Баба Оля

Май 1982 года выдался невероятно тёплым, что дало нам, пятиклассникам семнадцатой школы города Альметьевск, сильнейшее искушение на переменах между уроками бегать искупаться в городском озере, почувствовать, предвосхитить наступающие летние каникулы.

Яркое солнце высветило грязные разводы стёкол трёх больших окон класса. Тема урока литературы «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого. Учительница рассказывает о сильном, волевом лётчике, а я, пионер с красным галстуком на шее, в тёмно-синей форме с алюминиевыми пуговицами на куртке и нашитой на левом рукаве эмблемой с открытым учебником и восходящим солнцем, лупой на пластиковой закладке выжигаю свои инициалы. Характерный химический запах тонкой, извивающейся змейкой дымка поднимался в высь и смешивался с пьянящим ароматом цветущей белоснежными кистями черёмухи, навеяным откуда-то издалека в открытое окно. Я в пол уха слушаю о преодолении главным героем личной трагедии, нашедшем силы вернуться к жизни и за штурвал самолёта, так как голова моя была занята воровством гороха на колхозном поле и купанием в деревенском пруду с друзьями. Но более всего я ждал звонка. Однако вместо сигнала об окончании урока услышал стук в дверь и похожий, и вместе с тем не похожий, на голос мамы.
— Фёдорова можно?
Печальные, трагичные нотки показались в голосе. «Что-то случилось» — Молотком ударила тревожная мысль в голову. Вскоре мои догадки подтвердились. Заплаканная, с печатью скорби, боли на лице мама поведала:
— Я только что из больницы. Баба Оля умерла.
Впервые в моей жизни старуха с косой прошла так близко, что обожгла ледяным дыханием: до этого дня ещё никто из родственников не уходил из жизни. Передав маме ключи от квартиры, на ватных ногах я вернулся в класс, где моё состояние, обескровленное лицо привлекли всеобщее внимание, поэтому сочувствено был освобождён от уроков и отпущен домой.

Баба Оля, Чернова Ольга Кирилловна — старшая сестра моего деда Николая по линии моей мамы. Низкого роста, сухопарая фигура, и вместе с тем невероятная сила. Не знающая праздного безделья. Вязанка дров за плечами, за огородами на берегу речки котёл на костре с картофельным варевом для свиней. Тёплые, всегда шершавые руки, обнимающие меня. И её неизменное обращение ко мне с буквы «Щ» и ударением на последний слог: «Щенька». Такой вызывающий щемящую нежность образ бабы Оли отложился в моей памяти.

Ольга Кирилловна человека другой эпохи, когда личное в угоду общественного уходило на задний план. Она всю жизнь очень тяжело проработала дояркой на молочно-товарной ферме, которая находилась далеко, поэтому на первую двойку вставала очень рано. За многолетний доблестный труд и показатели высоких надоев была удостоена звания «Почетный колхозник» и награждена двумя орденами Трудового Красного Знамени. Так сложилось, что замуж ни разу не вышла, не встретила свою половинку. У поколения бабы Оли почти не осталось женихов, большинство на войне погибло, а меньшая часть прибиралась к рукам проворными девицами. Выбора не было: либо старше сильно, либо наоборот младше. Поэтому до конца своих дней жила с семьёй младшего брата. Помогая управляться по дому, с хозяйством, раньше всех вставала, позже всех ложилась спать. Нянчила сначала детей, а потом внуков, и всех любила как своих. А когда вышла на пенсию, всю себя посвятила домашним работам.

В тот злосчастный день баба Оля вместе с деревенскими бабами и мужиками в одноосном бортовом прицепе трактора возвращалась со свадьбы в соседней деревне, где на всю ширь растягивались меха гармони под звонкие песни и топот каблуков, а изрядно захмелевшие гости поздравляли молодоженов. То ли тракторист был не совсем трезв и не справился с управлением, то ли сцепной механизм был зафиксирован не должным образом — история об этом умалчивает. Но факт остается фактом: прицеп на подъёме на косогор перевернулся. Произошла трагедия. Одних прицепом придавило насмерть, других серьёзно покалечило. Среди вторых оказалась баба Оля, с многочисленными внешними и внутренними повреждениями попавшая в травматологию.

За стеклом большого окна волнующий цветущий май, а в больничной палате беленокрашеные стены, железная кровать, устланная казённым застиранным постельным бельем со штампом и лежащая на них маленькая, исхудавшая, исстрадавшаяся баба Оля. Едва слышным голосом она обращалась к племяннице.
— Всё у меня было: почет, уважение на работе, но своей семьи, материнского счастья познать не получилось. — Моя мама всплакнула. Она поняла, что это был предсмертный монолог родного старого человека.
— Я ни о чём не жалею. С вами жила как со своей семьёй, любила всех вас. Хорошо жили. Спасибо. — Будто пролистывая потертый временем фотоальбом воспоминаний, она замолчала, глаза подернулись слезами.
— Простите, если что было не так.
С этими последними словами душа бабы Оли долгим выдохом воспарила из покалеченного тела. Отмучилась. Обрела покой.

Безбашенное, мальчишечье с велосипедом на грунтовой дороге и самодельным плотом на пруду пришло желанное лето. Однако не быть мне как прежде радостно встреченым, не быть обнятым и не обласканным натруженными, шершавыми руками бабы Оли. Не услышать душевного: «Щенька».