30 дней из детства. Часть третья
МОИ КОНЦЕРТЫ
/2007-2009 гг./
Недавно я сделал для себя открытие: некоторые взрослые не понимают в искусстве и талантах. Особенно учителя в нашей «Шуву». Им бы только, чтобы я ходил в школу и не пропускал математику, Тору и иврит. А у меня концерты. И к ним я должен относиться очень ответственно. Поэтому берегу свой голос уже с самого утра. Если я пойду в школу, то там приходится много кричать. Я же не могу сидеть в классе один и не выходить на перемену со своими друзьями. А если уж мы вышли во двор, то, конечно, начинаем бегать и орать, а это для моего горла очень плохо. Ведь тогда связки начинают хрипеть, и красиво я уже не спою.
Весной у меня начались выступления на большой сцене. Вообще-то, я уже выступал на сцене мантаса «Дюна», но тогда это было с коллективом «Пирхей Ашдод». А в этот раз я пел один. Это был вечер русскоязычного религиозного общества хабадников и меня попросили спеть «Шма, Исраэль!»
Когда я спел, все в зале стали аплодировать, а ведущие вечера – два рава – подбежали ко мне, схватили за руки и стали объяснять, что они знают меня с трёх лет, когда моему брату делали брит в их синагоге.
Ну, скажите, при чём здесь Хагай? Кстати, тогда у них в синагоге моэль так отрезал моему брату, что он, бедный, очень долго мучился. Все очень испугались. Мама и папа схватили Хагая ночью и помчались в больницу «Барзилай» в Ашкелоне. Там на них хирург так наорал, что мама чуть не упала в обморок. Он кричал, что они должны были делать обрезание в больнице, а не у каких-то религиозных раввинов. Он стыдил моих родителей, что они молодые, а вели себя как безграмотные доисторические люди. Все хирурги, к которым потом обращались в течение трёх дней, говорили, что надо сделать пересадку кожи. Но у моего брата тогда попка была такая маленькая, а ножки крохотные, откуда невозможно было брать кожу. Мы все очень волновались, даже я.
Тогда мама позвонила своему брату – дяде Серёже, который и привёз этого самого моэля из Иерусалима, и устроила ему небольшой скандальчик. Дядя Сережа тут же всё снова организовал. И Хагая повезли к главному моэлю Иерусалима. Этот моэль был очень старый. Он посмотрел Хагая и сказал маме: «Надо подождать и положиться на Бога. Он всё сделает, и будет всё хорошо».
С этого времени каждый день мы все ожидали чуда. И оно свершилось. У моего братишки все стало заживать, и вскоре он стал здоров. А когда мама хотела опять повезти Хагая для проверки к этому моэлю, оказалось, что моэль умер. С тех пор мы часто верим в чудеса.
Второе моё выступление было на этой же большой сцене на вечере, посвящённом дню Иерусалима. Меня попросили выучить песню, которую сочинила моя учительница Женя Шор на стихи ашдодского поэта Романа Коуна. Песня такая красивая вышла, что я сам захотел её петь и выучил за три дня. Надо было петь вживую. А вы знаете, что это такое?
Я сейчас вам расскажу. Можно петь под плюс, а можно под минус. Плюс – это если вас записывают где-нибудь в студии, а потом на сцене вы можете даже не петь, а только открывать рот. Но это очень стыдно. Ведь может быть неприятность. Например, с аппаратурой что-то случается, и диск перестает играть, тогда все слышат, что это не ты поёшь.
Но можно петь под минус – это значит, что ставят только музыку, а ты поёшь сам в микрофон. Конечно, это очень ответственно, но мне кажется, что это правильно. Например, когда я в первый раз вышел на одном концерте петь, один человек решил сделать Жене гадость и отключил аппаратуру, чтобы все в зале видели и слышали, что я сам не пою, а включили записанный диск.
Хорошо, что я очень волновался и был весь в песне – я исполнял «Шма, Исраэль!» – и ничего не заметил, вернее, я заметил, но не обратил на этого дядьку никакого внимания. Конечно, его сразу оттащили от аппаратуры, потому что он отключил музыку. Но я продолжал петь и точно попал в такт, когда её снова включили.
Ну, вы, конечно, понимаете, как мне хлопали, даже одна женщина закричала «Браво!» После концерта все меня поздравляли, а этого мужчину очень стыдили.
Женя была очень поражена таким поведением взрослого человека: ведь он мог меня так напугать, что вызвал бы шок, после которого я уже никогда бы не смог выйти на сцену. А этот дядька оказался очень странным. Он подошёл ко мне и похвалил, сказав, что хотел только проверить, я сам пою или под «плюс».
Теперь вам понятно, что значит петь под «минус». Конечно, это очень сложно, но зато все слышат мой голос и никто им не пользуется.
А вот ещё, что можно сделать, если поют под «плюс». Например, тот ребёнок, который записан на студии, заболел, или он уже не хочет петь, тогда и без него можно обойтись. Ну, вы сами понимаете, надо только найти приблизительно такой же голос у другого ребёнка – и готово!
Я сейчас сразу могу определить, кто поёт сам, а кто только рот открывает.
Так вот, я думал, что когда приду в школу и честно скажу, что пропустил её, потому что выступал на концерте, меня похвалят. Но оказалось, что даже любимая моя учительница Мири была недовольна. Она стала меня ругать и сказала, что если я ещё раз пропущу, меня исключат из школы. Потом она спросила про остальные дни.
Я ответил, что остальные дни я пропустил, потому что был болен. И в это время от волнения я закашлял, Мири испугалась и спросила, что такое. Я сказал, что болен ещё. Тогда она спросила: «А зачем ты пришёл в школу?» Ну как моя мама! Когда мне действительно плохо, она гонит меня в школу, а стоит мне немного схитрить, она сразу оставляет меня дома. И я ответил учительнице, что буду теперь всех заражать, потому что она сама сказала, что меня могут исключить из школы, если я хотя бы ещё раз пропущу.
Но всё-таки я испугался и, как только приехал из школы домой, сразу позвонил Марине. Она меня успокоила, во-первых, до конца июня выступлений не будет. Во-вторых, ничего не надо бояться. Не эта школа, так другая. Везде одно и то же. А вот такой голос есть только у меня. И мы будем с ней записывать мой голос на диск. У меня будет свой диск, как у Николая Баскова.
Если вы думаете, что выступать на сцене легко, то ошибаетесь. Я, например, очень волнуюсь, даже кушать в этот день ничего не могу.
У меня есть теперь ещё один учитель – это Миша, он ставит мне голос и дыхание. Сначала Миша мне не нравился. Я хотел петь, а он заставлял меня дышать, кричать, держать воздух на время и кривить лицо. Тогда я решил сделать всё, чтобы опять заниматься с Женей. Женя мне очень нравилась, потому что она сразу даёт петь и разговаривает со мной так нежно.
Я делал вид, что ничего не понимаю. Это продолжалось несколько раз, пока Миша не сдался. Тогда он поговорил с Мариной, и они решили, что надо попробовать привлечь Женю. Вот был концерт, когда они оба стали заниматься со мной. Они чуть не ссорились из-за меня: спорили, как надо мне петь. Но если я пел, как они хотели, то все были очень счастливы, и Миша дарил мне какую-нибудь конфету. Это как оценка за урок.
А однажды, когда я переодевался для концерта, он пришёл за кулисы и показал шоколадку. И сказал, что это будет приз, если я хорошо спою. Но я ответил, что самый большой приз для меня – это аплодисменты, которые я услышу после выступления. Миша очень удивился моим словам. Он думал, что я ещё маленький. А для меня шоколадка – это действительно не так важно. Зато я очень люблю, когда меня потом все хвалят и обнимают.
А мама, когда меня услышала первый раз, была очень счастлива. Она сказала бабуле Рае, что даже не думала, что у её сына такой голос. А вот бабуля Алла так и не поверила и даже не приехала меня послушать.
Папа тоже, когда услышал меня в первый раз, был очень удивлён, а по дороге домой в машине всё спрашивал Марину: «Так что, он действительно талантливый?»
А ещё я скажу вам по секрету: у меня есть поклонницы. Так их называют взрослые. Это девочки, которым нравится, как я пою. Они окружают меня на перемене и просят, чтобы я им спел. Они меня немного мучают, но я им пою. Какие эти девчонки всё же странные! Я думаю, что когда у меня будет диск, они обязательно его купят.
