково? Наверное, это логично. Я всегда думал, почему и про подвиг и про преступление говорят «совершил», как о чем-то возвышенном. Выходит, ужасное тоже может быть чем-то великим, непомерным. Значит ли это, что дьявол и Бог равновелики?
   - Не умничай при девушке.
   - Мы все это проходили, на третьем курсе,– отозвалась Оксана. – Теперь я сама в школе «Основы Эстетики» преподаю.
   - Можно подумать, знание всяких категорий поможет твоим ученикам стать художниками, – удивился Антонов.
   - Художником можешь ты не быть, а «гражданином быть обязан»! – вспомнил Некрасова Максим. – Школьников обязательно нужно грузить всякими категориями, в первую очередь нравственными, чтобы общество здоровым было. Это же наша будущая творческая интеллигенция!
   - В Эстетике-то какая нравственность? – грустно заметила Оксана. – Эстетика это лишь Эстетика, а Этику в нашей школе не преподают. Ее, похоже, нигде не преподают…
   - И в обычной школе? – удивился Максим.
   - И в обычной. Разве что, на уроках религии, светской этики. Я пытаюсь с ними на эти темы говорить, когда библейские сюжеты в живописи обсуждаем… Знаете, я три года назад конным спортом пробовала заняться, начала ходить на ипподром. Когда научилась рысью ездить, мне разрешили в первый раз большой круг по ипподрому сделать. Еду я потихоньку, еду, и вдруг лошадь с круга сошла и к заброшенным конюшням направилась, видимо, по старой памяти. Остановилась возле них и – ни с места! Я ее ногами по бокам бью, за уздечку тяну, а она на месте кружится и никуда не двигается. На мое счастье старый конюх мимо проходил. Он увидел, что я с конем справиться не могу, и говорит: «Ты чего просто так его  лупишь-то? Ты его морду зафиксируй уздой в том направлении, куда тебе ехать надо, а только потом пришпоривай! Конь ведь не понимает сейчас, чего ты от него хочешь»… Представляете, мы и детей часто наказываем, а они даже не понимают, за что. Они не понимают, какие нормы, какие запреты они нарушили, потому что им никто эти нормы и заповеди не озвучивал… Тот конюх правильно сказал: сначала направь, а потом бей! Сначала научи, а потом спрашивай!
   - Гражданина воспитывать обычная школа должна, а художественная школа должна учить творчеству, – заметил Антонов.
   - Учить творчеству? – поморщился художник. – Научить можно технике, мастерству, профессиональным приемам, а творчеству научить нельзя. «Школа» и «Творчество» это антонимы, диаметрально противоположные понятия.
   - Допустим, нельзя научить. Но согласись, что сама творческая среда в таком учебном заведении способствует раскрытию таланта.
   - Творческая среда это прекрасно, но только не в учебном заведении. Художник должен быть свободным! Подлинная богема – это «благородная плесень» на обществе, которая своим искусством придает ему неповторимый «аромат». Неповторимый! Школа же не допускает никаких мутаций…

   Между двумя друзьями снова разгорелся спор, а Оксана уже смотрела в другую сторону, туда, где за дальним отрогом блестела при свете луны вершина скалы Барсук. Девушка подергала за рукав сидящего рядом художника. Когда он повернулся к ней, она показала ему рукой на скалу:
   - Вон Барсук! Там «Берлога дьявола».
   - Берлога дьявола? Та самая?
   - Да. Туда сектанты раньше ходили.
   - Зачем?
   - Не знаю. Наверное, хотели Бога найти.
   - Бога? В берлоге дьявола? Хотя, знаешь… наверное, это логично.
   
   
Глава V

   Больше ничего особенного за ночь не случилось, все трое в конце концов заснули и проспали до самого утра. Антонов разбудил всех как только рассвело, и к завтраку они уже спустились в лагерь.

   Казанцев не стал рассказывать Сергею о происшествии с медведем, Илья тоже об этом молчал. Но всем было интересно, с чем же вернулись «ловцы чудищ» после своего ночного дежурства.
   - Нашли что-нибудь? – спросил Вадим.
   - Нашли. Парочку отличных идей, – весело ответил Антонов.
   - Значит, ничего.
   - Нашли, нашли, – успокоил друга Сергей. – Пещеру нашли.
   - Ночью-то? И где же?
   - В дыре. Оттуда летучие мыши по темноте вылетали, значит там еще ходы должны быть.
   - Это да. Пролезть до конца надо…

   К полудню они все уже снова были на таинственной поляне. Чтобы хватило длины веревок, крючья забили прямо в стенку дыры, Казанцев закрепил веревочную лестницу, рядом навесил «перила» и решительно начал погружение в полную неизвестность.
   Через полчаса он вынырнул обратно и радостно крикнул:
   - Есть! Есть там пещера. Справа расщелина и через три метра грот небольшой, мыши по потолку висят, видимо, те самые, о которых вы говорили… Лестницы до конца не хватает, имейте в виду. До расщелины – только по веревке!
   Вторым в дыру полез Антонов. Шагнув на веревочную лестницу, он развернулся к Илье:
   - Дай мне камеру, я там поснимаю.
   - Нет, – решительно мотнул головой оператор. – Я потом сам спущусь и все сниму.
   - Ты же не альпинист, как ты спустишься? А вдруг разобьешь? Не валяй дурака, давай ее сюда!
   Илья нехотя подошел и протянул камеру.
   - Вы только тоже… не разбейте.
   - Не бойся, не разобью.
   Последним в грот спустился Максим, перед ним там побывала еще и Оксана. Самых молодых членов команды вниз не пустили, у них не было необходимой подготовки. Илья расстроился, а Эльвире и не хотелось никуда лезть, ее гораздо больше интересовали пейзажи на поверхности.

   После посещения  пещеры Максим сделался задумчивым и весь остаток дня молчал. Оксана тоже молчала. Илья обиженно дулся на всех, Эльвира дремала от усталости. Только Сергей с Вадимом болтали без умолку, сидя у костра.
   - Запиши себе еще идейку, пока я не забыл, – говорил Казанцев. – У Красного утеса, возле поворота трассы, туристов можно из автобуса высадить и пешком пустить.
   - Зачем? – удивился Антонов.
   - Дорога там большую петлю делает, ее можно срезать через горы, пешком или на лошадях.
   - А смысл?
   - Ты же мечтаешь немцев на экскурсии возить. А им чего хочется? Им дикости хочется. После мегаполисов-то чего-нибудь первобытного, натурального хочется. Зачем еще в Сибирь ехать? Пусть хоть небольшой отрезок пути верхом проедут, погрузятся в позапрошлый век… Красивое место, я ходил там… Я еще вот что придумал: там небольшой гладкий взгорок есть, можно на нем площадку для хищных птиц сделать – прикормить стайку коршунов и туристам показывать. Я в Европе видел такие зрелища – чайкам рыбу с корабля бросают, они за нее в воздухе дерутся, туристы визжат, фотоаппаратами щелкают…
   - А сколько там километров пути?
   - Километров пять.
   - Многовато.
   - Не бойся, там почти все под гору. Пусть аппетит нагуляют… Автобус будет ждать на другой стороне петли, старички могут и не выходить из него.
   - Ну, в принципе, почему бы и нет… Это для них будет интересный «экспириенс». Можно еще кого-нибудь из животных прикормить. Я по телеку видел, как один мужик в Африке гиен прикармливал и туристам за деньги показывал…
   - Это какой-то цинизм! – вдруг отозвалась Эльвира, очнувшись от своей полудремы. – Нельзя прикармливать зверей!
   - Почему? – хором удивились инструктор и режиссер.
   - Человек не должен все вокруг под себя переделывать! Потому что природа – это храм, а не мастерская! Если люди свои интересы будут выше всего остального ставить, она взбунтуется и перестанет нас в свой храм пускать!
   - Это точно, – поддакнул Максим. – Нельзя нарушать законы природы!
   - Кому будет хуже, если мы коршунов покормим? – пожал плечами Вадим.
   - А как вы думаете, почему вчера медведь тут ходил? – не унималась Эльвира. – Его уже к человеческой пище тянет, он уже подсел на нее.
   - Медведь? – ужаснулась Оксана. – Опять приходил?
   Илья и Казанцев промолчали.
   - Вадим, вы правда медведя видели? – озабоченно спросил Антонов.
   - Мы его и на камеру сняли! – тут же похвастался Илья.
   - Приходил один, – кивнул инструктор, – я прогнал его. Они часто тут ходят, не бойся…

