Парад в хрущёвке

Россия, 9-е мая, 10 часов утра. 16-ти метровая гостиная в типовой хрущёвской пятиэтажке. Напротив балконной двери на фоне красных узорчатых обоев поблёскивает в лучах утреннего солнца чёрный неправильный квадрат огромного телевизора. Аппарат выключен, но по колыханию белого тюлевого пледа, брошенного поверх  экрана (чтоб не гадили мухи), в плоском безжизненном предмете чувствуется общее аппаратное возбуждение и нетерпеливое ожидание предстоящих событий.
- Вера, включай! Щас танки потянутся! – кричит из туалетной комнаты хозяин квартиры, нажимая на спусковой крючок сливного бачка.
- Бегу, Лёшенька, включаю! – отзывается из кухни жена Вера.
Она стремительно перемещается в гостиную (благо, в хрущёвках, куда бы ты ни перемещался, - всё рядом) и щёлкает тумблер телевизора, забыв выключить электроплиту, на которой вот-вот задымится кастрюля с отварной картошкой.
Тем временем распахивается туалетная дверь. Полуодетый и крайне озабоченный предстоящим парадом, Алексей вбегает в гостиную. На ходу застёгивая брюки, он хватает со стола пепельницу и плюхается на диван перед телевизором.
- Сядь, Вер, не мельтеши! – шикает он на жену.
Чиркнув спичкой о кожзам диванного подлокотника, Алексей прикуривает папиросу и мастеровито выпускает правильное колечко дыма.
- Щас пойдут!

Действительно, строй праздничного развода, как булыжник-великан, замер недвижим в глубине Красной площади, под стенами Исторического музея. Кажется, время остановилось и обрело покой, подобно музейному экспонату - все что-то ждут.
Вдруг (это происходит всегда вдруг) командующий гаркает в микрофон: "Парад - СМИРНО! К торжественному маршу, побатальонно, на двух линейных дистанции, первый батальон прямо, остальные равнение направо, шагОм-м – АРШ!"
И тотчас, как засидевшаяся в клетке птица, взлетает вверх стремительная палочка полкового дирижёра. От Исторического музея отделяются парадные расчёты и в чётком строевом порядке, печатая шаг, выходят на площадь.

- Красиво идут! – щурится Алексей.
Снайперским плевком он гасит папиросу, вдавливает оплавленный торец папиросы в пепельницу и подсаживается ближе к телевизору.
- Лёш, тот, первый, как он называется? - спрашивает Вера.
- Ну, так и называется – командир батальона, - отвечает Алексей, морща подбородок по поводу женской неосведомлённости.
- Да... - жеманится Верка. - Вот энта командир! Усы-то, усы каковские. Хорош, нечего сказать!
- Вер, ты помалкивай, а? – замечает Алексей, прихватывая жену за телесный край.
Почему-то Веркина похвала незнакомого чувака в погонах кажется Алексею оскорбительной и неуместной.
Вера ойкает и отодвигается на противоположный край дивана.

- Нет, ну правда, Лёш, - увлечённая происходящим на экране, Вера не замечает раздражения мужа, - хорош командир! Ты глянь, как ногу задирает – я щас с ума сойду, ну точно!..
Женщина стягивает с головы косынку и распускает волосы.

Лицо Алексея наливается кровью и темнеет в области глазных впадин. Ему хочется совершить какую-нибудь гадость по отношению к жене.
В этот момент в нос обоим супругам ударяет запах металлического пригара, смешанный с горьковатым ароматом подгоревшей картошки.
- Верка, горишь, твою мать! – орёт Алексей.
Хладнокровно ("я те покажу командирские усы!") он вонзает стремена в круп жениной лошадки и, играючи силой, рвёт на себя повода, будто хочет порвать накопившееся в руках злостное огорчение. Алексей знает, что делает любимой женщине больно, но его тоже можно понять! - Ишь, расфуфырилась, совсем бабий стыд забыла!..
Вера спрыгивает с дивана и опрометью исчезает за кухонной дверью. Через минуту слышится шипение воды, затем раздаётся грохот падающей на пол кастрюли (видимо, с картошкой) и отчаянный вопль домохозяйки:
- А, что б тебя! 
«То-то, - лыбится Лёшка, - неча пялиться на погонников!»
Он слезает с дивана и, не отводя глаз от экрана, направляется в кухню.

...Середь клубящихся паров влаги Алексей едва разглядел свою бедную Веру. Заплаканная, она сидела на табурете и осторожно смазывала подсолнечным маслом обожжённую голень. Повсюду на полу валялись полуразвалившиеся клубни отварной картошки.
«Время собирать камни» - в голове Алексея мелькнул рефрен из последней телепередачи про российскую действительность.
Вид страдающей женщины отрезвил его. Злость куда-то ушла.
- Больно? – участливо спросил он, присев на корточки у ног жены.
- Больно, Лёшенька, очень больно, - подвывая, ответила Вера, не пытаясь остановить льющиеся из глаз слёзы.
- Ты эта, давай отнесу тебя на диван. Приберёмся потом, после парада.

Алексей бережно обкладывает жену подушками, снимает мокрые тапки и подставляет под ноги скамеечку. Затем он берёт со стола газету и обмахивает вздувшееся на голени бедной женщины красное пятно.
Усмиряя возбуждение жениной плоти, Алексей сам становится спокойней и рассудительней. Поглощённый житейской заботой, он не сразу замечает, что наступила финальная часть парада, и по экрану телевизора, будто крупные навозные мухи, поползли танки.
- Небось, с дрона снимают, - вслух думает Алексей, безучастно оглядывая панорамное изображение Красной площади, - Ах, ты, Верка, Верка...