Конечно, для концерта у меня есть костюм: белые брюки, белая рубашка, белые туфли. И даже галстук и, конечно, красивая кипа, я же пою очень серьёзные песни.
А мой первый костюм был настоящий. Это когда я первый раз должен был выступать, мы пошли с Мариной в магазин и купили мне настоящий английский велюровый костюм-тройку. Он был такой красивый! Светло коричневого цвета, с красивыми пуговицами и жилеткой. Как и должно быть у настоящего артиста. Но, к большому сожалению, мне подходила только жилетка. Всё остальное было большим. Бабуля Рая сразу укоротила мне брюки, а пиджак решили повесить в надежде, что я подрасту, и он мне подойдёт. Но когда теперь я подрос, оказалось, что сильно поправился. Так что мой пиджак подходит только моей стройной маме. Брюки и жилетка стали малы, может, когда-нибудь подойдут моему брату. А я буду расти дальше, и, может быть, когда-нибудь опять мне купят такой велюровый костюм.
Наконец-то наступили большие каникулы. В этом году у нас было два лагеря. Один – в моей школе «Шуву». Другой – в матнасе «Дюна».
В «Шуву», хотя и стоит очень мало – только по 400 шекелей, но там мы в основном занимались фигней. Я даже устал от этого лагеря. Но мама нас записала туда, потому что оставаться дома, лежать на диване и ничего не делать – это уже совсем никуда не годится. Я с ней согласен, но только наполовину. В лагере было скучно, одно хорошо – мы были в помещениях, где стояли кондиционеры, и в такую жару было прохладно, и к тому же мы могли ничего не делать. Даже бассейн в этот раз был очень неудачный: маленький и неглубокий, в нём было сложно плавать.
Зато в августе нас записали в лагерь-семинар искусств, который проходил в матнасе «Дюна». Здесь мы каждый день пели, занимались хореографией, учили сценки из спектакля «Буратино». Каждый день нас кормили булочками с шоколадом. А бассейн был самый лучший, причем только для наших детей в этот день был открыт вход. Мы могли плавать в любом бассейне. Я пошёл в самый большой. Мациль (спасатель) меня проверил, убедился, что я умею плавать – я ведь целый год ходил в плавательный кружок, – и разрешил плавать с большими ребятами. Хагай, конечно, плавал в бассейне для детишек помладше. Так что мне была двойная радость. Нас было всего шесть ребят, и мы ловили друг друга в воде.
Не хотел особенно рассказывать о своём брате, но я ведь обещал честно обо всём писать. Он, конечно, почти каждый день что-нибудь выкидывал. В бассейне, например, он пошёл в женскую раздевалку и стоял и смотрел, как девочки переодеваются. А девочки, конечно, визжали и ругали его. Я был очень зол на брата. И сказал об этом моему папе. Но папа, почему-то рассмеялся и спросил меня:
– Ты что, завидуешь?
Я сказал, что вовсе нет, чему завидовать, ведь он сам мне говорил, что когда я вырасту, то буду всё видеть и знать. А сейчас это просто детские шалости. Но, наверное, папа всё же больше любит Хагая, если его не ругает за такие выходки. А мне было очень стыдно за брата.
Оказалось, что Хагай всё же много успел увидеть. И он стал спрашивать бабулю Раю, почему у девочек нет… ну, этого самого места, а есть в другом то, что нет у мальчиков?
И бабуля ему всё объяснила. Хорошо, что он спросил у бабули, а то так и подглядывал бы. А Марина поругала моего папу, что он так мне ответил. Это очень хорошо, что и у моего папы есть мама.
В другой раз Хагай нашёл какой-то резиновый шланг и бегал по залу, где мы репетировали, и стучал по столам. Женя была очень на него рассержена, долго уговаривала. Но помогло только тогда, когда она пригрозила пожаловаться Марине.
Вечером мама спросила Хагая, почему он так себя вёл. Оказалось, что он увидел какого-то мальчика, которому было очень грустно, и решил его развеселить. Веселья не получилось, даже наоборот, мальчик обозвал его идиотом. А вот огорчил мой брат всех.
В конце смены был организован конкурс «Наши звёзды». Мы с Хагаем пели «У нас де ребе зинг». Сначала мы выбрали песню «Има, модуа?», но одна девочка так стала плакать, что за ней заплакали другие маленькие дети, и Женя не разрешила петь эту песню. А жалко, ведь она очень красивая, в ней такие чудесные слова!
Всё равно мы спели про наших ребе очень хорошо и вышли в финал, который был на заключительном концерте. Концерт состоялся в большом актовом зале. Сначала мы играли сценки из спектакля «Буратино». Я был Карабас Барабас. У меня неплохо получилось. Правда, мне показалось, что я больше был похож на доброго злодея.
Вообще-то, никто не хотел играть эту роль. Тогда Илья – это руководитель по театральному искусству – попросил меня выручить. Ведь без Карабаса Барабаса невозможно обойтись: он хоть и злой, но тоже главный герой сказки. Я сначала не хотел, но потом решил выручить. Кто-то должен играть и злодеев. Зато у меня был очень красивый чёрный плащ и хлыст, которым я стегал всех. Ян, как всегда, играл хорошего героя – Буратино. И хотя он был выше меня на голову, я держал его очень крепко, он еле вырвался от меня.
И всё же в артисты я не пойду. Мне больше нравится петь. В этот раз, как я и сказал, мы пели дуэтом с моим братом. Я запевал, а он только подпевал припев. Но у нас вышло так здорово, что я решил брать его иногда на выступление.
В спектакле он играл пуделя Артемона и выносил для Буратино тазик для мытья рук. Хагай на этом вечере вёл себя очень прилично. Как будто в нём что-то проснулось. Он так старался, что у него даже лопнули джинсы как раз по шву. Но он не заплакал, а стал придерживать то место руками. Мама сразу поняла и побежала за кулисы. Она хотела забрать Хагая, но он отказался и сказал, что не может уйти, ведь он выступает везде. Тогда ему завязали большой платок на поясе, и ничего не было видно.
Интересно, потом оказалось, что именно Хагай многим родителям понравился, потому что он очень старался и был смешным и не скованным, как некоторые дети. А некоторые родители хвалили почему-то меня, что у меня такой весёлый и симпатичный брат. Можно подумать, что это я его таким сделал. Но мне почему-то было приятно это слышать.
Мы с братом не похожи, вернее, понять можно, что мы братья, но не родные. Это потому, что я похож на папу, а он на маму, вернее, на маминого брата. Так вот, одна женщина сказала, что мы родные братья, другая стала спорить с ней и сказала, что я сын Марины, а Хагай мой двоюродный брат. Женщина, которая сказала, что моя мама Марина просто никогда не видела моих родителей, а только Марину. А на этом концерте мама с папой появились впервые, и Хагай подбегал к ним часто. К тому же Марина не сидела с ними рядом, так как ей надо было писать репортаж, а сидела отдельно, чтобы ей никто не мешал, а мои родители сидели впереди, чтобы лучше нас видеть и снимать дигитальным фотоаппаратом.
Однажды к нам в лагерь пришёл композитор Самсон Кемельмахер. Через несколько дней должен был состояться концерт, посвящённый его 60-летию. Он попросил выучить одну его песню на идиш и спеть на этом концерте. Эту песню мы разучили в лагере. Кемельмахер специально приехал и прослушивал нас, как мы выучили слова на идиш. Я подошёл к нему и попросил, чтобы он спел со мной. Я запел вторым голосом, а он испугался и сказал, что я неправильно пою. Женя его успокоила и сказала, что это второй голос. Кемельмахер очень обрадовался и сказал, что если у ансамбля такие дети, то он счастлив, что мы будем петь на его вечере.
Хорошо, что мы пели только одну его песню. Мне показалось, что у него все песни с одной мелодией. Но, оказалось, не все. Наверное, поэтому он считает себя большим композитором. А ростом он небольшой и перед концертом ужасно волновался. Как мы. Почему я думаю, что он волновался? Потому что очень нервничал и кричал на нас. Зачем мы хотим ещё раз репетировать на сцене? А Женя объясняла ему, что нам не дали времени прорепетировать раньше. Но он её не слушал и всё кричал. А чего ему волноваться, если он профессионал?
Вот моя Марина перед выступлением тоже волнуется, но никогда на меня не кричит. Правда, дома всё равно все знают, что в тот день, когда у Марины будет вечер в салоне, лучше её не трогать. Особенно, она волнуется, когда должны прийти из нашей мэрии какие-нибудь важные гости – ну, там депутаты какие-нибудь, даже иногда мэры.