   Всем было не по себе от того, что по лагерю бродит хищник. Однако, ночью возвращение зверя никому увидеть не удалось, сон быстро сморил усталых путешественников, они крепко спали и не слышали ничего.
   Утром раньше всех встал Максим. От нечего делать он развел огонь и вскипятил чай. Через полчаса из своей палатки вылезла Оксана. Умывшись, она тоже подсела к костру с кружкой.
   - Батончики будешь? – предложил Максим и протянул ей мешочек с конфетами.
   - Конечно! – обрадовалась девушка. – Я их люблю.
   Художник тоже взял пару конфет и задумчиво принялся их грызть.
   - Максим Борисович, а Вы вчера ничего странного в гроте не заметили? – тихо и загадочно спросила Оксана.
   - Ты тоже это видела? – тут же оживился художник.
   - Я только о форме… – замотала головой она. – Я ничего больше не видела.
   - Я тоже о форме. Этот грот имеет почти правильную форму яйца! И пол там не плоский…
   - Да, форму яйца! Он такой гладкий, маленький и уютный, будто колыбелька… Ну и там еще мыши… Хотя, летучих я не так боюсь.
   - Колыбелька… В такой колыбельке в спячку можно впасть.
   Оксана вздрогнула при слове «спячка».
   - Знаете, я когда-то думала, что эта нора – чья-то берлога… что это «Берлога дьявола».
   - Только Антонову не говори, а то он из этого обязательно аттракцион сделает.
   - Но он же не мог не заметить, как там хорошо. Даже вылезать не хочется. Наверняка он уже придумал какой-то аттракцион.
   - Да уж… Только прикидывается, что у него вечный кризис, а у самого фантазии через край.
   - Вечный кризис… Значит, у него тоже?
   - Что «тоже»? – напрягся Максим.
   - Кризис.
   - А у кого еще?
   - У меня.
   - У тебя? – удивленно и вместе с тем облегченно выдохнул художник. – У тебя-то откуда? Ты же учитель. Хотя, да… извини, я, наверное, не прав.
   - Не правы, – насупилась Оксана. – Абсолютно не правы. Я сюда идти-то согласилась только потому, что у меня после этих гор всегда вдохновение появляется, мысли новые…
   «Мысли новые, – как эхо повторил про себя Максим, – значит, не я один такой.»
   - То есть, ты не знаешь, чего ищешь? – спросил он.
   - Нет. Но я знаю, от чего хочу уйти. Надоело все! Одна рутина и мертвечина кругом… Школа она как музей, она на старых, проверенных временем канонах держится. В слове «классика» корень «класс» не просто так, классика – это отборные шедевры прошлого принятые за образцы, по которым будут учиться молодые поколения. Стандарты! А искусство, Вы тогда правильно сказали, оно живое, свободное! Это «произвольная программа», она должна быть не по шаблону, не по рецепту.
   - Кто тебе мешает свободно творить?
   - Школа мешает. Я хочу уйти оттуда.
   - Думаешь, плохому танцору поможет кастрация? – усмехнулся художник и тут же пожалел о сказанном.
   Оксана побледнела, замолчала и сжав губы молча уставилась в костер.
   - Прости, – тихо сказал он. – Я тоже в кризисе. В полном. Мне эти мысли… про мертвечину, про музей… тоже в голову приходили. Да, искусство должно быть живое. Это для музейщиков кораллы – камни, а для художника кораллы – это живые существа, колонии которых могут расти бесконечно, могут перекрывать морские течения, создавать атоллы с изумрудными лагунами, пальмами, цветами… могут создавать рай на земле…
   - Красиво… – кивнула Оксана. – Вот смотрите, кораллы могут жить на самых безобразных останках, на искореженных остовах затонувших кораблей, на ржавых пушках, на строительном мусоре, на обломках разрушенных конструкций…
   - Только на ровном пустом дне морском кораллы жить не могут, – подхватил Максим.
   - Искусство тоже на спокойной почве расти не может. А школа – это идеально ровный плац для тренировок…

   Из палатки вылез Антонов и прервал беседу двух художников.
   - Ну что, на Соболек сегодня сбегаем?
   - На Соболек? – озабоченно переспросил Максим, и с некоторым страхом посмотрел в сторону скального пика.
   - На самый верх не полезем, к подножью только поднимемся. Оттуда должно быть видно то место, где дыра. Часа четыре нам хватит.
   - Часа четыре… В нашем возрасте вредно спешить.
   - Да ладно тебе стариком прикидываться, три дня акклиматизации у нас есть, уже должны крылья вырасти.
   - Думаешь?
   - Думаю.
   - А что мы там, наверху, искать будем?
   - Как что? Идеи, конечно! А зачем мы сюда приехали?
   - У тебя уже много идей, а я что-то ни одной не нашел.
   - У меня они все мелкие, а ты возьмешь и сразу… смысл жизни найдешь. Если повезет.
   - А в чем смысл жизни? – тут же полюбопытствовала Оскана.
   - В том, чтобы есть, – ответил Антонов. – Ну, в смысле, кушать.
   - А как же зрелища? – улыбнулась девушка, приняв такой ответ за шутку. – Сергей Иннокентьевич, а для Вас коралл это камень или живое существо?
   - Кораллы, Ксюшенька, это отличный поделочный материал!
   - Но это же, по сути, чей-то скелет.
   - Само собой. Скелет на скелете. Если бы он не был когда-то живым, он бы не разросся до нужных размеров, и нам не из чего было бы делать… бусы.
   - Почему сразу «бусы»? – нахмурилась художница.
   - Ну, не бусы… – тут же поправился Антонов. – Что угодно делать, на что фантазии хватит.


Глава VI

   В этот раз на хребет, к подножию пика, они действительно поднялись гораздо быстрее.
   - Вот что значит акклиматизация! – сказал Сергей.
   - Сколько здесь? – спросил Максим, оглядевшись.
   - Тысячи полторы над уровнем моря, всего-то.
   - Илья с Эльвирой сильно отстают. Кино снимают.
   - Они молодые, догонят.
   Не спеша подошли Оксана и Казанцев. С небольшой седловины, на которую они забрались, открывалась панорама соседнего ущелья, но того места, где зияла странная дыра, не было видно.
   - Надо повыше залезть, – заявил инструктор, – От дырки пик Соболек виден, значит сверху и ее видно будет. Тут не сложно, можно и без страховки.
   - Подожди, пусть Илья тебя снимет для истории, – улыбнулся Сергей.
   Вадим дождался, когда ребята достигнут седловины, и полез на скалу. Однако добравшись до первого каменного «зеркала», он остановился и принялся что-то рассматривать, сев на корточки.
   - Серега, лезь сюда! Здесь какой-то наскальный рисунок! – крикнул он Антонову.
   Тот быстро вскарабкался наверх и тоже увидел странное изображение.
   - Что там? – полюбопытствовал снизу Максим.
   - Мне кажется, мы клад нашли! – радостно ответил режиссер.   
   Оксана и Максим тут же поднялись к «зеркалу». Разглядев рисунок в нижней части гладкой стены, они оба удивленно вскрикнули, сразу поняв, что означал найденный Казанцевым петроглиф. На скале был выбит овал, напоминающий по форме яйцо, в нем, как в матрешке, сидело загадочное существо с тремя глазами и растопыренными пальцами.
   - Дух какой-то, – сразу определил Антонов, – хакасский или тувинский.
   Он оглянулся и сделал знак Илье, чтобы тот поднимался с камерой наверх. Оксана тоже оглянулась…
   - Ой, смотрите, отсюда уже ту полянку видно! – воскликнула она, показывая пальцем на крутой уступ над пропастью. – Вон там мы ночевали вчера!
   - О! Правда… Можно выше и не лезть, – кивнул Антонов. – Тут видно и где дыра к реке выходит. Не стоило тогда на животе ползать.
   - Как ты считаешь, – задумчиво спросил Максим, – это место специально наскальным знаком помечено, из-за того что отсюда нашу дыру видать?
   - Возможно, – кивнул Сергей. – Дух в яйцеобразной оболочке… в «берлоге», имеющей гладкую округлую форму…
   - Значит, ты тоже заметил, что пещера имеет форму яйца?
   - Конечно! Как я мог этого не заметить? Смотри, интересная тема вырисовывается: древние люди, похоже, знали про ту дыру. Маленькая таинственная пещера… эдакая «матка», «лоно природы»… Это покруче любого чудища будет.
   - Начнешь туда экскурсии водить, как сталкер?
   - Посмотрим.

