Глава Омовение дождём

А. Лютенко( из романа Миллиард на двоих)
 
«Смысл жизни не в том, чтобы ждать, когда закончится гроза, а в том, чтобы учиться танцевать под дождём»
                Вивиен Грин
 
Кто и когда у нас в стране жалел женщин? Да никогда!.. Зачем их жалеть, если они для того и существуют, чтобы рожать солдат и зэков. Солдаты воюют, а потом идут работать на завод или на шахту. А зэки бесплатно пилят лес и шьют тапочки на необъятных просторах нашей великой Родины.
Но бывают редкие исключения, когда на женщину начинают молиться и буквально растаскивать на цитаты. Но лишь пока она молода, да имеет голос и внешность! А стоит ей состариться или заболеть, страна сразу же забывает про неё и в спешном порядке выдумывает себе новых кумиров…
Алёна оказалась выпавшим исключением из данного правила. Крайне редко, но всё же в жизни так бывает: наивная сказка про Золушку иногда даёт сбой – и словно бы по мановению волшебной палочки самая невероятная фантазия становится реальностью!
…Алёна сидела в сквере, где они в последний раз виделись с Пьером.
Конечно, сегодня он тоже не придёт. Он не сможет прийти даже не потому, что не захочет. Но ведь могут случиться проблемы с визой на въезд в страну. Или он вдруг заболеет. Да мало ли чего ещё? Набор причин, чтобы не осуществилось её страстное желание – миллион! И существует лишь только сотая доля процента, что у Алёны всё получится так, как она задумала.
Когда она утром шла в сквер вдоль канала, то чёрная вода притягивала её взгляд свой пугающей таинственностью.
«В конце концов, у меня всегда есть шанс просто броситься в эту пустоту!» – думала Алёна, не представляя, сколько мрачных тайн хранят холодные чёрные воды, закованные в гранитные плиты. И сколько отчаявшихся бедолаг (за целых три столетия!) сводили счёты с жизнью столь лёгким способом. А разве вот так прервать земную жизнь – перелезть через кованую ограду набережной и с головой броситься в чёрный омут – легко? Тут тоже нужна решимость!
А сколько расчленённых (для удобства убийц, позарившихся на имущество жертвы!) тел покоится на слизком дне каналов? Кто знает, кто знает…
Город Достоевского и Анны Ахматовой полон тайн и невероятного обаяния – для любого эстетически настроенного ума и тонкого европейского вкуса. Может поэтому советская власть так нелепо корёжила его нелепыми застройками заводов и панельными коробками, лишёнными всяких эстетических координат.
А чего стоят трухлявые коммунальные квартиры, с запахом кислой капусты? Или серые, перетянутые бельевыми верёвками дворы? Город Петра Великого в восьмидесятых годах походил на огромного серого зверя, что разлёгся вдоль Финского залива и медленно умирал, лишённый привычного бюрократического первенства в идущей к неизбежной гибели Советской империи.
Советская страна могла помогать всем на свете: от африканских людоедов до арабских диктаторов! Могла с разной долей успеха вести изнурительные войны на разных континентах – за мифический интернационализм! Но не могла сохранить архитектурную и историческую жемчужину, созданную когда-то кровью и потом великого, но несчастного народа.
Город медленно умирал, разрушаясь и всё больше приходя в запустение: превращаясь в огромную промышленную зону дымящих заводов, производящих сотни тон разных полезных изделий (что потом развозились и раздавались даром в разного рода псевдосоциалистических африканских государствах!). А в самом городе оставался лишь хлам отходов, отравленный воздух и грязные сточные воды.
…Но сегодня стоял тёплый солнечный день. Алёна села на ту же скамейку, где когда-то (уже казалось – в другой жизни!) милый бельгиец наивно признавался ей в своих чувствах. Голуби подходили почти к самым ногам –  особенно один из них, самый толстый: требовательно упирался в неё наглым глазом и настойчиво требовал угощения (видимо за то, что он – такой сизый и красивый! – удостоил кого-то высочайшим вниманием).
