Волчий монах рус

Неподалёку от Лавришевского монастыря жил в Налибоках охотник Будивид, известный своей грубостью и буйным нравом. Роста среднего, был он очень крепкий и широкоплечий и ничего на свете не боялся.
Как-то раз на Русальной неделе Будивид в одиночку отправился в пущу. День выдался жаркий и душный. Зверя всё не было, и охотник бродил по лесу, уходя дальше и дальше. К вечеру решил остановиться. Стал подыскивать место для ночлега, глядь – между деревьев что-то блестит, словно озеро лесное. Подошел ближе, и в самом деле озеро. Вода темная, блестит в закатных лучах, переливается.
Насобирал хвороста, развел огонь, устроил лежанку из еловых веток, потом подумал, что было бы неплохо искупаться, смыть с себя пыль и усталость долгого дня. Старики сказывали, что нельзя купаться одному в Русальные ночи из-за нежити и нечистой силы, что в это время приходит в мир живых. Но Будивид в сказки не верил, разделся догола и бухнулся в воду.
Как хороша была вода в волчьем озере! Не теплая и не холодная, в самый раз для купания. В приятной неге вечерней прохлады охотник и не заметил, как наступила ночь. Запахли смолёвки и левкои, раскрылись цветы ночной красавицы, в зарослях осоки и аира послышались шорохи, шёпоты, смех… Лес словно просыпался, потягивался, открывал глаза после дневного сна. Заухали совы, зашевелилась нечистая сила.
Вышел на берег Будивид, глядь, тело его покрыто шерстью и уже и не ноги у него, а задние волчьи лапы. Тут же что-то неумолимо потянуло его вперёд, упал охотник на руки, глядит, вовсе и не руки у него, а передние лапы, и шерсть торчит между пальцев.
Прижал он зад с хвостом к земле, задрал морду и неожиданно для самого себя завыл долгим тоскливым воем, словно прощаясь со своим человеческим обликом. В каком-то зверином восторге, невероятном чувстве легкости и свободы Будивид бросился бежать на четырёх лапах.
Бежалось легко, волколак даже удивился, как он раньше не догадался встать на четвереньки. С новыми чувствами он принюхивался к лесным запахам, прислушивался к ночным шорохам. Всё казалось ярким и отчётливым. Под пряным пологом леса волколак чувствовал десятки, сотни запахов, не ощутимых в прежнем человеческом облике. Ароматы ночных трав и корней, путь крота на лугу, хлопоты мышей в лесной подстилке, следы зайчихи, петлявшей некоторое время по тропе, и зайца, скачущего следом за ней в любовном томлении, и осторожные шаги лисы, крадущейся за ними, и далекий запах волка. Другого волка, не такого, как он, волка по рождению. Он почему-то точно знал, что к тем волкам ему приближаться не стоит.
Не раздумывая, Будивид повернул на северо-запад, в сторону Судавии. Его словно что-то манило туда, какой-то внутренний зов. Там на границе Пруссии и Литвы стояли старые замки, разрушенные много лет назад. Были они словно на границе мира людей и дикой природы, мира живых и мёртвых. Поэтому в развалинах всегда прятались нечистые покойники, навки, волколаки и неуспокоенные души. В такое место и отправился потерявший человеческий облик охотник. Надо было где-то укрыться, переждать, обдумать положение, в котором он оказался.
На подходе к развалинам замка Будивид издалека заметил стаю необычных волков. Были они крупнее, мощнее и быстрее обычных волков, многие были в шрамах, и шрамы эти были не от зубов или когтей, но от человеческого оружия. Некоторый из них прыгали на земляные валы крепостной стены, соревнуясь, кто выше, другие катались по земле в шутливой борьбе, третьи отдыхали и точили когти. Волколаки словно готовились к чему-то, но к чему?
Любопытствуя, Будивид приблизился к остальным, но те не обратили на него никакого внимания, продолжив свои занятия. Вместе с другими он стал прыгать на стены, кататься по земле и чувствовал себя при этом совершенно счастливым.
Ближе к полуночи к волколакам вышел вожак с седой шерстью на плечах и голове, он коротко прорычал и окинул всех взглядом. Тут Будивид сделал ещё одно открытие: оказывается, можно общаться без слов. Вожак позвал всех в Бартию, поохотиться на землях епископа. И сам побежал первым. Волколаки отправились следом, и Будивид вместе со всеми. В каком-то восторге ему даже показалось, что вернулись славные времена мстительных походов Давида Городецкого, литвинской удали и славы.
