Как товарищ Чухна попала на карту Петербурга

Администрация г. С.-Петербурга предложила петербуржцам принять участие в голосовании о возвращении улице Книпович исторического имени – Смоляная.

В Северной Столице название «Смоляная улица» известно с XIX века, но в 1976 г. эту улицу переименовали в честь участницы революционного движения Л.М. Книпович (1856-1920). Неравнодушные к истории своего города петербуржцы призвали поддержать инициативу возвращения Смоляной улице исторического названия. Тем более, что почти никто из жителей Города на Неве не знает, кто такая Лидия Книпович и как её имя попало на карту Петербурга. Собственно об этом - наш рассказ.

* * *

Лидия Михайловна Книпович, как и абсолютное большинство профессиональных революционеров, не имела ничего общего ни с пролетариатом, ни с крестьянством, ни вообще с трудовым людом. Отец её, действительный статский советник (т.е. генерал) Михаил Михайлович Книпович, был родом из Остзейского края, корни имел литовские и, по сей видимости, ещё и немецкие, а служил в Княжестве Финляндском, где занимал в военном ведомстве высокие должности по медицинской части. Мать, Анна Фёдоровна – урождённая немецкая баронесса Моллер (тут поставим знак вопроса: с происхождением матери исследователи путаются и явно противоречат друг другу).

С детских лет Лидия была окружена прислугой, приучена к роскоши и, как это было принято во многих дворянских семьях, получила домашнее образование. Впоследствии самостоятельно прошла гимназический курс и посещала лекции в Гельсингфорском университете.

В 1863 г. пятилетней генеральской дочери, Лидочке Книпович, посчастливилось преподнести цветы самому Императору Александру II Освободителю. Царь тогда погладил девочку по щеке. Счастливая Лидочка гордилась этим перед сверстницами. Кто бы мог подумать, что пройдёт 18 лет и та самая девочка с букетом цветов превратится в развращённую революционную фурию, которая в чёрный день 1 марта 1881 года будет горячо сочувствовать убийцам этого Царя! И мечтать – об убийстве его Наследника!

Но, увы, случится именно так. Лидия Книпович принадлежала к распространившемуся в постниколаевскую эпоху ХIХ века типу революционных мажоров, выходцев из привилегированных слоёв общества, поставивших своей целью – борьбу против своей собственной страны, которую эти «образованные» отпрыски тогдашней российской элиты презирали и ненавидели всеми фибрами души.

Уже в конце 1870-х Лидия приобщилась к революционной деятельности в составе подпольной организации народовольцев, действовавшей в Гельсингфорсе и Свеаборге и стоявшей из… учителей гимназии и офицеров тамошних гарнизонов, в основном – с польскими фамилиями. В 1881 г. организация эта была раскрыта, на квартирах её членов провели обыски. У одного из подельников Книпович, учителя Павла Сикорского, например, обнаружили при обыске 8 чугунных кастетов, 2 револьвера, типографский шрифт и прочие атрибуты, необходимые для устройства «счастья народного».

Но царское правительство очень гуманно относилось к революционерам. И Книпович отделалась тем, что по Высочайшему повелению Императора Александра III от 15 мая 1883 года была… «отдана на попечение её родителей». Такая у Русского Царя была воспитательная мера для заблудшей молодёжи.

К сожалению, революционерку это не остановило. И впоследствии Книпович дважды будет осуждена за антигосударственную деятельность. В 1898 году её на четыре года отправят под надзор в Астрахань, куда, учитывая мягкий климат, заботливые царские жандармы ссылали больных и слабых политических, чтобы те… не болели. В 1911 году Книпович во второй раз сошлют – на два года. Но, опять-таки, учитывая слабое здоровье взбалмошной генеральской дочки, не в Сибирь, а на юг – в Полтавскую губернию. Так «зверствовал» по отношению к своим непримиримым врагам «кровавый царский режим»…

А здоровьем Лидия Михайловна, действительно, не отличалась. К тому же с молодых лет подрывала его курением: папироса в зубах считалась среди тогдашних барышень-революционерок модным атрибутом эмансипации. В довершение того, очередной провал подполья и арест, происшедшие в 1896 году, столь сильно повлияли на революционершу, что, как засвидетельствовали её соратники, на этой почве Книпович «тяжело заболела психически»…

В число сколько-нибудь заметных деятелей революции Лидия Книпович не входила. В официальных советских изданиях о ней упоминали мало и кратко: «Профессиональный революционер, большевик. Играла видную роль в установлении связи «Искры» с местными рабочими организациями. В 1905 г. работала в Одессе. Делегат IV Съезда РСДРП. В последние годы жизни тяжело болела и с 1914 г. активной работы не вела».