Я понимаю тех, кто должен выступать. Это всё же большая ответственность. И очень приятно потом услышать аплодисменты. Самсон Кемельмахер тоже хотел услышать аплодисменты и крики «Браво!»
На сцене было очень много проводов, и моя напарница Даниэла, когда мы должны были выбежать на сцену, зацепилась своим каблучком и упала. Но я сразу схватил её за руки и стал делать весёлые рожицы, чтобы она не заплакала. В этой песне я солировал во втором куплете. Когда мы закончили выступление, оказалось, что Даниэла очень сильно разбила коленку, но она не плакала, потому что знала, что надо выступать и никто не должен видеть её слёз. Вообще она мне нравится. А ещё оказалось, что мы учимся в одной школе, только она в третьем классе, а я уже в пятом, и теперь мы уже здороваемся. А её подружки, когда на перемене видят меня, подбегают и просят спеть. Я иногда пою. Мне нравится петь для них.
А потом мы купили газету, где было напечатано об этом концерте, но о нашем ансамбле почему-то забыли написать. Мне кажется, это некрасиво со стороны Кемельмахера. Он в статье вспомнил обо всех, кто пел в его концерте, а о нас почему-то забыл. Может быть, не услышал, тогда где у этого Самсона глаза?
Сейчас по всей стране проводится отборочный тур на конкурс «Золотая ханукия», который проходит в Германии зимой. В Ашдоде решили проводить отборочный тур для коллективов юга в дни празднования еврейского Нового года.
Женя тоже выставила на этот конкурс свой ансамбль и меня как солиста ансамбля «Пирхей Ашдод». Я был рад, но немножечко и огорчён. Мне нельзя было есть мороженое, купаться в море, пить холодное, кричать. Зато каждый день я должен был заниматься. Но я решил всё выдержать. И целых два дня стойко держался. Почему два дня? Потому что на третий оказалось, что меня к конкурсу не допустили. Всего было принято пятнадцать заявок, а на меня заявка пришла поздно.
Сначала я очень расстроился, а потом подумал, хорошо, что хоть у меня ещё два дня отдыха. И я стал кушать мороженое, купаться в море, даже немного орать, когда мы играли с Хагаем.
А потом оказалось, что весь этот конкурс был проведён очень несправедливо. Когда выступал наш ансамбль, отключили один микрофон, так что Яна не было даже слышно. И вообще, как можно конкурс проводить на берегу моря?! Во-первых, вечером прохладно и сыро, во-вторых, даже настоящие певцы должны держать голос, если есть ветер и такое количество народу. А мы ведь ещё дети.
Так что, было уже ясно, что всё это полная подстава. Сами посудите: как может выиграть песня «Шаланды полные кефали», если отбор идёт на «Золотую Ханукию»? Может, руководители этого конкурса совсем потеряли стыд?
Радостным событием было то, что за эти дни мы с родителями съездили на Мёртвое море. Я уже ездил на это море с Мариной и Игорем в прошлом году. Но тогда мы поехали поздно вечером, почти ночью. Купаться было очень интересно. Мы как будто сидели в большой чёрной ванне. Вокруг были огни. С одной стороны – это огни от израильского берега, а с другой – далеко-далеко – иорданского. Тогда мы долго сидели в море: выходить было холодно.
Теперь я тоже просидел в воде, не выходя на берег, наверное, целых два часа. А Хагаю море не понравилось. У него очень много ранок на теле, ему так всё сразу стало жечь, что он выскочил на берег и стал плакать. Мне было его жалко. Я ему сказал, что надо потерпеть. Но обязательно надо купаться, потому что, я слышал, скоро Мёртвое море высохнет. И что тогда Хагай расскажет своим детям?
Но брат только ответил, что он сам будет рад и сделает «мисибу» (праздник) по поводу высыхания такого моря, которое так жжёт. Все засмеялись. Конечно, он ещё вырастет и поймет, как здорово купаться в таком море. Только бы успел до того, как море высохнет.
После этой поездки мои родители поняли, что мы с братом уже большие, и решили всё изменить в нашей семейной жизни. Мы будем отдыхать теперь, как все израильские семьи. На следующий день мы поехали в большой магазин, и там по мивце (скидка) папа купил раскладной столик для пикника, сумку-холодильник, скоро купит палатку. Мы будем ездить по стране и смотреть её красоты.
Мы с Хагаем решили, что это здорово, что мы будет спать в палатке, а когда ночью все уснут, будем подсматривать за теми, кто в других палатках. В кинофильмах показывают, что делают в таких палатках влюблённые. Я бы хотел уже это увидеть.
Теперь песня «Иерусалим», которую я пою, звучит по радио. Первый раз её включили в передаче о городах Израиля. А совсем недавно Женю и солистов «Пирхей Ашдод» пригласили на передачу в студию радио РЭКА. Женя не могла взять всех детей, а только троих.
Это было в первый день праздника Суккот. Там они беседовали с ведущими передачи о празднике и исполняли песни. Конечно, говорили об Иерусалиме, и Женя предложила послушать песню. Эту песню сочинила она на стихи Романа Коуна. По-моему, получилось очень хорошо. Сначала я не хотел её петь, потому что там целых четыре куплета и четыре припева. Да к тому же на русском языке. Я не все слова понимал. Но теперь, когда я её уже пою много раз, мне всё понятно.
Сейчас Женя и Миша думают о моём репертуаре. Миша говорит, что не надо петь много песен, но надо петь здорово. Поэтому он требует, чтобы я пел всегда правильно, даже если я только начинаю изучать песню. И он очень расстраивается, если я пою не так, как надо.
Мне стыдно признаться, но раз уж я решил писать правду, буду писать. Мне надо заниматься каждый день постановкой голоса, дыханием. А я ленюсь. Конечно, я могу сказать, что это потому, что у меня интересные компьютерные игры, или потому что надо делать уроки. Но, по правде сказать, я сам удивляюсь: почему Бог дал мне такой талант и вдобавок к нему лень? Как бы её убрать?
В сентябре 2008 года я решил возвратиться в ансамбль. Во-первых, мне захотелось быть вместе с ребятами. Во-вторых, оказалось, что меня одного мало кто приглашает петь. В основном, все хотят видеть большие коллективы. А солистов-детей не приглашают. В-третьих, мы (мои родители и я) решили, что мне необходимо двигаться. Я очень неуклюжий, и мне надо обязательно изучать хореографию, а это можно сделать только в ансамбле, где преподает Саша. Она очень строгая и постоянно мною недовольна. Она вообще считает, что главное в ансамбле хореография, а пение – это второе. Поэтому, если у тебя есть голос, но двигаться ты не умеешь, она таких ставит на второй план, а может, даже куда-нибудь за кулисы. Только бы нас, я имею в виду полных детей, не было видно.
Сначала я очень расстраивался, но терпел. Потом я решил уйти. Ведь ушли многие мои друзья, которые пели хорошо, а вот двигаться не могли так, как надо. А в шоу, которое задумали Женя и Саша, надо много двигаться.
Вообще, по правде сказать, я не очень переживаю, что я такой. Конечно, хорошо быть худым. Но я думаю, что всё же лучше быть талантливым, а потом я всё исправлю. К тому же у меня уже есть опыт. Например, когда я очень хочу похудеть, то перестаю есть, а после шести часов съедаю только кефир или йогурт. Потом, конечно, немного сложно уснуть. Но куда деваться. Надо! Но я не худею быстро, а надо выступать. Но, похоже, я даже такой очень нужен в ансамбле. Кто будет петь вторым, и даже третьим голосом?
Например, 8 мая 2009 года мы будем участвовать в передаче «7-40». Нашему коллективу прислали попурри из песен о войне, так как передача будет посвящена Дню Победы. Записывать нас должны были в самом начале наших весенних каникул. Это самые большие каникулы. Но они для нас (я имею в виду детей ансамбля) начался с настоящей работы. Каждый день мы изучали песни и записывали их в студии.
Ну, что вам сказать про студию? В Ашдоде осталась одна, была когда-то ещё одна, где мы записывались. Там был ужасно нервный начальник, который, по-моему, любил деньги, но не любил свою работу. Студия была страшная, всё там было сломано, везде грязь, негде было даже сидеть. А его помощница была очень добрая женщина. Эту студию почему-то поджигали, топили, как говорил нам этот начальник, работать не давали. Наверное, поэтому ему пришлось закрыться.
