Санитарка Вера

– Ах, как же хорошо, – подумала я громко. – красивое небо, чистый воздух. Люблю дышать. Люблю весну, люблю лето. Вот всегда бы так – всегда лето. Последний экзамен… Математика…С ней всегда было туго. Как же я сдам? Придется делать шпаргалки, а то завалю.
– Вера-а-а-а!
– Ой, Нинок зовет!
– Верка, ты где?
– Да, здесь я! Здесь! – что она так орет?
– Верка, сейчас… по радио…
– Что случилось?
Нина выглядела очень взволнованной и испуганной. Ее и без того большие глаза казались еще больше. 
– Успокойся! Что случилось?
Нинка совсем нервная. Никак не может успокоиться.
– Ну? Ты будешь говорить или как? Чего пугаешь-то? Что произошло?
«Если она сейчас же не скажет в чем дело, то я не знаю, что с ней сделаю…»
– Сейчас по радио сказали…
«Ох, ну сколько можно?!»
– Говори! Что случилось?
– Война, Вер…
Я чувствовала, как кровь еще быстрее побежала по жилам.
– Какая еще война? Что ты говоришь?
– Без объявления войны… фашисты… немцы… напали на нас.
– Это шутка?
– Нет!
Нинка не врет. Если бы обманывала, то глаза бы отвела, а тут смотрит в упор. У меня затряслись руки.
– Нин, мне нужно идти. Маме сказать…
Нина промолчала. Что тут скажешь? Она тоже побежала к родне, ведь скорее всего ее братьев заберут на фронт, как и моего… Как мама будет одна? Без поддержки? Отца тоже уже нет, давно…
Я прибежала быстро к нашему дому. Посмотрела, как ни в чем не бывало. Маленький деревенский дом, избушка. Моя кошка ждет меня на кровати у печки…
– Мама, ты где? – быстро ищу ее взглядом и вдруг замечаю, что она в огороде чем-то занята. Выбегаю на улицу, подхожу к ней.
– Мама…
Она повернулась. Было видно, что мама плакала. Глаза ее наполнены слезами.
– Мама, мне Нина сказала, что война началась…
Я старалась как можно тише говорить. Мама снова начала плакать.
– Знаю, крошка, знаю… Как Мишенька-то? На фронт его заберут…
Мама заплакала навзрыд. Ее горькие слезы я никогда не забуду…


***
Мишу забрали на фронт через два дня после объявления войны. Письмо от него пришло только в октябре 1941 года. Он служил во втором Прибалтийском фронте в составе 312 стрелкового полка.
Что по мне, то я не могла сидеть дома и осознавать, что брат на фронте, защищает нас от фашистов. А я сижу дома, в маленьком селе Березово Кемеровского района (Кузбасс тогда еще входил в Новосибирскую область до 1943 года), пасу нашу Зорьку и все. Мама хотела, чтобы я ей помогала, но сердце подсказывало другое. С утра (уже не помню какой был день) пошла на призывной пункт, просила, вернее умоляла отправить меня на фронт. Приписала себе лишние два года, ведь детей на фронт не берут…
– Мама, – я постоянно репетировала свою речь, о том, как скажу маме, что меня с Нинкой взяли на фронт. Уезжаю завтра…
Мама варила мою любимую кашу, когда сказала ей, что уезжаю служить своей стране.
Мама только села на лавочку у печки и заплакала.
– Хорошо, моя крошка! – она стала тихо говорить, что я не могла расслышать. – Миша ушел, теперь ты… Это все, что я могу отдать для победы. Моих детей… Хорошо, что ты идешь не одна, вы с Ниной должны быть сильными, вернуться домой целыми и невредимыми.
– Не волнуйся! Я тебя не подведу! Я вернусь… Обязательно!
Мама собрала мне с собой небольшой узелок с одеждой, положила пирожков. Утром проводила на поезд. Я вскарабкалась в вагон и глянула в окно. Мама вытирала слезы беленьким платочком и крестила наш поезд.

