Крылья

Я стоял над обрывом  берега Волги, высоким и крутым, да-да, недалеко от Нижнего Новгорода, думал о Екатерине Островского, которая бросилась вниз, с чувством прочитав перед этим монолог о том, почему люди не птицы и почему не летают.
Ну ладно, это образ. Она была в проблеме и любой бы решил все вопросы, бросившись вниз. Но что это значит?
Допустим, я занимаю место не родившегося в моё время человека, и у него нет и не может быть проблем. Родился я, и множество задач, которые появились вместе со мной, в первую очередь, надо решать только мне. Значит, появившись на свет, я занял место в системе взаимозависимости множества людей и должен что-то делать, что бы все были удовлетворены решением. Или удовольствоваться бы один человек, которому я чем-то обязан. Вот так!
Когда я появлялся на свет, того человека, от которого буду зависеть я, не было рядом. Он появится позже, когда я каким-то образом войду во взаимоотношения с ним.
Все суицидники не видят этой системы зависимости и не хотят принять её как объективную часть существования людей… до последнего момента. И у них отсутствовало простое человеческое любопытство, что будет после них. Наложив на себя руки, они ушли от необходимости кому-либо подчиняться. Наверное, самим себе, в первую очередь.
- О чём задумался, Андрей, не том, что я подумала? – мама подошла сзади и обняла меня за плечи.
- О том, что всё решаемо в этом мире. Нельзя перекладывать свои заботы на родных, близких, друзей.
- Конструктивно. Пошли, скоро Ивановы уедут. Надо как-то проводить, тост сказать, подарок вручить. Всё-таки Владимир Иванович много для тебя сделал!
- Вот-вот, об этом я думал - о плотной нашей взаимозависимости в компании, городе, стране, странах…
- Философ ты мой. Что тебе даёт этот мысленный процесс?
- Головную боль, - отшутился я и пошёл, увлекаемый мамой. Но когда все разошлись, разъехались, как и мама, наступила глубокая ночь, меня снова потянуло к высокому обрыву, с которого, я подозревал, кто-нибудь всё-таки, бросался.
Я вышел за калитку, посмотрел направо. На соседней даче жила молодая семья из двоих молодых супругов. Они были тихими и непритязательными. Максим с небольшой заострённой бородкой работал в фирме технических проектов, спонсируемой из-за рубежа и не скрывал этого, считая, что в таком положении гораздо больше свободы, чем в подчинении отечеству. Его молодая супруга Элеонора занималась танцами, и, кажется, небезуспешно, её часто приглашали на гастроли, бывало, и летала за океан. Ещё она любила читать и с большой завистью разглядывала у меня тома сочинений классиков своей и зарубежной литературы.
- Андрей, как можно держать это здесь? А вдруг ограбят?
Это сегодня, перед моим  первым походом на берег.
Элеонора, красивая и грациозная, становилась на цыпочки, словно балерина в танце, и дотягивалась до тома Карамзина, а потом отдёргивала руку, словно обжёгшись.
Она была мне приятна, и я брал её за плечи и усаживал в кресло напротив моего стола.
- Вот вам Омар Хайям, почитайте. Можете даже забрать к себе на столько, насколько потребуется.
- Дайте мне лучше томик медицинской энциклопедии, хотелось кое-что посмотреть…
Я подумал, вероятно, что-нибудь о деторождении. Их, деток, у молодой пары не было. Посматривая на я поймал себя на мысли, что не  всё вязалось с образом стройной танцовщицы. Спина стала странно искривляться. Неужели горб растёт?
Обидно за неё.
Элеонора взяла поданную мной книгу и тотчас же стала листать её, дойдя до описания спины, лопаток (картинку я смог увидеть через отражение в зеркале трюмо за её креслом), она посмотрела в мою сторону:
- Скажите, а могут ли люди летать?
- На самолёте, сколько угодно, были бы на то средства…
- Нет, нет, Андрей, сами по себе. Взяли и полетели…
- Говорят, по библейским сказаниям, раньше такое было возможным, в эдемском раю, когда их ничто не сдерживало до грехопадения.
- Вы читали об этом или сочинили это для меня?
- Ну, кое-что вспомнилось, но откуда это в моей памяти, не могу сказать.
Она встала, отложила книгу.
- Подойдите ко мне, обнимите, чувствуете, что у меня набухли лопатки?
Я подошёл и робко её приобнял, отталкиваемый упругой грудью и возбуждаясь до того, что мне захотелось поцеловать Элеонору. Но она оттолкнула меня:
- Вы как все, сразу поддаётесь инстинкту.
- Ну что вы, всё под контролем! Я слегка поддался чувствам и мне захотелось вас поцеловать.
- Вы же врач!
- Доверьтесь мне, я готов вам помочь.
- Посмотрите.
Она расстегнула лифчик и повернулась ко мне спиной.
Лучше бы этого не делала! Я увидел, что её лопатки были прикрыты крыльями, или чем-то похожим на них, но эти два сегмента были выложены белоснежными перьями.
- Потрогайте их, только осторожно. Не знаю, что это? Но они приносят мне жжение в области лопаток и боль. И ни один врач в мире не возьмётся за моё лечение. А вы хирург. Вы хороший хирург, я знаю. Взялись ли вы за операцию?
Я был ошарашен, хотя в моей практике случалось всякое, опухоли, переломы, извращенная наследственность и генетическое извращение. Но такое увидеть?!
Осторожно, словно передо мной было сооружение из чего-то тонкого и хрупкого, я потрогал назревающие крылья. Более уверенный человек с моей профессией сказал бы: «Ну, ничего, милая, ну крылышки. Они только что выросли у вас, кто у вас в роду был крылатым? Прабабушка? По чьей линии?»
Но я видел перед собой жену человека, которого я знал, и он гордился, что выполняет зарубежные заказы. Он хоть раз видел свою супругу без ничего? Интересовался, чем она живёт, удовлетворял ли и её и себя, в конце концов? Всё это было написано на моём лице. И Элеонора ушла в отчаяние… Но это было вечером. Она по моему приглашению мужу и ей, пришла одна. А потом убежала под радостный лай своей собаки, которая постоянно рыла подкоп под наш забор. Именно после её ухода я и пошёл на берег реки.
А сейчас было около четырех утра. Рассвет только занялся, освещая небо всполохом радужных красок. Робких, поначалу, а потом солнце всё увереннее и увереннее освещало землю.
Элеонора стояла на краю обрыва. Красивая, стройная в лёгкой ночнушке, чуть прикрывающей её колени. Потом она сбросила эту последнюю одежду, и я увидел за её спиной огромные упругие крылья. Надо же, как выросли за несколько часов! Она ими взмахнула и бросилась с обрыва, сделав в воздухе пробный круг, словно большая птица, и легко поднялась ещё выше. Я подбежал к месту её старта, не веря своим глазам. А она зависла в воздухе, взмахивая крыльями, как колибри у выбранного ею цветка, помахала мне рукой. Я позавидовал ей и её свободе. Оглянулся, нет ли случайных глаз. Но все в это время спали и лишь во сне видели себя летающими.

