3. Зима столетия

6.

                Здравствуй, мама! Опять мне снится песня твоя,
                Здравствуй, мама, светла, как память, нежность твоя.
                Этот мир не от солнца такой золотой               
                Он наполнен до края твоей добротой.

         В электричке было поначалу холодно, а Лена, прижавшись ко мне, куталась в тёплый шарф, который скрывал половину её лица, из-за чего она выглядела очень смешно: был виден только нос и миндалевидные чёрные глаза.
             -   Позавтракаем, - сказала она, чуть отогревшись. - У нас  имеются  бутерброды с  колбасой, варёные  яйца   и горячий чай в термосе. Правда, чашка всего одна. Ты не против пить из одной чашки со мной?
             -   Против, и  притом  категорически. Я  брезгаю. Откуда  мне  знать, чем  ты  больна? К  тому  же  ты   мне - абсолютно посторонний человек.
         Лена поцеловала меня в щёку.
             -   Ладно, ладно, и сказать ничего нельзя!
         В вагон зашёл слепой с шапкой-ушанкой в руках. Его сопровождал поводырь. Слепой, кашлянув, запел в полный голос:
                Вы слыхали, как поют дрозды?
                Нет, не те дрозды, не полевые,
                А дрозды, волшебники-дрозды,
                Певчие избранники России.

         Я протянул Лене мелочь:
             -   Положи ему в шапку.
         С благодарностью взглянув на меня, она встала, а,  когда вернулась, задумчиво произнесла:
             -   Ты всё-таки странный человек, Гури.
             -   Почему? - удивился я.
             -   Денег никогда не жалеешь, раздаёшь сигареты налево и направо, а  вчера, когда  мы  шли  в  универсам, не дал закурить тому водителю «Волги».
             -   Надо  быть  добрым, а не  добреньким. Владелец «Волги» должен иметь  деньги и  на  сигареты, а   не клянчить их у прохожих. К тому же он даже не потрудился выйти из машины, а хамски барабанил мне по ветровому стеклу.
             -   Я об этом не подумала... странно.
             -   Займёмся лучше завтраком... и чего эти яйца так плохо очищаются? Скорлупа словно прилипла к белку.   
             -   Давай попробую я, а ты пока поешь бутерброды. Чай не очень сладкий?
             -   Нормальный...  У моей бабушки диабет и она  очень  боится,  когда я   ем   много  сладкого:  думает, что  эта болезнь передастся мне по наследству. Бабушка у меня с характером, княжеских кровей. Всю жизнь попрекала деда: мол я, Багратиони, вышла замуж за тебя, какого-то там Закариадзе.
             -   Серго Закариадзе не родственник вам?
             -   Нет, просто однофамилец. Бабушка всегда плачет, когда смотрит «Отец солдата».
             -   Смотри, Гури, вот и море показалось!
             -   Море - это громко сказано. Где-то я читал, что моряки Азовское море и за море-то не считают.
             -   Ну, почему же? Из Таганрога можно доплыть и до Стамбула, и до Ливерпуля.
         Я рассмеялся:
             -   Не хотел тебя обидеть, извини. Таганрог - прекрасный город хотя бы потому, что здесь родился Чехов.
             -   Я ничуть не обиделась. Разве нам можно обижаться друг на друга?
             -   Ты права: нельзя.
         На вокзальной площади Таганрога стоял огромный чёрный паровоз.
             -   Исторический, - объяснила Лена. - Что-то связанное с революцией, я точно не помню.
             -   Не напрягай память, - улыбнулся я, - без этой информации мы с тобой уж как-нибудь проживём.
         Мы взяли такси и через пять минут были на месте. Вязы у зелёного забора, одноэтажный дом с палисадником, небольшой дворик - вот, оказывается, где провела своё детство Лена.
             -   Мама, это Гури, - сказала  Лена, целуя сорокапятилетнюю, может, женщину  с  добрым задумчивым лицом и тронутыми сединой чёрными волосами. - А это, Гури, Анастасия Фёдоровна, моя мама.
             -   Не надо по имени-отчеству, - смутилась мама Лены, - а то у меня такое чувство, что я снова в школе.
             -   Хорошо, тётя Настя, - сказал я. - Можно называть вас так?
             -   Вот это уже лучше, - рассмеялась  она. - Проходите  в  дом,  мойте  руки, будем  обедать.  Голодные-то, небось, с дороги?
             -   Моя мама учительница, - шепнула мне Лена, когда мы мыли руки в ванной. - Любит всех воспитывать.
             -   Что ты скажешь ей: кто я?
             -   Скажу, как есть. Я своих чувств не стесняюсь.
         На обед была уха, буженина, сало с горчицей, «столичный» салат и пирожки с капустой. Так вкусно я давно не ел. Выпили немного водки: за знакомство, за родителей, помянули отца Лены, Вадима Сергеевича, потом выпили за Лену и меня. Я хотел было выйти во двор покурить, но Анастасия Фёдоровна меня остановила: 
             -   Чего уж там, кури здесь. Начало ноября, а холодно, как в феврале. Говорят, зима будет лютой.
             -   Нам это не страшно, - заметил я.
             -   Не сомневаюсь, - усмехнулась она. - Вы-то друг друга согреете, а что делать другим?
             -   То  же  самое, -  рассмеялась  Лена. - Мам, я   помою  посуду  и  мы   с   Гури  немного  погуляем  по  городу, хорошо? Гури ведь будущий филолог, ему очень интересно побывать в доме-музее Чехова.
             -   Погуляйте,  конечно, только  к  ужину   возвращайтесь  обязательно, -  Анастасия   Фёдоровна   покачала головой. - Вон какие худые оба, словно с принудительных работ вернулись, особенно ты, Елена. Что вы там в своём общежитии только учёбой да любовью занимаетесь?
             -   К ужину мы обязательно вернёмся, - пообещала Лена и стала собирать со стола.

