Гимнастика

Вот и со мной случилось главное... Как тяжко ни хотел отсрочить – я неминуемо дожил, воткнулся, перемахнул через ограду тела и осознал, что главное неосязаемо. Что, разворачиваясь вширь, оно струится вверх – как та испарина с полей, какую помнил с детства. И безопаснее держаться взглядом именно за эти струи, дышащие в небо, а шарить по просторам чревато... Там мало ли чего. Но почему испарина меня не заберёт?.. Я не могу перемещаться только взглядом. Не научился. Мешает память ног. Смотри, смотри! Испарина решила мне помочь. Смотрю сквозь прутья школьного забора (я резво осознал себя в гостях у школы, ну а поля с испариной наложены на помутневшую родную улицу). Вот это да. Родные струи все зигзагами пошли, они ступенятся, плотнея, только как же вот забор? Могу идти по струям, но мешают прутья перед носом, хоть носа-то и нет. Смотрю... Смотрю: и пара прутьев расплылась.
И вышел. ...ступени шаткие. Да сам я – тоже. Как та первичная испарина – дрожу и колыхаюсь. И кто-то мне показывает: почему... Смотри, смотри: по лестнице навстречу взгляду плывут живые слайды, сверху вниз. Становятся на уровне своей ступени каждый. Сначала, рядом, вижу деда. И вроде незнакомого и скрученного, словно ствол. Я вглядываюсь в волокнистое лицо. Я этого не делал раньше. Но смотри: он думает, что он меня прощает – за то, что стыдно было не помочь через дорогу и – к велосипеду гнать... Старик не менее красив, чем велик. Позор летит изодранной газетой к чёрту. Всё потому, что я заметил: он красив. Да и позор красив, и едет пуще велика. Перескочил вперёд ступеней двести. Но смотри: какие-то мальчишки, на ступеньке выше, гоняют мяч... Я вижу, что футбол берёт и думает в меня: прощаю. Я ненавидел их футбол, я это вижу, но не помню, он слишком был отдельно от меня. Вся ненависть летит разодранным мячом в унылую низину. Её прощаю.
Сидит. Писательница Катерина Гэ. На следующей ступени, как на троне. К ней идут. Я вижу, что я это не люблю. Что ей чего-то недодали, и она теперь на троне, при чём тут я?.. И я хотел на троне?.. Но кто я? Я не помню и не вижу. Меня трясёт. И следующие слайды – все колышутся и плачут. Стемнело. Уныние открыло чёрный рот. Внутри большого слайда. Его прощаю, но он не закрывается. Я думаю, что он красив – не помогает... Я вваливаюсь в рот. И вижу, что кричу. И где теперь испарина? Мне надо в душ, я помню. А говорили, что опасней по просторам. Смотри: рука. Взяла, изъяла и встряхнула. И лежу. Ступеней дальше нет. Испарина – повсюду. Немного светится внутри, и девочка играет рядом в классики.

Москва, май 2016