Та, что находится в Сити, нам не подходит, так как запись стоит дорого. У наших родителей и так очень много уходит на нашу учёбу, поездки и костюмы.
Женя познакомилась с каким-то человеком, который записывает нас у себя дома, на кухне. Он очень странный. Нервный и требует, чтобы мы пели, как профессионалы: сразу точно. В общем, мы с ним ужасно измучились, пока он нас записал. Женя отобрала всего 7 человек, потому что на всех уже не оставалось времени. И я попал в эту семерку. Но мне нравилось записываться. К тому же я быстро записываюсь, ведь у меня хорошие музыкальные данные. Женя была мною очень довольна.
А вот на телестудию мы поехали всем ансамблем – 14 человек. И я был очень удивлён, что происходит на телестудии. Оказывается, всё обман. Комната, где проходила запись, была такой маленькой, что даже не было понятно, как мы все поместимся. Стены были пустые, а вместо оформления была голография. А люди, которые сидели в студии очень нервничали, особенно одна – ведущая новостей. Потом мне объяснили, что люди устали и хотели в туалет, а их не выпускали почти четыре часа. Некоторым стало плохо, вот они и «выступали». Пришлось остановить даже съёмку и дать им перерыв.
Это всё из-за того, что у нашего телевидения очень мало денег и снять передачу необходимо как можно быстрее. А наша Женя сидела в студии и очень волновалась, так как ей сказали, что она должна что-то сказать. Женя боялась даже что-то выпить, чтобы не перепутать. А в результате – ей даже не дали двух слов сказать. Но цветы ей вручили. Хорошо, что поняли, какое дело она сделала! Нет, я не имею в виду, что она сидела, не шелохнувшись 6 часов на стуле (кстати, там даже стулья пляжные – жёсткие и неудобные), а то, что привезла таких талантливых детей. Нет, это не я сказал, хотя я знаю, что мы талантливые, это ей сказали на телестудии. Ведь мы записались с одного раза!
Нашему ансамблю было легче и интереснее. Во-первых, нам предоставили такую комнату для переодевания и отдыха, где было всё, что надо для настоящих артистов. Наши девочки от радости чуть с ума не сошли. Они красились и красились, чтобы стать ещё красивее. А в результате стали хуже, потому что потемнели. Я не стал ничего с собой делать. Мне кажется, что я и так красивый. Только причесался.
С Даниэлой у меня снова вышла история. Она так капризничала, что мне пришлось ей сказать, что если она не перестанет, я не выйду в студию, и мы не будем петь. Она, конечно, испугалась и перестала капризничать.
А потом мы бегали и смотрели другие студии. Это было так здорово! Здание телестудии большое – 4 этажа. На каждом этаже своя студия.
К большому сожалению, я впервые приехал на студию. До этого, так как я не был в ансамбле, я не мог участвовать вместе с коллективом. Об этом я уже писал. Теперь я был в коллективе, и меня взяли на запись в студию.
Но скажу вам, что меня не первый раз снимают для телевидения. В 2007 году я участвовал в конкурсе «Елед пеле» (Талантливый ребёнок). Это был Всеизраильский проект, который в этот раз проходил в Ашдоде. В нём участвовали лучшие эстрадные певцы Израиля, которые вместе с детьми должны были петь песни, победившие на конкурсе «Лучшая песня года». Дети должны были пройти два тура. Надо было отобрать 12 человек.
На первый тур приехало 80 участников со всего Израиля. Когда я вошёл в зал, меня спросили, что я буду петь? Я сказал, что у меня песни на нескольких языках. И я могу петь на иврите, русском и идиш. Жюри удивилось и сказали, что хотят послушать песню на идиш. Я запел «У нас де ребе». Почему-то они очень обрадовались и даже стали мне подпевать. А так как я был уже не первый, то оператор, которая записывала конкурс, вышла отдохнуть. Тогда главный режиссер очень рассердился и закричал, чтобы она срочно возвратилась в зал. После чего меня попросили спеть ещё раз. Я прошёл на второй тур.
Во втором туре участвовало уже 40 человек. Когда я вошёл, то меня попросили спеть на иврите, а потом снова на идиш. Я спел «Ойфен припечек».
Я был очень счастлив, когда узнал, что принят в проект. И ждал, какую же песню мне дадут спеть.
А теперь подумайте, что же мне дали спеть? На идиш? Нет! Даже не гадайте! Мне дали петь песню «Пиль мапиль» (песня о слонёнке). Я был в ужасе! Моя толщина победила мой голос?! Ехать на запись я отказывался. Мне было так грустно и плохо, что все не знали, как мне помочь. Но Женя сказала, что сейчас это тоже победа. Ведь такой конкурс пройти, быть среди лучших детских певцов, – это уже шаг в большой интересный мир. Посмотреть, как проходят постановки спектаклей, увидеть прекрасных певцов, которые должны были участвовать вместе с нами, – это большая школа.
Короче, меня убедили. И я вскоре поехал с мамой и папой на запись голоса в Рамат-Ган. Потом оказалось, что и тут меня подвели. Я записывал целый куплет, а мне на концерте дали спеть только несколько слов и припев. Остальное должна была петь певица Таль Мен, которая в это время была ещё в турне за границей, а приехала к самому концерту.
Но всё же это было ещё неплохо, так как я всё же пел сам, а не подпевал, как некоторые дети, которым и это не дали сделать. Они пели только в группе поддержки. И надо же было столько тратить сил и нервов!
Все представления проходили в течение 3-х дней в дни Хануки. Билеты невозможно было достать, хотя мы давали представления два-три раза в день.
Я познакомился со многими певцами, мы подружились, особенно дети. Нам было грустно расставаться. Конечно, моя песня не заняла никакого места. Но я не очень огорчился, потому что уже к концу всё стало ясно. Уже заранее распределили места, и никакого жюри от зрителей не было. Но мы, дети, вели себя лучше, чем наши певицы, с которыми мы пели. Они плакали и возмущались. А моя Таль перед уходом даже не попрощалась со мной. Хорошо, что её муж увидел это и сказал ей что-то. После чего она подбежала ко мне и сказала, что я очаровательный ребёнок и было очень хорошо со мной выступать. Я тоже ей сказал добрые слова и поблагодарил. Мне даже показалось, что я стал взрослее в эти минуты, а она как девочка, которой не дали подарка. Но ведь не главное подарок, а главное, что мы все вместе несли радость людям. Почему мы, дети, это поняли, а эти певицы нет?..
Вскоре по первому каналу телевидения стали показывать этот концерт. Его показывали потом ещё несколько раз. И тот, кто был на концерте и смотрел его по телевидению, стали узнавать меня на улице, в магазинах. Однажды мы с Мариной зашли в магазин одежды, купить мне рубашки, так продавщицы узнали меня, стали расспрашивать и красиво нас обслуживать, а потом меня стали узнавать другие покупатели. Было приятно, что меня узнают.
У меня остался диск с песнями от этого фестиваля, и я его иногда слушаю. Правда, песню о слонике я не пою. А мой костюм и тёплые сапоги, которые мне подарили как участнику, уже носит Хагай.
Я сейчас кое-что расскажу вам о костюме. Дело в том, что руководители проекта решили не шить костюмы детям-участникам, а разрешить родителям купить то, что нравится и подходит для их детей. Эти вещи надо было купить в одном магазине. Моя мама решила, что меня надо одеть как-то красиво. Я сам неплохо чувствую моду и знаю, что мне подходит. Но когда мы купили и показали секретарше, которая была ответственная за костюмы, она закричала, что я буду выбиваться из всех, надо что-то другое. Короче, мы три раза бегали и меняли рубашки и брюки, которые то не подходили под мой размер, то не подходили по цвету. Наконец, я был одет. А вот ботинки мы выбрали такие шикарные и дорогие, что я сам боялся в них выступать. Но оказалось, что все дети были в таких же дорогих ботинках. А девочки в сапогах, которые некоторым были большие, но зато на несколько лет вперед. Наши наряды и были подарком нам, участникам, от руководителей проекта и нашей мэрии Ашдода. А что? Неплохо придумано. Зато я целых два года ходил в тёплых сапогах, а теперь их может носить Хагай.
После этого выступления я был очень счастлив. Но выступал один только в литературно-музыкальном салоне «Ковчег» у Марины. Зато я познакомился с Ириной Прудниковой. Она певица и музыкант. К тому же пишет сама песни. Я с ней репетировал перед выступлением в салоне. У неё какой-то особый подход к песне. Мне с ней было очень легко и интересно.
