Поцелуй предательский Иуды

         

 
         …вот Иуда, один из двенадцати, пришёл,
и с ним множество народа с мечами и кольями,
от первосвященников и старейшин народных.
Предающий же Его дал им знак, сказав:
 Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его…
 
      Надень мундир офицера, и сразу почувствуешь на себе не только тяжесть и блеск золотых погон. Вместе с ними на плечи ляжет непосильный груз забот и обязанностей, неукоснительное соблюдение требований Кодекса чести офицера. Неофициального, но сложившегося веками с учётом традиций русской армии. Просто и в то же время точно сказано: «Душа — Богу, сердце — женщине, долг — Отечеству, честь — никому»!
Загадочна душа русского человека. Нет-нет, да вырвется наружу этакое-такое, что начальству покажется несовместимым со званием офицера...
Как определить границу, где кончается полная достоинства вежливость и начинается низкопоклонство? Кому из начальства понравится ерепенистый офицер — молодой да горячий? Тогда и находят для него соответствующее место службы. Где Макар телят не пас. На Кавказе, в Сибири или в песках на юге государства российского. Покомандовал год командиром взвода в родном училище, захотелось романтики. Для здравомыслящего человека служить в училище — волшебная сказка. О таком тёплом местечке можно только мечтать. Умные и сообразительные дорастали, не меняя места, до полковников, а тут заиграла тяга к приключениям. На строевом смотре высказались с сотоварищами председателю комиссии из Министерства обороны о желании перевестись в войска.
 Генерал посмотрел обречённо на глупых романтиков: «Дураки! Поймёте скоро, но обратной дороги не будет».
Так и попал в загадочное место, где комары двухмоторные еле в ладонь вмещаются. Бетонная дорога между городками на расстоянии десяти-двадцати километров. Непроходимая тайга с болотной жижей и другими прелестями, которые в городе увидишь только в фильмах ужасов. Искал приключений и нашёл на семь лет с небольшим хвостиком...

 

 Командир полка отложил в сторону бумаги и пристально посмотрел, спросил:

— За что, милок, загремел? Правду говори... И только правду! Про романтику лапшу на уши не вешай! Тут романтики — каждый второй! Один неудачно изменил жене — дочке маршала, другой пьяным у Мавзолея подрался с патрулём. Третий на выпускном курсе академии нагадил у ворот Зимнего дворца. Начальник ГСМ пропил Забайкальский военный округ. Романтики! Я среди них главный… Служи пока,… а там посмотрим…
Покрутил ус и добавил:
— Если что не так… судить судом чести и метлой поганой из армии вон! Улыбнулся.
— Взводным в первый батальон! Свободен!

Месяца через два вызвал к себе на беседу. На столе лежало личное дело.
- Ознакомился. Скажу правду — удивлён. Одни благодарности. Характеристики положительные. Лучше бы, милок, пил — не так было бы обидно... Горе с этими романтиками. Дружески, по-отцовски похлопал по плечу.
- Иди служи — «горе луковое»!

Благодарен Господу за то, что удалось послужить в таком гарнизоне среди чудесного коллектива, где правду-матку резали, открыто глядя в глаза начальству. По-честному. Служить так служить, но не выслуживаться. Пить так пить. Любить так любить...
На жизненном пути я сталкивался с разными условиями и людьми, но это место службы запомнилось  особенно тепло.
 Часть располагалась вблизи посёлка с названием Итатка. Ласково это место тогда называли не иначе как Северная Италия. Сюда попадали не только по залёту, но и волею судьбы. Особенно обидно было тем, кто приезжал по замене из-за границы. Разница несравнима. Ещё вчера сады, парки, современные сверкающие автомобили, а сегодня сапоги резиновые, комары двухмоторные. Единственный асфальтированный участок — полковой плац, узкая бетонная дорога между городками. И тайга, тайга, болото, звенящее надоедливой мошкарой, и много чего другого… Но люди! Какие чудесные и талантливые люди!
 