Я сел на край обрыва, показалось, что не так уж и высоко, и если бы я бросился, хорошенько оттолкнувшись от земли, то упал бы в воду. Там было глубоко.  Но я бы не выкарабкался на берег, всё было отвесным. Надо было бы плыть метров сто против течения к более пологому спуску.
А почему бы не попробовать? Но что будет с Элеонорой, вернётся ли она? Не подстрелят ли её из ружья бродячие охотники или караул, если в полёте углубится на том берегу до воинской части? Трагедия неизбежная и сенсационная. Может, это и поможет Максиму стать признанным изобретателем в своей стране?
Но женщина вернулась. Она легко приземлилась возле меня, не стесняясь своей наготы и подбежала ко мне так, словно я был на краю ярко освещённой сцены. А на нас смотрело море восхищённых зрительских глаз.
Я открыл объятия и она, сложив крылья, вжалась в моё тело:
- Это было прекрасно, восхитительно, словно во сне! Я люблю это мир и вас, доктор! А вы меня?
- Вы сумасшедшая от счастья!  Как вас не любить? Вам понравилось летать?
- Мне понравилось быть независимой от тяготения земли и людей!
- Будете настаивать на операции?
- Нет, ни за что! Если вы будете молчать, я разведусь и выйду за вас замуж! Вы возьмете меня?
Она сильно дрожала, и мне казалось - от утреннего холода.
- Я возбуждена! Возьмите меня! Мы же здесь одни…
Я нагнулся за её рубашкой, поднял женщину на руки и понёс к себе на дачу.

- У нас будут дети?
- Наверное, я проверялся после армии. Ракетные войска могут оставить след.
- А детишки родятся с крыльями?
- С проблемами. Это точно! 
 
Прошло два года. Действительно, Элеонора развелась с Максимом и тот не очень удивился, когда узнал, что его бывшая жена стала жить со мной. Он так и не узнал о её крыльях, считал её взбалмошной и своенравной. А это было для него страшным недостатком в строительстве семейного гнёздышка.
Я с ним чуть-чуть согласен: Элеонора необыкновенный человек, она любит читать и мечтать. И её способность летать – это приобретённое качество. Такое происходит, когда человек во что-то страстно верит и делает всё, чтобы мечта стала явью.
Правда, как хирург я до сих пор не верю в её крылья, как новые конечности.  Выяснилось, что в США она была на приёме у одного целителя чилийского происхождения и тот помог     ей обрести крылья. Что это была за операцию, каких денег она стоила, не знаю. Мы живём большей частью на даче, Максим продал свою каким-то старичкам, которые посещают нас, держась за руки, не видят не то, что крыльев, но нас самих, приходят редко, подозревая, что и без них нам хорошо.
Элеонора ещё раз летала,  и так, чтобы оставаться на виду, но отказалась этим заниматься, потому что ей было тяжело носить себя в воздухе. И когда забеременела, то крылья у неё отвалились сами, не оставив никаких шрамов. Уж как врач, я знаю в этом толк.