В салоне я могу петь любые песни, которые хочу. Например, я очень люблю песню итальянскую «О, соле мия». Но Женя не разрешает мне её петь, так как боится, что я не сумею взять верхние ноты. А Ирина поверила мне, мы репетировали с ней, и я так спел, что даже делал триоли на верхнем регистре. После моего выступления одна очень важная гостья (она депутат!) сказала, что в Ашдоде есть свой Робертино Лоретти.
А потом я спел песню, которую сочинил мой папа, Женя дописала припев, а стихи написал Алексей Мильман. Во второй книге (см. «Год в Ашдоде») я рассказал о музыке, которую сочинил мой папа и которую я аранжировал по-своему. А вот теперь у нас есть песня. Эта музыка очень понравилась Алеше Мильману. Он был в армии и там писал стихи на эту музыку. Получилось очень здорово, но пока её я пою только в салоне «Ковчег». А жаль, так как песня очень хорошая, и я уверен, что она понравится многим.
Наконец, свершилось! Мы едем на настоящий конкурс в Европу. Вернее казать, что я еду впервые, так как ансамбль этим летом уже выезжал на конкурс в Белоруссию. Тогда я ещё не был готов ехать, к тому же родители не захотели меня пускать в эту страну. И Белоруссия не та Европа, что Чехия. Наверное, мои родители знали какую-то тайну, которые не знали другие. Потому что потом, когда все возвратились и рассказали, как там было, стало понятно, что Белоруссия действительно не та Европа. И даже не Израиль.
Конкурс состоится в Праге и называется «Зимняя сказка», так как проходит в самый зимний месяц – январь. Наш ансамбль будет исполнять две песни – одну на иврите, другую – на русском языке. Конечно, шьются очень краси-вые костюмы. Особенно на песню о зиме. Костюмы нам шьёт профессиональная портниха. Мы много тренируемся, я уже начал так двигаться, что даже Саша мною довольна. Меня поставили в паре с Даниэлой. Мы с ней подружились, на переменах в «Шуву» (она тоже учится в этой школе) мы встречаемся и поём.
Оказалось, что наш ансамбль вылетает на конкурс в ночь с 31 декабря 2008 года на 1 января 2009. А ведь это Новый год. В этот раз мы его опять будем встречать у родителей моего папы, а потом папа нас отвезёт к автобусу. Сейчас очень трудная пора, но ничего особенного не происходит. Так что мне придется обо всём написать после возвращения с конкурса.
Нужно кое-что сказать сейчас. У нас началась война. Все родители очень взволнованы. Во-первых, как улетать, если здесь остаются наши родные? Во-вторых, оказалось, что евреев опять нигде не любят. И теперь есть опасность, чтобы нам что-нибудь не сделали плохое. Арабы заявили, что будут даже детей хватать.
Когда-то Марина с Женей ездила в Париж вместе с первой группой детей из «Пирхей Ашдод», и она потом написала, как было опасно находиться уже тогда во Франции. Теперь Марина говорит, что в Европе не стало лучше. А уж сейчас, когда мы начали войну против палестинцев, совсем опасно. И всё-таки мы решили ехать и участвовать в конкурсе. И ещё мне кажется, что надо обязательно победить. Все говорят, что мы будем посланниками мира на этом конкурсе. Люди должны знать, что Израиль не хочет войны, и наши дети не дети-шахиды, а нормальные дети. И нам хочется петь, танцевать и радоваться жизни.
Решили, что мы все должны говорить по-русски, чтобы никто не догадался, откуда мы приехали. А у нас и так почти все говорят по-русски. И ещё надо обязательно привести какие-нибудь сувениры для конкурсантов из других стран. На конкурс приедут из 12 стран мира. Не знаю теперь, какие купить подарки. Если мы подарим сувениры с израильской символикой, то признаемся, что из Израиля, тогда как же с секретностью. Надо подумать.
А вот одеваться придётся тепло. Мама каждый день покупает что-нибудь тёплое. Она знает, что такое русские зимы. Уже купила мне зимние сапоги, куртку и тёплые рубашки. А себе – сапоги зимние, очень дорогие. Правда, не знаю, что потом будем делать с этими вещами. Мне хорошо – есть мой брат Хагай, ему отдам донашивать. А вот ей будет сложно. В Израиле ведь даже зимой тепло. Кто же будет донашивать её сапоги?
Вот я возвратился и теперь всё расскажу по порядку. 31 декабря мы с чемоданами и сумками в 10 вечера приехали встречать Новый год к родителям папы. Как всегда, мы получили подарки и сами подарили подарки. Конечно, в этот раз мы уже не ждали Деда Мороза. Во-первых, потому что его, конечно, нет. Ведь мы уже большие дети и понимаем, что подарки нам дарят родители. А во-вторых, столько было волнения из-за нашего отъезда, что некогда было даже думать о каких-то волшебствах в эту ночь. Мы поели, выпили за Новый год и нашу поездку в Европу.
А в 2 часа ночи нас уже ждал автобус. Мы очень волновались, потому что ведь накануне началась война, и Ашдод каждый день обстреливался ракетами. Надо было очень быстро погрузиться в автобусы, так как укрытия около матнаса «Дюна» нет.
У нас с мамой было столько вещей, что мы вчетвером еле втиснулись в нашу машину. Так что Марине даже не было места. Мы попрощались. И вдруг, когда мы уже сидели в автобусе, приехали Марина и Игорь. Оказалось, что она очень расстроилась, что не может нас проводить, и Игорь решил сам привезти её на их машине. Он, конечно, рисковал, ведь они с папой выпили в эту ночь, но, полиции на пути не было, так что мы сумели попрощаться ещё раз.
Автобус нам подали комфортабельный, даже с телевизором. Мы быстро прошли проверку в аэропорту, а потом гуляли по «дьюти-фри». Я первый раз летел в самолёте. Как оказалось, это не страшно, правда, немного качает, но это напоминает качели. Так что мне никаких мешочков не понадобилось. Да и надо было поспать хотя бы чуть-чуть.
Наша поездка предусматривала еще и познавательную программу: посещение Дрездена, Мейсена и Карловы Вары, ну и конечно, поездка по Праге.
Когда мы приземлились в Праге, все думали, что нас повезут устраиваться в гостинице в Теплице, где проходил конкурс. Но оказалось, что нам решили сразу показать Дрезден. Можно подумать, что он закрывался на ремонт. Так вот весь день мы бродили по городу. На улице такой мороз, о котором я только слышал из рассказов. Наши бедные мамы страшно замёрзли. Это ведь нас, детей, они укутали с ног до головы, даже моя мама надела мне тёплое нижнее белье. А сама она думала, что успеет где-нибудь переодеться, и была в тоненьких колготках, как и другие мамы. Вот тогда они и вспомнили, откуда родом. 30 градусов мороза – это не шутки! Мы все стали петь: «Ой, мороз, мороз! Не морозь меня!». К тому же после бессонной ночи было очень тяжело бродить по улицам. Это нас, по-видимому, антисемиты гиды решили проверить на прочность. Выдержат израильтяне или нет? Но мы, конечно, выдержали. Только вот в Дрезденскую галерею не попали. А я так мечтал.
Ещё в Израиле бабуля Рая показывала мне альбомы с репродукциями. Она сама видела эти картины после войны. Ведь фашисты хотели погубить даже свою Дрезденскую галерею, только бы она не попала в руки русским. А русские не только спасли её, но и реставрировали многие картины, которые были испорчены. А когда Германия стала советской, передали все картины обратно. И перед этой передачей их показали в России. Тогда моя бабуля была ещё молодой и ходила на эту выставку. Она очень хотела, чтобы я увидел картины в Дрезденской галерее, и много рассказывала о каждой картине. Но… нас так намучили экскурсией по городу, что когда привели в какое-то кафе, где мы согрелись и немного перекусили, что сил смотреть картины уже не было. Да и времени тоже. Ведь за один час ничего не успеешь посмотреть толком. Так что Дрезденскую галерею мне придётся посетить в другой раз.
В этот же день с нами произошло небольшое приключение. На одной остановке, где нам предложили немного согреться и сходить в туалет (который, кстати, стоит 1 евро), я с мамой и одной родительницей зашли в кафе выпить чаю. Мы быстро справились с питьем, а когда вышли на улицу, никого из нашей группы не было. Мы заволновались, не зная, куда идти. И тут у мамы сработал инстинкт гида. Ведь совсем недавно она окончила курсы гидов и знала, как надо себя вести в такой ситуации. Наконец, выйдя к нашей группе, мама устроила небольшой скандал Мише, которому поручили следить за всеми родителями и детьми. А он, вероятно, тоже отупел от мороза и потерял ориентацию.