   Антонов сделал очередную запись в своем блокноте, а Максим вытащил из рюкзака походный альбом и перевел наскальное изображение на бумагу. Илья, бегая то вверх, то вниз, отснял все, что мог, и довольные путешественники двинулись назад, в лагерь.
   Спуск давался Максиму тяжелее, чем подъем. Он часто останавливался и садился отдыхать, вытянув усталые ноги. Другие «старички», Сергей с Вадимом, тут же устраивались рядом на привал, делая вид, что просто составляют ему компанию.
   - Наверх идти легче было, – проворчал художник, опускаясь очередной раз на большой плоский камень, нагретый солнцем.
   - Вот сейчас можно и не спешить, – спокойно ответил Антонов, садясь на соседний валун. – Дело сделано, спустимся помаленьку.
   - Пусть молодежь пока обед приготовит, – заметил Казанцев.
   - Мне однажды такая метафора в голову пришла… – вспомнил режиссер, глядя на острые пики скал вдали. – Люди… они словно спускаются с горы, идя спиной вперед, чтобы не видеть, что там внизу. Спускаются, выстроившись в шеренгу и взявшись за руки… двигаются постепенно к своей кончине… Идут и идут тихонько вниз, пока вдруг кого-то из них страшные обстоятельства не выбьют из шеренги и не развернут лицом туда, куда нельзя смотреть… и оцепенеет он, бедный, от ужаса… Только дружеское участие спасет его тогда. Друзья крепко сожмут его руку, развернут его лицом к свету, и он снова медленно двинется спиной вперед туда, куда нельзя заглядывать…
   - Красиво… – кивнул Максим. – А я вот что подумал, когда петроглиф этот увидел:
все искусства, умирая и деградируя, возвращаются в свои изначальные стадии: живопись к наскальным рисункам, музыка – к этническим напевам и барабанным ритмам. Они словно спускаются с горы, как альпинисты, выполнившие свою задачу…
   - Чтобы взойти на новую гору? – спросил инструктор.
   - На совсем другую гору! – ответил ему художник.

   Весь вечер Максим ходил задумчивый и ни с кем не разговаривал. После ужина, еще засветло, он заявил всем, что идет ночевать в ту самую пещеру.
   - Один? – удивленно спросил Антонов.
   - Один, – кивнул он.
   - Решил эксперимент на людях поставить?
   - Я не ставлю экспериментов, я не режиссер и не акционист. Я лишь задаю вопросы и ищу ответы.
   - Нет, Максим, одного я тебя не отпущу, даже не проси. Это опасно. Завтра вместе пойдем.
   - Мне надо одному, – упрямо мотнул головой художник.
   - Нет!
   - Мне это нужно! Ты же сам хотел ночевать там один.
   - Не внутри же, а рядом, на поляне…
   - А мне надо внутри.
   - Не пущу!
   - Пусть идет! – вдруг твердо заявил Илья. – Я разрешаю!
   Все слегка оторопели от такого заявления и изумленно уставились на парня. Однако, молодой представитель телекомпании действительно был здесь главным.
   - Такой поворот сюжета фильму не повредит, – добавил новый начальник.
   - Поворот сюжета… – пробурчал себе под нос Антонов.
   Максим же, не говоря ни слова, забросил рюкзак за плечи и пошел в сторону хребта.   

   После ухода художника все молчали, сидя у костра, каждый был погружен в свои мысли. Оксане было страшно и оттого, что Максим вздумал так рисковать, и оттого что в команде возник разлад. Антонов после ужина ушел спать первым, он даже не стал дожидаться пока вскипит чай. За ним отправились в свою палатку Илья и Эльвира.
   Казанцев и Оксана остались у костра вдвоем. Старый инструктор дождался, пока закипит вода, снял с огня котелок и насыпал туда заварки.
   - Куда-то разбежались все… Я тут, на склоне, кустик сахан-дали нашел… Добавить в чай? – спросил он свою единственную собеседницу.
   - Нет, – замотала головой Оксана. – А то я не засну ночью.
   - Давай тогда кружку, налью тебе горяченького.
   - Мне немножко, – попросила девушка. – Только батончик запить.
   - Максим-то даже еды с собой не взял. И термос не взял.
   - Он же ненадолго, зачем ему еда? Я вот, например, никогда в поезд еду не беру, не могу есть при людях. Целые сутки могу голодать…
   - Эх, и чего вам, художникам, в спокойной обстановке не живется? Посидели бы сейчас все вместе, молодость бы вспомнили… Вон какая красота вокруг! И чего вам не хватает?
   - Мы путь ищем, Вадим Юрьевич! Вы же опытный альпинист, представьте, что Вы не можете выбрать себе маршрут, не знаете, какую гору покорять…
   - Я-то уже со всех гор спустился, Ксюшенька, все себе доказал. Если только очень-очень надо будет, снова полезу.
   - Вот именно! Это и есть жизнь, когда ты идешь туда, куда тебе очень-очень надо!
   - Но… ты же…
   - Что?
   - Да нет, ничего, я хотел спросить… Костя-то твой в Россию возвращаться собирается?
   - Ну, вот, – нахмурилась девушка. – Вы опять про это. Как моя тетя, прямо. Он не приедет, и не спрашивайте меня больше об этом.
   - Слушай, у меня есть идея! Иди к нам в турфирму работать. Мы тебе с Серегой жениха хорошего найдем! Тетя Таня нам еще за это спасибо скажет.
   - Вадим Юрьевич!
   - А почему нет?
   - Я не смогу у вас работать, я… боюсь всего.
   - Не надо ничего бояться.
   - Легко сказать. Я от любого шороха деревенею, как опоссум.
   - Не надо как опоссум. Ты спортсменка, с людьми умеешь работать, места наши хорошо знаешь, все у тебя получится…
   Старый инструктор говорил и говорил до самой ночи, Оксана сидела рядом и слушала его, думая одновременно о чем-то своем. Потом они разошлись по палаткам.


Глава VII

   Утром тревожные предчувствия не давали покоя всем, никто не мог ни о чем думать, не мог ничего делать, пока неизвестной оставалась судьба Максима. В конце концов, все решили не дожидаясь возвращения художника отправиться к пещере на поиски. Они очень надеялись встретить его по пути, но тропа была пустой, и возле дыры было тихо.
   - Я полезу туда, – сказал Антонов.
   - Нет я, – возразил Казанцев. – Ты начальник, ты наверху должен быть.
   - Начальник… – пробурчал Сергей и сразу отыскал глазами Илью. Тот стоял бледный и смотрел на дыру не отрывая глаз. – Ладно, Вадим. Лезь ты.
   
   Инструктор скрылся в отверстии провала, и команда замерла в ожидании. Оксана чувствовала дурноту и слабость. От одной только мысли, что происходит нечто ужасное, ей хотелось кричать. Она отошла к скале и прислонилась к ней, чтобы быть подальше от края пропасти, если случится обморок.
   Через десять минут над землей показалась голова Казанцева.
   - Ну что? – с опаской спросил Антонов.
   - Плохо дело, – хмуро ответил инструктор.
   - Что «плохо дело»? Говори конкретней! – вспылил от напряжения Сергей.
   - Не дышит, – коротко ответил Вадим. – Помоги мне, там вдвоем надо…

   Антонов спустился вслед за Казанцевым, встал в распор у входа в расщелину и принял из рук в руки бездыханное тело художника. Пристегнув его карабином к веревке, Сергей дал знак Оксане, страховавшей сверху, и ребята начали подъем. Антонов страховал снизу, его пугливой помощнице было жутко от мысли, что они тянут труп, но сейчас было не до страхов, нужно было действовать и принимать решения за себя и за всех, кто остался рядом, ведь она теперь была на поляне за старшую.

