Ева

                Любовный роман на новый лад

Пролог

           Сад снова благоухал. Розы цвели почти всеми цветами радуги. Снова птицы кружили над их кустами, снова люди ходили и любовались прекрасной природой. Ходили дети, старушки, женщины и мужчины всех возрастов, и можно было спокойно сесть на лавочку и начать разглядывать их, и, я уверяю вас, вы не увидели бы ни одного похожего человека, похожего силуэтом или одеждой, или ещё чем-нибудь.
          Кто-то и делал так, сидел, наслаждался, разглядывал. Знаете, как это интересно – не торопиться никуда, не бежать, а просто сидеть, просто вдыхать сладкий воздух? Немного сощурив глаза, смотреть на слепящее золотистое солнце и думать, думать, мечтать!.. Быть в окружении алых роз и представлять себя их королевой, жить этими мечтами, с мечтами, фантазиями, а потом, однако, нехотя возвращаться.
          …Именно так и делала сегодня она. Девушка с короткими красными волосами, она сама очень напоминала цветок. Сидела на краешке скамейки, той самой, что была больше всех сокрыта среди цветастых листов. Как-то так получалось, и розы, и другие растения сплелись между собой и спрятали эту скамью, сделав сей уголок самым уютным, самым незаметным и тихим. Здесь можно было не только предаваться мечтам, но и, наверное, спать, но не так, как это делают люди, торопящиеся куда-то, прислонившие голову к спинке сиденья автобуса, без конца просыпаясь и вздрагивая, а спать по-настоящему – сладким спокойным сном, птичье пение и розовые духи погружали в особую атмосферу.
           Можно было бы спать, однако она не спала. Просто сидела, смотрела, как казалось, выглядывала из своего тайного уголка и наблюдала за жизнью, людьми. Она как будто бы была вместе с ними, так само в этом прекрасном саду, и одновременно с тем – одна. Она смотрела куда-то немного в пространство, серо-голубые глаза вглядывались в иные пейзажи, и за иными людьми глядели они сейчас. …Приглядевшись, было не трудно догадаться, что на самом деле она просто думала. Над чем, определённо, другой вопрос.
           На коленях девушки лежал небольшой блокнот, яркий, разрисованный цветами и листьями, почти такими же красивыми и удивительными, как те цветы, что склонялись к ней своими головками. Блокнот переливался небольшими разноцветными стразами, но даже они все, вместе взятые, не могли сравниться с той красотой, которая была здесь, в реальности. И не надо большого ума, чтобы понять это, узреть, ощутить. Надо лишь открыться. Всем сердцем. Надо уметь наблюдать.
           Девушка с красными волосами изредка перебирала страницы, тонкие длинные пальцы касались их, точно клавиш старинного дорогого рояля, или такого же фортепьяно. Между листов мелькали и показывались ветру картинки, небольшие узорчатые надписи, кажется, строчки, наверное, даже стихи. Сейчас она вряд ли призналась бы, что писала их, но раньше писала, да. И также между страниц мелькало одно единственное женское имя. Ева. Так звали её, наверное.
           …Созерцание подходило к концу, она больше не следили за тайными мыслями и людьми и думала сейчас про себя, пыталась осмыслить случившееся. Понимала, что вновь убежала сад, и что это было не самой лучшей идеей. Природа помогает нам прийти в себя, но не решает наших людских ошибок, наших проблем, сомнений. Даёт лишь прийти в себя.
            Что было? Очень много всего, и так сразу она бы ничего не сказала. Пришлось бы наблюдать, ходить за ней, даже бегать, так как порою Ева была слишком быстра и проворна. Красива, пусть и не писаная красавица. Умна, пусть и не гениальна. Эта самая девушка, эта самая Ева, да, она была вполне хороша, но мало кто это видел. Мало кто хотел видеть и кто хотел это знать. Она родилась не в то время, когда бы могла раскрыться, когда таланты её стали бы понятны другим, а её озолотили, прославили, когда самое элементарное желание быть понятой было бы удовлетворено отношением, хотя бы искренней дружбой.
            …Но она родилась в нашем времени и в итоге снова сидела на лавочке, молчала, о чём-то думала. Никто не читал её мыслей. Людям казалось, что дева сама выбрала своё одиночество.