***
Мы ехали долго. Целую неделю до пункта прибытия. Успели попасть под обстрел. Как же страшно. Зачем началась война?.. Мы приехали на вокзал. Быстро и четко слезли с вагона и построились в колонну, потом командир состава стал называть по фамилиям. Мы с Ниной стояли неподвижно, боялись пошевелиться. Командир поезда называл фамилии девочек-новобранцев. Когда дошла очередь до меня, я потерялась. Мои мысли были далеко не здесь. Сразу вспомнила, как мы с братом в лесу лазили по деревьям и собирали мед. Какой у него был вкус…
– Старкова?
Голос начальника меня вернул обратно.
– Я, – ответила дрожащим голосом.
– Почему медленно отвечаешь? Спишь на ходу?!
– Никак нет, товарищ капитан! – сказала я, опустив глаза. Нина держала меня за руку, чтобы я стояла, как кремень. Но ноги меня не слушались. В ушах звенят пули и звуки немецких самолетов. После распределения, мы оказались на Ленинградском фронте. Защищали нашу северную столицу от врага. Мы с Ниной закончили в ускоренном темпе курсы медсестер. Утром учеба, вечером бои, бывало и наоборот. Суточная работа в госпитале, сколько же раненых… не сосчитать. Такие же молодые парни, как и наш Миша. Интересно, где же он сейчас?.. Маме я письмо написала и отправила, чтобы не беспокоилась. Рассказала все, как есть – где с Ниной служим, как работаем, чтобы передала от нас всем привет. Не помню, как уснула на письменном столе.
– Воздух! – услышала крик нашего хирурга Александра Ивановича Редькина.
Я подпрыгнула. Куда бежать и что делать? Схватила свою волшебную сумку с медикаментами. Почему я ее так называла? Не знаю, думаю, потому что она мне помогала справиться с собой, спасти наших ребят. Выбегаю из нашего госпиталя и вижу…вокруг столбы дыма, ямы от гранат… ничего не видно, только со всех сторон охи, крики о помощи. Огляделась и побежала к первому раненому. Потом легла на землю и ползу… грязь, дым, не вижу. Поближе подползла к нашему Сашке, он у нас был ответственным за костер. Веселый парень, 19 лет.
– Ааа…
Кричит, задыхаясь, он.
– Что? Где? Куда ранило?
Он убрал руку с груди. Кровь. Много крови. Не переставая идет.
– Подожди, миленький, сейчас.
Достаю из сумки спирт, вату и бинт. Их у нас не много. Нужно экономить. Обработала его рану, перебинтовала. Достала из сумки плащ-палатку, стелю быстро, аккуратно. Пули свистят, крики мужчин со всех сторон. Приподнимаю Сашку, укладываю на плащ, накрываю сверху этим же плащом, чтобы не морозило, и поехали. Мне нужно было его перетащить на другую часть нашего лагеря, там блиндаж, врачи, там помогут. Тащу его, а он тяжелый. С одной стороны, пулеметы палят, с другой бомба взорвалась. Звон в ушах… я не перестаю его тащить. Вдалеке вижу наш блиндаж. Ну вот, совсем немного осталось и тебе помогут.
– Саша!
Окликнула я его. Молчит.
– Саша!?
Он не отвечает, скорее всего потерял сознание. Еще чуть-чуть, потерпи. Уже немного осталось и тебе помогут. Я дотащу тебя, спасу. Не смей умирать, слышишь?! Не знаю, сколько я его тащила, мне показалось, что целую вечность. Оказалось, четыре часа… в блиндаже у меня его забрали ребята. Поползла обратно. Много раненых, много убитых. Ползу к следующему.
– Товарищ Белов, вы как?
Старшего лейтенанта Белова сильно ранило в ногу и в грудь. На бедро ему наложила шину, забинтовала. Грудь. Достала спирт и вату.
– Держите вату, товарищ старший лейтенант. Крепко держите! – скомандовала я.
– Слушаюсь! – ответил он и держал, что есть силы.
Плаща у меня не оказалось, отдала Сашке, его ребята унесли на операцию. Пришлось Сергея Анатольевича тащить на себе. Он еще тяжелее нашего весельчака.
–Держитесь, товарищ старший лейтенант! Уже почти пришли.
Я боялась, что не успею его дотащить. Он сильно истекал кровью. Я должна… Я обязана его спасти! Не хочу, чтобы их души достались немцам! Будете жить! На спине лейтенанта дотащила, отдала… не чувствую рук и ног…
Не знаю сколько по времени длился бой, но мне показалось, будто неделю… то темно, то светло, словно менялся день с ночью местами. Всего сутки. Всего 24 часа… Не помню, как очутилась на больничной койке. Подняла голову, сжала пальцы на руках, потом на ногах, кажется все на месте. Как же сложно было открыть глаза. Боль во всем теле. Стала звать девочек, чтобы расспросить, что здесь происходит?! На мой зов прибежала мой Нинок.
– Верочка, милая, как ты себя чувствуешь?
– Не знаю, болит все тело. Что произошло?
– Когда ты принесла на себе товарища Белова, полезла за следующим. Граната взорвалась. Рядом с тобой…
Я не поверила ей. Руки подняла, все на месте. На ногах отчетливо ощущала пальцы.
– Руки и ноги на месте. Я же не сплю?..
– Нет, милая, не спишь. У тебя множественное осколочное ранение. По всему телу частички гранаты доставали и на лице тоже…
Этого не может быть. Что с лицом? Я повторила этот вопрос подруге.
– Что с лицом?
– На нем шрамы…
Без лица, но с руками и ногами… Как же теперь я буду? Кому такая уродина нужна? Я заплакала. От слез щипало все лицо…

