de omnibus dubitandum 119. 39

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.39. ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ ЕВРЕЙ ВО ВЛАСТИ…

    Глеб Иванович Бокий не знал, что такое похмелье. Сколько и какую бы дрянь он ни пил, — на следующий день голова была чистой и свежей. Насколько свежей и чистой могла быть голова секретаря Петроградского комитета РСДРП(б) в 1918 году. Да еще и отвечающего за разведку и безопасность. И сидящего под началом Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича.
 
    Правительство республики, испугавшись немецкого наступления на Питер, только что перебралось в Москву.

    Бокию пришлось организовывать переезд и отвечать за безопасность поезда, регулярно развлекая Бонч-Бруевича оперативной информацией.

    Бонч окопался в 75-й комнате Смольного, изображая нечто среднее между главой охранки и начальником фронтовой разведки. Ни в разведке, ни тем более в охранных делах бедняга Бонч не смыслил ничего, но пыжился, напрягая по тысяче мелочей Глеба Бокия.

    — Интеллигентный еврей во власти — это уже опасно, — философствовал Бокий, развалившись в кресле у доктора Мокиевского. — А если ему дать возможность казнить и миловать…

    Мокиевский, рассматривая на свет мензурки, — он разводил спирт — сверкнул стеклами пенсне в сторону Бокия.

    — Говорят, он хороший организатор.

    — Да-да, — иронически подтвердил Бокий, — особенно в части обеспечения себя и своего патрона.

    У Ильича слабость — икорка, огурчики… «А что-то, Бонч, у нас икогка всего тгех согтов, — передразнил он Ленина. — Пгидется вас гасстгелять, как саботажника!».

    — На фоне питерской голодухи это уже неплохо…

    — Его максимум — оборудовать квартиру для хозяина, — Бокий покосился на молодую женщину, внесшую в кабинет жареного кролика. — Теплый сортир и лифт со второго этажа на третий. И то не догадался шахту лифта хотя бы обшить досками.

    — Они так боятся даже в своем Смольном?

    — Они боятся даже в своем собственном сортире…

    — Чего?

    — Что войдет кто-нибудь и скажет: «Ты что здесь делаешь?».

    — Любите вы их, Глеб Иванович!

    — Я их знаю, а люблю только спирт, когда именно вы его разводите, запах жареного кролика и перспективу поехать с вами на Острова…

    — Конечно, вы ведь уверены, что спирт, который я вам налью, — не метиловый, кролик — хоть и жертва научных экспериментов, но не инфицирован сибирской язвой…

    — Зато компанию на Островах я вам обеспечиваю! И почти полная гарантия от гонореи!

    — Так зовите и своего дружка Бонча, раз уж гарантии!

    — У него, знаете, такая постная рожа, — Бокий взял с подноса большую водочную рюмку, понюхал и поставил ее обратно, — что любое развлечение становится равно веселым, как ихняя зауряд-лекция по марксизму.

    - Я на днях по обязанности сидел на одной. Бр-р… — Бокий поднял рюмку. — А в целом, — он выпил, закатил глаза, изображая особое удовольствие, и шумно выдохнул. — В целом, боюсь, что в хороший дом в Англии его управляющим не взяли бы!

    — Вы же марксист, — Мокиевский тоже выпил и захрустел кроличьей лапкой. — Революционная деятельность, которой вы так увлекались, вам обошлась в десяток посадок…

    — Двенадцать! И почти полтора года в одиночке.

    — Это суммарно?

    — Конечно! Выдержать полтора года одиночки мог только наш Феликс! Нормальный человек сходит с ума…

    — Мне кажется, его это не миновало! — ухмыльнулся Мокиевский. — Так вот, вам ваши увлечения Марксом обошлись в десять посадок…

    — Двенадцать!

    — А мне — в немаленькую сумму, — Мокиевский налил еще спирта. — Один только залог за судебный процесс «Сорока четырех» мне обошелся в три тысячи. Что по тем временам были деньги немаленькие! Плюс…

    — Желаете вернуть?

    — Деньги? Нет! Но должок — да!

    Бокий поднял брови, изображая непонимание.

    — Вы же теперь у власти! Точнее — сама власть! — Мокиевский взялся за рюмку, они чокнулись и выпили. — Я слышал, вы выдали какую-то охранную грамоту Сергею Федоровичу Ольденбургу.

    — Это Луначарский обтяпал!

    — Неважно — кто. Важно — власть!

    — Резонно!

    — Помните Гринёвский заячий тулупчик в «Капитанской дочке»?

    — Жалованный Пугачеву?

    — Подаренный. Литературные сюжеты живут-с!

    «Охранную грамоту» доктору Мокиевскому и его патрону академику Бехтереву привезли уже на следующий день. Когда Мокиевский еще лежал дома, завязав мокрым полотенцем разламывающуюся голову, и размышлял, стоит ли похмелиться сейчас или сначала выпить кофе.

    И решил — сейчас. Потому что кофе из сушеной морковки и цикория, собранного прислугой на Сиверской, был ужасен.

    Грамота была подписана заместителем председателя Петроградского Чека Глебом Бокием. Вступившим в должность в этот день.

