Анжелика и Пиковый Король

 Просторный коридор, уводящий от лифта в царство входных дверей. В проёме одной из них, распахнутой, -  очертания одетой во всё блестящее толстухи с торчащими во все стороны светлыми вихрами. Это... Анжелика? Ну и Анжелика! А как же «ясновидящая Анжелика», огромноокая красавица-брюнетка со страниц «Русского базара»? Лезу в карман за картинкой с адресом... Ещё ближе вижу: синенькие глазки-пуговички, пунцовый ротик-петелька и пунцовые же щёки-румяна (Джимми бы понравилась). Пальчики-сосиски вцепились в какие-то металлические прутики, держат крепко, стиснуты до побеления.
– Ну, я, што, не видишь, Анжелика. Эй, эй! Не иди так шустро! Фу, какая плохая энергия. Черт-ти-што. Антен мине чуть не сломала.
Крутит железками во все стороны.
Смотрю робко-вопросительно: входить... во флат... можно или нельзя? Эти маленькие глазки-пуговички...
– Заходь, ладна, в апартаминт. Сядь вон тама. Э, нет, сначала постой! Побудь тута, я кой-што проверю.
«Кой-што» проверяемо кручением железками, как если бы некий карапуз, малыш управлял воображаемым автомобилем... самолётом. «Странный акцент,  –  думаю я,  –  диалект... Надеюсь, эти мои невольные мысли не расстраивают её антенн...»
–  Одне вампиры сиводни, одне вампиры,  –  констатирует экстрасенс, - дурная энергия, закрытые чакры, кругом одне вампиры. (Виновато ёжусь). Типеря садися. (Сажусь). Ну, што у тибя? Покажь фотку.
Доставая фотографию дочери, озираюсь: по стенам - открыточки с целующимися воркующими парочками. Салфеточки. Пуфики. Над пышной постелью - коврик с оленями-олешками. Напротив олешек  – давно не видела (бы)  –  сервант с бесполезно томящейся под стеклом посудой: изнывающими от неупотреблений графинами и рюмочками,
фарфоровыми чашечками, расписанными цветочками, ягодками, ободочками, сердечками, драконами, рыбками разных пород,  от мирной камбалы – домохозяйки Дженни Герхард рыбного мира до драматической акулы - разнорабочей Кармен, соответственно.
   Неужели всё это, вся эта растительно-рыбная коллекция привезена из Тибета, где, согласно сообщению в «Русском базаре», хозяйка статен-айлендского «апартаминта» провела многие годы в изучении восточной мудрости? Или из Гималаев? Акцент, диалект у неё какой-то необычный... Вместе с портретом дочери (однажды сфотографировала её у окошка, и вышла композиция, которую так и назовёшь, взглянув: «Девушка у окошка»), выдернулась из сумки фотография Витяниса в красной рубашке и с чашкой кофе в руке, на среднем пальце которой нанизан массивный перстень с голубым камнем, а под перстнем примостилось незримо обручальное колечко двадцатилетней давности. Выдернулась и упала бы, да Анжелика подхватила, довольно ловко для своей комплекции:
    – Вай, вай, какой мужик! Ну ты што  –  дура?  –  еслив думаишь, што такой мужик тибя палюбить? Да ты пасматри на сибе! Да ты жеш иму в матири гадисся! Ты што ат иво хатишь?
    –Я... узнать, не женат ли...  –  мямлю зачем-то, вместо того, чтоб честно сказать, что эта фотография не является предметом моего визита.
    – Жинатый, жинатый, и детки есть!  –  однако, перехватив мой недоумевающий взгляд «какие детки?» - поправляется:  –  То исть нету дитёв, ошибилася я.
    («А детей у них, и вправду, нет...»)