   Вскоре тело показалось над поверхностью, Оксана закрепила веревку и начала тащить Максима наверх, предусмотрительно не подпуская неопытную молодежь к опасному краю. Антонов помогал снизу, стоя на веревочной лестнице. Вдвоем они вытолкнули тело из дыры, потом уже Сергей смог подняться и оттащить его к стене. Следом, тяжело дыша, вылез и Казанцев. Все обступили неподвижного художника, не зная что делать дальше. Антонов еще раз прощупал пульс, осмотрел зрачки, приложил ухо к груди Максима и, не обнаружив у того никаких признаков жизни, скорбно вздохнул и повернулся к Илье.
   - Ну, как тебе такой «поворот сюжета»? – спросил он парня с легким укором в голосе.
   - Простите, Сергей Иннокентьевич, – почти шепотом ответил перепуганный оператор. – Мне не надо было тогда…
   - Ладно, не трясись, ты не виноват. Он все равно бы ушел… Это же Максим.
   - Что делать будем? – спросил Казанцев.
   - Надо в лагерь возвращаться, – пожал плечами Антонов. – Что еще делать?
   - Может быть, он… не мертвый, – робко предположила Эльвира. – Бывали же такие случаи, что людей принимали за покойников, а они оказывались потом живыми.
   - Будем надеяться, – кивнул Вадим, – будем надеяться.

   Они донесли Максима до лагеря, соорудив из двух анораков и веревки что-то вроде носилок. Никто не хотел считать художника умершим, все старались вести себя так, будто имеют дело с тяжело больным пациентом, находящимся без сознания. Его переодели, положили в спальный мешок и оставили одного в маленькой «женской» палатке.
   - Будем все спать в нашей. Наша палатка большая, впятером поместимся, – сказал Антонов молодым ребятам.
   - Я могу на улице переночевать, – предложил Казанцев.
   - Нет, здесь медведи ходят, – замотал головой Сергей. – Хватит с нас одного… потерпевшего.
   - Завтра надо идти вниз, к трассе, – предложил инструктор. – Там контрольно-спасательный пункт находится, у них связь есть. Вызовем вертолет… Илья, пойдешь со мной?
   - Да, конечно, – быстро закивал оператор, – конечно, пойду.

   Был уже вечер, начинало темнеть, и все ждали ночи со страхом.
   - Какая погода сегодня интересная, – заметил Казанцев, глядя на абсолютно чистое небо, – ни жары, ни холода не чувствуется… как в Шамбале. Я читал, что в Шамбале нет ни жары, ни холода.
   - И правда, – согласилась Эльвира, – хорошо сегодня! Если бы не все это… было бы совсем здорово.
   - Но что с ним могло случиться в той пещере? – развел руками Антонов.
   - Ну, мало ли… – вздохнул Вадим, – может, сердце не выдержало.
   - У него лицо такое спокойное, счастливое… Что могло там случиться?
   - Может быть, эта пещера – ловушка, где живет трехглазый дух? – предположила журналистка.
   - Может быть, там газ какой-нибудь выделяется… – добавил Казанцев.
   У каждого была своя версия, но все заметили, что лицо Максима явно не выражало страдания, наоборот, оно было похоже на лицо человека, которому снятся приятные сны.
   
   В большой палатке впятером было не тесно, все быстро затихли, только Оксана не могла уснуть. Она словно осталась один на один с мертвым телом, лежащим совсем близко отсюда, за двумя тонкими слоями палаточной ткани. Эта мысль вызвала у нее спазм, заставила сжаться, скукожиться, одеревенеть от страха. Если раньше сравнение с опоссумом было скорее шуткой, то теперь ей начало казаться, что еще немного и наступит реальный паралич. Ее начало трясти, зубы застучали как от озноба, на глазах выступили слезы… В голове мелькнула мысль: «Вот так умирают от страха». К оцепенению добавился ужас перед собственным состоянием. Потом появилась злость – на себя, на свою трусость, на нелепую смерть, которая может наступить сейчас, еще более нелепую чем та, которой умер в пещере Максим…
   Оксана сделала усилие и, распрямив свое скукоженное тело, вылезла из палатки наружу. «Больше не хочу бояться – если умереть, то умереть от чего угодно, только не от страха, такой мучительной смерти врагу не пожелаешь!» – подумала она, затем встала во весь рост и, почти не понимая что делает, направилась знакомой тропой в сторону хребта.

   Ночь действительно была необыкновенной, не чувствовалось ни жары ни холода. Страха тоже не было, он вдруг совсем исчез, и Оксане стало легко и спокойно. Мудрое небо светилось над ней всеми своими звездами, природа принимала ее к себе ласково, как родную. Будто невидимая стенка аквариума исчезла между ней и окружающим пространством, и она стала частью чего-то огромного, живого и сильного. «Оказывается, можно совсем ничего не бояться, – с удивлением поняла девушка, – совсем ничего. Страха нет, нам только кажется, что он есть. Мы можем быть свободны, абсолютно свободны…». Все другие мысли куда-то пропали, она двигалась машинально, повинуясь внешней силе, увлекающей ее вперед, в таинственную дыру, зияющую под гранитной скалой на другой стороне хребта. Она даже не отдавала себе отчет в том, что может видеть в темноте и способна теперь безошибочно находить тропу на сложных участках пути. И медведей она уже не боялась – разве может хищник поймать душу, которая вдруг вылетела из тела и отправилась бродить по миру?

   Найдя знакомую поляну и подойдя к отверстию провала, Оксана развязала рукава анорака, обмотанного вокруг пояса, и натянула его на себя, поверх тельняшки. Никакого снаряжения у нее не было, она ушла с пустыми руками, но девушку это не остановило – сейчас отдаться страху было для нее равносильно смерти. Идти нужно было только вперед, Оксана интуитивно понимала, что спасение именно в этом.
   Она нащупала ногами веревочную лестницу и начала спуск. Вскоре лестница кончилась, надо было переходить на веревку. Она натянула на ладони рукава анорака, без всякой страховки спустилась дюльфером до расщелины, затем быстро нырнула в нее и поползла к яйцеобразному гроту, совсем не задумываясь, как у нее все это получается, и как ей удается видеть в темноте изгибы пещерного хода.

   В какой-то момент ее сознание совсем отключилось. Когда оно вернулось, Оксана обнаружила себя уже сидящей в каменном яйце. Она увидела своим непонятным зрением гладкие стены грота и летучих мышей, висящих на потолке. Здесь тоже не чувствовалось ни жары, ни холода, и девушка сразу начала проваливаться в блаженное состояние колыбельки, которое уловила, когда спускалась сюда в первый раз. «Какая приятная смерть, – подумала она, – по крайней мере, Максим умер без мучений».
   - Он жив, – сказала мышь, висящая к ночной пришелице ближе всех.
   - Жив? – обрадовалась Оксана, даже не удивившись тому, что разговаривает с летучей мышью, причем, развернутой к ней спиной.
   - Он очнется, – добавила мохнатая собеседница. Ее голос звучал будто в голове у Оксаны, и было непонятно сон это или не сон.
   - А я умру? – спросила девушка.
   - Нет.
   «Что бы еще спросить у этой мыши? – подумала художница. – Она, похоже, все знает».
   - А где красные фиалки? – вдруг задала вопрос Оксана, сама удивившись тому, что ничего другого ей в голову не пришло. – Раньше вокруг дыры были красные фиалки… я помню.
   - Они там есть.
   - Я не видела.
   - Они уже отцвели. Фиалки это ведь не только цветки, у них есть еще листья, корни. На будущий год они снова зацветут, если…
   - Если что?
   - Если они останутся там.
   Все летучие мыши в пещере внезапно всполошились и начали вылетать из нее. Девушка осталась в гроте одна. Ее сознание начало гаснуть, расплываться. Ей вдруг привиделась полянка с красными фиалками, привиделась такой, какой она нашла ее двенадцать лет назад – нетронутой, цветущей и свежей… а потом она впала в небытие.


