Магическая песнь

              Коридор хосписа был до тошноты белым и спокойным. Мягкий солнечный свет струился сквозь окна и заполнял собой пространство коридора, будто стараясь компенсировать пропитанную тоской и болью атмосферу.

              Элви приходила сюда три раза в неделю вот уже три месяца. И чем чаще она тут бывала, тем более раздражающим ей казался контраст залитых солнцем коридоров и комнат и ужасного состояния ее лучшей подруги.

              Каждый раз, когда она видела неестественно тонкие руки Рики, ее худые плечи и заострившиеся черты лица, ее разбирала злость. А после, когда она замечала радостную улыбку на ее губах, у нее начинало ныть сердце.

              Рика не должна была заболеть. Мягкая и нежная ведьма с даром созидающей земли не должна была умирать от рака.

              Люди с таким даром были от природы здоровыми и сильными, правда, зачастую еще и очень чувствительными. Многие из них кончали с собой, но Рика была не такой.

              Она была ласковой, но вместе с тем сильной духом. Молчаливой и рассудительной. Не умеющей осуждать. Она покорила Элви с первых секунд знакомства. Это был первый и последний раз, когда некромаг подумала: “Хочу всегда быть рядом с этим человеком”.

              Если бы она знала, что это “всегда” продлится всего девять лет... Нет, она бы не изменила своего решения, но столько всего бы поменяла. Она была бы добрее к ней. Поумерила бы свой чертов сарказм. Чаще говорила бы Рике, насколько та ей дорога. Чаще соглашалась бы ходить в ее любимое кафе, а не насмехалась над тем, что ее вкусы не меняются.

              Она бы обязательно показала ей всю глубину своей привязанности и обнимала бы ее при каждой встрече. Не сосредоточивала бы свое внимание на абсолютно неважных и ненужных людях, а проводила бы время с Рикой.

              Наверное, Элви не сожалела бы так о многом, если бы знала, что смерть не станет концом.

              Для большинства некромагов смерть близких и правда не была такой уж проблемой. Отточив свои умения, они могли снова поговорить с ними, увидеть их, иногда даже воскресить. Смерть для них была просто небольшим неудобством и не более того. Но Рика хотела покоиться с миром.

              Это значило, что после смерти над ее телом и душой проведут специальный ритуал, который не позволит ни воскресить ее, ни связаться с ее духом. Элви умоляла ее этого не делать. Говорила, что это жестоко, что это эгоистично, но Рика в ответ на это только грустно улыбалась.

              “Позволь мне этот последний акт эгоизма, дорогая,” — попросила она, думая, что Элви не видит как дрожат ее губы.

              Некромагу пришлось уступить Рике в этом вопросе. Но она не сдавалась. Приходя к ней снова и снова, она предлагала все новые и новые способы продлить ей жизнь, раз уж трогать ее после смерти было запрещено.

              Рика сначала воспринимал это как забаву и искала несостыковки в теориях Элви. Потом отмахивалась. После злилась.

              Рика была магом созидающей земли. Она привыкла холить и лелеять жизнь. Цветы в ее руках выздоравливали и начинали цвести. Она спасала растения от вымирания. Она была человеком, способным плакать над засохшим семечком, которое уже нет шанса спасти.

              А то, что предлагала Элви, было неприемлемо. Все ее предложения строились по принципу “жизнь за жизнь”. То есть, продлевая свое существование, Рика должна была украсть часть жизни другого человека. Она не могла, просто не могла этого сделать. Поэтому она запретила Элви приносить в ее палату магические книги, читать при ней заклинания и вообще поднимать тему ее спасения от смерти.

              И уже три недели Элви, переступая порог палаты Рики, чувствовала как на нее волной накатывает осознание своей беспомощности. Так было и в этот раз.

              Приветственная улыбка на измученном лице ее подруги ранила сильнее, чем могли ранить острые когти волколака, а ее бледность и худоба заставляли слезы наворачиваться на глаза.

              Не нужно было быть некромагом, чтобы видеть, что в Рике почти не осталось жизни. И если раньше она утекала из нее по крупицам, то сейчас с каждым часом ей становилось все хуже. Осознание того, что Рики скоро не станет, действительно не станет, парализовало.

              “Неужели я совсем ничего не могу сделать?” — спросила себя Элви.

              Может. Конечно, может. Но Рике это не понравится.

              “Значит, нужно сделать так, чтобы она не узнала,” — подсказал внутренний голос.

              Но был ли такой способ? Что-то без ритуала, без кровопролития. Что-то, что можно сделать, не вызвав подозрений.

              Элви опустила голову, разглядывая свою ладонь так, словно на ней должен был возникнуть ответ.

              Вариант был. Наверное, был. Она была не совсем уверена, потому что никогда этого не пробовала. Более того, она никогда не видела, чтобы к этому прибегали другие маги, но... можно же было попытаться?

              Когда она только поступила в магическую школу, на одном из уроков их учили писать собственные заклинания. Учитель рассказывал, что каждое слово важно. Что неверно подобранное слово может полностью изменить смысл заклинания. И что помимо самих слов важно то, что маг в них вкладывает.