    Мистик, гипнотизер, теософ и ученый-авантюрист Павел Васильевич Мокиевский* любил играть в покер, то блефуя, то поступая в соответствии с математической логикой, но дьявол, с которым он решил сыграть тогда, выиграл.

    Впрочем, может быть, он выиграл еще раньше.

*) МОКИЕВСКИЙ Павел Васильевич (1856-?) - писатель, по профессии врач. В 1884 г. вышла его книга: "Ценность жизни", в которой вопрос о ценности человеческой жизни рассматривается с точки зрения эволюционного оптимизма. В "Русском Богатстве" напечатаны его статьи: "Эволюционная патология" (1892, две статьи о Мечникове ), "Вундт о гипнотизме и внушении" (1893), "Добро Владимира Соловьева" (1897), "В борьбе со смертью" (1900, о Вейсмане и Мечникове), "Герберт Спенсер" (1903), "Н.К. Михайловский и западная наука" (1904), "Монистическая философия Эрнста Геккеля" (1906), "К вопросу о крестьянстве, как общественной категории" (1906 г.; крестьянство, по мнению автора, есть "недифференцированный социальный остаток"), "Счастливая книга несчастного автора" (1908, о Вейнингере), "Философия Анри Бергсона" (1909), "Прагматизм в философии" (1910, две статьи). Несколько статей Мокиевского было посвящено борьбе с новейшими русскими религиозно-философскими течениями; таковы, например, статьи: "К характеристике современных философских течений" (1908), "Смерть и Логос" (1913).

    Биографические сведения о Мокиевском скупы и разноречивы. Наверняка соответствует истине, что этот человек был известным журналистом и врачом, а заодно гипнотизером, увлекшимся теософией, возглавлявшего отдел философии журнала «Русское богатство». В более узком кругу он был известен еще и своими оккультными увлечениями, основанными на теософских доктринах. Кроме того, есть сведения, что он числился членом ложи мартинистов. При каких обстоятельствах он познакомился с молодым человеком, младше его на 23 года, и в чем совпадали их интересы – об этом можно только предполагать. Из близких знакомых Бокия раннего периода особо следует отметить Павла Васильевича Мокиевского – известного журналиста и врача, возглавлявшего отдел философии журнала «Русское богатство». В более узком кругу он был известен еще и своими оккультными увлечениями, основанными на теософских доктринах. Кроме того, есть сведения, что он числился членом ложи мартинистов.



Со студентом Бокием Мокиевский познакомился как с одним из товарищей своего сына, также учившегося в Горном институте. На близость отношений Бокия с Мокиевским указывает то, что, когда после одного из арестов Глеб оказался за решеткой, крупный залог в размере трех тысяч рублей за него внес именно Мокиевский.



Возможно, именно этот доморощенный масон повлиял на атеиста Бокия, заставив его впервые усомниться в том, что современная материалистическая наука исчерпывающе описывает окружающий мир. Но до того момента, когда сомнения переросли в уверенность, должны были пройти еще годы и годы.

    Конечно, вначале Павлу Васильевичу Глеб Бокий был представлен его товарищем, учащимся вместе с ним в Горном институте. Но ради чего Мокиевский поддерживал длительные отношения с Бокием и почему внес за попавшего под судебное разбирательство студента-недоучку весомую сумму в 3000 рублей?

    Произошло это, когда полиция в который раз арестовала Глеба Бокия, создавшего под прикрытием бесплатной столовой для учащихся Горного института большевистскую явку. Мокиевский внес залог, и молодого революционера выпустили на свободу до суда, который состоялся только через год, в декабре 1906-го. Тогда Бокия приговорили к двум с половиной годам заключения в крепости, но… оставили на свободе из-за болезни, предоставив возможность пройти курс лечения; вместо этого Глеб, равнодушно относящийся к своему физическому и психическому здоровью, по-прежнему занимается подрывной революционной деятельностью – руководит парторганизацией на Охте и Пороховых, занимается военной составляющей движения РСДРП.

    Для оккультиста и мартиниста бунтарь Бокий мог быть интересен по двум причинам: оба увлекались эзотерикой и тайными проявлениями неведомых сил, оба преследовали единые цели.

    Цель Бокия: пропагандой и террором приблизить смену государственного строя; цель Мокиевского: борьба на невидимом фронте за те же идеалы смены эпох и смены сознания. И потому Мокиевский, как член масонской ложи мартинистов, в ином свете воспринимается рядом с фигурой молодого революционера, которого, как утверждают отдельные авторы, ему удалось рекомендовать в ряды своей закрытой организации.

    Бокий стал членом мартинистской ложи в 1909 году. А попав в ряды вольных каменщиков, он мог только продвигаться в рамках «великого посвящения».

    Предполагают также, что именно Мокиевский познакомил Бокия с Барченко и Рерихом; добавляя, что впоследствии теософ-масон давал рекомендацию о вступлении в ряды ложи ученому Барченко, к тому времени работавшему в проектах, разрабатываемых в Спецотделе Бокия. Нельзя забывать и о такой фигуре, сыгравшей немаловажную роль в становлении будущего начальника Спецотдела, как А.С. Зарудный, который, вполне вероятно, и стал связующим звеном между его подопечным по судебным делам Глебом Бокием и товарищем по масонскому цеху Мокиевским.