               Попадали сюда кто по глупости, кто из-за слишком скверного характера. Причин не перечесть. Семейным с детьми малыми не позавидуешь. Природа нетронутая, озерцо с кристально чистой водицей, воздух свежий, запах леса хвойного пьянящий! Это, конечно, здорово. А гнус таёжный, а топь с запахом болотным? Гарнизонный Дом офицеров, детский садик, почта и школа-десятилетка — все достопримечательности…
Вспомнился случай.
 Приезжает старший лейтенант с женой и двумя ребятишками. Добрались до части попутной машиной от железнодорожной станции. Пока супруг пошел представляться командиру, семейство расположилось на двух чемоданах в коридоре. Супруга испуганно осматривалась по сторонам. Взгляд потерянный, как у человека приговоренного. Да и понятно.

 
(Когда сам сюда попал, то в первый же день хотелось двинуть по шпалам назад в родное танковое училище. А тут женщина, да ещё и с детьми.)
Решил успокоить и брякнул, не подумав:
— И откуда горемычных сюда занесло?
— Из Германии, — прошептала, и слёзы потекли по щекам...
Что нравилось в людях того времени, так это желание помочь ближнему товарищу по месту службы.
Перед ней возник, как «Аладдин из лампы», майор Колпаков со стаканом воды:
— Да не расстраивайтесь так! Это комары так напугали? Пройдёт месяц, два — о них забудете!
— Что — передохнут? — спросила, улыбаясь сквозь слёзы и смотря с надеждой на смеющегося майора.
- Конечно, нет, затаятся по подвалам до весны! Зимой какие могут быть комары? Вертолёты и те стараются не летать. Так снегом занесёт – проверяющие не доберутся! А уж комары и подавно... Оба рассмеялись.
***
Смотри! Так палец есть. А так — раз. Куда делся? А мы его сейчас… раз! И вот он на месте! — веселил малышей майор Калайтан. Обоим по подарку, протянул в руки по компасу... Узнаёте? Часы? — неуверенно предположил, что постарше, шмыгнув носом. Не часы, а необходимый прибор. Без него здесь никуда! Мама пойдёт грибы или ягоды собирать, а вы оба рядом с компасами, чтобы не заблудилась. И с собой верёвку длинную... Это чтобы повеситься, — поинтересовалась мама. — А мыло? Это чтобы не заблудилась. Привяжете маму за один конец, а за второй крепко на дороге держать будете. Дяденька, а Серый Волк здесь встречается? Здесь встречается и Мишка Медведь, и Зайка-Побегайка, и Лось Сохатый... А слышал, как лоси трубят? Покажем... Открыл дверь напротив. Коля! Покажи детям, как лоси трубят. Да оторвись от этого донесения... В коридор высунулась улыбающаяся, озорная физиономия Коли Булаенко. Сложил ладони рупором... По коридору, сотрясая стены, сквозь открытые окна и форточки на улицу вырвался такой пронзительно-громкий зазывающий крик, что солдаты на улице резво подорвались на место построения. Будь километрах в трёх лось — отозвался бы обязательно...
Бухнула, как выстрел, дверь кабинета командира.
— Прекратить! Собрались тут лоси! На место построения! Устроили, понимаешь…
— Так обеденный перерыв… До построения ещё пятнадцать минут, — послышались недовольные голоса…
 — Дети, а вы слышали, как медведь ревёт?
Цокот подков на каблуках сапог, резво спускающихся по лестнице. Командир погладил пацанов по кудрявым белым головкам.
— Дежурный! — повернулся ко мне. — Отведёшь в гостиницу. Скажешь заведующему: приказ выделить на втором этаже двухкомнатный, рядом с умывальником. Потом старшего лейтенанта к комбату в первый батальон. Пока командиром взвода.
Тебе, Усачёв, два дня на обустройство, думаю, хватит. Насчёт квартиры всё решится максимум через месяц. Перевезёшь семейство на центральную площадку. Там веселее будет. С детским садом замполит поможет. Если какие проблемы или трудности... Обращайся лично «Политический».
 