           Что же было на самом деле? Снова думала про свою книгу, снова творила миры, которым уже не было счёта. Ангелы, авторы, даже звёзды, всё сплеталось под пером её мысли, но и этого мало кто знал. Ведь, действительно, как можно судить окружающих? Что думать о том или тех, кто всегда весь в себе и молчит? Оттого ли молчит, что не хочет говорить? Вряд ли не мог найти собеседника. Скажу больше, в её время и особенно в её городе, всякий раз подобную картину комментировали лишь однозначно. Считали, что красивая девушка не может не найти понимания, потому что она красивая. А если ещё и умная, то просто цены такой нет. Да только наоборот. Всё наоборот. Совершенно. Так печально принимать этот факт…
            Любовь стала не в моде. Искренность, чувства – ложь. Верность – как сказка, сон. Спали с кем попало, даже мужчины с мужчинами. И это величали любовью, а то, что смешно – так вздор. Время стало такое, осуждающих за людей не считали. Нормальность чушью считали, хотя можно спорить и спорить…
           А каково было быть человеку нормальному, нежному, чувственному? Как найти себя, какое-то понимание и поддержку? Как можно даже просто верить в любовь, если любовь смешали с полом и возложили поверх убитой возвышенности? Как такому?.. Никак. И уж тем более красивому душой, понимающему.
          Ей, действительно, было так лучше, без людей, совсем и всегда одной. Потому что люди встречались, как на подбор, не те, потому что она сама была для них слишком хорошей. Для них, людей, этого времени. Не модно и глупо стало верить в сказку про коня и про принца… И просто в хорошую жизнь.
          Но Ева и не сильно им верила, реальность она увидела очень давно. Хотя она верила в сказки и очень сильно любила. Ещё будучи совсем юной девой, подростком, она увидела то, чего лучше ей было не видеть. Увы, прошлого не исправить. И хотя много лет прошло, и много всего изменилось, и забыла она всё то, в счастье уже больше не верила. Поняла суть людей, осознала заразу этого времени, окрестила её чумой и бежала как можно дальше.
          Вот почему она была одинока, сидела на лавочке среди цветов и ни одна душа не подошла к ней, не спросила, не решила с ней познакомиться. Не нужна она была им. Не нужна и всё, точка. Люди жили своими жизнями. Эгоистично и даже грубо интересовались только собой и своими бытовыми потребностями. Куда им было понять мечты? Мечты о каких-то книгах? О каких-то мирах? Книгах и мечтах в целом? И тем более светлом будущем?!
            Красные, точно огонь, волосы напоминали прекрасные розы, и сама она, повторюсь, так же была девушкой-розой. Источала аромат дорогих фабричных духов, красовалась дорогими нарядами. Или нет, лишь показывала кому-то их. Пыталась хотя бы так привлечь внимание этого мира. Не поддавалась ему, но просто знала приемы. Одевалась по моде, пусть и не так откровенно. Длинная кофта её достигала самого пояса, джинсы не сковывали движения и не обтягивали фигуру, лишь волосы рассыпались, смеялись, играя на лёгком ветру. Красная кофта и красные волосы. Только джинсы, вот, синие.
           Да, можно было легко сказать, что она, действительно, жила в своём мире, своим миром, своими идеями, интересами, тоже не интересовалась другими, показывала своё равнодушие. Да или нет? Всё же нет. Она стала такой не сразу, а ранее много лет положила на алтарь глупой жертвы. Ей не встретился «тот самый друг», «та самая подруга» и просто «тот человек». И поэтому все ушли. Рано или поздно, тихо или устроив напоследок скандал, разошлись они и больше не возвращались. Да только с каждым таким событием грубели душевные раны.
           Иногда Еве казалось, что мир давно съехал с катушек. Его не спасти, но это – одно, а другое – ей также не спасти свою жизнь, она ничего не сможет, не найдёт ни себя, ни счастье, ни того или тех, кто мог бы подарить это ей. Думала, воображала, рыдала, только делала последнее по-настоящему. Иногда, здесь, в этом самом любимом саду, иногда дома, полностью закрывшись подушкой, рыдала, закрывала глаза, не хотела ни дышать, ни думать, ни даже мечтать; всё отошло и исчезло, боль вышла на первый план и заняла его с наслаждением.
           Именно тогда Ева и пыталась уйти в себя, ещё больше зарываясь в выдумки, и клялась, что не вернётся назад, однако каждый раз возвращалась. Видела почти по-настоящему то, как душа её покрывается ранами. И после каждого слова, письма, даже одной единственной фразы, даже мелкого намёка на расставание или непонимание, или боль видела, как есть такой человек (как она), который сидит, точно зверь, в маленькой тёплой квартирке с той только разницей, что добровольно запер себя там. Или нет? В клетку её заперло общество. Оно отчего-то решило, что лучше превратить жизнь в порок.
            …И сгибался человек, рыдала его душа, стояла и она на коленях, уже не моля о пощаде. Какая пощада? Какая любовь?! И раны кровоточили энергией, и разлеталась она по воздуху чуть заметными алыми облачками. И никто не был в силах даже просто унять эту боль, не говоря совершенно о том, чтобы исчезнуть заставить…



