Подруги. Прикосновение

Хотят они того или нет, но как часто красивые люди кажутся нам неприступными. Так хочется прикоснуться – словом, жестом – и боязно… Красивые девчонки слывут недотрогами. Может, потому и замуж выходят последними – не оттого, что ждут принца, а потому, что кажутся ровесникам недосягаемыми.

Вот и Галка замуж вышла одной из последних на курсе, через четыре года после института, хотя к защите диплома все девчонки из общежития и минчанки уже успели сыграть свадьбы. Смешно, но, познакомившись с Володей совсем недавно, они вдруг обнаружили, что несколько лет ходили рядом, по одной лестнице (она – к себе домой, он – к другу, её соседу), а знакомы не были. Володя – математик, преподаёт в школе. Такая у них с мамой судьба – обе вышли за учителей математики. Правда, мамина история кажется ей романтичней. Папа был её классным руководителем, в десятом классе. А разница между ними всего три года. Потом мама окончила политехнический институт, работала на пивном заводе…

Галя посматривает на меня красивыми чёрными глазами, тихо рассказывает. А меня вдруг осеняет:

- Так ваша мама – директор?

- Да, была… Год назад вышла на пенсию, но осталась на заводе технологом.

Значит, Александра Константиновна Доминевская, директор Гродненского пивзавода, у которой я несколько лет назад брала интервью, - мама Гали Дравицы. Чудеса…

Помню, готовилась радиопередача к 8 марта. Одним из кадров шла беседа с Доминевской, депутатом горсовета, награждённой орденом Трудового Красного Знамени. Очень хорошо запомнилась эта женщина. Небольшого роста, светловолосая, голос волевой, с хрипотцой – какому ж ещё быть у директора такого предприятия? Но как они непохожи, мать и дочь…

- Нет, - возражает Галя, - я как раз на маму похожа. И волосы у неё раньше были тёмными. А вот характер у меня скорее папин…

Александра Константиновна считается в семье человеком собранным, целеустремлённым, сильным. Двоих детей воспитала, старший сын Виктор работает в научно-исследовательском институте в Минске, пишет кандидатскую диссертацию. Сам уже растит сына. А я вспоминаю, как жаловалась она, что трудно бывает наказать подчинённого, ну не хватает для этого духу, пытаешься уговорить, переубедить его, а вновь подведёт – становится тошно от своей слабости.

Помню, спросила у Доминевской, что, по её мнению, должно быть у женщины на первом месте: работа или семья?

- Думаю, должна быть гармония, - ответила она. – И потом, если ты добросовестно относишься к работе, это видят и дети, и это их тоже воспитывает.

Александра  Константиновна оказалась права. Для дочери она до сих пор остаётся образцом руководителя. Правда, у инженера Галины Дравицы таких напряжённых ситуаций, как у директора, не бывает. И всё же как часто отношения с коллегами и производственные коллизии оценивает она мамиными глазами. Никогда не поймёт она людей, которые низших по должности считают низшими по способностям, деловым качествам, интеллекту.

- Разве можно упрекать вчерашнего выпускника института, что он не знает производства, что вопросов у него больше, чем ответов? – кипятится Галка, думаю, задетая за живое кем-то из старших по должности. – Не уничижать новенького надо, а учить. Да, в институте учили, но впереди ещё тридцать лет работы, так когда же нам спрашивать, как не сейчас?

***

Через два года работы Гале доверили возглавить заводской совет молодых специалистов. Она показывает мне пухлую стопку бумаг, в которых расписаны функции совета. Вздыхает:

- Если б ещё хоть какие-нибудь права…

На заводе около пятисот молодых специалистов, и самый болезненный вопрос – жильё… Даже отдельной очереди для них нет. Случалось, совет писал ходатайство о первоочередном предоставлении квартиры творчески проявившему себя молодому сотруднику.

- Только вряд ли помогало именно наше ходатайство, - задумывается девушка, припоминая подробности и хитросплетения при распределении жилья.

В заводскую лабораторию научной организации труда и управления – ЛНОТиУ – они попали одновременно. Дравица – после Белорусского политехнического института, Щербакова – после Московского института управления. Тоже Галка. Начальник лаборатории Фёдоров быстро подметил разницу между двумя Галинами:

- Одна собранная, волевая, а другая – избалованная, чуть что – в слёзы…

Это о Дравице. Ох, как не любит она себя за это. Но где взять силы, чтобы не разреветься, когда обидно? Щербакова не такая. Ведь и у неё работа, бывает, не клеится, и шишки летят, но она не обидится, а разозлится и уйдёт в себя, и, пусть нехотя, но начнёт сначала. И, глядишь, пошло всё нормально, победа!