Ещё перед полетом, оказалось, что Марина очень волновалась и даже просила Мишу внимательнее отнестись к нам, на что мама очень обиделась. Оказалось, правильно. Моя мама была очень внимательна сама и всё делала грамотно, и никакой Миша нам не был нужен. К тому же он очень много курил, а мама и я не переносим запах дыма от сигарет.
Наконец, когда нас довезли до Теплицы, оказалось, что вся делегация из Израиля будет жить в большой гостинице туристического типа. Насчёт «звездочек» ничего сказать не могу, а вот то, что было холодно, это да. Но это уже было неважно, так как ужасно хотелось спать.
А утром мы увидели, что гостиница находится в очень красивом месте. Вокруг лес, тишина и сугробы. А на них, как маленькие капельки крови, птички. Мама сказала, что это снегири. Когда мы вышли к автобусу, то стали хватать снег и лепить снежки, как это видели по телевизору в кинофильмах. Но тут вышел Миша и потребовал, чтобы мы сейчас же закрыли свои лица до глаз. Надо было беречь горло.
До конкурса оставалось несколько дней, а до него нам предстояло выступить в Еврейском центре. Все четыре израильские группы, которые приехали на конкурс, были приглашены в этот центр. Там вместе с Яном я пел «Шма, Исраэль!»
Немного рассажу об этом центре. Он находился в районе Праги, который назывался «Жидовская область». Оказалось, что и шофер, который нас повёз в этот район, не знал точно, где находится этот центр. Короче, мы заблудились. И я решил быстро связаться с мамой, чтобы она узнала у своего водителя, где находится этот центр. По связи мы услышали, что водители называли тот район «Жидовская область». Все были возмущены, так как решили, что это они нас так обзывают. Потом оказалось, что этот район так называется. К большому сожалению, шофёр нашего автобуса всё-таки завёз нас в тупик, и нам пришлось идти пешком довольно большое расстояние самим, таща все наши костюмы на себе. А мамы приехали в другом автобусе после того, как сначала их провезли по Праге. Конечно, они очень боялись опоздать к началу, но в результате все прибыли вместе. Так что нам и прорепетировать уже некогда было. Народу было немного, но все вместе заполнили зал. Он больше напоминал большую красивую синагогу с красочным оформлением стен.
Наш ансамбль пел попурри на идиш, песню о Иерусалиме (ту самую, о которой я вам уже писал), две песни об Израиле и песню «Гешем» («Дождик»), которую мы потом пели во втором туре.
Теперь о самом конкурсе. Он проходил в небольшом зале одного центра в Теплице.
В зале были только жюри и участники. Папа Даниэля (одного нашего мальчика) должен был обязательно нас снять на плёнку, но его не пустили. Тогда он пошёл на хитрость и сказал, что он фотограф, представляющий израильскую делегацию, и у него есть заказ на плёнку и фотографии с конкурса. Его пропустили, и он снял весь конкурс.
Первая песня – «Снежная королева» – очень понравилась жюри, и мы прошли на второй тур, где спели песню «Гешем». Потом все долго нервничали, так как не знали результата. И только в 10 часов вечера вывесили список, в котором мы увидели название «Пирхей Ашдод». Ура! Мы прошли в финал!
Честно скажу: конкурс – это вам не цацки-пецки. Мы так уставали, что еле доходили до кровати. Но в это время раздавался стук в дверь и Миша зычным голосом призывал: «Все на репетицию!» После того, как мы прошли в финал, стало понятно, что будем выступать в гала-концерте. После очередной поездки по какому-нибудь городу, мы почти полудохлые вынуждены были репетировать.
И вот происходило что-то невероятное. Мы получали новый заряд бодрости, после чего уже трудно было нас остановить и загнать в постели.
Наши уставшие мамы вместо того, чтобы лежать, задрав ноги от усталости, были вынуждены дежурить в репетиционном зале.
Вообще, наши родители были большие молодцы. Они нам во всём помогали. Очень волновались и даже плакали от радости за нас. А моя мама понравилась всем детям, потому что она была такая добрая, милая со всеми. А когда она узнала по телефону, что папу забирают в армию, она так сильно плакала, что все стали её успокаивать. Я тоже огорчился, но почему-то совсем не испугался. Я был уверен, что всё будет хорошо. Израиль обязательно победит.
Иногда мы так уставали, что устраивали небольшие скандалы. Например, Даниэла, которая ужасно страдала от аллергии на холод, порой не выдерживала и кричала: «Оставьте меня, я ещё маленькая! Я ребёнок! Я устала! Я хочу отдохнуть!» Все ей сочувствовали, но надо было продолжать экскурсию, которая, в общем-то, никому уже не была интересна. Мы ведь тоже дети и нам хотелось увидеть что-нибудь интересное, а нас водили по улицам города, да ещё бегом, чтобы увидеть какой-нибудь дом. Я думаю, что экскурсии совсем не были продуманы для нас, детей от 10 до 14 лет. А ведь обещали интересную программу и за это взяли большую сумму денег.
Конечно, было интересно увидеть настоящие ёлки, снег, большущие фигуры Дедом Морозов. Когда мы ехали в автобусе, то в основном наша дорога проходила через лес и небольшие посёлки. Всё было в снегу. Я старался сфотографировать как можно больше. У меня получились интересные снимки. Наверное, я теперь долго не увижу снег, так что мои фотографии будут мне напоминать об этой поездке.
В Карловых-Варах не было так холодно, как в Германии и Чехии. Здесь были горячие источники, из которых люди пили целебную воду. Мама не пила сама и мне не разрешила. И правильно сделала. А вот Миша пил из всех источников, и, как вы сами догадываетесь, ему стало очень плохо. Но Мише ведь не надо было выступать, так что ему можно было проводить эксперимент на себе.
Здесь мы купили красивые чашку для питья в подарок Марине и бабуле Рае. А Хагаю сразу купили подарок ещё в Германии – небольшого деревянного Щелкунчика.
Перед гала-концертом со мной произошел небольшой курьёз. Я не очень хочу об этом вспоминать, но ведь я решил рассказывать всю правду. Так вот в нашем ансамбле есть девочка Ор. Она единственная, у которой родители – выходцы из Марокко. В общем, она не говорит и не понимает по-русски. Ей постоянно кажется, что я о ней говорю что-то плохое, хотя я вообще ничего о ней не говорю. Мне она не нравится, и, наверное, я ей тоже, потому что мы постоянно с ней ссоримся. Начинает она, а я ей отвечаю. Причём, когда она меня задевает, почему-то никто не видит, а когда я ей отвечаю, уже все видят, потому что она сразу кричит.
Так вот перед концертом, похоже, она решила меня довести. То шипела сзади, как змея, то вдруг ударила своей сумочкой. Конечно, я не выдержал и толкнул её. Но очень сильно, и Ор упала. Это было при всех. Все не ожидали этого от меня и побежали искать мою маму, чтобы пожаловаться. Жене тоже рассказали, она подозвала меня и сказала, что не хочет ни в чём сейчас разбираться, но я должен сейчас же извиниться перед Ор. Я отказался, так как считал, что поступил верно. Женя настаивала, я не соглашался. Тогда Женя поставила условие – или я извиняюсь, или не выхожу с детьми получать премию. Ну, что бы вы выбрали? Это после стольких дней труда, мучительных недосыпаний, нервов, я не буду из-за какой-то девчонки получать премию?! Я знал, что все ждут от меня мудрого решения, и сдался. Попросил у неё прощения, а потом поговорил с ней и сказал, что мне не нравится в её поведении. На душе стало как-то спокойнее. Женя была довольна моим решением. И мама тоже. Ей вообще нравится эта Ор. Она считает её очень самостоятельной, умненькой, настоящей израильтянкой. И даже красивой. Да, похоже, когда я буду выбирать себе жену, то маминого совета не спрошу. У нас с ней разные вкусы.
Мне, например, во время поездки очень понравилась Селена. Но это будет рассказ о моих любовных делах. Наверное, я напишу позже или в другой книге.
