Кукареку

Лето  выдалось жарким. Уже которую неделю стрелка термометра переваливала за тридцать, и мы, нет-нет, да  вспоминали  зимние стужи и размышляли о том, что в мороз хотя бы одеться потеплее можно и таким образом спастись от холода. А что делать летом, да в тайге, да среди болот, когда скинуть с себя ничего нельзя, так как мгновенно или слепни  сожрут, или мошка заест, или комары искусают? Нет... нет в жизни счастья.
« Ох, лето красное! Любил бы я тебя, когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи...» Всё точно, прав был Александр Сергеевич. И я, и мы все любили  бы тебя, когда бы не жара, не оводы и не другая всякая кусачая нечисть...

Буровая, где мы застряли и не могли работать из-за постоянных поломок бурового инструмента, стояла на границе тайги и  огромного болота. Раскинувшееся на сотни гектаров оно тянулось в сторону линии горизонта, откуда поднималось незаходящее полярное солнце. Когда светящийся белый шар, пройдя свой обычный путь совсем низко, почти касаясь земли, отрывался от неё и медленно двигался по направлению к зениту,  водяная гладь начинала сверкать и искриться перламутровыми отражениями  и казалась бесконечной. Но она всё-таки кончалась и переходила в покрытую салатовым ягелем тундру, но уже далеко - всё там же, у горизонта, в той стороне, где вставало солнце.

Метрах в двухстах от буровой, прямо посередине болота, монтажники соорудили вертолётную площадку.  Сложенная из  толстенных,  в охват,  стволов листвянки и закреплённая вбитыми в грунт сваями, она лежала прямо на воде  подобно острову, окружённая выглядывающими на поверхность кочками и какими-то растениями, напоминающими тростник. От «вертолётки» до буровой из стволов такой же толщины была проложена широкая гать, по которой  ГTT-шками перевозились грузы. Постоянно обдуваемая ветрами площадка оставалась единственным местом, где удавалось спастись от надоедливого и прожорливого гнуса.

Как привидения, вынужденные бездельничать, мы бродили по территории буровой, не зная, чем себя занять, и когда все вагончики уже были обследованы, сны досмотрены и пересмотрены, книги и журналы перечитаны, разговоры переговорены, матюги в сторону жары, слепней и прочей летучей вражины  отосланы, мы перебирались на «вертолётку». Тут было славно — почти курорт:  можно было расположиться где-нибудь в уголке, чтобы не мешать садящимся «вертушкам», и, устроившись на принесённых пустых ящиках от взрывчатки, резаться в карты или шеш-беш. В перерывах между игрой, кто-то хватал стоящее рядом ведро, опускал  в воду и окатывал играющих освежающим душем. После чего игра снова продолжалась.

Однажды, как обычно, одурев от безделья и укусов, мы ушли на «вертолётку» и расселись по своим  насиженным местам. В разгар игры послышался характерный, словно жужжание шмеля, отдалённый гул  приближающейся «восьмёрки», а вскоре из-за леса показался и сам вертолёт. Он направлялся к нашей буровой и заходил на круг. Повернувшись спинами к садящейся машине, мы продолжали игру. Вертолёт медленно снижался, и всё отчётливее слышались характерные — фью-фью-фью — звуки от разрубающих воздух лопастей. Ещё минута, и он должен был приземлиться или, как иногда шутили пилоты, - приводниться. Прикрыв, чтобы не разлетелись, карты, мы сидели, низко наклонившись, лицами почти касаясь брёвен и чуть не сдуваемые потоком воздуха от винтов, ожидая, когда вертолёт совершит посадку. Он уже был совсем рядом, почти сел, когда неожиданно наступила полная тишина, и на нас обрушились потоки воды. Следом за этим с жутким грохотом буквально в метре пронеслось что-то огромное и ухнуло в воду. Мы даже не сразу поняли, что произошло. А когда обернулись, перед нами предстало удивительное зрелище. Вертолёт лежал на боку примерно на четверть погружённый в болото, лопасти его были оторваны (это они пронеслись мимо нас, разрезав, буквально пополам, лежащие на их пути стволы), откуда-то из верхней части двигателя струился лёгкий дымок.
Бросив карты, мокрые мы бросились к машине. Дверь вертолёта открылась, и из неё стали выбираться не успевшие ничего сообразить и испугаться люди... По счастью все были живы, и никто  не пострадал. Последними из вертолёта выбрались обескураженные пилоты... Оказалось, что при посадке они промахнулись и одним колесом не попали на брёвна, из-за чего вертолёт тут же накренился, винты ударили по воде и отскочили, а машину приподняло и развернуло. Она описала в воздухе полукруг и плюхнулась на бок...
Когда народ немного успокоился и перекурил событие, один из пассажиров рассказал, что по буровым летает «высокая» проверяющая комиссия. Она интересуется бытом и питанием «славных добытчиков нефти». А посему  всем бригадам в срочном порядке доставляются дефицитные продукты.
Злополучный вертолёт был одним из развозивших  «дефицит». В нём, помимо сопровождавших людей, находилась пара десятков бидонов со свежайшим, чего на буровых отродясь не водилось, молоком и тонна парных кур, что также было необычайной редкостью.