- Мне, чтобы перестроиться, нужны дни… - печально заключает Галка.

Но пример уравновешенной и рассудительной Щербаковой учил её многому. Энергии девушкам было не занимать, обе ещё со студенческой скамьи привыкли быть в гуще людей, событий, тащить на себе воз общественных нагрузок, вечно куда-то спешить и так растягивать время, чтобы всюду успевать. Немудрено, что они подружились.

Щербакову, выросшую на Волге, в Чебоксарах, Дравица водила по родному городу, который знала, как свои пять пальцев, а теперь всматривалась в знакомые очертания как бы со стороны, глазами Галки.

Таких церквей и костёлов в Чебоксарах нет. Они остановились на Советской площади, обвели взглядом подёрнутые туманной дымкой купола и башенки… Раз, два, три, четыре… Эти грандиозные храмы высятся здесь не одно столетие… Девчата спустились к Неману, неспешно катившему свои воды меж двух высоких берегов. С Волгой, широко разлившейся у Чебоксар и даже поглотившей часть старого города, он сравниться, конечно, не может… В одну из таких прогулок подружки наткнулись на объявление о наборе в народный театр Дома офицеров.

- Тряхнуть, что ли, стариной? – хитро прищурилась Щербакова. Она тосковала по недавно оставленной Москве, по кипучей студенческой жизни.

- Ты что, боюсь… - прошептала Дравица.

- Галка, я вижу тебя на сцене! Класс!..

Струнин, былой режиссёр областного драмтеатра, решивший возродить народный, принял их в студию. Подружки и ликовали, и трусили. Не ради того, чтобы покрасоваться на сцене, шли они в театр. Хотелось лишний раз испытать себя, свои способности. Хватит ли? А вдруг?!.

***

Эффектной, с чёткими, словно вырезанными скульптором, чертами лица Дравице досталась главная роль – подпольщицы в «Барабанщице» Салынского.

«А смогла бы я пожертвовать собою ради других?» – раздумывала Галка, пытаясь понять свою героиню. Иногда ей казалось, что смогла бы. Но разве можно оценить это мысленно? Ведь вот не в жизни всё происходит, на сцене, это просто игра – а как пришлось всю себя перевернуть, чтобы найти в себе и любовь, и отвагу и в тоже время остаться самой собой.

Как трясло её перед выходом. Ну с чем ещё можно сравнить это волнение – может, со страхом женщины, ждущей появления на свет первого ребёнка?.. Через два часа всё кончится. Скорей бы!.. Она не помнит себя на сцене, не помнит, как двигалась, старалась только держаться прямее, сознание словно отключилось, и роль шла, как они потом шутили, на автопилоте. Наконец – аплодисменты, поклон, она схватила Щербакову за руку, вытащила за кулисы – и разрыдалась. Уже от счастья.

Летом, когда ещё только шли репетиции «Барабанщицы», гастролировал в городе Львовский драматический театр. Спектакли он давал на сцене Дома офицеров. Сам бог велел, чтобы народный театр, репетировавший там же, пригласил профессиональных актёров на разбор своего спектакля. Актёры были щедры на комплименты и просто добрые слова, однако заметили, что ребята играют, что называется, на нерве и вряд ли смогут впредь выдерживать такое напряжение. Проще, участливее других была миловидная женщина с заплаканными глазами – народная артистка Украины Зинаида Дехтярёва. Кто бы мог подумать, но роль подпольщицы Нилы, которая досталась Галке, исполняла в своём театре и Дехтярёва! Вот это совпадение! Сегодня у Зинаиды Николаевны был спектакль. Сразу после него Щербакова с Дравицей заглянули в гримёрную, чтобы пригласить актрису на обсуждение и заодно на капустник по случаю возрождения народного театра. Приоткрыв дверь, они оторопели: актриса плакала. Оказывается, во время спектакля (причём для одного актёра) у неё пропал голос, мало того, совсем некстати погас свет. Столько невезения сразу! Дехтярёва была в отчаянии. Подружки вмиг забыли о своих слезах и уговорили актрису подняться к ним.

Галка долго ещё перебирала в памяти тот вечер. Увидеть талантливого человека в минуту слабости и сразу после неё – это как прикосновение к тайне творчества, то возносящего человека в духовную высь, то стряхивающего вниз, к собственному бессилию.

- Знаешь, что дал нам театр? – заметила как-то Щербакова. - Уверенность в себе.

Может быть. Ведь сколько взято от общения с увлечёнными людьми, от образов, в которые входила. А вот красивой она себя никогда не считала. Кому, как не ей, известны собственные изъяны. Но разве это помеха тому, чтобы жизнь была интересной и полнокровной?..