Бежали они невероятно быстро. Скоро Будивид почувствовал запах человеческого жилья и металла, и услышал захлёбывающийся от испуга лай епископских собак-волкодавов.
Зайдя на епископское подворье, волколаки набросились на собак и справились с ними без труда. Потом отправились к сараям с животными. Конечно, лапы волколаков не могли открыть замки, но они стали грызть и ломать двери. То, на что обычным волкам понадобились бы часы, волколаки сделали невероятно быстро: уже через пару минут они ввалились в сарай, где сгрудились испуганные коровы.
Как одерживые, волколаки набросились на епископских животных, валя их на землю, впиваясь острыми клыками в горло, лакая тёплую кровь и разрывая туши на части. И хотя Будивид испытывал отвращение к сырому мясу, он рвал животных и пил тёплую кровь вместе со всеми. Вкус сырого мяса был слегка непривычным, скорее приятным, чем нет. Но свежатину Будивид ел слегка-слегка, он не хотел привыкать к сырому мясу. Откуда-то он знал, что еще может вернуться к человеческому облику, если не будет вести себя слишком по-волчьи.
Уже забрезжил рассвет, когда волколаки наелись и вышли во двор. Надо было уходить, на этот раз встреча с людьми не входила в их планы. Волколаки выбежали из усадьбы и пошли кругом, запутывая следы. Бежать старались по-волчьи, след в след. Где-то посередине второго круга волколаки один за другим стали выходить из круга, делая прыжки в молодой ельник на опушке. Подождав отставших, вожак повёл волколаков лесами Бартии. Возвращаться днём в Литву было опасно.
Потом волколаки отдыхали, прячась в лесной чаще. Будивид отдыхал вместе со всеми, чувствуя себя спокойно и безопасно среди новых товарищей. Когда стемнело, вожак снова повёл волколаков на охоту. На этот раз на усадьбу комтура Бартии. Там повторилось всё тоже, что и в усадьбе епископа, только теперь разорили сарай с утками и гусями.
Так продолжалось до середины убывающей луны. Отдыхая с товарищами, Будивид то и дело возвращался к мыслям о том, как ему снова вернуться в человеческий облик. Он вспомнил, как однажды встретил в пуще монастырского травника, и тот рассказал ему о свойствах собранной утром Купального дня травы.  Сказывал, что только раз в год на рассвете трава обретала ту самую чудесную силу, которая могла из волколака снова сделать человека. Главное, надо было успеть до восхода солнца, ибо с первым солнечным лучом вся сила пропадала.
Когда луна достигла середины и до Купалы оставалось семь дней, Будивид ушёл из стаи. Прячась оврагами и перелесками, он побежал в сторону дома. Двигался ночью, избегая людей и не охотясь без необходимости. Порой удавалось поймать зазевавшегося зайчонка или позыбывшего об опасности мелкого лесного грызуна, и этого было достаточно.
Купальный вечер Будивид провёл, прячась в зарослях осоки на берегу Нёмана. Из своего укрытия он мог видеть, как парни и девушки пришли на луг ставить купальное дерево, прыгать через костры и водить хороводы. Девушки смеялись и плели венки и всё дышало радостью. Волколак был рядом, смотрел на людей и вздыхал о человечьей жизни. Потом все пошли на реку, гадать по венкам и купаться, а Будивид вышел из осоки и отправился на луг, где еще недавно горели костры и водили хороводы. Чувствуя, как наливаются волшебной силой и приобретают новые ароматы травы, он стал рвать траву забами и собирать в одно место. Когда набралось достаточно, волколак стал кататься по траве, обмазываясь в росе и соке всей шкурой и стараясь ничего не пропустить.
После этого он потрусил к Купальному дереву, которое представляло собой длинную жердь с укрепленным старым колесом, на котором разводили купальный огонь, а после скатывали в реку. От огня оси в колесе прогорели и остался только голый обод. Будивид пролез в колесо и где-то на середине почувствовал, как на спине лопнула волчья шкура.
С ободранными руками, не в силах заговорить человеческим языком, полностью голый охотник стал тайком пробираться домой. Огородами, чтобы не заметили соседи. И только когда он накинул на себя снятую с огородного пугала одежду, Будивид вернулся в нормальное состояние, смог говорить и улыбаться по-человечески. Наваждение прошло, только и осталось, что шерсть между пальцев.
После пережитого нрав охотника смягчился, он оставил своё занятие и ушёл в монастырь под именем послушника Василия. Шерсть на его ладонях так и осталась, еще говорили, будто он умеет читать мысли и понимает язык зверей. И хотя все звали его волчьим монахом, Василий не обижался.