 Глава VIII

    Оксана пришла в себя в тот момент, когда ее уже вытаскивали из дыры. Сильные руки инструктора вытолкнули ее на поверхность снизу, это было больно, она застонала, ударившись носом о землю.
   - Ну, слава Богу, живая! – облегченно выдохнул Антонов, закрепляя веревку. – Привязывать вас, что ли, чтоб не бегали по ночам…
   - И Максим Борисович тоже жив, – почему-то сразу нашла нужным сообщить она, вспомнив разговор с мышью.
   - Жив, жив, – заулыбался Антонов, помогая ей подняться на ноги.
   - Правда? – обрадовалась художница.
   - Правда. Утром в себя пришел.
   - Я заглянул в палатку, а он там лежит с открытыми глазами… – тут же начал рассказывать Казанцев, выбравшийся из дыры. – Я перепугался сначала, а он лежит и прямо на меня смотрит…
   - Он-то сразу понял, что ты здесь, – сказал, помрачнев, Антонов. – Не знаю как, но понял.
   - Я ему сахан-далю сразу заварил, – продолжал инструктор. – Сахан-даля она кого хочешь взбодрит и на ноги поднимет…
   Услышав про сахан-далю, Оксана тут же, словно вспомнив о чем-то, бросила взгляд на дыру и вскрикнула, как от боли. Вокруг каменного отверстия почти все было вытоптано, содрано, уничтожено. Только на противоположной стороне, обращенной к пропасти, еще зеленели остатки травы – увлеченные своими поисками, путешественники не смотрели под ноги и не особо церемонились с растительным покровом поляны.
   - Фиалки… – тихо сказала художница. – Мы их уничтожили…
   - Идем, – скомандовал Антонов, которому было сейчас не до фиалок. – Они все там волнуются, да и дождь скоро начнется.

   Максим, Илья и Эльвира, оставшиеся в лагере, с тревогой наблюдали, как на хребет наползают темные облака. Вскоре заморосил мелкий дождь и все трое перешли в большую палатку. Им не хотелось разлучаться пока они не дождутся остальных членов команды и не узнают, что же стало с Оксаной.
   - Максим Борисович, как Вы думаете, зачем она пошла туда? – осторожно спросил молодой оператор. – Там правда есть что-то?
   - Она была в творческом кризисе, – с досадой ответил Максим. – Кризис это такая штука, такая… ломка, куда угодно полезешь…
   - Значит, пещера как-то влияет на людей, – сделала вывод Эльвира. – А что Вы там видели?
   - Ничего не видел, – хмуро ответил художник. – Там сознание замутняется. Странные такие ощущения…
   - Это пещера-галлюциноген? – удивился Илья.
   - Нет, – замотал головой Максим. – Пещера как пещера, не бери в голову. Просто художникам, надо время от времени…
   - Надо что? – спросила журналистка.
   - Заглядывать за край.
   - Вы так ищете вдохновение?
   - Нет, не вдохновение. Скорее, другую точку зрения.
   - На что?
   - На все. Вот вы, журналисты, вы работаете с фактами, с реальностью. Вся ваша журналистика – это такая… карусель, вращение в горизонтальной житейской плоскости. А искусство – это батут, это прыжки, это провалы и взлеты … Оттуда, сверху, видно все, все будущие повороты нашего пути видны.
   - Почему художники всегда говорят метафорами? – немного обиделась за свою журналистику Эльвира.
   - Это наш язык, – просто ответил Максим.
   - Но у Вас образование-то художественное, – сказал Илья. – Вы рисуете, у Вас должен быть, по идее, какой-то визуальный язык?
   - Да, визуальный. Слова мне даются плохо, в этом деле Сергей мастер.  Слово – оно одномерно, описывать что-то словами, это все равно что создавать изображение выкладывая его с помощью длинного шнурка на плоскости. Это трудно. Живопись – совсем другое дело! Если тебе дали кисть и краски, ты можешь сказать гораздо больше. Правда, не все поймут…
   - Слово одномерно, но ведь смыслы выражают именно словами, – возразил Илья.
   - Наверное «смыслы» это какое-то отдельное измерение, – задумчиво кивнул Максим. –Пятое измерение. Слова могут быть красивыми сами по себе, могут просто ласкать слух, как музыка. Но красота смысла – это что-то другое, какая-то особая категория, другая поэзия. «Поэзия смысла».
   - А в абстрактной живописи есть смыслы? – полюбопытствовал парень. 
   Художник вдруг хитро прищурился и посмотрел на него с интересом.
   - А ты, Илья… ты ведь тоже с образами работаешь. Ты никогда не используешь визуальные метафоры?
   - Использую, – кивнул оператор, польщенный тем, что художник принял его за своего. – Мы однажды делали передачу о въездном туризме, я там такую фишку придумал – заснял здание гостиницы целиком, на общем плане, и текст такой дал: «Чтобы увидеть свой дом издалека, надо зайти в чужой двор. Чтобы понять свою культуру, надо окунуться в чужую».
   - Да ты наш человек! – одобрительно улыбнулся Максим. – И это… хоть не визуальная, но все-таки метафора.
   Илья не понял, к чему именно относится «наш человек», к искусству или к туризму, но переспрашивать постеснялся. Эльвира же бросила на художника злобный взгляд как на искусителя.

   Со стороны тропы послышались крики, кто-то подходил к лагерю. Илья высунулся наружу и увидел трех человек, замотанных в дождевые накидки. По ярко-синим штормовым штанам он сразу узнал Оксану и радостно воскликнул: «Ура, живая!». Потом, быстро натянув ботинки, вылез из палатки, за ним вылезли остальные. Дождь был уже едва заметен, облака расползались, на западе голубело чистое небо.
   - Привет, – кивнул всем Антонов, развязывая накидку. – Есть чего-нибудь пожрать?
   - Есть, мы кашу сварили с тушенкой. Вон там, в котелке, – показал парень.
   Казанцев тут же принялся разжигать костер, не обращая внимание на редкие капли дождя, падающие сверху. Оксана выглядела как будто сонной, Илья с любопытством уставился на нее.
   - Привет, мы тут все перетряслись из-за тебя. Ты как?
   - Нормально.
   - Ты не… заснула там? Ну, в пещере?
   - Не заснула! – ответил за девушку Антонов, сразу пресекая всякие домыслы.
   Оксана в этот момент нашла глазами Максима, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Он тоже посмотрел на нее, и оба поняли, что им есть что обсудить.
   
   Быстро утолив голод походной кашей, путешественники расслабились, ожидая пока дежурные, Илья с Эльвирой, помоют котелок и приготовят чай. Казанцев достал батончики и раздал всем желающим.
   - Ну вот, результат налицо, – заметил довольный Антонов, делая очередную запись в своем блокноте.
   - Результат чего? – спросил Максим.
   - Нашей вылазки.
   - И в чем он заключается?
   - Я нашел, куда водить туристов.
   - Куда? В пещеру?
   - Ну да.
   - Это плохая идея.
   - Почему плохая? Двоих же я туда сводил.
   - Кого? Меня и Оксану? Мы сами сходили, никто нас не «водил».
   - И другие «сами сходят», – лукаво усмехнулся режиссер.
   - Не изображай из себя искусителя, – нахмурился художник.
   - Это опасная затея, Сергей, – покачал головой Казанцев. – Вспомни, как мы Максима вытаскивали, он… совсем неживой был.
   - Был неживой, а стал живой, – пожал плечами Антонов. – Зато какие впечатления!
   - Фиалки там… были живые, а стали неживые, – грустно сказала Оксана. – Сергей Иннокентьевич, не надо туда водить никого. Они не хотят, чтобы мы там ходили.
   - Кто «они»? – тут же спросил Антонов, пристально, как на допросе, вглядываясь в лицо девушки.
   - Фиалки, – быстро ответила она, поняв, что сказала что-то лишнее.
   - Это не проблема, сделаем деревянные мостки.
   - А мыши?
   - А что мыши? Мы их не трогаем. Пусть привыкают к людям, медведи же привыкли.
   - Я вот всегда пытался понять, зачем раненый зверь выходит к человеку? – начал рассуждать Вадим. – Для того, чтобы найти спасение? Или он так ищет легкую смерть? Ведь, если он ищет спасение, то это значит, что у него в критическом состоянии развивается какое-то особое чутье, и он все добрые и недобрые мысли человека способен угадать. Каково это, быть между жизнью и смертью?
   - Животное если и угадывает, то не мысли, а чувства человека, – поправил его художник.
   - Нет, они мысли тоже угадывают, – неуверенно возразила Оксана, вспомнив летучих мышей и свои видения.
   - Играть со смертью нельзя! – возмутилась Эльвира.
 