Глава 1. Слишком много мыслей

           Ева сидела на скамейке и не могла больше писать стихи. Мысли определённо не шли. Сюжет в прозе тоже застопорился. Получалось так, что она снова впадала в кризис. Почти год-полтора не могла вернуться в нормальное состояние. Из-за учёбы. Из-за усталости. Из-за любви-нелюбви. Много времени уходило на это всё, а ещё надо было хоть когда-нибудь отдыхать и обдумывать. Ночью, часу в двенадцатом, хотелось только одного – спать, и поэтому она не писала.
           …Сегодня был странный день, хотя, сказать по правде, такими она называла сейчас многие дни, слишком часто что-то случалось безрадостное. Однако сегодня особенно. Потому что она устала. Не физически – это вошло в привычку; душевно истощилась так, что не было больше силы надеяться. Ева окончательно вынесла вердикт себе и расписала в голове будущее этого города, этой страны и планеты. А в общем, её просто предали. Тот человек, с которым встречалась пять лет, стал слишком странным, в итоге обманул, после – предал. Мне кажется, она бы не слишком хотела вдаваться сейчас в подробности и, если бы я подошла, мне бы ничего не сказала. Но слёзы стояли в глазах. И это было заметно – розы не помогали, маскировка только убеждала в реальности таких моих грустных дум.
            Еву предавали не в первый раз и, боюсь, увы, не в последний. По сути, даже не предавали, а показывали, рассказывали своё отношение, а оно всегда, как специально, было не таким, как её. К ней. О ней. О её мирах, её книгах. Словом, в целом о ней. Люди едва знали их, едва знали, что она вообще что-то пишет, не знали, но уже говорили, судили, выносили суждения. А суждения несли с собой мрак и боль, ведь они её все не приветствовали. После прочтения одного из рассказов или самого любимого из романов – результат был всегда один, а коллеги пророчили яркое будущее. И как эти люди могли, не зная ни её, ни её миров, судить их?! Как такое возможно? Так много всего существует: подробностей, тонкостей, откровений, как можно, не зная их, фактически не зная совсем человека, называть его, «видеть», причём только в собственном свете?!
           Но так, вот, они могли. Осуждали. Смеялись. Сходили с ума и завидовали. Говорили плохие вещи в след, о них также часто думали. А сами не знали её. Видели только то, что Ева другим показывала. Имели смелость ставить выше всего своё «мнение». Так практически все и всегда, но мужчины в первую очередь.

           …Но вернёмся опять назад. На самом деле в реальности почти ничего не случилось. Тоже, что и всегда. Можно было б даже привыкнуть. Иногда мы не в силах справиться с эмоцией сердца, даже понимая умом, что это всё глупые мелочи. Нет ничего постыдного, если так происходит. Так и произошло. А в ответ придумалась «тактика выживания», о которой ещё не раз расскажу.
          Действительность была для Евы второстепенной, поэтому она и не всегда уделяла ей должное количество внимания, конечно, жила – раз расстраивалась, но чаще всего именно жила она своим миром, своими фантазиями и книгами. Так и сейчас, не желая прокручивать в голове всё грустное, старалась забыться миром, повестью, которую писала последние несколько месяцев.
          Это была очередная её работа. Не первая, не последняя. Возможно, не самая лучшая, но явно не самая худшая, а впрочем, сложно судить. Мысль снова и снова уносилась в тот мир, те события казались более живыми, чем грусть. Общий фон произведения веял, конечно, печалью, и главный герой этой книги также был одинок, но это ничего не меняло. Ева признавалась себе, что подобное всё – совпадение. Что не хотела она намеренно писать снова с себя. А написала. Случайно. Может, отчасти и так. У неё, у других, наверное, так бывает у всех авторов.