Но Алёне нечего было им предложить. Разве что восхищение этими извечными обитателями Северной столицы. И сизари в конце концов поняли, что от неё ничего не получат. А посему переключили внимание на другую часть сквера, где сидел одинокий бледный старичок, (несмотря на тёплую погоду, одетый в серый старомодный костюм из плотной шерсти), и читал газету «Правда».
«Почему люди в старости постоянно мерзнут? – вдруг подумала Алёна. – Может, они всё тепло за долгую жизнь, не замечая, раздают другим?»
Такая мысль никогда не приходила ей раньше в голову. Она вспомнила свою бабушку, что всегда, даже летом, носила тёплые кофты и шерстяные носки. Тогда они жили в сибирском городе Томске, а бабушка работала библиотекаршей. (Она её такой и запомнила: в больших круглых очках – в которых и провела всю жизнь, как учёная мышь, в глубинах книжных хранилищ да в тишине читального зала).
«Боже! Может, передашь ей весточку! Скажи, что у меня всё хорошо! И я её очень люблю!» – вдруг мелькнула пронзительная мысль.
И, неожиданно для себя самой, Алёна заплакала. Слёзы текли по её щекам, а она их нервно вытирала маленьким платочком… И просто ничего не могла с собой поделать! Сказывалось внутреннее напряжение и отчаянье, что неумолимо, с каждым днём – всё больше и больше захватывали её волю и сознание.
Внезапно она услышала возле себя шаркающие шаги. Подняла глаза – и увидела старичка, что ещё минуту назад читал газету.
– Сударыня, у вас всё в порядке? – озабочено спросил он, глядя на Алёну.
Вблизи он походил на седовласого гнома – только без колпака и дурацких больших ботинок: маленького роста, с всклокоченной бородой и с подслеповатыми глазками.
– Спасибо. Нет, всё хорошо. Просто что-то в глаз попало.
– Надо быть осторожной, а то у нас здесь постоянно ветра и сквозняки! –поёжился старик.
– Да вы присядьте! – предложила Алёна. – А то мне как-то неудобно.
– Спасибо… – лаконично поблагодарил старичок и присел на краешек скамейки.
– Я смотрю вы последнюю неделю каждое утро сюда приходите. Вам тоже этот сквер по душе пришёлся? – обратился к ней новый собеседник.
– Да, очень нравится! Здесь очень красиво… – кивнула Алёна, понемногу успокаиваясь.
– А у меня внучка – такая же, как вы! Но закончила институт и уехала на БАМ, в Сибирь. И вот уже целый год – ни слуху ни духу… Очень волнуюсь: даже сходил в комитет комсомола. Там заверили, что всё в порядке: она на хорошем счету – там, в Сибири! А мне почему-то не пишет… – немного обиженно заключил старик.
– Да, что делать? Мы, молодые – такие! – поддержала разговор Алёна.
И, немного помолчав, добавила: – А почему вы мне всё на «вы» говорите?
– Так это у нас, у ленинградцев, в крови! Только в Москве «тыкают», а у нас всегда на «вы». Традиции! И, так сказать, особый питерский стиль…
Стало заметно, что старичок оживился.
– А вы, значит, барышня московская?
– С чего вы взяли? – улыбнулась Алёна.
– Ну, раз такую деталь заметили. Или ошибаюсь?
– И да, и нет… – Алёна пожала плечами. – Уже и сама не знаю, откуда я. Простите, тороплюсь. Разрешите откланяться…
И Алёна поднялась, намереваясь уйти.
– А вы завтра приходите! – предложил старичок. – Знаете, как нам, старикам, с красивыми барышнями поговорить приятно?
– Хорошо, приду… – пообещала Алёна и побрела вдоль скамеек к шумной улице. Хотя ей и некуда идти. Да и денег хватит ещё дня на четыре. А если очень экономить – то на пять, максимум.
«А что дальше? В Москву же возвращаться нельзя!» – вертелась в голове назойливая мысль.
И тут налетел резкий порыв ветра, такой неожиданный! А по небу заходили серые тучи. Стало заметно: что-то происходит с природой – высокие небесные силы начали показывать свой крутой нрав. Через полчаса пошёл дождь, очень скоро переросший в шумящий ливень, с огромными пенистыми пузырями на асфальте. Люди, закрывая головы газетами и сумками, стали вбегать в распахнутые двери магазинов и прятаться в арки дворов…
В город пришёл хаос. И чувствовалось что-то грозно мистическое в столь быстро меняющейся картине мира! Но на Алёну всё происходящее вокруг, как ни странно, произвело отрезвляющее действие. Она сняла туфли и босиком пошла по асфальту, подставляя лицо под косые струи дождя…