После аварии вертолётную площадку срочно «закрыли», а машину опечатали. Как мы ни просили, чтобы нам разрешили вытащить хотя бы несколько бидонов с молоком,  «верхнее» начальство было неумолимо, и на жаре молоко, естественно, быстро прокисло. А вот на кур, ближе к вечеру, всё же удалось получить руководящее «добро», и мы смогли их достать. Куда девать такое огромное количество куриных тушек, никто не знал — небольшие холодильники столовой были забиты, потому бригада собралась на совет. Долго обсуждали, что делать, пока кому-то в голову не пришла гениальная идея - вырыть ледник и заложить курей туда.
Зимой, когда  чистили территорию под будущую буровую, бульдозерами равняли поверхность земли, сгребая всё, что попадалось под ковш. Таким образом  по периметру образовался высокий, метров в пять, вал. Позднее наружный  снег стаял, а под завалами, состоящими из толстого слоя стволов и веток деревьев, кустарников и ягеля, он сохранился. Там-то и решили вырыть пещеру и сложить в неё «спасённый» дефицитный продукт.
Свободные от вахты с воодушевлением принялись за дело. Половина рыла пещеру, другая половина  перед закладкой обильно посып`ала  кур солью. Потом обе половины соединились и, выстроившись цепочкой, быстро разложили свалившееся буквально с неба добро во вновь образованном хранилище.

В этот же вечер повариха угощала бригаду роскошным куриным бульоном и отменными «тапака» в количестве  ешь не хочу.
На следующий день куриное пиршество повторилось. «Чахохбили», куры жаренные, куры отварные, картофельный салат с куриным мясом...
Дальше — больше. Поварихе пришлось вспомнить всё, чему когда-то в дни  юности её учили в кулинарном училище. Шли жаренные куриные желудки, куриная печёночка, отменные пирожки с курятиной и т. д., и т. д...
С каждым днём тушки просаливались всё сильнее и сильнее, а потому, прежде чем готовить, их надо было хорошенько отмочить и промыть. К концу недели кроме кур в закромах почти ничего не сохранилось, а вертолётная площадка оставалась по-прежнему опечатанной. По этой причине вертолёты с продуктами сесть не могли, и, соответственно, приходилось обходиться тем, что было. А были солёные, просоленные, пересоленные и опостылевшие всем куры, которых  не то, что есть, видеть уже никто не мог...

Мужики при встрече стали  говорить не обыденное «здор`ово», а «кукареку». Почти ритуальное «кукареку» доносилось то с одного конца буровой, то с другого. Пошли шуточки типа «скоро не говорить, а кукарекать буду...» , «нестись начну», «эх, петуха бы...»  и тому подобное...
Даже буровой мастер, частенько, поддавшись общему «куриному помешательству», вызывая по рации базу, кричал вместо обычного «база, база, база...», «база, база, кука...», потом, сплюнув в сердцах и матюгнувшись хорошенько, переходил на привычные «база, база...»

Долго продолжалась эта «куриная» эпопея, пока, в конце концов,  тяжёлый вертолёт не уволок разбившуюся «восьмёрку», не открыли вертолётную площадку и не привезли новые продукты.
В столовой начали кормить традиционной вожделенной  тушёнкой и консервированным борщом из банок. Это была нормальная, человеческая пища, а не какие-то там «тапака» и «чахохбили»...
Народ перестал «кукарекать», и, к счастью, закончилась череда аварий. Можно было делать свою работу и улетать домой.
Но долго ещё потом мы вспоминали эту  «куриную историю» и частенько, здороваясь и пожимая при встрече друг другу руки, со смехом произносили весёлое и забавное «кукареку»...


Москва. Апрель. 2012.