   В котелке забулькала вода, инструктор снял его с огня и принялся заваривать чай, эту процедуру он не доверял никому.
   - А вот мне в детстве интересно было, куда наша кошка умирать пойдет, – сказал Илья. – Она у нас старенькая была, больная. На улицу мы ее никогда не выпускали, потому что она боялась улицы, но за неделю до смерти она начала у самого порога ложиться, как будто хотела уйти из дома. А умерла она в своем отхожем месте, на куче опилок. Видимо, перед самым концом слабость почувствовала…
   - Ой, давайте не будем про смерть! – взмолилась Эльвира. – Все живы, и вечер такой чудесный наступает!

   Вечер действительно был чудесный. Небо прояснилось, снова не чувствовалось ни жары, ни холода, воздух был свежим после дождя. Все вдруг притихли, глядя по сторонам и пытаясь оценить красоту предзакатного пейзажа. Все, кроме Максима, сидевшего в задумчивости.   
   - У человека не может не быть связи с природой, – тихо заметил он.
   - И в чем эта связь? – тут же спросил Антонов, пристально наблюдавший за художником.
   - Во всем.
   - В чем «во всем»?
   - Мы, наверное, когда-нибудь вернемся к язычеству на новом витке спирали. Но это будет совсем другое язычество. Мы поймем, что Земля не зря человека создала.
   - Ты имеешь в виду «ноосферу» и всякое такое?
   - Ну да. Смотри, первобытные люди задабривали стихию, их волновало в основном выживание в природе. Древнее язычество обслуживало личные интересы индивида или интересы племени. Потом возникли государства, и стали нужны мировые религии, которые устанавливали там этические нормы и законы. Потом мировые религии устарели…
   - В смысле?
   - Устарели, Сережа, устарели. Даже халифатов всяких не надо бояться, они не жизнеспособны, их время прошло.
   - А что же тогда вместо мировых религий?
   - Вместо них – общечеловеческие гуманистические ценности.
   - Ты серьезно?
   - Серьезно. Мировые религии обслуживали узкие национальные интересы, а сейчас на первое место выходят глобальные, планетарные проблемы. Раньше этих проблем вообще не было, а сейчас они появились.
   - То есть, все прежние ценности на помойку?
   - Нет, просто все лучшее, что есть в мировых религиях, оставляется, а все, что противоречит гуманизму, отбрасывается.
   - А зачем тогда «язычество на новом витке спирали»?
   - Гуманизм это хорошо, но он про людей, только про людей. В будущем в расчет будут приниматься не только люди.
   - А кто еще?
   - Все живое. Видимо, природа позволила нам развить цивилизацию, чтобы мы могли в какой-то момент спасти жизнь на планете, предотвратить какую-нибудь космическую угрозу. Я думаю, природе нужны люди. Это ее рецепторы – разумные, зрелые люди. А иначе зачем нам это? – Максим хлопнул себя ладонью по лбу.
   - Люди скорее погубят планету, чем спасут, – заметила Эльвира.
   - Скажи, только честно, у тебя там, в пещере, был… контакт? – спросил Сергей, не давая своему собеседнику возможности увильнуть от ответа.
   - А что ты называешь контактом?
   - Понятно. Не хочешь отвечать. А вот у Оксаны, похоже, был контакт.
   - У меня? – удивилась художница, подпрыгнув от неожиданности.
   - Мне так показалось… – хитро улыбнулся Антонов.
   - А почему ты сам туда не полез? – нахмурился Максим.
   - Не знаю, – пожал плечами Сергей. – Я бы не смог… войти в контакт.
   - Почему?
   - Я режиссер, у меня не получится. Я могу мертвое превращать в живое, заставлять его дышать и двигаться, но чувствовать так, как чувствуют художники, я не могу. Это они – «рецепторы».
   - Разве режиссер не художник?
   - Ну… вот смотри, все коренные народы Сибири знают, чем шаман от певца отличается. Шаман духами управляет, а певец им подчиняется. Есть разница.
   - Шаман служит Хозяину нижнего мира, а певец – чистым Горным духам, я знаю.
   - Тогда зачем спрашиваешь?
   - Знаешь, мне только что мысль в голову пришла – шаманы у древних народов были представителями и науки, и искусства, и религии…
   - Ну да, «три в одном».
   - Помнишь, я тебя спрашивал, куда движется искусство? Ты еще говорил, что новая наука образуется на стыке старых наук…
   - И что?
   - Все вокруг постепенно становится искусством – спорт, наука, еда, коммуникации между людьми. «Грани» и «стыки» стираются, все снова собирается в одну кучу. Как в древности. Может быть, мир уже «спускается с горы»?
   - Или это начало твоего «нового язычества»?
   - Может быть. Тогда глобальный разум планеты должен будет в скором времени как-то проявить себя.
   - И что это будет? Некое знамение, планетарный coming out, второе пришествие, конец света?
   - Не знаю. Это же только начало процесса…
   - Все! Мы пошли спать, – заявила Эльвира, вставая на ноги. – Вон, Оксана уже дремлет.
   - Да, пора, наверное, – спохватился Антонов. – Что-то мы заболтались.

   Солнце давно зашло за горизонт, небо начало гаснуть. Все разошлись по своим палаткам. Оксана, измученная дневными приключениями, уснула сразу. Эльвира тоже задремала довольно быстро, только Илья лежал с открытыми глазами. Через час его подруга проснулась и обнаружила рядом с собой пустое место.
   Заподозрив неладное, девушка быстро вылезла из палатки и сразу отправилась к тропе. В лунном свете она увидела темную фигуру, уходящую в сторону хребта, и побежала за ней следом.

   - Илья, стой! – крикнула Эльвира, подбегая к парню. – Не ходи туда, не слушай их!
   Илья остановился, но даже не повернулся к подруге.
   - Чего ты их слушаешь, они ставят из себя… «Мы художники, мы богема!»… А сами врут, сочиняют всякое для нас, дураков. Мы для них, в лучшем случае, просто зрители, а в худшем – марионетки, которых можно дергать за ниточки и заставлять делать то, что они захотят…
   Илья продолжал молчать, застыв на месте.
   - Они мыслят образами, как животные! Я читала, что у художников и животных образное мышление… Они прикидываются мудрецами, а сами не умнее, чем дети! Открывают для себя очевидные вещи, давно всем понятные, изобретают велосипеды, а нам преподносят все это как «искусство».
   Илья продолжал стоять.
   - Они еще что-то про природу смеют говорить! – обиженно крикнула журналистка, хмурясь и сжимая кулаки. – Вспомни, это ведь мы весной три экологических митинга в городе провели! У нас без всяких твоих контактеров мозгов на это хватило! И лазить никуда не пришлось, ведь так?
   Эльвира замолчала, стоя с гордо вскинутой головой. Илья вдруг обмяк, и медленно повернувшись, пошел назад к палатке, мимо нее… Вечер вдруг стал холодным, подул ветер, стало неуютно и жутко. 
      

Глава IX
 
   До возвращения вертолета оставались сутки. Антонов с Казанцевым отправились поутру к дыре, чтобы снять веревки, которые из-за недавних приключений так и остались неубранными. Кроме того, фильму нужен был финал, поэтому оператора они взяли с собой, вместе с его подругой. Провинившихся художников, Максима и Оксану, оставили в лагере дежурить и набираться сил.