Скорее всего, в советское время про Лидию Книпович никто бы и не вспомнил: мало ли было в революционном движении восторженных курсисток и учительниц, сдвинутых на марксизме? Но где-то в 1893–1894 годы случай свёл Лидию с будущей женой «Вождя» – Надеждой Константиновной Крупской. Обе дамы служили учительницами в Петербурге, в вечерне-воскресной школе за Невской заставой. Там они и познакомились. А затем подружились. Книпович стала членом РСДРП и человеком, близким к семье Ульяновых.

Общались между собой эти подруги-социалистки своеобразно. Лидия – она была старше – называла Надежду Константиновну «Крупой». Крупская Лидию Михайловну – «Чухной». «Чухна» – одна из партийных кличек Книпович. Другая её парткличка – «Дяденька»... Нужно признать, «Дяденька» – довольно странный псевдоним для женщины. То ли, чтобы жандармы не догадались, то ли с намёком на какие-то другие особенности Лидии Михайловны.

В решающих событиях революции «Чухна» никакого участия не принимала. Ещё в 1913 году она заболела базедовой болезнью в столь тяжёлой форме, что была вынуждена отойти от всякой работы. Ленин интересовался течением болезни товарки своей жены, однажды даже хлопотал о том, чтобы отравить Книпович на лечение за границу, в Берн. Но делал это не особенно настойчиво, поэтому идея не осуществилась. Вместо Берна Книпович уехала в Симферополь. И осела там уже навсегда.

Крымский период жизни стал для Лидии Михайловны периодом угасания и забвения: замуж «Дяденька» не вышла, детей не имела, с прежним кругом товарищей по партии практически не общалась. Единственным близким ей человеком в это время стала Анна Вржосек, с которой Лидия когда-то познакомилась в астраханской ссылке. С ней, поселившись вместе, она и провела остаток дней, живая на пенсию, получаемую Лидией Михайловной от... царского правительства. В 1917 году, всё там же, в Симферополе, больная шестидесятилетняя Книпович узнала о свершившейся революции…

Интересно, что умерла «Дяденька-Чухна» не в Советской Республике, а на территории, свободной от большевиков: в 1920-м Крым принадлежал Белым, все попытки красной армии взять в феврале Перекоп успешно отражались лихими контрударами войск генерала Слащева. Злобную больную, почти совершенно оглохшую старуху Белые не трогали. И, как утверждают некоторые советские историки, даже разрешали ей пользоваться местной библиотекой ОСВАГа [Осведомительное агентство – пропагандистский орган деникинской армии – И.И.] А ведь о том, что Книпович была большевичкой, Белые знали. Знали, но не причиняли никакого вреда, оставив её наедине с совестью, старческими болезням и самоиспепеляющей ненавистью к России.

Так она и ушла из жизни, 11 февраля 1920 года, в ненависти к стране, в которой жила, не нужная ни Белым, ни, как оказалось, Красным: впоследствии коммунистические власти Симферополя даже не позаботятся о сохранении её могилы, которую советские строители просто снесут вместе с другими могилами во время работ по строительству стадиона…

А вот последняя подруга Лидии Книпович, Анна Вржосек, прихода красных «освободителей» на Крымский полуостров дождётся. Но 2 февраля 1921 года она… будет арестована Симферопольским уголовным розыском и выслана из Крыма по приговору Обкома РКП…

То, что сегодня почти никто не знает имени Лидии Книпович, не удивительно: оно было мало известно даже большинству советских историков в СССР. И, скорее всего, вообще кануло бы в Лету, если бы в конце 1920-х гг. увековечиванием памяти покойной подруги не занялась лично Н.К. Крупская. В 1928 г., по настоянию Крупской, новый кирпичный завод в Лобне (Московская обл.) получил название «Первого государственного имени тов. Л.М. Книпович механизированного кирпичного завода». А в начале 1930-х вдова «Вождя» даже написала небольшой биографический очерк, посвящённый товарке – утверждают, что это вообще единственный некролог, когда-либо написанный Крупской. Разумеется, в соответствии с большевицкой практикой, Надежда Константиновна подкрасила и подчистила биографию «Чухны» в духе пролетарской героики, умолчав о дворянском происхождении Книпович, отце-генерале и тому подобном: в 1920-е – 1930-е гг. в Советском Союзе о дворянском происхождении упоминать было также постыдно, как о членстве в КПСС после 1991-го. О подруге Крупская туманно сообщила, что «она была дочерью врача»…
С возвышением Сталина на дальний план были отодвинуты не только бывшие приятели и приятельницы Крупской из «ленинской гвардии», но и сама Надежда Константиновна. Новый «Вождь» не жаловал всех этих ветеранов и ветеранш революции из ленинского окружения – ни крупных, ни мелких – и сильно уменьшил их поголовье. Про товарища «Чухну» опять надолго забыли. Только в эпоху Брежнева в Ленинградском обкоме вспомнили про Книпович и в 1976 году решили наименовать Смоляную улицу в честь «Дяденьки-Чухны» — соратницы Н.К. Крупской.