4. Лунные поляны. Утро

         Гванца спала, положив голову мне на плечо, а голубоватый цвет жужжащих ламп больничного коридора окрашивал её волосы в странный иссиня-чёрный цвет. Она что-то бормотала во сне, тяжело вздыхая и прижимая к своей груди мою руку. Кризис, как объяснил нам доктор, был уже позади. «Наглоталась каких-то лекарств, - укоризненно произнёс он. - Понятно: склероз, но вы-то где были? А того шарлатана, которого я и врачом назвать не могу, нужно отдать под суд».
         Я разбудил Гванцу. Сказал, что хочу покурить в больничном дворе. Поёживаясь от холода, она вышла вместе со мной.
             -   Сидела бы уж в кресле, - недовольно пробурчал я.
             -   Нет, - зевнула она. - Теперь я тебя никогда не оставлю.
             -   В качестве кого?
             -   Мы-то ведь знаем, что ты мне не отец.
             -   А кто?
             -   Я не нахожу этому нужного определения... Но мы же будем жить вместе? Я, ты и Ламара. И ты будешь покупать ей пирожные с кремом.
             -   Всё не так просто, Гванца, как тебе представляется сейчас.
             -   Нодар, кто же всё-таки написал эту картину, что висит у тебя на кухне?
             -   Наверно, кто-нибудь из поклонников твоей матери. Ты ведь сама говорила, что очень похожа на неё.
             -   Опять какая-то мистика... Скажи, ты веришь в то, что произошло с нами? Почему  жизнь  иногда  бывает  такой странной?
             -   Не знаю. Может что-то лучше не объяснять, а просто принимать таким, каким оно есть?
             -   Нодар, как же тебя всё-таки зовут на самом деле?
         Я обнял её, а она, вскинув на меня заплаканные глаза, в которых отражался свет бледной утренней луны, мягко поцеловала меня в губы и прошептала:
          -  Мне очень хочется жить, но только для того, чтобы любить тебя.