   Илья почему-то с трепетом приближался к странному месту, которое чуть не увлекло его в свои глубины этой ночью. Он уже совсем пришел в себя и был благодарен Эльвире, за то, что она вовремя его остановила.
   Первое, что бросилось в глаза всем четверым, это плачевное состояние полянки после бурных событий, произошедших возле норы.
   - Ничего себе! – присвистнул Илья. – Как мы тут все вытоптали… Теперь кадр некрасивый будет.
   - Снимай издалека, – посоветовал Антонов.
   - Здесь надо заповедник сделать, – вздохнула Эльвира.
   - Это же и так национальный парк, – заметил Казанцев, обведя рукой окружающий пейзаж.
   - Этого мало, надо сделать именно заповедник!
   - Не бойся, все восстановим. – улыбнулся Сергей. – Даже лучше будет.
   - Почему лучше? – удивилась Эльвира.
   - Травы насадим, фиалок насадим. Можно даже разноцветных – синих, желтых…
   - Зачем! – возмутилась девушка. – Зачем нарушать естественность природы!
   - Шучу, – тут же сдался Антонов. – Всегда есть искушение чего-нибудь добавить, наверное потому, что я режиссер. Профессиональная привычка!
   - Вы же не ландшафтный дизайнер, – нахмурилась журналистка. – Я бы еще поняла, если бы Максим Борисович такое сказал, потому что он архитектор по образованию… Хотя он, наоборот, возмущался, что мы из всего стали делать искусство – из еды, из слов, из живых растений. Он-то уважает природу.
   - «Позолотить червонец золотой, и навести на лилию белила, и лоск на лед, и надушить фиалку…», – тихо процитировал Сергей. – Всегда хочется добавить чего-нибудь лишнего.
   - Надушить фиалку?
   - Ну да. Шекспир считал, что это глупо.
   - Это реально глупо! И даже цинично. Не люблю циников!
   - Я тоже, – кивнул Антонов и виновато улыбнулся.

   Илья отошел как можно дальше, установил камеру на штатив и начал снимать процесс подъема лестницы. Эльвира встала у него за спиной – ей не хотелось попадать в кадр. Вадим и Сергей, действуя очень аккуратно, выбили крючья, смотали веревки, упаковали все снаряжение в рюкзак.
   - Крючья, которые в скале, можно было оставить, – сказал инструктор. – Пригодились бы.
   - Нет, не надо ничего оставлять, – мотнул головой Антонов. – Мы и так наследили тут.
   - Ты боишься ее?
   - Кого? Эльвиры?
   - Дыры.
   - Да, боюсь.
   - А почему?
   - Потому, что я хочу бояться. Я режиссер, мне это необходимо.
   - Ты же взрослый человек!
   - Если я не буду бояться ее, мне придется бояться себя.
   - Да ладно, ладно, бойся кого хочешь. Я твою тонкую натуру все равно не пойму. Слушай, я чего хотел предложить – давай Оксанку возьмем к себе. Она летом все равно без дела слоняется, пусть нам помогает, а зимой в школе преподает.
   - Я тоже думал об этом. Хотел Татьяну пригласить, но у нее уже возраст… А ее племяшка вполне потянет. Может быть, парня себе найдет…
   - Вот, вот! Я о том же. Только ей не говори про это, она обижается.
   - Ну, у меня, думаю, такта хватит.
 
   Оксана и Максим остались вдвоем и теперь могли спокойно обо всем поговорить. Однако, ни один из них не решался начать разговор, уж очень деликатной была тема. Они молча жгли костер и готовили обед. Наконец, девушка не выдержала.
   - Максим Борисович… Вы там правда ничего не видели? В пещере?
   - Это нельзя назвать «видел», – доверительно кивнул он. – Это было что-то вроде сна.
   - У меня тоже, – сказала Оксана. – Мне даже показалось, что я разговариваю с мышами, которые на потолке висят.
   - И что они тебе сказали?
   - Они сказали, что мы можем убить фиалки.
   - Фиалки?
   - Да. А потом я увидела эту полянку такой, какой нашла ее когда-то. Красивой, цветущей. А Вы… видели мышей?
   - Нет, когда я залез туда, мышей уже не было. Мне в пещере другое привиделось.
   - И что же? – затаив дыхание спросила Оксана.
   - Это были детские воспоминания… левый берег…
   - Левый берег чего?
   - Левый берег Ангары. Мы тогда жили в тайге, в поселке геофизической экспедиции – у меня папа был геофизик.  Наш поселок стоял на правом берегу, на высоком обрыве, оттуда хорошо был виден другой берег – низкий, с широким заливным лугом. Река огибала этот луг с одной стороны, тайга с другой стороны, вокруг синели горы, и небо было таким высоким… Мама всегда мечтала побывать там, она говорила, что нет на свете места прекраснее, чем левый берег, и однажды, когда папа вернулся с работы в поле, он отвез нас туда на моторной лодке.
   - Он работал… в поле?
   - Это профессиональный жаргон. Так называют работу в полевых условиях.
   - А, ну да… И что на левом берегу?
   - Мама оказалась права, это было действительно самое прекрасное место на свете. Мокрое, но прекрасное. Там было множество цветов, но меня больше всего поразил цветущий дикий лук – пушистые розовые шары на голубовато-зеленых тонких стеблях. Они были мне по пояс, эти стебли, мне было всего шесть лет… А еще там были бабочки, тысячи бабочек! И павлиний глаз, и синие мотыльки, и огромные белые аполлоны с детскую ладонь величиной, у них еще такие черные полоски и красные круги на крыльях… Мы с мамой тогда попали в рай. Правда, ноги промочили. А отец с нами не пошел, он стерег лодку, чтоб ее не унесло течением. К тому же, он в тайге и не такое встречал…
   - Вам пещера показала это место?
   - Да, я вдруг оказался там, на лугу. И, знаешь, я понял, мой рай – не пальмы и не лагуны. Мой рай – это мой левый берег. Берег, на котором мы с мамой все-таки побывали.
   - А Вам никогда не хотелось туда вернуться?
   - Туда невозможно вернуться. Я в прошлом году смотрел в интернете снимки из космоса и нашел наш поселок, просто так, из любопытства. Там везде сплошь вырубки. Вся тайга уничтожена и на правом, и на левом берегу… Луг затоплен. И почему я никогда не рисовал его? Даже мысль такая в голову не приходила…
   - А я не видела Ваших картин.  Вы пишете или занимаетесь графикой?
   - Больше графикой. Я всегда города рисовал. Мне нравилось ломать плоскость, играть с нею. Я часто делал «разрезы»…
   - Разрезы?
   - Да, я рассекал городскую среду. И иногда в разрез попадали люди.
   - Из них сыпались кишки?
   - Ну… из кого-то кишки, а из кого-то цветы… Из людей разное сыплется.
   - А теперь Вы будете рисовать… свой левый берег?
   - Нет, Ксюш, не буду. Никакого таланта не хватит, чтобы его нарисовать.


Глава X

   После обеда, когда вся команда была уже в сборе, они сняли лагерь и двинулись вниз, к тому месту, куда утром должен был прилететь вертолет. Последнюю ночь похода им предстояло провести в лесной зоне, на берегу реки Соболек.
   Они поставили палатки на толстых подушках таежного мха, и это была самая мягкая постель из всех, какие только можно было себе представить.
   - Как будто спишь, вися в воздухе, – радовались Эльвира, валяясь в палатке. – Не то что на камнях…
   За ней туда нырнула и Оксана, не удержавшись от соблазна.
   - Неимоверный люкс! Даже вставать не хочется, – подтвердила она.
   Следом в палатку полез Илья, чтобы убедиться лично, что девчонки не врут. Старички с улыбкой смотрели на то, как барахтается молодежь на лесной перине. В тайге все дышало жизнью – и воздух был теплее, и трава пышнее, чем наверху. Суровое прохладное высокогорье с его гигантским небом, располагающим к философским раздумьям, осталось позади, можно было расслабиться и успокоиться. Единственное, что немного волновало путешественников, это обилие медвежьих следов вокруг.
 