Усмехнулся в усы. Повернулся и двинулся на построение.
 
 Генке Усачёву везло. Окончил танковое училище с отличием. По распределению попал в ГСВГ. Женился по любви на красавице-однокласснице, с которой просидел за одной партой до десятого класса. Родились один за другим два чудеснейших, любознательных и весёлых парня. Общительный, умный, настойчивый, быстро находил общий язык с окружающими. Закружилась, завертелась жизнь в каждодневных заботах. Занятия, занятия с утра до ночи. Танкодромы, огневые городки. Одни учения сменялись другими, а усталости не было. Хотелось быстрее научить юных недотёп тому, что умел сам, — умело водить боевую машину, попадать в цель с первого выстрела.
 И потянулись люди...
 Было с кого брать пример. Два года взвод отличный. Повысили в должности, и рота стала лучшей в полку.
 
 У командира на хорошем счету.

— Готовься, старший лейтенант, если и в этом году не подведёшь и рота в третий раз станет отличной — готовим представление к правительственной награде. Заслужил кропотливым трудом. Вытащил вверх на собственных плечах, а не на дедушкиных лампасах, как у многих твоих сверстников. Иди, служи! Удачи!

А через два дня вызвали на беседы в политотдел дивизии, в особый отдел армии... И ещё через сутки пришлось убыть к новому месту службы вместе с семьей с формулировкой «за поведение, не соответствующее званию советского офицера».
 Строгий выговор с занесением в учетную карточку и понижение в должности. И командир части помочь не смог. Обнял только на прощание наедине в кабинете:
 — Крепись, парень! С твоим характером и руками в любом месте рады будут! Удачи!
 
Вспомнился майор из особого отдела.
 
 
- А что хотел? Слава богу, не тридцать седьмой. В те годы к стенке. Зачем было анекдоты рассказывать? Про ЦИК и цирк, петуха, что пионера клюнул… Это ещё ладно, но генерального секретаря зря задел — погорячился парнишка! А у меня доказательства — объяснительные записки и докладные товарищей, в которых указано, где и когда. Не имею права закрывать глаза на факты. Извини — служба такая. И «отличная рота» — не оправдание! Отрицать, надеюсь, не будешь? Кто написал, не скажу — не имею права…
 Друзья помогли и с контейнером, и с чемоданами, и с машиной. Провожать приехали на вокзал, несмотря на запрет начальника политотдела. Супруга Ленка слёзы лила, ничего не понимая, и обнимая подружку Люську. Колян — друг и товарищ — крепко обнял и прохрипел:
— Гена! Ничего не пойму. Кому дорогу перешёл? Но что делать, будем жить! Адрес наш с Люсей знаете. Пишите! Не выдержал. Повернулся и побежал в сторону вокзала, утирая слёзы… Два маленьких белобрысых создания сидели притихшие, не задавая вопросов.
***
 Не такой человек Генка, чтобы опустить руки. На новом месте другие сложности и жизненные условия для семьи, чем в Германии. Но жизненный опыт, приобретённый кропотливым трудом, растерять невозможно. Если что решил — сделает и не абы как. И опять бессонные ночи. Занятия с утра допоздна. Слаженность в действиях коллектива, как одной машины, где каждый винтик, каждое колесико на своём месте... Взаимозаменяемость между членами экипажей полная. И главное — взаимопонимание друг друга...