***
Медленно мы двигались к Победе. В декабре 1941 года нас эвакуировали с полуострова Ханко. Условия были не человеческие. Тяжелые. Весь Финский залив принадлежал противнику, повсюду были мины. В те дни многие не выжили…
Прошел целый год. Моей Ниночки нет, уже как три месяца. Во время наступления она погибла. Тащила раненого солдатика и получила пулю в голову. Я видела ее… когда завершился бой. Солдаты убирали раненых с поля, чтобы похоронить и тогда я увидела Нину. Она погибла с улыбкой на лице… В ту же ночь я написала маме письмо, в котором сообщила о смерти подруги. Не хотела бы я оказаться на ее месте, хотя сама к тому времени  была уже три раза раненая и раз контуженная. Я очень хотела жить… хотя бы дожить до своего дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать. Страшно было умирать ребенком…
Мама на фронт писала часто, но письма почему-то шли очень долго. Некоторые были утеряны. В одном из таких писем я узнала о Мише. Мама писала, что он лежит в госпитале, где-то на Украине. Живой! И это главное.
К началу 1943 года наши войска провели операцию по прорыву блокады Ленинграда и сухопутную связь города со страной, наконец, восстановили. Я видела Ленинград воочию. Необычайно красивый город. Живая история. Здесь каждый камень, да что говорить, каждая пылинка видела историю нашей Великой страны. Только на картинках в учебнике он был не такой разбитый… и люди не лежали у домов мертвые. 
Раз ночью на участке нашего полка разведку боем вела целая рота. Помню, как солдаты отходили и с нейтральной стороны послышался стон. Остался раненый. Я прямиком к нему. Бойцы меня пытались остановить. Помню Сашка, наш заведующий костром, сказал:
– Не ходи! Что ты делаешь? Убьют дуру!
– Нет! – говорю, – не могу бросить его там умирать.
И поползла. Отыскала раненого, обработала его раны, привязала ремнем за руку. И потащила… я тащила его часов восемь, может больше. Приволокла живого. Его у меня забрали на операцию. Помню, когда командир узнал, ох, что было…
Нас построили в колонну, меня поставили перед всем строем и началось. Командир говорил не спеша, четко, проговаривая каждое слово.
– Старкова! За самовольную отлучку пять суток ареста! Выполнять! – кричит.
Мне стало так обидно. Не успела ответить: «Есть!», как заместитель командира полка Топоров Иван Петрович отреагировал:
– Заслуживаешь награды, товарищ сан инструктор!
Через месяц медаль «За отвагу» висела на моей груди. А мне еще и восемнадцати не было…