    - ...Да ты штой-то худая какая? Сохнишь па мужику, а зазря, милок. («...Раскрывали свои золотые головки одуванчики...») У-у-у, етти мужики! У-ух, как я ех нинавижу-у! Был у мине мужик. Дэк я иво-о била, била... У-ух, как я иво била! Он чирис три нидели апосля сватьбы слинял, сбёг, значить, ну и шут с им! Да на х... он мине здалси!  –Мечтательно:  –  У-ух, бль... как я иво би-ила!
    Наверно, вежливей было бы спросить: «За что Вы его били?» Но я рассказ сей прерываю:
    – Анжелика, извините... Вот, взгляните, пожалуйста, на эту девочку, на этой фотографии. Она жива?
    – Погоди, щас проверю.  –  Достала колоду карт, тусует. Выдёргивает из колоды короля пикового, кладёт на стол лицом вверх. Теперь колдует с антеннами.  –  Во. Дочка, штоли? Живая; вроди бы, так король говорит. Толька вота... Погоди... Щас…  Ну, щас, значить, живая, ничиво. И вообще  в Ивропи она! И тожа  вампир. Сиводни у мине одне вампиры... И ищё, ни абижайси, милок, ну... Лисбиянка она вроди. Ну, байсекшуал, значить.
    – Аджика*, это... (Причём здесь «байсекшуал», чушь какая...)
    – Анжелика я!!
    – Анжелика, это правда? Что жива  –  правда? Почему не напишет?
    – Ага, живая вроди. Што ей сделаиться? Правда вроди, король гаварить. За мужика да за ие по шиздисят доларов, сто дватцать вмести будить. А если оставишь мине карточку еёйную, да сто доларов, дак я зделаю так, што она (многозначительно поглядев на короля)... тибе напишить.
    Манипулирует с антеннами.
    Я держусь за карман пиджачка. (Невольная, вампирическая мысль: «Хватило бы на обратный путь...»)
    — Да эта фотография  –  единственная, к сожалению. (Правда, и ещё я привыкла смотреть на неё по утрам и вечерам. Утром, сидя в позе «калачик», желать моей девочке стать самой счастливой.) Я Вам лучше пришлю другую. Или  –  копию с этой...
     –   Во, во, пришли! И сто доларов, значить. Пришли. Тока кеш, а то у миня с эсисаим** будуть праблемы. (Взглянув ещё раз на короля:) Адрис знаишь? Ага, значить, знаишь. Тада я зделаю так што она напишить. (Пересчитывает деньги, отквасив нижнюю губу.) А чиво ты худая такая? А? Модель, говоришь? Для чиво, для старух? Такая-я... старая! (Значит, не выгляжу на четырнадцать. Ну что ж, я так, примерно, и думала.) Страшная! (И не во вкусе экстрасенсов с Тибета.) Дак я таки-их девочик видала, приходили тута: молодинькии, сиськи  –  во! Попки  –  во!  (Жест вперёд, жест назад.) Усё на мести, в модели хочуть, а ни бируть! Говорять, с кем-та там спать нады, а ты-ы... «Модель»! Ну нада жи што придумала. Ну ты даёшь! С мужиком ет-тим... Совсем уш... Я  сенситиф, с инопланетянами общаюсь. Хочишь, кухню тибе мою покажу? А то ты всё: мужики, мужики... Вон за ето я заплатила три тысичи. Ты вот что, милок! Слушай! Зачни-ка мочу пить по утрянки, –  и будишь как я: здаровинькая да харошинькая..
____________________

*кавказская приправа
**SSI – пособие по нетрудоспособности

   И тут я её узнала. Это потому узнала не сразу, что ведь тогда, когда-то, она была почти худая, почти как я...
   – До свиданья, Анжелика.
   МАЙЯ: Раскрывали свои золотые головки одуванчики, радуясь восходящему солнышку... По тропинке шли навстречу друг другу две женщины: одна худая, другая почти худая. Первая, то есть названная первой, шла за хлебом от Клинской улицы к Ховринскому проезду. (Так ей казалось.) Вторая, после регулярной дозы мочи на завтрак, жадно впитывала синенькими пуговичками красоту и мудрость тибета, то есть: Тибета.

("Пять ступенек к воскресению, гл.1 "Странники")