А вот о гала-концерте я должен рассказать сейчас. Потому что именно здесь мы, наконец, увидели, как много мы сделали, как важно для нашей страны то, что сделал наш ансамбль в эти дни. Ведь многие ансамбли приехали из разных стран, и к нам сначала относились очень настороженно, потому что думали, что израильтяне нехорошие люди. А потом многие увидели, какие мы милые, талантливые дети, и стали говорить с нами. Мы со многими детьми подружились, так как говорили на русском языке. Рассказывали об Израиле, о нашей жизни. И что мы тоже хотим мира, а не войны.
И ещё этот концерт проходил в одном из красивейших концертных залов Праги – Конгресс-Холле – в дни зимних каникул для детей Чехии. В холле стояла огромная ёлка. В этом концерте участвовали только лучшие коллективы из 12 стран мира. И мы среди них, как представители Израиля. Нам вручили золотой диплом и большую чёрную вазу из чешского стекла, с золотой эмблемой и надписью на ней. (Эту вазу, после того, как мы прилетели в Израиль, а война ещё продолжалась, во время сирены Женя забирала с собой в бомбоубежище.)
Кроме этого мы получили подарки и огромный торт, который все с удовольствием съели, как только приехали в гостиницу. Это был такой вкусный торт, который я не могу забыть до сих пор! Да и гостиница была уже в Праге, очень красивая, тёплая. Нас перевезли в неё накануне вечером, чтобы мы могли перед отлётом быть ближе к аэропорту. Родители были очень удивлены, почему же нас сразу не поместили сюда. Ведь каждый день нас возили в автобусах в ту же Прагу по 90 км в один конец. Потому что, как я уже рассказал, наша гостиница была за городом Теплице. А оттуда уже нас возили по городам. Дорога была красивой. Везде лежал снег, деревья были в снегу. Всё было бело. Я старался всё время фотографировать. Теперь я знаю, что такое зима. Но вот холод мне не понравился. Я уже скучал по Израилю и мечтал о тепле.
А когда мама утром сказала, что пора вставать, надо собираться в аэропорт, я вскочил, как солдат, хотя спал как убитый.
Ура, мы летим в Израиль! Мы знали, что у нас идёт война, но всё же были рады возвратиться домой!
А дома нас ждала война и большие каникулы. В общем, у войны есть свои радости. Например, мы не ходим в школу. Зато целый день можем гулять, смотреть телевизор и играть в компьютерные игры.
Вот только сирены – не очень приятная вещь. Но мы с Хагаем уже знаем, как переждать эти минуты. Ведь когда мы жили в Нисаните, то из Газы часто арабы посылали на нас «кассамы». Я писал об этом в первой книжке. Но теперь ракеты уже другие, они называются «град» и долетают даже до Ашдода.
Когда звучит сирена, я беру телефон и бутылку воды, брат быстро забирает пакет с конфетами и печеньем, и мы за 45 секунд вбегаем в «хедер-битахон» (защищённая комната), не путайте с хедер-арон! (комната-шкаф), и плотно закрываем двери. Затем ждём несколько минуты и выходим из укрытия. Тут же раздаются звонки от мамы, папы и Марины – они хотят знать, как мы себя чувствуем. Сказать по правде, ничего. Я совсем не боюсь. Один только раз было очень даже неприятно. Ракета упала в школу, которая находилась напротив нашего дома. Ну и бабахнуло!
После этого случая Хагай не хотел оставаться дома один и просил, чтобы Марина приходила к нам или нас отвозила к ней мама перед работой. Однажды Марина оставалась с нами, и вдруг завыла сирена. Мы снова взяли конфеты и воду, зашли в комнату и закрыли дверь. Но Хагай почему-то забился в угол своей кровати и стал кричать, что ему надоело всё это.
Я сразу понял, что у него срыв от воя сирены, и его надо как-то развеселить, и спокойно спросил его: «Ты хочешь, чтобы закончилась война?» Он сразу успокоился и ответил: «Да! Хочу». Наверное, подумал, что я сейчас что-нибудь сумею сделать, чтобы остановить войну. Но я только сказал: «Тогда ты пойдёшь в школу». И вы знаете, что сказал Хагай? Он сказал: «Нет, пусть будет война, только чтобы ракеты не летали». Мы с Мариной рассмеялись, а тут и сирена закончила выть.
Мы ещё немного посидели, а потом вышли из комнаты и стали все вместе играть в карты. Конечно, тут же позвонила мама, потом папа.
Война скоро закончилась. Мы пошли в школу, а я стал ходить в ансамбль и продолжать петь. Надо было готовиться к очередному конкурсу. В апреле наш ансамбль едет в Эйлат на международный конкурс «Улыбки Красного моря».
Мы будем петь с Яном в номинации «Дуэт» в средней возрастной группе.
Самое главное, я еду один. Во-первых, мама уже не может пропускать работу, Марина со мной не поедет, так как до Эйлата пять часов ехать в автобусе, а папа сказал, что я уже большой и мне пора ездить без сопровождающих – учиться самостоятельности. В жизни пригодится. Он прав. Я уже взрослый, мне 11 лет исполняется в мае. Так что решено – еду один. Буду жить с мальчиками в одном номере. Нас поселят в гостинице «Клаб-отель».
Автобус ждал нас у матнаса «Дюна» в 7 часов утра. Меня провожали мама и Хагай. Мама убедилась, что я занял хорошее место, и присела впереди на место, где должны были сидеть Женя и Миша. Когда они пришли, то Миша, по-видимому, спросонок маму не узнал и сразу стал требовать, чтобы она уступила ему место. Мама в шутку стала противиться и сказала, что пришла раньше и хочет ехать именно здесь. Миша никак не воспринял шутку, а потом, узнав мою маму, успокоился. Он вышел покурить. Все дети с родителями уже подошли, и мама, попрощавшись со мной, вышла из автобуса. Они с Хагаем стояли и ждали, когда отъедет автобус. Миша подошёл к ней и, наверное, чтобы сгладить недоразумение, погладил Хагая по голове, а затем стал хвалить его, говоря, что он стал очень ответственным мальчиком и теперь может ехать самостоятельно.
Мама сразу поняла, что Миша не узнал и Хагая, перепутал со мной. Миша засмеялся и признал свою ошибку.
Вообще, говорят, что мы с братом очень похожи. Но я лично считаю, что это не так. Ведь я похож на папу, а брат на маму. У нас общее то, что мы оба здоровые и красивые ребята. И нас иногда путают по возрасту, так как Хагай высокий. Он меня уже догнал. Когда его спрашивают: «Вы близнецы?» – он отвечает: «Да, мы близнецы!» – «А сколько вам лет?» – «Моему брату 11, а мне 8». Вот такой он чудной!
Наверное, Миша и спутал нас тоже. Он попрощался с мамой и зашёл в автобус. Мы двинулись в путь.
Дорога была не тяжёлой. Мне было интересно смотреть в окно. Наш Израиль очень красивая страна. К счастью, некоторые дети, которые любят пошалить, ушли в самый конец автобуса. А я занял два места и немного поспал.
К сожалению, спать долго нам Миша не давал. Он решил провести репетиции в автобусе, так как времени на репетиции перед конкурсом у нас не было: первый тур начинался уже в три дня, а мы приезжали в двенадцать.
Гостиница оказалась очень красивой – пятизвёздочной. В нашем номере было две комнаты и кухня. В одной комнате разместился Мануэль из младшей группы и его папа Виталий. Во второй – Алекс, Ян, Даниэль и я. Когда мы вошли в номер, мальчики сразу захватили кровати и стали надо мной смеяться. Ян сказал, что я могу спать на полу, Алекс предложил мне спать на балконе. Я не обиделся на их шутки. Виталий предложил мне спать вместе с Мануэлем. Но я отказался, ведь Мануэль совсем маленький. Как я буду спать с ребёнком?
Выход я нашёл сам. Просто попросил Виталия набрать номер обслуживания гостиницы и заказать ещё одну кровать. Через несколько минут в комнату постучали. Вот тут все ахнули – оказалось, мне принесли широкую удобную, я бы сказал, королевскую кровать. Так что, как говорят взрослые, смеётся тот, кто смеётся последним.
Мы все переоделись с дороги, помыли руки и сразу пошли что-нибудь перекусить. А потом в нашем распоряжении оказалось много времени, и мы решили пойти в бассейн. Вода в бассейне была холодной, и я почувствовал, что теряю голос. Я тут же вылез из воды, побежал в номер, принял душ и стал сосать стрепсил (это такая таблетка от боли в горле). Посидел, успокоился, и голос возвратился ко мне. Вот была бы катастрофа, если бы заболело горло! Но всё обошлось, и я решил, что не стоит ходить в бассейн, пока у меня такие важные события.
