Крылья Серафима

Фима был не совсем необычным парнем. Фима был обычным и это его, мягко говоря, не устраивало. Это его злило. Приводило в недоуменное негодование, расстраивало, ставило в унылый ступор и во всякие нелепые ситуации. Серафим Крышкин хотел быть другим. Фима хотел иметь несокрушимую волю, неразрушаемый скелет из адамантия как у «Росомахи», мышцы усиленные биокевларовыми волокнами и строение ДНК как у «пятого элемента» в «Пятом элементе». Короче, хотел Серафим быть супером. Супером тихим и добрым, но когда надо, громким и злым, чтобы добро торжествовало над злом. Ну и себе чуть-чуть, чтобы штаны не падали.

Имя «Серафим» досталось его родителям от очень набожной, сварливой и непреклонной, мамы его папы, сиречь Фиминой бабушки Марии Федоровны (саму-то нормально зовут).
Фамилия Фиму тоже не устраивала. Если собственное «Я» можно было изменить с помощью упорной работы над собой, психологов, какой-нибудь секретной лаборатории или, наконец, инопланетян (такое развитие событий Фима тоже не сбрасывал со счетов, а как раз наоборот), то имя можно было изменить только с помощью паспортного стола. Но тут препоной были осуждающий взгляд родителей, лень и суровое лицо Марии Федоровны на старой пожелтевшей фотографии. Фото висело и всегда бросалось в глаза со стены в их большой, просторной и до тошноты единственной комнате в однокомнатной квартире на пятом этаже пятиэтажного сталинского дома. В общем и целом Серафим Крышкин был полон противоречий, но все же, не унывающим, мечтательным обычным молодым человеком… а, напомню, хотел быть другим.

Ну вот, пока я тут вступал, Фима пр...ал деньги. Нет, не потерял, а именно то, что я имел в виду. Потому что не свои. Своих денег у Фимы не водилось именно по причине его мечтательного, но все-таки заурядного характера. Лень – матушка, кстати, тоже приложила здесь свою ласковую, теплую руку….
Ну, так вот, это было не хорошо - это, как раз, было очень плохо! Потому что денег было не мало, как и тех, кто Фиме их дал.

                ***
Справедливости ради, надо сказать, что я чуть-чуть забегаю вперед. Следовало бы начать с детства Фимы.
Фима родился, когда страна уже доела новогодние салаты, пришла в себя после бурного празднования прихода нового тысячелетия и вышла на работу. Серафим Крышкин родился тихим снежным утром 15-го января 2000 года в семье врача скорой помощи и журналистки. С младых слюней Фима был очень энергичным и подвижным ребенком.

Про удачливых людей говорят, что они родились в рубашке, детей с ярко голубыми глазами модно было называть «дети индиго», про Фиму же говорили, что он родился с шилом в основании опорно двигательного аппарата. Родители очень любили своего Фимочку, и поэтому характер у него тоже проявился сразу. Фима очень быстро понял, как с помощью истерики можно легко манипулировать взрослыми, он быстро превратил маму и папу в услужливых и податливых особей и стал центром их маленькой семейной вселенной.

Врождённая любознательность и, приобретённый эгоизм, помноженные на его гиперактивность доставляли немало переживаний и хлопот его родителям. Достаточно сказать, что Фима ушиб, уколол, прищемил, обжег и поцарапал практически все части своего энергичного тельца ещё до того, как начал ходить. Первый самостоятельный шаг Серафим сделал рано, в 9 месяцев, и сразу стало ясно, что цветочки остались позади. Впереди были ягодки! Ягодки размером с арбуз. Всё, что могли увидеть его глазки, до чего могли дотопать его ножки и дотянуться ручки, представляло огромный интерес и требовало немедленного изучения.

Первое своё открытие Фима сделал, когда изучал гравитацию. Он быстро понял, что между падением с высоты своего роста и падением с дивана большая разница! Если в первом случае ты сначала приземляешься на памперс, затем валишься на спину, в конце стукаешься головой и начинаешь орать, то во втором случае голова успевает перевесить всё остальное и приходит к финишу первой! Единственно, что при этом остаётся неизменным - это мама или папа, которые заботливо берут тебя на ручки и успокаивают. После серии экспериментов Фима понял, что гравитацию не победить и уже не залазил выше папиных колен. Падать он ещё, конечно падал, но научился делать это не больно. А вот родителям об этом не сказал. И не потому, что ещё не умел говорить, нет, совсем не поэтому! Характер, помните?

Вторым, поистине судьбоносным, открытием для Серафима было то, что у него цепкие пальцы. Это он понял, когда вцепился в скатерть, которой был покрыт большой круглый стол в комнате, и стащил её вместе со всем, что там лежало. То, что это открытие было судьбоносным, станет понятно позже, а пока на грохот из кухни прибежала испуганная мама, и с удивлением обнаружила, что сынуля впервые не орёт, а увлеченно сопя, мнёт своими маленькими ручками листы с черновиком статьи для журнала, где она работала. Мама собиралась выходить на работу после декретного отпуска. Серафиму стукнуло три.

В тот момент родители не придали особого значения этому происшествию, ну помял малыш пару листиков, и что? Главное, что ему на голову ничего не упало, сынуля не испугался и не заорал как иерихонская труба. Орать Фимочка умел. С того момента, всё что попадало в руки Серафима и могло менять форму, меняло форму. Всё, что Фима не мог помять, он разрушал. Если не мог разрушить, терял к этому интерес.

Вообще-то мальчуган рос смышлёный, ловкий и разносторонний. Он не плохо для своего возраста рисовал на обоях, помогал маме и выбрасывал мусор. Правда, выбрасывал он его в форточку, забравшись на подоконник, но это только потому, что на улицу его одного не отпускали. Ещё маленькому Фиме нравилось прятать вещи в унитаз, потому что этим он веселил то маму, то папу, в зависимости от того чью вещь прятал. Но больше всего Фима любил мять бумагу. Этому занятию он предавался самозабвенно. Сидя на своём любимом широченном подоконнике, он сминал страницы маминого журнала или  папины газеты, а потом долго разглядывал получившиеся бумажные комки.

Родителей Фимы такое поведение ребенка, конечно, насторожило, они даже показали его детскому психиатру, но доктор никаких отклонений не нашел. Он пояснил, что так ребенок развивает своё образное мышление, воображение и мелкую моторику. И родители успокоились, тем более что в эти полтора два часа, пока сын зависает с бумагой на своём подоконнике, он точно ничего не учинит. Наступает тишина, и мама с папой могут расслабиться. В остальное же время за Фимой требовался глаз да глаз! Всё изменил очередной приезд Фиминой бабушки, папиной мамы Марии Фёдоровны.

Продолжение следует...