И ничего бы, а не может командир полка на должность командира роты поставить. Сколько раз вместе с замполитом звонили по различным инстанциям. Сколько раз представление посылали на назначение на должность и присвоение очередного звания «капитан».
Напрасно. Ответы однозначно одинаковые: «Вот год пройдёт, снимите взыскание, а там посмотрим».
— Да что там, с ума сошли?
— Формулировку в личном деле почитайте, подумайте, а потом и посылайте.
Возвращались представления назад в часть с одной и той же формулировкой: «Считаю нецелесообразным!»
Не место красит человека, а человек место. Да если ещё к этому человеку добавить дружный офицерский коллектив, да командира полка упорного и настойчивого — получится обязательно…
Правду говоря, я этого не дождался — уехал к новому месту службы. Слышал, что всё стало на места и наладилось в Генкиной жизни.
Прошёл не один десяток лет. Будучи в гостях в столице, решил прокатиться по Москве-реке на прогулочном теплоходе. Присел на скамеечку на палубе и столкнулся до боли знакомым взглядом Генкиных глаз. Проболтали экскурсию и ещё часа два после неё. Было что вспомнить…

— Гена, а вот скажи — знал, кто тогда в Германии заявление накарябал?

— А хотелось, как графу Монте-Кристо, в глаза посмотреть и отомстить?
 
— Не знал, но догадывался. Да и чего тут догадываться, когда в особом отделе задавали вопросы, по которым только дурак не поймёт. Некоторые моменты всплыли, которые только с одним и обсуждал. Понял, что друг Колян, да вида не подал. Наши жёны — подруги. Переписываются до сих пор. Не хотел половинку расстраивать — до сих пор не знает, кто.
 
Встретил года два тому Коляна. Изменился, потолстел, одышка мучает. Пытался извиняться. Мол, по сей день себя за тот поступок клянет. Письма от Ленки Люсе приходили, а там правда о нашем житье-бытье в Италии. Про стены серые от комаров в коридоре, про болота, про молоко, которое только детям до трёх лет, много чего. Вслух читала, слёзы текли, и поминала «добрым словом» Иуду, который такую жизнь людям устроил. А Колян боялся сознаться и жил с этим всю жизнь.
Так что неизвестно, кто кого наказал.
 
Часто думал на эту тему. Если вдуматься — жаль его, что Господа предал. Зачем? И сам не знал. Выгода? Да какая тут выгода — от тех сорока проклятых сребреников отказался и выбросил их...
 
А Господь знал, что предаст, а пошёл на мучения. Ведь мог и отказаться... Но тогда ни распятья, ни мук, ни веры... Кто-то должен был предать, и судьба выбрала Иуду.
 
Спросил Коляна — для чего? Сам не знает.
 
— Так получилось. Не хотел. Прости...
 
Расстались — обниматься на сей раз не стали.
 
 Рассуждать горазды: про Сталина — про репрессии. Его вина, что столько людей погибло по лагерям. Сколько безвинно расстрелянных! Пусть так. Но не Сталин же на них заявления и доносы писал, а такие же бестолковые, как Колян. Видимо, есть капелька в генах у людей не только от Господа.

Меня в особом отделе про Коляна тоже спрашивали, знаю ли такого? А он ничего такого не говорил? Я его не предал, не оговорил, хотя догадывался об участии в неприятностях. Бог ему судья. Зла на него не держу...
— Ну ладно, лучше расскажи, как поживают наши белобрысые и любознательные ребята? — сменил я тему.
— Парни закончили военные институты и теперь колесят по командировкам, — расплылся в улыбке Генка.
— Поди, уже командиры полков?
— Какой там! Младший — звание капитана, второй год перехаживает. Из одной командировки в другую — ни детей, ни семьи.
Уезжал в длительную командировку на три года с исключением из списков части. Отправляли с майорской должности. Вернулся, а должность занята, и другой такой нет. Поставили, пока не найдётся, на капитанскую. После этого уже в две командировки съездить успел.

 Я сказал ему, что нужно быть настойчивее, а он ответил:
— Скажи, папа, где граница между вежливостью, достоинством и низкопоклонством?
Выпрашивать ничего не буду! Не место красит человека…