Куда не следует залетать у Сябров

 
В  тот год в Белоруссии на западных рубежах Советского Союза происходили военные учения «Днепр». Наша московская изыскательская партия возглавляемая Галиной Спешневой в то время базировалась в старинном белорусском городе Мозырь. Жили мы в старинной  двухэтажной гостинице, неподалёку от старого деревянного крытого колхозного рынка. 
 
Своими старинными постройками послевоенный Мозырь был обязан, как не странно отсутствию крупных боевых действий на его территории во время Отечественной войны, и отсюда, сохранение в неприкосновенности всех  его ветхих строений. К примеру, белорусский город  Гомель после войны был весь в руинах и поэтому его полностью отстроили заново. 
Техническим заданием нашей изыскательской партии было предусмотрено всестороннее обследование заболоченных территорий Гослесфонда Белоруссии, его лесной растительности и почвенного покрова для последующего научного анализа существующего состояния заболоченных лесных угодий и перспектив развития лесного хозяйства на этих землях. 
Для сбора необходимого количества исходных данных приходилось посещать большое количество лесничеств по всей территории этой республики, путём многочисленных перелётов из одной области в другую, и проживания там какое-то время.
 
В Мозыре нам пришлось арендовать на местном аэродроме маленький двухместный вертолёт, для посещения отдельных далёких  мест, а также визуального осмотра недоступных иным путём заболоченных территорий. Недалеко от нашей гостиницы, была небольшая возвышенность, покрытая редкой травой, свободная от всяческих городских строений, вот на неё и прилетал по утрам арендованный нами миниатюрный вертолёт с одним несущим винтом (хвостовое оперение его было  раздвоенным). Его лётчиком  был коренастый мужчина  молодой пенсионер,  до этого  летавший на  больших  авиалайнерах.
Летать с ним по заранее намеченным маршрутам, и приземляться в нужных местах для взятия почвенных образцов было поручено мне.  Первое ощущение отрыва от земли, сидя в штурманском кресле, справа от лётчика, с картой на коленях, было естественно (и с непривычки) волнующим. 
Вся земная поверхность, видная сквозь прозрачную переднюю стенку кабины под большим углом вниз, после нескольких минут грохота вертолётного двигателя, внезапно  (что даже немного дух захватило)  и с быстротой  уходит под свободно расставленные в кабине ноги вниз и назад.  И  сразу же вокруг обилие неба, а внизу уже в уменьшенном виде домики и улицы старинного города Мозыря.

Летали мы обычно на высоте около двухсот метров (но, не ниже ста). Первым делом лётчик связывался с аэродромом, сообщал о своём появлении в городском небе для получения разрешения на дальнейший полёт, и, получив его, направлял свою «стрекозу» уже в нужном нам  направлении (и в заранее оговоренном воздушном коридоре).   
К чему я поначалу ни как не мог привыкнуть, так это сильный гул (как в тракторе) в кабине от работающего двигателя, и поэтому, разговаривая с лётчиком, приходилось громко кричать в его ухо , или же писать нужную фразу на листе бумаги. 
Переговорных наушников с лётчиком у меня не было (может быть по причине секретности его переговоров с авиабазой), и постепенно я научился общаться с ним характерными жестами, показывая нужный курс полёта на лежащей у меня на коленях крупномасштабной карте. 
У меня уже был достаточный опыт работы с топографическими картами,  и я  хорошо в них ориентировался, что в этих полётах сослужило мне хорошую службу. Это значительно облегчило работу нашему лётчику, который теперь всецело положился на меня, при прокладке предстоящего воздушного маршрута.
В прошлых полётах на больших авиалайнерах  его обслуживал штурман, здесь же его не было.
Часто, в новой для него лётной ситуации он выходил из положения просто: когда наш воздушный маршрут почти совпадал с крупными транспортными объектами (железной и автомобильной дорогой), или реками (в нашем случае, Припятью), он спокойно летел параллельно им какое-то время.
Когда же надо было лететь в сторону от характерных наземных объектов, тогда на выручку ему приходил я. У меня была топографической карта более крупного масштаба, чем у него и я быстро включался в прокладывание дальнейшего курса к нужному нам месту, и к своей новой роли штурмана я привык довольно быстро и даже весьма охотно. 
 Однажды в нашем рабочем полёте произошла непредвиденная ситуация, которая, слава Богу,  разрешилась благополучно. В тот день нам надо было сделать облёт самых дальних участков Припятских болот и визуально нанести  в наши пикетажные журналы все особенности их рельефа и характер растительности на этой болотистой территории. 
Но «гладко было на бумаге …», когда мы повернули от Припяти в сторону болотистой бескрайней равнины. Записывая всё что было видно под нашим вертолётом и,  продолжая дальнейший полёт, я стал отмечать появление на болотистой территории небольших блюдцевидных озёр, что тоже отметил в своём пикетажном журнале.
Вокруг без конца и края расстилалась гиблая, болотистая территория, упираясь своей однообразной унылой мрачностью в самый горизонт и обречённо продолжаясь за ним.
 