***
Свой последний бой помню, как сейчас. Тащила с поля бойца, уже и не помню какого по очереди и имя не помню. Тащу его, говорю, чтобы держался, чтобы не смел умирать! И… темнота… Очнулась я на операционном столе… Александр Иванович стоял надо мной, приговаривал:
– Ох, Верочка, вот это зацепило тебя… Держись!
Потеряла сознание. Пришла в себя на больничной койке. Уже меня перевезли в тыл, в госпиталь. Ко мне подошел доктор. Серьезный, большой дяденька и тихо говорит:
– Голубушка, вы проспали трое суток. Вы потеряли много крови. Кроме того, должен вам сообщить, что у вас были прострелены оба легких. Вторая пуля прошла насквозь между двух позвонков.
Я молчала, знаю, чем кончаются такие истории и в голове пробежала мысль: скорее всего вы никогда не сможете ходить.
– Я должен сказать вам…
Он спотыкался.
– Скорее всего вы никогда не сможете ходить. Мне очень жаль.
Держусь. Нельзя реветь! Надо держаться, пока врач не ушел. Доктор повернулся и ушел на обход раненых. Я же уткнулась в подушку. Хотелось выть… слезы текли, не переставая… Теперь я инвалид… к тому же с покалеченным лицом.
Я пролежала в госпитале около семи месяцев. Война еще шла, но для меня она закончилась. Меня демобилизовали, и я вернулась в свое родное село. Поездом ехала четверо суток. Маме написала заранее, что возвращаюсь, чтобы встречала меня на вокзале. Поезд прибыл на вокзал, стольких женщин одновременно я уже давно не видела. Все ждут… Ждут родных. Я увидела маму. Очень постарела. Я взяла свои костыли, на спину накинула рюкзак и поковыляла к выходу. Мама, заметив меня, не узнала: инвалидка, с костылями, без лица, с седыми прядями волос. В восемнадцать лет, как старуха. Война меня сильно изменила. Уезжала на фронт атеисткой. Настоящей советской школьницей. А перед боем стала молиться… молитвы я не знала, поэтому читала свои, простыми словами. Их смысл был один, чтобы я вернулась домой. Когда молилась, то всегда делала это украдкой, тайно, чтобы никто не увидел. Потому что могли сильно наказать…
Мама помогла мне добраться до дома. Как же дома вкусно пахнет… мама наготовила пирожков с картошкой. Мои любимые.
– Мама, как Миша? Давно не слышала от него вестей.
Мама заплакала и обняла меня. В мае 1944 года он погиб при освобождении Севастополя… Теперь остались только мы вдвоем.

***
Конец войны. В мае 1945 года фашистская Германия капитулировала, их вождь застрелился, когда наши войска вошли в Берлин. Так писали в газетах. Мы всем селом отмечали Победу. Мы ее заслужили кровью… Столько наших парней полегло, которые могли жить. Им было по девятнадцать-двадцать лет. Вся жизнь была бы впереди. Но не свершилось.
В 50-х годах я вышла замуж за прекрасного парня, который полюбил меня такой, какой я стала. Родила ему троих детей. Всю жизнь жили в селе Березово, в котором я родилась и выросла. Работала в колхозе, несмотря на отсутствие ног. Мои девочки там закончили школу. Пошли учиться в ВУЗ. В сорок три года стала бабушкой. Мой муж Петенька ушел от меня, когда ему было пятьдесят один год. Теперь прошу старшего зятя возить меня к нему на могилу.
В 1993 году родилась моя первая правнучка. Очень красивая девочка. Лизой назвали. Потом за Лизонькой родились еще правнуки. У меня их много. Внуков восемь, а правнуков двенадцать останется после меня.
2020 год. В этом году отмечаем 75-летие Великой Победы. В марте родился тринадцатый правнук – Алексей. Сегодня, 21 апреля, его привези ко мне, знакомится. Я уже плохо вижу и практически не слышу. Не смогла рассмотреть лицо мальчика.
– Это мой младшенький, – по голосу поняла, что Оленька улыбалась.
– И мой, – подтвердила я.
Мне уже девяносто четыре года. Смотрю на маленького человека, который лежит на моей койке… Дите! Мое! Для них пишу воспоминания, чтобы знали и помнили меня, когда я уже в могиле буду. Чтобы помнили и знали, каким было мое время… Какой была война…


P.S. посвящается всем героям Великой отечественной войны, тем девчонкам, которые на своих хрупких плечах с поля боя выносили раненых, тем солдатам, кто погибал за свои семьи, за мирное небо над головой…


Рецензии
А Петенька все же сбежал... Ну и Бог ему судья.
Понравилось, очень. Спасибо! Через 15 лет после войны родился, а когда подрос чуток очень жалел, что так поздно на свет появился. Не довелось постоять за Родину, все как в песне у Высоцкого:
"А в подвалах и полуподвалах
Ребятишкам хотелось под танки.
Не досталось им даже по пуле,
В ремеслухе живи не тужи..."
Эх, наивные мальчишки, не понимали тогда мы не гадали, что и на наш век достанется войн. Не знали, как будет саднить плече натертое ремнем автомата. Обстрелы, пот и кровь, госпиталя, медсестры, потери друзей... И дай Бог, детям нашим и внукам избежать такой участи: войн, страданий и лишений.
Жил в Менчерепе три года в детстве, это тоже Кемеровская область. Так что можно сказать, что мы с вами земляки.
С уважением,

Юрий Воякин   20.02.2022 20:30     Заявить о нарушении
Благодарю Вас, Юрий! Всего наилучшего, с уважением, Е.Т.

Елизавета Титоренко   23.02.2022 14:48   Заявить о нарушении
На это произведение написано 8 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.