   Закончив с палатками, они отправились искать хворост, чтобы устроить кострище, и вскоре услышали зов Максима со стороны реки. Все сразу направились туда. Художник стоял на берегу возле огромного валуна.
   - Смотрите! – сказал Максим, показывая на камень. – Здесь тоже он.
   - Кто? – хором спросили Вадим и Сергей, подошедшие первыми.
   - Трехглазый.
   В косых лучах предзакатного солнца на валуне проступало полустертое изображение  древней личины с тремя глазами.
   - Тащи камеру! – крикнул Антонов подбежавшему Илье. – Тут еще один сюрприз…
   Пока оператор бегал до палатки и назад, солнце село за хребет, и изображение стало невидимым. Сергей запалил пучок сухих веток и подсветил петроглиф снизу – так получилось даже загадочнее и эффектнее.

   Вечером у костра они бурно обсуждали находку.
   - Скорее всего, весь путь к пещере промаркирован такими знаками, – сказал Антонов. – Жаль, что мы вниз не пойдем, наверняка нашли бы вдоль тропы еще несколько.
   - Успеем, они не убегут никуда, – успокоил его Казанцев.
   - Древние люди изображения на камнях выбивали столько веков … неужели они в наше время совсем рисовать перестанут? – задумчиво сказала Оксана, поворачиваясь к Антонову. – Сергей Иннокентьевич, почему Вы всегда говорите, что живопись устарела?
   - Древние люди, Ксюш, раньше все на камнях выбивали, потому что у них фоторужья не было. А как фоторужье появилось – обленились, стали кино снимать, 3D мультики делать. Даже петь под фанеру стали. Прогресс!
   - И каким же фоторужьем можно снять трехглазое чудище?
   - Тем же, которым снимали динозавров для Парка Юрского периода. И потом, ты что-нибудь слышала про дополненную реальность?
   - Да ладно вам умничать! – махнул рукой Казанцев. – Давайте просто так посидим, а то завтра уедем и не успеем как следует к природе прикоснуться.
   - Да уже наприкасались, – усмехнулся Илья.
   - Здесь тайга! – торжественно сказал инструктор. – Совсем другая природная зона! Это вам не Шамбала, здесь тепло!
   Все ненадолго прислушались к своим ощущениям и убедились, что в лесу и вправду тепло, и что им очень хорошо сидится у костра.
   - А знаете, Вадим Юрьевич, – тихо сказала Оксана, – я только сейчас поняла, откуда у меня столько смелости взялось, чтобы в эту нору спуститься. Я ни за что бы туда не пошла, если бы была одна. В команде-то ничего не страшно.
   - Это, пожалуй, верно, – кивнул Максим. – Я бы тоже один не полез бы… Если человек это рецептор, который соприкасается с внешней средой, то он в любом случае должен быть связан с социумом.
   - Да, – закивала Оксана, – должен быть связан.
   - Ксюш, иди к нам работать, – предложил Антонов. – Будем вместе группы водить, чудищ искать. У тебя с английским хорошо, на международный уровень выйдем.
   - Я не против, – улыбнулась художница, – я согласна. Мне кажется, я уже знаю, чему можно научить людей.
   - Вот и будешь учить.
   - А мы нашли чудище-то? – вдруг спросил Илья. – Или с пустыми руками возвращаемся?   
   - Трехглазый – вполне себе подходящее чудище, – развел руками Казанцев. – Мы же его нашли.
   - Еще не понятно, кто кого нашел, – заметил Антонов, глядя в костер.
   - Главное чудище – это человек! – проворчала Эльвира.
   - Давайте не будем никому показывать эту пещеру, – тихо попросила Оксана. – Пусть там фиалки снова вырастут.
   - Можно и не показывать, – согласился Казанцев, – можно туристов только на пик Соболек водить, к тому петроглифу, где трехглазый в яйце. Правда, Сережа?
   - Посмотрим, – вздохнул Антонов, который еще ничего для себя не решил. – Время у нас есть.

   После отбоя все разошлись по своим палаткам. Эльвира с Оксаной задержались, чтобы почистить котлы, лишний запах мог привлечь хищников.
   - Это хорошо, что ты с ними будешь работать, – сказала Эльвира, глядя вслед Антонову. – За режиссерами надо присматривать, а то они сразу захотят «надушить фиалки».
   - Надушить?
   - Это из Шекспира, цитата какая-то. Ты не давай ему заходить за край, а то он все фиалки передушит. Видимо, ему своего чутья не хватает, раз тебя позвал. Он же сам говорил, что не может служить Горным духам.
   - Он говорил, что шаманы не служат Горным духам, они служат Хозяину нижнего мира.
   - Вот, вот! За такими глаз да глаз нужен! И смотри, чтобы он тебя еще в какую-нибудь нору не… сводил.
   - А я не жалею, что была там. Я после этой норы ничего не боюсь, даже медведей!
   Журналистка невольно огляделась по сторонам.
   - Похоже, он художников для своих экспериментов использует, делает из них актеров живого театра…
   - Не бойся, я присмотрю за ним, – улыбнулась Оксана.
   - А мы попробуем добиться, чтобы тут создали зону заповедника.
   - Зону? Чтобы никого не пускать?
   - Никого.
   - Но тогда люди не увидят, как прекрасна природа.
   - Зато природа останется прекрасной.
   Оксану немного огорчила такая перспектива. Пещеру она и сама хотела оградить от людей, но хребет с его прекрасными пиками вполне годился для туризма.
   - А если их водить за эту линию фронта очень аккуратно? Если построить деревянные мостки?
   - И надушить эти мостки? Слушай, а твои фиалки… они правда красные?
   - Они красные, – кивнула художница, и вдруг сама в чем-то засомневалась. – Я помню, там был насыщенный темно-фиолетовый цвет пурпурного оттенка. Может быть, закатное солнце добавило желтизны и они показались красными…
   - Мне бы так хотелось их увидеть, – тихо сказала Эльвира.
   - А ты говоришь, пускать никого не надо!
   - Вы, художники, умеете искушать, – вздохнула журналистка. – Ладно, спать пора.
   Эльвира ушла в палатку, где уже сладким сном спал Илья, раскинувшись во всю ширь на мягкой моховой перине.
   Оксана долго стояла, слушая одновременно и шум реки, и тишину леса. Звук и отсутствие звука ничуть не противоречили друг другу.

   Утром все поднялись рано, вертолет прилетал в девять часов. К половине девятого они уже сидели на собранных рюкзаках. Оператор снимал последние кадры.
   - Илья! – окликнул его Антонов. – Как в город приедем, давай созвонимся. Мне видеоматериалы нужны будут.
   - Я монтировать еще недели две буду, – ответил парень.
   - Не надо, я сам смонтирую.
   - Вы хотите сделать свою версию фильма?
   - Именно. Во всех смыслах режиссерскую.
   - Ну хорошо, – грустно пожал плечами Илья, видимо, ему тут совсем не доверяли.
   - У каждого из нас получилась бы своя версия фильма, – сказал Максим, чтобы успокоить Илью. – Это называется «авторское прочтение», когда из одних и тех же материалов получаются совершенно разные конечные продукты.
   - Кстати, отличная мысль! – обрадовался режиссер и достал из рюкзака свой блокнотик. – Проведем эксперимент, пусть Максим Борисович тоже поупражняется. Дадим ему отснятые материалы, пусть смонтирует свою версию. Потом все три сравним. Мы же можем так сделать, Илья?
   - Можем, – кивнул представитель телекомпании. – Это будет интересно.
   Парень сразу почувствовал себя полноправным участником творческого конкурса, который затеял Антонов, и ему это польстило.
   - Ведь и не уедешь спокойно, опять искушения пошли, – с улыбкой проворчал Максим, голова которого тут же начала наполняться идеями.

   В этот момент из-за хребта показался вертолет, все услышали его нарастающий грохот. Илья схватился за камеру, девушки радостно замахали руками, режиссер спрятал свой блокнотик в клапан рюкзака и поднялся на ноги.
   Их «вылазка» закончилась.