Так мы летели какое-время, и вдруг увидели какое-то сооружение, возвышавшееся над этим болотом. Подлетев ближе, мы поняли, что это рукотворный деревянный помост в виде большого креста, вдали вырисовалась высокая (полностью крытая)  вышка. Мы сразу поняли, это была наблюдательная вышка.    Лицо моего лётчика, всегда бывшее розовым, сразу же побелело.
Он вмиг понял, что мы случайно залетели на военный полигон, который на моей карте, составленной много раньше, не был обозначен. Он быстро наклонил рулевой штурвал вниз и вбок, в сторону от этого зловещего креста, и на максимально низкой высоте, повернул нос вертолёта в обратную сторону.

Дальше мы летели молча, понимая, что могло нас ожидать совсем рядом с прицельным крестом военного полигона, между прочим,  в это самое время на территории Белоруссии  начались учения «Днепр-67»
(Учения проходили в сентябре1967 года, в канун 50-го юбилея Октября, в Белоруссии между Днепром и его правым притоком — Припятью. Учения проводились под общим руководством министра обороны Маршала Советского Союза А. А. Гречко. В них участвовали войска Киевского, Белорусского, Прикарпатского и других военных округов.)
 
Потом, вспоминая те события, я отметил большую высоту прицельного помоста. Он был построен с расчётом на весенний разлив реки Припять, превращавший всю эту болотистую территорию   в громадное море, над которым одиноко продолжал бы возвышаться прицельный помост. Те блюдцевидные озерки, которые я отмечал в своей пикетажке, были просто остатками воронок от снарядов (или ракет), пущенных в направление этого прицельного креста. 
Почти наверняка нас видели с высокой наблюдательной бронированной вышки, и могли без предупреждения сбить, но, надо полагать, при виде миниатюрной «стрекозы», непонятно как оказавшейся на их «подведомственной» территории, решили пощадить бестолковых лётчика и его пассажира.
А может быть, военные запросили Мозырский аэропорт и получили там все разрешительные на наш полёт сведения, поняв, что мы просто случайно сбились с намеченного рабочего курса.
 
Обратный наш полёт опять не запланировано продолжал быть теперь уже над расположением ракетной части.  Когда наш вертолётик перелетел из этого злополучного болота в соседний густой хвойный лес, то лётчик, увидев там узкую автодорогу, (без боковых полос безопасности), чтобы по ней в дальнейшем выйти на большую транспортную магистраль, а там и в сам Мозырь.   

Я отметил, что эта дорога была без боковых полос безопасности и растущие в лесу деревья с двух сторон почти вплотную подходили к полотну этой дороги, что характерно для автодорог военного назначения. 
И точно, через некоторое время, сбоку этой дороги появился многократно огороженный участок, на котором были видны закрытые люками ракетные шахты, одна шахта была открыта и одна ракета лежала рядом, людей вокруг не было видно. 
И опять «из огня, да в полымя», но, опять, слава Богу, нас благополучно пронесло и тут. Когда мы, уже с некоторым облегчением, подлетали к Мозырю, то между собой договорились ни кому не говорить о наших злоключениях в этот, для нас,  даже, счастливый  день.