Кульминация - 47

     * * *

     От очередного короткого сна Иван пробудился из-за шума. Хлопали двери по соседству, звучали отрывистые команды. Похоже, ночь закончилась. Самочувствие было отвратительным. С трудом преодолевая слабость, Иван вновь проделал ряд упражнений, чтобы согреться и стряхнуть с себя дремотное состояние. Следовало быть готовым к предстоящему допросу.
     Время шло. Мёртвую тишину изредка нарушали грохот очередной железной двери и крики команд. Но его камеру почему-то обходили стороной. Сначала Иван испытывал облегчение оттого, что приходили не за ним. Но постепенно ожидание стало тягостным и томительным. Нервное напряжение вкупе с недосыпанием отнимало силы и подавляло волю.
     Вот в таком угнетённом состоянии духа его и застали конвойные.
     - Кипреев, на допрос! – грозно рявкнул распахнувший дверь мужчина.
     Его повели по подвальному коридору к лестнице. Поднялись на второй этаж. На стенах кое-где красовались плакаты, по которым Иван определил, что находится в ФСБ. У кабинета под номером двести девять остановились. На табличке Иван прочёл:
     «Старший следователь Пущенко Николай Анатольевич».
     Доложив о доставке арестанта, конвоиры ввели Ивана в кабинет. Отпустив их, следователь небрежно кивнул на табурет.
     - Садись, - сказал он Кипрееву.
     Иван сел напротив хозяина кабинета. Охватившее душу волнение, как ни странно, прибавило сил и подняло жизненный тонус. Он огляделся. В углу у двери на стуле сидел мужчина крепкого сложения, пристально наблюдая за Иваном. Следователь неспешно взял со стола лист бумаги, стал просматривать его, как бы про себя проговаривая:
     - Кипреев Иван Алексеевич. В недавнем прошлом – скандальный журналист. Ныне – крамольный писатель, очерняющий взрастившее его государство. И вот, в конце концов, скользкий путь привёл нашего героя к открытым антигосударственным действиям. Что ж, вполне закономерный итог, - он сурово взглянул на арестанта. – Что скажешь?
     - Как мне к вам обращаться? – спросил Иван. – По имени-отчеству?
     - Гражданин начальник.
     - Почему? Я ведь пока ещё не осуждён.
     - Ишь ты, грамотный! – усмехнулся Пущенко. – Ты очень верно заметил: пока ещё! Но ты уже лишился свободы, и шансов вернуться на волю в ближайшие годы у тебя нет. Или, скажем так, почти нет. Улавливаешь мысль?
     - Кажется, да, - сказал Кипреев. – Я должен буду сделать что-то, очень нужное вам. Возможно, поступиться совестью.
     - Сформулируем это иначе: искупить вину перед государством.
     Иван горько усмехнулся.
     - В чём же я перед государством провинился? Послушайте, вы же не хуже меня понимаете, что к чему.
     - И что же я должен понимать?
     - То, что я не враг отечеству. И не враг своему народу. Как раз напротив. Это же очевидные вещи.
     - Вот оно как! – протянул следователь, приняв глубокомысленный вид. – Очевидные вещи, говоришь? Знаешь, с этим можно поспорить. В воинских званиях разбираешься?
     - Да.
     - Тогда скажи мне, кто главнее – майор или полковник?
     - Полковник.
     - Вот видишь: очевидная вещь – полковник главнее майора. Но я по званию майор, а в подвале у меня сидит твой друг и соратник полковник Половцев. Сидит и ждёт, что я решу с ним делать, - Пущенко наклонился к подследственному. – Давай-ка, дружок, прекратим подобную болтовню. Я слышал её много раз, и она меня жутко раздражает. Ты, видимо, плохо представляешь, что тебя ждёт. Советую напрячь свою писательскую фантазию.
     - Что вы от меня хотите? – угрюмо спросил Иван.
     Пущенко внимательно вгляделся в его лицо.
     - Ну вот, теперь вижу, что ты готов к разговору, - сказал он неожиданно мягко. – Видишь ли, гражданин Кипреев, мы ведь тут тоже не звери. И человеческие чувства нам не чужды. Но государство возложило на нас ответственность, и мы честно исполняем свой долг. Однако грести всех под одну гребёнку тоже неправильно. Надо чётко различать: есть непримиримые враги, и есть заблудшие овечки. Враги – они и есть враги. С ними разговор короткий. А вот овечкам можно предоставить возможность искупить вину.
     Теперь Иван окончательно утвердился в своих догадках. Его хотели сделать предателем, готовым «утопить» своих соратников ради спасения собственной шкуры. На кого конкретно Пущенко направлял свой удар, тоже не вызывало сомнений.
     - Что и на кого я должен «блеять»? – спросил Иван.
     Следователь недовольно поморщился.
     - Грубо, приятель. Не забывай: ты не в телестудии. Здесь твоё остроумие рейтинг тебе не поднимет. Вот ручка и листок. Изложи как можно подробнее: где, когда и при каких обстоятельствах предатель родины Половцев Михаил Иванович завербовал тебя для работы на английскую разведку.
     - Что за чушь?! – возмутился Иван. – При чём здесь английская разведка? Не делайте из меня шпиона.
     - Верно: ты не шпион. Ты гораздо хуже – диверсант и провокатор. Такие как ты расшатывают устои государства, провоцируют народ на антиконституционные действия, приводящие к жертвам. А потом пожимают плечами и делают вид, что они тут совершенно не при чём. Не зли меня, парень. Положение твоё слишком серьёзное. Бери ручку и пиши, иначе я с тебя шерсть сниму вместе со шкурой.
