Каторжная лёгкость пера

Большую часть своей взрослой жизни я писал технические тексты. Был зачинателем деловой переписки в энергетике Туркмении. Удивительное дело, но нас учили чему угодно, только не тому, что должно было пригодиться в жизни, - примитивные анкеты, автобиографии, докладные записки, рапорты, отчёты и даже кляузы и доносы обошли школьное внимание. Так вот, я написал в жизни почти столько же, сколько Владимир Ильич Ленин - 55 томов, но только технических текстов, и теперь, завершив профессиональное поприще, с огромным, можно сказать титаническим трудом, избавляюсь от казённого языка. 
     И была у меня книжка "Болдинская осень" с фотографическими вставками пушкинских черновиков. Именно в них я увидел впервые то, что называю ныне "Каторжной лёгкостью пера". Там, в этих набросках, испещрённых многочисленными исправлениями (одно сладострастно лезет на другое), прячутся истоки пушкинского дарования, его карма, по-русски говоря, "ярмо".

Пушкин…
     Я со школьных лет любил его эпистолярное наследие – читал, перечитывал…
     Переписку с официальными лицами игнорировал или просматривал вскользь…
     А тут, вдруг, взял и очертил интерес письмами к Бенкендорфу, Мордвинову, Канкрину, фон Фоку… -
     и был поражён, обнаружив, что Александр Сергеевич в совершенстве владеет манерой уважительного отношения к сильным мира сего. И не только к ним: столь же почтителен и по деловому лаконичен стиль его обращения с кем бы то ни было в официальном плане. Традиционное начало – "милостивый государь" и столь же традиционное завершение письма "ваш покорнейший слуга" меня не смущали, наоборот настраивали на иронический лад.
     Кто учил Пушкина деловому письму, где учили (в лицее?), я не знаю, но в том, что учили, не сомневаюсь. 
     Я воспринял его письма как образец, а устаревшие лексические обороты заменил на бытовавшие в советские года универсальные обращения "уважаемый" (начало письма) и окончание - "с уважением". Фабульное изложение сути дела и столь же краткая формулировка вопроса или ответа в зависимости от назначения письма. Ноль эмоций и никому ненужных откровений. Чем короче письмо, тем больше у него шансов быть прочитанным. Любая ошибка расхолаживает внимание адресата. Исправления и помарки не прибавляют авторитета. Неграмотность – зло, с которым приходилось бороться и бороться отчаянно.
     Надо заметить, что деловое письмо – это всего лишь предыстория нескончаемого документооборота. В группе перспективного развития, куда я изначально попал после института, занимались вопросами присоединения к электрическим сетям и потому сведения о состоянии сетей являлись первостепенными. Мы ведали вопросами развития сетей напряжением 35 кВ и выше.
     Отвлекусь и коротко сообщу об единицах измерения, используемых в энергетике: напряжение – кВ (килоВольт), мощность – кВт (килоВатт), энергия – кВтч (килоВаттчас), т.е. мощность потреблённая в искомое время. Носят эти единицы имена прославленных физиков Вольта и Ватта и потому пишутся с прописной буквы.
     Для подключения к электрической сети требуется выполнение некоторых условий. Документ, регламентирующий этот порядок, так и называется "технические условия" (ТУ). В тот год, когда я начал работать в Туркменглавэнерго, ТУ, выдаваемые потенциальным потребителям электроэнергии, имели такой куцый вид, что вызывали оторопь. По существу в них указывалась точка подключения, рабочее напряжение – и больше ничего, что никак не отвечало требованию текущего момента. А, между тем, это было время интенсивного развития электрических сетей. Оно едва поспевало за строительством промышленных и сельскохозяйственных предприятий, энергоёмкость которых диктовала новые уровни напряжения. При мне были освоены напряжения 110, потом 220 и позже, уже в 80-е годы, 500 кВ.
     Объём технических условий полнился, учитывал новые возможности нарождающейся Туркменской энергосистемы. Соответственно повышались требования к релейной защите и противоаварийной автоматике, средствам связи и диспетчерского управления, защите от перенапряжений, освоению новаций при строительстве линий электропередачи (применение вибрированных и центрифугированных стоек опор) и сооружении подстанций (комплектные, блочные) и т.д., и т.п.
     Сложные, системообразующие объекты строились по титулу Минэнерго. Проектирование таких объектов начиналось с задания – разновидности ТУ, но только для себя. Задания на проектирование и технические условия возвращались к нам бумерангом в виде разработанных проектов. Отделы и службы Главка скрупулёзно, каждые в своей области, рассматривали соответствие проектных решений выданным ТУ и заданиям. Ворох замечаний и предложений стекался в наш отдел. Мы обобщали, купировали и дополняли их, готовя к заседаниям технического совета, по результатам которого оформляли соответствующие решения. Переписка с проектными институтами была огромной, с учётом специфики и нюансов технической составляющей русского языка, изматывающей. Конечным результатом являлась утверждённая сметная стоимость проекта, изменить которую в сторону увеличения было практически невозможно даже на уровне Правительства СССР.