 7.               

                Полыхать с восходом, течь свободным рекам!
                Жизнь - твоя дорога, твой великий путь.
                Только нету правды в злости человека,
                И когда ты в гневе, то не позабудь.

         Лена уснула рано. Анастасия Фёдоровна, мельком взглянув на меня, тихо проговорила:
             -   Мне надо поговорить с тобой, Гури. Пойдём на кухню. Ты не голоден? Выпьем по чуть-чуть... Дело в том, что...
             -   Вы можете говорить мне всё, - я водил пальцем по выпуклым цветам скатерти, -  нашим отношениям с Леной ничто не грозит.
             -   У Лены хроническая лейкемия, - выпалила она, нервно кусая губы.
             -   Что? - машинально спросил я, хотя хорошо знал, что означает это слово.
             -   Белокровие.  Хронический  лейкоз,  правда, не  столь  опасен, как острый, но  врачи  не  дают  никаких гарантий. Она может прожить и десять лет, а может...
         Я встал, взял сигареты с буфета и закурил. Ничего подобного в жизни я ещё не испытывал: мне казалось, что на меня давит мощнейший пресс, заставляя моё сердце колотиться в несколько раз быстрее обычного.
             -   Налей себе водки, - сказала она. - Мужчины утверждают, что это иногда помогает.
             -   Я видел  несколько  раз, как  Лена  пьёт  лекарство, но  думал, что  это от  головной  боли... Она  что-нибудь знает?
             -   В общих чертах, - мать Лены прикрыла ладонями лицо. - Всего я ей сказать не могу...
             -   Да, конечно... Как же нам быть, тётя Настя?   
             -   Жить, сынок, пока эта жизнь ещё вам не в  тягость. Жить  и  любить  друг  друга. Может, это  родительский эгоизм, но я хочу, чтобы ты помог Лене, ведь я чувствую, что моей дочери хорошо с тобой и она тебя очень любит... Ты понимаешь?
             -   Да.
             -   Я тоже любила своего мужа и его смерть стала для меня страшным потрясением... Теперь, возможно, это предстоит тебе. Очень тяжело произносить такие слова, ведь речь идёт о моей дочери, но я хочу, чтобы ты выдержал удар... если что произойдёт. Ради Лены.
             -   Почему, почему это случилось? - заглянув на мгновение ей в глаза, я снова отвернулся. - Разве не могло бы быть иначе?
             -   Кто знает, Гури, что происходит в нашем организме и какие болезни мы носим в себе? Мой одноклассник умер месяц назад от рака желудка: казалось бы, зачем, откуда? Ведь не курил, не пил, острым и кислым особенно не увлекался, ан, нет! Вот так-то оно и получается, что человек предполагает, а бог располагает.
             -   Можно мне пойти к Лене?
             -   Я иду спать, а ты уж постарайся не показывать виду, что тебе известна её тайна.
         Пожелав мне спокойной ночи, она прикрыла за собой дверь, а я уставился в окно, за котором где-то в темноте ноябрьской ночи накатывались на песчаный берег волны Азовского моря.

               
8.
                Ничто на земле не проходит бесследно,
                И юность ушедшая всё же бессмертна.
                Как молоды мы были, как молоды мы были!
                Как искренне любили, как верили в себя!

         Моросил ледяной дождь, а поскольку деться нам было решительно некуда, пока Лена стояла в очереди за пирожками с картошкой, я купил билеты на итальянский фильм «Семейный портрет в интерьере». Нас устраивали и места в последнем ряду, и то, что фильм двухсерийный.
         Начинало смеркаться и город, пока ещё не зажглись фонари, постепенно погружался в призрачный предвечерний сумрак.
             -   Мне надо в межвузовскую поликлинику, - сказала Лена  и,  смущённо  взглянув  на  меня,  уточнила: -  К гинекологу.
             -   А в чём дело? - обеспокоенно спросил я.
             -   Может, и ни в чём. Проблемы с менструальным  циклом. У  меня  в   последнее   время  это  случается  всё чаще и чаще, -  она вздохнула. - Извини, что говорю с тобой на такие темы.
             -   Извиняться нечего, - возмутился я. - Это так же естественно, как дождь, солнце или небо над нами.
             -   Да, но мужчины обычно считают, что их это касаться не должно.
         В кино мы целовались, изредка поглядывая на экран. По счастью, зрителей в зале было не очень много и никто нам не мешал. Вот тогда-то мне и пришла в голову мысль снять квартиру.
             -   Почему бы и нет? - обрадовалась Лена. - Так мне будет спокойнее.
             -   И мне тоже, - заверил её я. - К тому же жить семьёй гораздо выгоднее с экономической точки зрения: мы будем питаться дома и не ходить по этим диетическим столовым с одним и тем же меню везде.
             -   Да. Знаешь что, Гури...
             -   Пока не знаю, но думаю, что ты мне скажешь.
             -   Никто на свете не будет любить тебя так, как я.