              Но это были основы, они были известны всем. Элви запомнилось кое-что еще из того урока. Учитель обмолвился об этом вскользь и в полушутливом тоне, так что никто не придал этому особого значения. Никто, кроме Элви.

              Он сказал: “Вершиной мастерства заклинаний является способность создавать не заклинание из слов, а слова для заклинания. Но на это почти никто не способен. Человек так устроен, что редко может придать значение какой-нибудь абракадабре, не имеющей смысла ни на одном из существующих языков. Поэтому учитесь оперировать известными вам словами так, чтобы заклинание работала на вас, а не против вас.”

              И сейчас, стоя у больничной койки Рики, Элви подумала: “А что если у меня получится?”

              — Элви? Все в порядке? У тебя такое лицо, будто ты пытаешься понять, откуда взялась магия, — поддела ее Рика, но в ее голосе слышались нотки беспокойства.

              Некромаг качнула головой и едва заметно улыбнулась.

              — Все нормально. Просто задумалась о работе, — солгала она, присаживаясь на стул. — У тебя как тут дела? Не скучаешь?
              — Немного, — призналась Рика.

              Элви состроила задумчивая мордашку, а потом осторожно предложила:

              — Если хочешь, то я могла бы спеть для тебя.

              Элви пела редко, но хорошо. Это было что-то вроде их семейной черты — бабушка, мама и тетя тоже были певицами от бога. Правда, в отличие от Элви, они не стеснялись пользоваться своими умениями. Тетю, например, прозвали Сиреной за умение вплетать любовные заклинания в свои песни, а бабушка в свое время была известным боевым магом, песни которого несли разрушение.

              Элви же считала, что это слишком просто и пользоваться очевидным талантом не хотела, а потому из принципа выбрала направление магии, в котором голос не сможет стать ни разрушавшей силой, ни гипнотическим аспектом. Но сейчас ее умение петь было очень даже кстати. Как и то, что она им редко баловала знакомых, потому что Рика тут же согласно кивнула на ее предложение.

              Элви поерзала в кресле, устраиваясь поудобнее, и прикрыла глаза, беря подругу за руку. Нужно было постараться и верно подобрать образы.

              Она представила Рику. Еще здоровую, с ямочками на щеках и искрящимися жизнью глазами. Представила ее в ее родной стихии — в шелестящем кронами лесу. Лесу, в котором росли самые редкие и самые удивительные растения. Их стебли переплетались в самые странные и невероятные узоры.

              Она представила, как Рика тянет ее за руку по этому невероятному коридору из листьев, стеблей и цветов, и смеется. Представила, как она аккуратно переступает через цветы, которые имели неосторожность вырасти прямо на дороге.

              От этой пусть и воображаемой картины в груди Элви поселилось какое-то теплое чувство. Сначала оно было маленьким комочком где-то в районе сердца, но постепенно разрасталось, заполняя собой все ее существо. И когда оно достигло самых кончиков ее пальцев, когда им пропитался каждый волосок у нее на голове, родилась мелодия.

              Элви напевала ее тихо, словно боясь спугнуть, но мелодия не собиралась никуда исчезать. И тогда к мелодии родились слова.

              — Манерина квисионо, — сорвалось с ее губ, когда она попыталась передать чувство, охватившее ее. — Хельк фаливиль дец... вестакара, — добавила она, начав говорить о ветре перемен, но потом сбившись и решив рассказать о том, что она хочет встретить эти перемены вместе. — Квим кусманар аневара, — почти прошептала она, признаваясь, что хотела бы провести с Рикой больше времени, и что готова заплатить за это.

              Песня Элви лилась плавно, и она изобретала слова, чтобы донести то, как она скучает по Рике, хотя та еще не ушла. Чтобы рассказать, как невозможность помочь сжирает ее изнутри. И чтобы дать понять, что она не остановится ни перед чем, чтобы продлить ее жизнь.

              И чем дольше она пела, тем сильнее ощущала, что силы покидают ее. Она умолкла только тогда, когда перед глазами начали плясать разноцветные пятна, а комната закружилась.

              К горлу подступила тошнота, но Элви смогла сдержаться. Быстро заморгав, она сделала вид, словно приходит в себя после погружения в песню.

              — Это... вау, — выдохнула Рика, смущенно утирая скопившиеся в уголках глаз слезы. — Что это было? На каком языке ты пела?

              Элви неопределенно пожала плечами.

              — На выдуманном, наверное. Не знаю... просто показалось, что известных слов мне не хватает, и я решила придумать новые.

              Рика задумчиво нахмурилась и принялась разглаживать складки на одеяле пальцами свободной руки. Она всегда пыталась занять чем-нибудь руки, когда размышляла.

              — Удивительно, но... — начала она неуверенно, — думаю, я поняла, что ты хотела сказать. И... я чувствую себя как будто лучше после того, как услышала твою песню, — призналась она, и Элви едва сумела сдержать восклик ликования.

              Похоже, у нее получилось. Собственное заклинание длинною в песню на выдуманном языке! Кто бы мог подумать, что ей и впрямь удастся поделиться с Рикой своей жизненной силой подобным образом?

              — Споешь мне как-нибудь еще раз? — наивно спросила Рика.

              — Конечно!

              “Даже если это будет моя последняя песня.”