Вдруг зазвонил телефон, и Женя закричала, почему мы ещё в номере? Оказывается, Ян перепутал, когда мы должны были выходить на сцену. Он смотрел нас на свой возраст. И выходило, что ему 14, а значит, мы выступаем во взрослой категории. А надо было смотреть на мой возраст – 11, и мы должны были петь в номинации среднего возраста.
Что тут началось! Мы быстро оделись и вышли к автобусной остановке. Дело в том, что конкурс проходил в зале Дворца культуры Эйлата. Это всего 3-5 минут езды от гостиницы, но автобусы ходят один раз в час. И вы можете представить наш ужас, когда перед нашим носом он уехал?
Но Миша не растерялся – он тут же вызвал такси, и мы буквально летели на всех порах. Прилетели и… не туда. Улица та, а здание не то. Хорошо, что это было почти рядом с Дворцом.
Когда мы вбежали за кулисы, то нас уже объявили. А чтобы мы с Яном немного успокоились, Миша вышел прямо в зал и сказал, чтобы все не волновались – мы уже прибыли. Миша был как конферансье. Я очень был благодарен ему за эти минуты, что он дал мне немного вздохнуть и настроиться.
И вот мы запели… Как мы пели? Наверное, очень здорово. Потому что когда мы закончили, пару секунд была тишина, а потом я вдруг услышал такие оглушительные аплодисменты и крики «Браво! Браво!» Я не мог двинуться с места, стоял и смотрел в зал. У меня внутри что-то замерло от счастья. Я готов был разреветься. Но не потому, что плохо, а потому что был счастлив.
За кулисами нас с Яном все обнимали и поздравляли. Миша тоже был очень нами доволен. А Мануэль сказал папе, что хочет так же петь, как и я.
Почему-то все были уверены, что мы с Яном победили. Но я знал, что лучше пока помолчать и ничего об этом не говорить, чтобы, как говорят взрослые, не сглазить. Я помнил, как было на конкурсе «Елед Пеле»: поздравляли одних, а приз получили другие.
Вечером мы решили пройтись немного перед сном, посмотреть город. В основном мы гуляли втроём: я решил пойти вместе с Виталием и Мануэлем. Ян, Даниэль и Алекс захотели пройтись с девочками. Естественно, я им только мешал. Моей девочки там не было – она была с бабушкой и не могла пойти одна. А с девочками мальчишек я гулять не хотел. Зачем мне чужие девчонки?
Вообще-то, мы жили весело, особенно вечером перед сном. Когда каждый из нас заходил в ванную, все остальные требовали, чтобы он пел. Если он не хотел петь, выключали свет и кричали: «Резонатор! Резонатор!» (Это так требует от нас Миша.) Я всегда купался последним, потому что люблю мыться спокойно, чтобы никто не подгонял. Я заходил в ванную и намыливался, но тут начинались крики: «Резонатор!» Если я отказывался, они выключали свет. Я соглашался и начинал петь. Пел долго, а мальчишки уже хотели спать. И тогда они выключали свет в ванной, чтобы я замолчал, но я продолжал петь. Мы так шалили, что Виталий не выдерживал и выбегал из комнаты, чтобы нас успокоить.
Все в основном гуляли по набережной. В Эйлате это самое любимое место прогулки для гостей города. Здесь было много людей, звучала музыка, много магазинчиков и лавочек с разными сувенирами и товарами.
К сожалению, в «Город царей» мы не попали. Никто не захотел нас туда везти. Я немного расстроился, но потом решил, что обязательно приеду когда-нибудь с родителями сюда и посмотрю. А пока мы все приехали на конкурс. Значит, надо думать о конкурсе.
На следующий день мы выспались. Потом с Виталием сделали пробежку, позавтракали.
Затем просто отдыхали. Ходили друг к другу в номера, смотрели гостиницу. В бассейн никто не ходил – вода была очень холодная, купаться перед выступлением было опасно.
В 12-00 начался очередной конкурс в номинации «Группы и ансамбли». Он, к счастью, проходил в концертном зале нашей гостиницы. Так что никуда ехать не надо было, и мы только переоделись и спустились в зал.
Очень хорошо выступили наши малыши – они заняли второе место; средняя группа, где я выступал, – заняла первое, а старшая – третье место. Так что мы все вместе доказали, что наш ансамбль «Пирхей Ашдод» – лучший в Израиле.
В этот же день вечером состоялось награждение. Мы с Яном получили большой золотой кубок. А все вместе наши участники взяли 11 наград.
Женя была удостоена звания «Лучший педагог года». И всех нас пригласили на конкурс в Болгарию.
На следующий день состоялся «Гала-концерт». Мы выступали всем ансамблем и пели две песни: «Город танцует» и «Медина» («Страна»). Эта песня всех просто потрясла. Весь зал встал и долго аплодировал нам.
Концерт длился почти пять часов. Оставалось только два часа до отъезда, а мне надо было купить ещё сувениры моим родным. Я быстро собрал чемодан и спустился в фойе. Здесь были магазинчики, где я купил подарки. Марине, Игорю я купил двух маленьких дельфинчиков, бабуле – одного, маме и папе я купил больших дельфинов, а Хагаю – маленький, в шарике со снегом. К тому же папе я купил стаканчик с женской фигурой. Это просто весёлый стаканчик, и я знал, что папа оценит мой подарок. Он действительно очень был удивлён моему подарку, а потом рассмеялся. Мы с ним поняли друг друга.
Автобус выехал из Эйлата в 7 часов вечера. Солнце уже садилось, и пустыня была совсем другого цвета, чем когда мы ехали утром. Я подумал, как жалко, что не умею рисовать. Но это другой талант. Возможно, Б-г не дал мне его. А может, надо попробовать. Но тогда не будет совсем времени на пение. А ещё надо учиться в школе. А ещё надо заняться своим здоровьем и похудеть… Просто голова кругом.
В автобусе было сначала очень шумно, потом все устали болтать и стали дремать. Я тоже заснул. А когда проснулся, мы подъезжали к Ашдоду. Было уже 12 часов ночи. Меня встретил папа.
Но дома никто не спал. Даже Хагай меня ждал. Но я понимал, почему он меня ждёт: потому что знал, что я привезу ему подарок. Мама стала уверять меня, что Хагай соскучился. Но я помнил, какую smsку он мне прислал в первый же вечер: «Ори сколько хочешь свои дурацкие песни, только приезжай скорее». Ну и где же здесь «соскучился»?
Помните, я писал, что 9 мая ходил на парад в честь Дня Победы? В этом году накануне этого дня состоялся концерт для ветеранов и инвалидов Второй мировой войны, и наша концертная группа участвовала в нём. Мы выступали последними с попурри из военных песен, как раз тех, что пели на телевидении. А потом дети ансамбля «Цветы Ашдода» вручали всем зрителям гвоздики. Это было очень красиво. Звучала песня «День Победы», почти все в зале пели, а мы ходили по рядам и дарили цветы. А после концерта нас хвалили.
Восьмого мая нас показывали по телевизору. Наши родственники и друзья видели меня, стали звонить нам домой. Но у нас, как назло, испортился «шалат» (пульт управления), и мы не смогли включить телевизор.
Мама очень расстроилась. Она целый день готовилась посмотреть моё выступление, а когда пришло время, не увидела. Но ничего. Мы ведь живём в двадцать первом веке.
Оказалось, что Женя записала наше выступление и теперь подарила мне и другим детям диски.
Осталось всего два месяца, мы закончим школу, и наступят летние каникулы. Но пение остановить нельзя. Уже 13 июля состоится шоу ансамбля «Пирхей Ашдод». Затем откроется летний лагерь в «Дюне», куда мы с Хагаем обязательно пойдём. А на следующий год, возможно, и мой брат ко мне присоединиться. У меня есть мечта, чтобы мы спели вместе на каком-нибудь конкурсе. Как вы думаете, она может осуществиться?
Да, самое главное я забыл: 30 мая у меня день рождения. Мне исполняется 12 лет. Наверное, этот год будет особенным, ведь надо подготовиться к бар-мицве. Взрослые говорят, что я должен стать ответственнее и серьёзнее. Детство закончилось. Начинается отрочество.
А мне и в детстве было неплохо. Посмотрим, как жить в отрочестве.
Свидетельство о публикации №220060201149