И так уж получилось, что мне пришлось реализовывать проектные решения на поприще капитального строительства. Обо всём об этом я расскажу в одной из следующих частей моих воспоминаний, а пока продолжу рассказ о бумажном сопровождении строительной эпопеи.
     Стороннему человеку было трудно разобраться в этой круговерти.
     Подрядчики свои – минэнерговские, подрядчики – сторонние…
     Взаимодействие строительных организаций было настолько запутанно, что зачастую трудно было понять кто из них генподрядчик, кто субчик, а где работы производятся по прямым договорам. География расположения строительных организаций была обширнейшей. Ну, например, все взрывные работы для нас из года в год выполнял Дагвзрывпром – организация, расположенная в Махачкале. Мы заключали с ней договоры, ещё не зная объёмов работ, которые выявлялись только в процессе строительства. Но кроме мелких, а Дагвзрывпром относился именно к таким организациям, нашими подрядчиками являлись такие монстры, как Миннефтегазстрой СССР, Минводхоз СССР, по титулу которого строился Каракумский канал и все объекты в зоне его освоения. Гигантские цифры! И, конечно же, Минэнерго СССР – второе министерство по объёму капвложений, вкладываемых в экономику Союза (после Минобороны).
     Многочисленные подразделения Минэнерго перемещались по нашей необъятной стране, в поисках подряда. Многие из этих строительных организаций после развала СССР перестали существовать – в них отпала необходимость…
     Но это будет потом, а тогда…
     Помню в начале восьмидесятых годов мне позвонили из Мингазпрома СССР ("из приёмной Динкова" – услышал я приятный женский голос) и сообщили, что со мной будет разговаривать заместитель министра Черномырдин Виктор Степанович.
     И я услышал его – этого самого Черномырдина. Неясная речь, невнятная дикция, неверно поставленные ударения и нахрапистый тон неприятно удивили меня.
     Речь шла о строящейся двухцепной воздушной линии 220 кВ, предназначенной для электроснабжения мощных компрессорных станций в Котур-Тепе и Белеке. Строила её какая-то из мехколонн (по-моему 37-я) треста "Спецсетьстрой" Главвостокэлектросетьстроя (ни этого треста, ни этого главка нет сейчас и в помине).
     Я заявил Черномырдину, что не мой подрядчик строит эту линию.
      - Как это не ваш? – удивился он. - Ведь вы же Минэнерго?
      - Минэнерго, - подтвердил я.
      - Значит должны знать! – безапелляционно заявил он. – И, вообще, такую важную линию строят в ваших краях, а вы не знаете!
     Конечно, можно было послать его на три буквы, но я дорожил доверительными отношениями с Туркменнефтегазстроем – такой замминистра мог нагадить за милую душу.
     Окольными путями, оседлав телефон, созваниваясь с диспетчером Небитдагэнерго, руководством Красноводской ТЭЦ-2, от которой должны были запитываться компрессорные станции, работниками подрядной организации, базировавшейся в Москве (именно до неё проще всего было дозвониться Виктору Степановичу, чтобы получить исчерпывающую информацию), собрал все необходимые сведения и через два часа передал в приёмную Мингазпрома конъюнктурный обзор.
     А неприятный осадочек остался.

Бумажная пучина грозилась поглотить меня с головой: планы капитального строительства (формы № 7 для Главка в целом и для каждого подразделения в отдельности), планы финансирования объектов капитального строительства (формы № 5 – для Стройбанка), планы подрядных работ, выполняемые внешними и собственными организациями, перечисление которых займёт не одну страницу, планы работ, выполняемых хозспособом, планы по труду…
     Отчёты по всем этим планам, в том числе статистическая отчётность на любой чиновничий вкус, конъюнктурные обзоры, справки для разных инстанций…
     А ещё были кураторы из Совмина и КГБ – очень приятные люди, от которых невозможно отмахнуться…
     И – апофеоз! – неурочные звонки из партийных органов четырёх уровней – райкомы, горком, обком и ЦК с требованием немедленно! тотчас! сей момент! представить те или иные сведения, бросить всё к чёртовой матери и прибыть на очередные партийные посиделки. Ночь в музее, да и только! 
     Каждый подрядчик стремился упростить (удешевить) проектные решения, в связи с чем опять-таки возникала необходимость в интенсивной переписке.
     Конец года – массовая сдача завершённых строительством объектов, многие из которых приходилось доводить до ума в новом году – до 15 февраля (аккурат к моему дню рождения).
     Кроме основного документооборота необходимо было готовить разделы по капитальному строительству для докладов, которые руководители Главка зачитывали на многочисленных совещаниях и праздничных мероприятиях.
     В общем, писанины столько, что ум за разум заходил (любимое выражение моей матушки), а куда от неё, от писанины этой, денешься?
     Бумажная стихия должна была отвратить меня от писательской деятельности, да вот не отвратила. Почему, я не знаю сам, и так ли важно находить объяснение любому явлению в нашей жизни?

(глава из книги воспоминаний)