     - То есть правда вас не интересует? Тогда зачем вам потребовалось моё липовое сочинение? Придумайте сами версию, которая вас устраивает. А я на себя наговаривать не стану. Меня никто не вербовал.
     Он ожидал от следователя взрыва агрессии, но тот оставался спокойным.
     - Ну, что же, факт вербовки ты отрицаешь. Решил поиграть в несознанку. Но у нас есть возможность дознаться правды. Сейчас проверим тебя на полиграфе. Знаешь, что это такое? Раньше его называли детектором лжи.
     Пущенко кивнул своему сотруднику. Мужчина поднялся, хлопнул Ивана по плечу.
     - Пошли!
     Они провели Кипреева через боковую дверь в смежную комнату с закрытыми жалюзи. Посреди комнаты стоял стол, на котором находился прибор с выходящими из него проводами. С одной стороны стола располагались два стула, а с другой стояло некое подобие кресла с широкими подлокотниками. Крепыш усадил Ивана в кресло, прицепил к средним пальцам зажимы с проводами, руки уложил на подлокотники и… ловким движением защёлкнул на запястьях хомутики. Иван занервничал.
     - Зачем это?
     - Чтобы ты от волнения не дрыгал руками и не сбивал показания полиграфа, - пояснил подручный следователя.
     Затем он наклонился, щёлкнул невидимым Ивану тумблером. Послышалось негромкое гудение.
     - Итак, приступим, - сказал Пущенко. – Надеюсь, процедура тебе ясна: я задаю вопросы, ты на них отвечаешь «да» или «нет». А мой коллега определяет по прибору степень твоей искренности. Готов?
     - Да, - ответил Иван.
     - Вопрос первый: в своих книгах ты затрагиваешь политические темы?
     - Да.
     - Тебя устраивает ситуация в стране?
     - Нет.
     - Ты завербован иностранной разведкой?
     - Нет.
     - Ответ неправильный, - следователь вздохнул. – Уточняю вопрос: тебя завербовал полковник Половцев для работы на иностранную разведку?
     - Нет! – твёрдо произнёс Иван.
     Следователь повернулся к своему сотруднику.
     - Что говорят приборы?
     Тот ухмыльнулся и нажал кнопку. В одно мгновение для Ивана перевернулся мир. По всему телу поползли змеи. Мышцы стянула судорога. В глазах зарябило. Он понял, что через него пропустили электрический ток. Подручный следователя отпустил кнопку. Едва оправившись от шока, Иван закричал:
     - Что это значит?!
     - Это значит, что ты дал неверный ответ, - спокойно пояснил Пущенко.
     - Но я сказал правду!
     - Здесь я решаю, что является правдой, а что неправдой. Постарайся это уяснить. Что, пробрало? Помнишь песню: «Не думай о секундах свысока»? Ты был под током всего две секунды. Полагаю, что они тебе не показались слишком короткими. При следующем неправильном ответе увеличим время до трёх секунд. Потом – до пяти. Ну, и так далее. Думай.
     Иван отчаянно попытался освободить руки из хомутов, прижимающих запястья к подлокотникам. Его бесплодные попытки лишь развеселили палачей. Чувствуя своё бессилие, он закричал:
     - Да вы просто фашисты! Гестаповцы!
     - Заткнись! – рявкнул следователь. – Будешь вякать не по делу, я тебя поджарю. А сейчас продолжим. Повторить вопрос?
     Кипреев молчал, исподлобья глядя на мучителей. Пущенко кивнул напарнику. Тот нажал кнопку. И вновь через всё тело Ивана, парализуя его мучительной судорогой, пошло электричество. Трёхсекундная пытка показалась слишком долгой. Душу захлестнул животный страх. Абсолютно беспомощный, с пристёгнутыми к подлокотникам руками, Иван испытал прилив бесконечного отчаянья. Следователь смотрел на него как удав на кролика.
     - Ну что, приятель, - сказал он ласковым голосом, - вот и наступил в твоей жизни тот самый момент, о котором ты разглагольствовал с экрана. Кстати, я совершенно забыл, как он называется. Напомни-ка.
     Иван угрюмо молчал, тяжело дыша.
     - Чего молчишь? – продолжал Пущенко. – Неужто тоже запамятовал? – он бросил взгляд на крепыша. – Помоги ему вспомнить.
     Тот опять потянулся к кнопке.
     - Кульминация, - сказал Иван.
     Следователь приложил ладонь к уху.
     - Как? Я не расслышал. Скажи громче.
     - Кульминация.
     - Ещё громче! Не слышу!
     Иван глубоко вдохнул и почти во всю силу закричал:
     - Кульминация!
     Пущенко откинулся на спинку стула, довольно улыбаясь.
     - Видишь, как всё просто, дорогой писатель. Всего шестьдесят пять вольт – а сколько впечатлений! Полагаю, для первого знакомства достаточно. Сейчас тебя отведут в камеру. Подумай там хорошенько. Завтра продолжим общение.
     Он вызвал конвойных. Кипреева увели в подвал. Немного погодя арестантов покормили, после чего им выдали байковые одеяла и тюфяки, в которых вата от времени сбилась комками. Но и этим маленьким удобствам Иван был рад. Стараясь ни о чём не думать, он закутался в одеяло и улёгся спать. Вскоре сон сморил его. Но и во сне ему не было покоя: всякий раз, когда следователь Пущенко давал команду своему подручному нажать кнопку, Иван в ужасе просыпался.