Некоторые мысли о уволенных в запас офицерах

Штиль,  солнце. Бухта Павловского, лодка на рейде, к пирсу пока "добра" нет.
Поэтому экипаж  построен на могучем горбу подводного крейсера. Командир читает приказ Министра Обороны СССР о новом порядке увольнения офицерского состава в запас с действительной воинской службы.
Так начался новый отсчёт в жизни офицерского корпуса великой державы. В декабре 1989 года было отменено крепостное право. "Как", -спросит удивлённый читатель,- "вы ничего не путаете? Крепостное право отменил ещё Александр Второй, царь освободитель в середине позапрошлого века, по совокупности и за это убитый следующими освободителями".
Не надо удивляться, всё так и было. Царь освободил крепостных крестьян от крепостного права, а приказ Министра Обороны освободил офицеров армии и флота  Союза Советских Социалистических Республик. Но это другая тема.
Короче, у офицеров появилась возможность увольняться в запас по желанию, а не по инвалидности тела, или инвалидности духа - дискредитации воинского звания, и если первое означало, что краше таких инвалидов в гроб кладут, то второе наверняка обеспечивало волчий билет на всю оставшуюся  жизнь.
И для рабов подводного железа, только-то ещё не прикованных к скамьям, как невольники-гребцы на галерах, мир засверкал новыми красками, солнце засветило ласково и ярко.
Вот завтра, нет  сейчас и немедленно лист бумаги и стило, и рапорт командиру, и прочь,  прочь отсюда - туда в гражданский мир, где нет тревог и погружений, где нет чаек и моря, где женщины ходят по улицам, не только в отпуске, а всегда, каждый день….
Но что-то из самых глубин, тревожное,начало медленное всплытие к радостно разбушевавшейся поверхности души. Какое- то гнетущее томление  ложкой дёгтя испортила бочку мёда.
"А что я буду делать на гражданке, вдруг взорвалось под фуражкой?"- вопрос выстрелом спугнул стаи мыслей на птичьих базарах мозговых просторов. И загалдели они, и забили крылами, и в этом  реквиеме гвалта  медленно умерла первичность  светлой  радости.  А ведь ещё Антон Павлович Чехов учил, что раба из себя надо выдавливать постоянно и по капле каждый день.
Годы  прикованные к железу, казармам, глубинам, скалистым берегам заснеженных сопок никому и ничего не гарантировали на земляничных полянах штатской жизни. Так наверно чувствовал себя Робинзон попав на чудесный необитаемый остров со своего  разбитого  штормом корабля, тесного и ненадежного, но привычно своего, а привычка  есть вторая натура.
Офицеры это люди особенные. Нет они ни лучше и ни хуже других человеков, ни умнее и ни дурнее.
Главная особенность с "копья вскормленных, шеломами вспоенных" заключается в постоянной готовности к принятию решения, правильного или неправильного, но решения. Ведь у военных принятое решение всегда лучше, чем непринятое.
В дальнейшем, в миру, это часто помогало, но и частенько обрушивало всё и всех в бездну - ведь проще  было бы обождать, а вдруг само возьмёт и рассосется. Но мирная мудрость приходит с годами мирной жизни.
Не знаю, что граждане думают о нас, но для меня они инопланетяне. Нас это офицеров (оговорюсь в контексте - офицеров  Армии и Флота. Милицейские, железнодорожники и прочая МЧС в моё определение не входит, не потому , что я их не уважаю, не люблю, просто, это другая тема).
На другой планете они (граждане) живут, и слава богу, что внешняя среда одна и та же на военной  и на гражданской планетах и слава богу не надо скафандра, чтобы находится в ней. Но  лучше на их территории держаться стаями, так делают многие , сбиваются в стаи и охотятся вместе, особенно это проявилось в охранных структурах, расплодившихся на благодатной почве посткриминальной России.