Беспочвенный капитализм беда России

Если мы захотим познать природу европейского капитализма, в ключе Аристотелевой Политии, мы должны будем обратиться к Средним Векам.

Именно в этом эоне, в атмосфере правой веры, строгой морали, сословной чести, цехового братства и ответственности собственника; в условиях политического господства Церкви, имеющей Небесный Мандат на поставление Государей; в целеполагании преемственности Риму и освобождения Святой Земли, –  вызревал искомый нами «капитализм».
Что же это за условия, атмосфера и целеполагание, если говорить языком позитивной социологии?
Они суть условия патернализма, атмосфера иерархического нравственного порядка, и полагание целью «доставление высшего блага всему миру», как выразился Кант в «Критике практического разума».

А как же «свобода»?! – спросите вы. И я вам отвечу: об этом никто и слыхом не слыхивал! «Все мы рабы Божьи…»: и через то, – «холопы помазанного Государя», – вот центральная парадигма христианского европейского менталитета.
И лишь после того, как в названных условиях, атмосфере и целеполагании вызрела буржуазия как новое коммунальное сословие, у буржуя появилась потребность освобождения от заботы и надзора священной политической иерархии. Удовлетворение этой потребности – буржуа это прекрасно понимали – безусловно связывалось с сохранением ими строгой религиозной морали, которая, не порывая с христианством, в то же время соединяла бы их с античностью и с индустриальным рационализмом.

Президент США Куинси Адамс и основатель американского унитарианства Уильям Эллери Чаннинг прямо заявляли, что религия представляет собой один из основных залогов существования демократии в Америке.

Как пишут историки новоевропейской ментальности, либерализм вырос на почве протестантства:

«Не вызывает сомнения, – пишет Ежи Шацкий, – что политический либерализм и, если можно так сказать, философский появился раньше экономического. У его истоков лежала потребность найти некий modus vivendi между разными вероисповеданиями, на которые в результате Реформации распались многие западноевропейские общества: то есть вначале была идея свободы совести и религиозной терпимости и только потом лозунг свободного рынка».

Похоже, что это убеждение Шацкий позаимствовал у де Токвиля, который ставил в один ряд Лютера, Декарта и Вольтера, а  из своего знакомства с США вынес впечатление о том, что «законное существование различных вероисповеданий, вынужденных вследствие своей многочисленности проявлять терпимость, обеспечивает высокий моральный уровень американского общества».

«Именно религия, – пишет де Токвиль в книге «Демократия в Америке», – дала жизнь английским колониям на американской земле: об этом необходимо помнить всегда. В Соединенных Штатах религия пронизывает все национальные обычаи, став неотделимой частью патриотических чувств, и именно это придает ей необычайную силу».

Сторонник классической либеральной экономики Алексис де Токвиль был убежден, что общественное согласие и мораль в большой мере зависят от религиозности членов общества. И полагал, что религии, которым не присущ догматизм, слабо способствуют укреплению основ общества.

Относясь ко Франции, вступившей на путь демократии, де Токвиль писал, что «… если мы откажемся от мысли о необходимости привить всем гражданам идеи и чувства, которые сначала подготовят их к свободе, а затем позволят ею пользоваться, то никто не будет свободен — ни буржуазия, ни аристократия, ни богатые, ни бедные. Все в равной мере попадут под гнет тирании».

Обусловленное вынесенным из догматического христианства строгим моральным законом освобождение бывшего «подростка», а теперь уже взрослого «молодого человека», от «власти отца», как раз и выразилось в либеральных политических теориях, а затем и в экономических теориях свободного рынка, сиречь «капитализма». И это освобождение должно рассматриваться как этап исторического развития цивилизации, в духе Ф. Гизо, а не как самоценность (!).

Такова его (капитализма) историческая природа, легшая в фундамент европейского Модерна.

Но какому (простите!) дураку пришло в голову, будто можно построить капитализм на началах Индивидуальной Свободы?
Наверное, Им. Канту, который перевернул соотношение религии, морали и свободы. Он берёт за основу не религию как фундамент общества, уже готовое, сформированное верой нравственное лицо как исходно данное иномирное «разумное существо», принадлежащее сверхчувственному интеллигибельному миру. И тогда «моральный закон» получается у него из «идеи свободы», а уже из морального закона – разумная вера в Творца Космоса.

Всеобщее нравственное растление, социальная аномия, воровство, грабёж и убийство: «война всех против всех», – вот что вырастает из этого псевдо-корня. И главное – циничная тирания кучки олигархов.
Алексис де Токвиль, наблюдая индустриализацию и вызванные ею политэкономические следствия пророчествовал:
«Промышленная аристократия, набирающая силу на наших глазах, — одна из самых жестоких аристократий, когда-либо появлявшихся на земле... Именно в эту сторону друзья демократии должны постоянно обращать свои настороженные взоры, ибо если устойчивым привилегиям и власти аристократии когда-либо вновь суждено подчинить себе мир, то можно предсказать, что войдут они через дверь индустриализации».
В постсоветской России пророчество де Токвиля сбылось в полной мере. Соблазнённые свободой, но лишённые личного стража пуританской морали мы пришли к «ихнему» концу сразу, минуя промежуточные исторические ступени.

Я не верю в «дурака». Думаю, мы стали жертвой исчерпанности и умирания той самой «свободы». Труп «модерна» хочет утащить нас с собой в могилу. Нужно сопротивляться. По меньшей мере, персонально, вернуться к истокам свободы – к вере, верности и служению. А целью государство должно вновь стать «общее благо», понимаемое, прежде всего, как общественные условия для сбережения духовного семени в человеке и духовного рождения.

Ныне, идея «общего блага» вообще не существует в политике.  Соответственно, представители власти видят свою функцию лишь в согласовании частных интересов. Отсюда – заявительный принцип их деятельности.

Характерно, – когда к ним обращаешься они даже не предполагают в заявителе мотивации радения о законе, о морали, об отечестве, о человечестве и т.д.
Нет, они ищут злобных или корыстных мотивов, вытекающих из личных конфликтов, споров с соседями или совладельцами и т.п. И когда находят или придумывают такие мотивы у заявителя, успокаиваются, ибо для них это означает, что состояние аномии «на самом деле всех устраивает», и им не нужно беспокоиться о соблюдении закона, – а то ведь можно нарваться на могущественные интересы расхитителей наследства СССР – достаточно свести дело к частному конфликту интересов, и отделаться отписками, или поискать правовые «дефекты» у заявителя. Благо редкая и растяжимая сеть российских законов позволяет всякой «рыбе» проскальзывать сквозь ячейки.