обморок. дурка. слышишь?

упала в обморок.
в начале мая.

нет, не беременна
нет, не голодная
да, видимо устала
да, к врачу надо

В коридоре. В два часа ночи. Упала лицом на табуретку.
Сколько длилось помутнение — не помню.
Помню темный коридор, будто ослепла. И чувство страха.
Это случилось в третий раз за жизнь.

В п е р в ы е упала в бане — немного угорела. Рядом была сестра и даваника. Отпоили меня сладким чаем и все прошло.

Во в т о р о й раз дома — в ванной. Когда приша в себя, полулежа под раковиной описанная, увидела папу. Пьяного папу, который протягивал мне яблоко и с оторопевшими глазами спрашивал: хочешь?

Какое, нахрен, яблоко, папа!? подумала я про себя, но произнесла только — уйди, пап, все нормально, щас встану.

и вот май. т р е т ь е.

В моменты падения в обморок очень хочется не умирать. И чтобы кто-то был рядом.
Рядом никого не было. Соседи спали. Грохот рухнувшей меня их видимо не разбудил, а я и не звала.

Дошла до ванной. Села. Пульсация в голове и глазах утихала. Вроде отпустило.
Сполоснула руки и легла обратно в одеяло с мыслями:Что это было?

Проснувшись, почувствовала, как губы, словно смазаны клеем.
Подхожу к зеркалу. Видимо сильно прилетела на табуретку. Губа и подбородок разбиты. Вокруг рта четыре багровые ссадины.

Умылась. Оделась. Пошла на работу. да, баба-конь.

Позвонила отцу, предупредив о случившемся ночью.

Папа на том конце провода встревожился, уточнял подробности. чуть-чуть суетился.
Потом замолк.
он беспокоился, испугался за меня, хотел бы быть рядом, но увы, я далеко.

Ему сложно было об этом сказать словами, но я это почувствовала. И мне этого было достаточно.

Потом спросила, как он сам.

Говорит: я вот на Ангарку приехал.

Папа живёт по-старинке. Чтобы пополнить счёт, ему не нужны личные кабинеты. У него есть велосипед. Он садится на него и едет семь километров до Ангарки, чтобы пополнить счёт себе и Вере Николавне. Иногда и мне 100 руб. прилетает.
А ещё, чтобы пообщаться с консультантами в Евросети.
Папа устает общаться только с алкашами, и поездка пополнить счёт — как глоток свежего молока для него.

Говорит: Вик, ты давай, поешь чего-нибудь, а я тебе вечером ещё позвоню.

Обычно, когда папа так говорит, то это значит, что позвонит он через неделю. может быть.
А тут, и правда, перезвонил вечером.

Говорит: мы вот с Верой Николавной уже успели до дачи доехать.
Погода хорошая.
Чего в квартире в этой сидет, лучше уж тут самоизоляцию пережидать. Пропуск нам Димка сделал.

Ещё раз спросил про мое самочувствие.
Рассказал о планах: крышу укрепить, в огороде что-то вскопать, доски переложить.

А потом затих, и шёпотом так спрашивает меня: Вик, слышишь?
Отвечаю: нет, а что я должна услышать?
Папа: ну вот-вот опять, слышала?!

Я, не зная как реагировать, думаю: Сказать, что не слышу или обмануть и сказать, что что-то слышу?

Ну мало ли у человека флеш-беки после запоя. Не поймёшь, что у него в голове. И как не разозлить случайно.

Решила по-честному.

Нет, пап. Ничего не слышу.

Папа: погоди я сейчас поближе подойду.

И опять затих, но слышу куда-то идёт.

у меня сразу сценарии в голове: Дурку или Вере Николавне набрать.

Папа: вот, я поближе подошёл. Теперь слышишь?

я: Нет, пап. Все равно не слышу, правда.

Папа: ну ладно, телефон значит слабенький.
Тут просто птицы та-а-ак заливаются. Та-а-ак красиво чирикают. Думал, ты тоже услышишь.

Я разлилась улыбкой умиления.
Боги! какой же папа замечательный! Птичек слушает.

Мы проговорили с ним ещё 45 минут. СОРОК. ПЯТЬ. минут.

Это был самый долгий разговор по телефону, за всю мою сознательную жизнь.
И очень классный.
Потому что вместе попробовали послушать птичек.

Не зря упала в обморок.

Да, к врачу схожу. Не обещаю.