«Всё образуется!» – твёрдо сказала она сама себе. И вдруг рассмеялась – предчувствуя, что в её жизни ожидаются приятные перемены. Всё задуманное – исполнится! И ни в какой мутный канал она не бросится! (Ещё чего: чтобы какие-то непонятные чужие дядьки вытаскивали её, хватая липкими руками. А другие – безжалостно резали скальпелем её тело, чтобы выяснить причину смерти…)
Да, она абсолютно одна в столь жестоком мире! И все силы зла объединились против неё и не хотят, чтобы она, Алёна Гончарова, обрела счастье на земле. Но есть только один человек, что не согласен с подобным положением дел. И этот человек – она сама!
…Дождь долго не утихал, но через какое-то время серые тучи стали потихоньку сползать к западу от города. Она и не заметила, что шла по Невскому проспекту – босиком, вся промокшая… Но улыбаясь новому состоянию!
Иногда, чтобы ощутить новое вдохновение, новый прилив сил – нужно упасть на самое дно отчаяния и унижения! Её обокрали, избили и зверски изнасиловали – и с такой жуткой травмой она теперь будет жить всю жизнь… Её преследуют, ей угрожают – а потому сковывает ужас: от чувства беспомощности перед силами, что в тысячу раз сильней её! И данные силы –даже нелепы в своей столь безудержной жестокости!..
Но, несмотря ни на что, она выживет и станет счастлива! Откуда такая уверенность всплыла в её душе? Может, её принёс дождь, что налетел на северный город с Балтики?
На моменте этих рассуждений она вдруг сильно уколола ногу: порезалась о кусочек разбитого стекла. В другое время она бы вскрикнула от боли! Но сейчас всё происходящее с ней лишь вызывало в душе радость и смех.
Люди выглядывали сквозь стёкла витрин магазинов, из арок подворотен – удивлённо глядя на неё: промокшую до нитки, идущую босиком навстречу дождю. Да ещё с окровавленной ступнёй: оставляя после себя кровавые разводы в лужах.
– Интересно, что они сейчас обо мне думают? Хотя, какая разница? – говорила себе Алёна – Главное, я всё теперь поняла… Я с детства чувствовала, что рождена для счастья… Значит, я буду счастливой, чего бы мне это ни стоило!
И вдруг, как по команде, дождь резко утих, а лучи яркого солнца наполнили весь окружающий мир. Проспект закончился, и она оказалась на Дворцовой площади.
«Боже, как красиво!» – подумала Алёна, глядя на блики солнца в лужах.
И действительно – Зимний дворец, казалось, плыл как большой корабль в лучах светила. Солнечные зайчики отражались в его больших окнах, разноцветными радугами ниспадая в большие пенные лужи, превратившиеся в тёмные зеркала.
А в подобревших небесах плыли обрывки белобрысых туч. И уплывали туда, куда ушёл внезапный дождь, наполнивший весь город прохладой и особым смыслом.
…Люди, по одному и группами, стали выходить из своих укрытий. Машины поднимали волны брызг, обливая прохожих тёмной водой из луж, что образовали целые реки вдоль бордюров (дождевые люки не справлялись с тем количеством воды, что обрушилась на город). Но казалось, никого подобное не задевает. Жители, привыкшие и к резкой смене погоды, и к наводнениям – не чувствовали неприятия к воде.
А больше всех радовались дети, что вырывались от заботливых мам и прыгали по лужам – прямо в красивых сандалиях и туфельках. Дети лучше всех других чувствовали перемену погоды и радость обновления мира – что приносят дождевые струи людям, живущим на этой прекрасной планете…

Дождь лицо
омывает твоё,
но нет слёз –
это просто дождинки!
У природы –
погода своя:
город тонет,
меняя картинки.
Люди спрятались,
чтоб переждать
этот хаос
над миром гигантский,
и на время
в щелях замереть,
как сардины
в промасленной банке.
А тебе
ни к чему избегать –
хоть Потоп, хоть Исход
Вавилонский!
Лишь глаза
посильнее закрыть –
и в руках
будет зонтик японский.
А промокшее тело –
дрожать
перестанет
(для гордой осанки!)
Будут лужи
собой отражать,
профиль чей-то
знакомый дворянский.

Картина Пабло Пикассо.

Продолжение следует…