Как я ходил славить Христа

Как  я ходил славить Христа

          Вечером перед Рождеством мы с женой всегда ставили на полку в прихожей вазы с конфетами, орехами и пяти-десяти рублевыми монетами, чтобы одаривать приходящих поздравить нас с праздником. На этот раз поздравляющих чуть ли не до обеда не было. И только мы решили, что уже никто не придет и собрались убрать угощения, как в дверь позвонили. На пороге стояла одноклассница дочери с двумя мальчиками-погодками.
      -Мы пришли Христа прославить и вас с праздником поздравить!-продекламировали они хором, а после короткой паузы мальчики скороговоркой оттарабанили:- Маленький мальчик сел на диванчик, а диванчик хруп, подай, тетя, рупь.
       Получив угощения семейка ушла, забыв даже поблагодарить хозяев. А мне вдруг вспомнилось как я в детстве ходил Христа славить.
Было это так в году пятьдесят седьмом  или в пятьдесят девятом прошлого века, точно память не сохранила, да и не так важно это. За неделю до  Рождества Христова мы, десяти - двенадцатилетние пацаны, сколачивались в команды по четыре-пять человек и начинали готовиться. Собирались по вечерам у кого-нибудь в избе и проводили спевки настоящего рождественского псалма: "Рождество твое Христе боже наш..." и так далее. Спевки эти были ежедневными, чтобы войдя в избу к односельчанам не сфальшивить или, не дай бог, перепутать мудреные и не очень понятные нам слова.
В ночь перед Рождеством спать всей командой ложились пораньше в чьей-то более просторной избе, чтобы встать часа в четыре утра, взбодриться холодной водицей из рукомойника. Еще раз спеться и в час, когда деревенские бабы уже затопили печи и начали готовить еду для взрослой части семейства, которое часам к шести должно отправиться на лесные делянки или скотные дворы.
В этот раз все было так же как и в предыдущие годы. В пять часов утра мы дружно выскочили на морозную улицу и по заранее определенному маршруту отправились славить Христа.
    Сбив с валенок снег у ступенек крыльца пучком прутьев некогда березового веника, стучали в дверь  дома.
   - Заходите! Не заперто! - отзывалась хозяйка.
    Мы всей толпой вваливались в избу, снимали шапки и начинали петь песню прославляющую Христа. Как только песня заканчивалась, хозяйка опускала в нашу котомку бублики, леденцовые конфетки в фантиках или головку сахара, о потом обязательно доставала из узелка монетку и клала ее на ладонь одному из нас. Поблагодарив хозяйку за щедрые дары, мы бежали к другому дому, и так до конца улицы.
    Но в этот раз в одном из домов что-то пошло не так. Мы, как обычно, старательно спели песню и ждали возвращения ушедшей в упечь хозяйки. Наконец, она принесла угощения, складывая их в нашу котомку, пристально посмотрела на меня каким-то недобрым взглядом и негромко сказала:
   - Такие богачи, а ходите побираться. Постыдился бы.
    Я опрометью выскочил из избы и, ничего не объясняя своим товарищам, побежал к своему дому. Жуткая обида душила меня, из глаз выкатывались слезинки и замерзали на щеках. В моей юной голове никак не укладывались сказанные в мой адрес злые слова. Всхлипывая, я шептал замерзшими и, наверное, посиневшими губами: "Ведь мы не побираться ходили, а славить Христа и пожелать хозяевам дома здоровья, счастья и достатка, призвать к ним милость Божию..."
    В тот момент я не мог осознать, что тетка Варвара сказала это из зависти, что наша большая дружная семья была сыта и обута, а её непутевый муженек, не смотря на хорошее здоровье, не хотел зарабатывать, чтобы одеть и обуть своих двоих малолетних дочурок. Однако, он постоянно наведывался к моему отцу (да и к другим мужикам), когда тот устраивал гулянку по возвращении со жгонки. Опрокидывал стопку за стопкой и во хмелю часто говорил:
   - Рукастый ты мужик, Андрюха. Всё делать умеешь. А вот я - ничего не могу.
   - Ты, Васька, не не умеешь, а просто не хочешь, - отвечал ему отец. - Пойми, Васька, нет слова "не могу", а есть слово "не хочу". Если мужик захочет, он все сможет. Понял, чурбан неотесанный?
   - Понял, понял, Андрюха... Налей еще стопочку...


    С тех пор я Христа славить не ходил, а слова тетки Варвары глубоко засели в мою душу. Нанесенная ими рана постепенно перестала кровоточить и зарубцевалась, но остался горький осадок и память о том, что пожелания добра могут обернуться ведром липкой грязи. Спустя много лет я понял, что она видела только внешнюю сторону жизни нашей семьи, а не хотела понять то, как создавался в нашей семье достаток. Ведь она не могла не видеть, как мой отец, вернувшийся с фронта без ноги, потом и кровью добывал для нас хлеб насущный, хватался за любую работу, которая могла помочь содержать большую семью. Да и каждый из нас не только открывал рты, но и прикладывал руки ко всем посильным делам, потому и был в семье достаток.
    Хотя возможно, это вовсе и не зависть заставила тетку Варвару сказать мне в лицо эти обидные слова, а скорее всего обида на свою безысходность. Завистливые люди в ту пору редко встречались, не то что сейчас. Все старались поддержать друг друга, помочь. Ведь не даром все трудоемкие работы делались сообща и называлось это "помочь". Быть может, тетка Варвара выскребла последние горсти муки, чтобы напечь этих праздничных пирожков, которые она положила в нашу котомку. Но разве в том была моя двенадцатилетнего пацана, вина? Возможно, она сама не хотеля менять уклад своей жизни, ведь еще задолго до рождения дочерей её муж начал всячески отлынивать от работы и все чаще появляться в компании любителей выпить? Она, скорее всего, не одобряла такое его поведение, но и не проявляла настойчивости, чтобы наставить мужа на путь истинный.