           «…В Бесконечном Белом мире вновь наступало утро. Ангелы просыпались и снова шли на работу. Кто-то шёл, кто-то летел – не важно; задействованы, как всегда, все. Лишь единицы оставались безучастными, но всей своей душой они думали про работу, они любили её, и поэтому, нельзя сказать, что не делали совсем ничего.
           Для каждого утро начиналось по-разному, но для мира оно было таким, как всегда. Белый горизонт. Белое, белоснежное солнце. Белые лучи. И летящие белые, изредка чёрные крылья… Эта красивая и, даже можно сказать, невероятно завораживая картина, была притягательна, однако, только существам мира людей. Или иного мира. Иного – другого, только не Их собственного, так как была привычна.
          Белые шарики-жизни также плескались в Море. Они плавали там один день, неделю, месяц иль год, или даже годами, дожидаясь своей очереди. Иногда не одну жизнь. И проживали свои печали по кругу до тех пор, пока нужный ангел не находил их. Не исправлял и не давал счастье. Так имела своё место судьба, а она очень много значила для всех в любом мире. Согласны?
          …Ангел, похожий на юношу, снова стремился вдаль. За ним следом летела Его подруга и муза. Кем была Она Ему на самом деле, будет сложно сказать. Со стороны это едва ли понятно. Что-то объединяло Их. При всех внешних различиях имела место быть схожесть. Чернокожий ангел и белый, почти как свет, и один, и другой вершили роль, направленную на благо этого мира.
          Они торопились. Это было видно по трепету крыльев, хотя каждый мог превратиться в один сверкающий луч и полететь, преодолевая и пространство, и время. Могли, не делали так. Почему? Должно быть, просто хотели быть рядом. Видеть друг друга. Держать на видимом расстоянии. Торопиться и лететь изо всех сил, но наслаждаться своей любовью, находить время и для неё… Даже в такой ответственный день, как сегодня.
            А этот день был не просто важным, а очень важным, не показалось. Потому так горело успеть. Прилететь вовремя, а ещё хоть чуть-чуть отдохнуть, начать готовиться к речи. И выступить. Буквально от каждого слова зависла чья-то судьба. Да какого там слова, мысли!
          Нельзя было, нельзя останавливаться!.. А времени почти не осталось…»

            Вот так: какие-то придуманные ангелы, какие-то придуманные люди, придуманные события и миры. Ни слова из собственной жизни, ни одного мотива, всё – чистой воды фантазия, пусть иногда обоснованная. Девушка жила теми мирами куда больше, чем своим собственным. Было ли это нормально, или странно, увы, судить не ей. И не вам. Сложно сказать, кому надобно. К слову, она думала о том, будет ли этот эпизод потом в книге или останется только в черновиках. О том, кто он, этот таинственный ангел, муз её или нет. Ведь вполне возможно, что это был и не он. Не её Ориби. Друг его или другой ангел. Или новая версия, основа для нового персонажа.
 
          …Ева помотала головой и как будто тотчас очнулась. Фантазия белоснежных красот растаяла, и в глаза брызнул алый свет. Листья, которые буквально облепили её, заслоняли обзор и прятали. Если какое-то время назад, ей хотелось сбежать ото всех, то сейчас этот порыв прошёл, страсти уже успокоились. Слёзы высохли – и настало новое чувство.
           Это было немного похоже на страх. Наивный и детский страх, что-то вроде боязни наказания или последствий. Она ощутила его всеми фибрами, так само, как чувствовала холодный воздух и ветер, что начинал окутывать плечи и постепенно сжимать холодом горло и руки. Она видела эти листья, начавшие уже раздражать. …И, нет, она не была импульсивна, но иногда, иногда так случалось.
          Ева резко поднялась, вытянулась и встала. Яркий наряд больше не сливался с кустами. Теперь её видели все, и также она всех видела. Последние отголоски фантазий словами мелькнули в мозгу. Но глаза уже зрели реальность и понимали её, она понимала, и всё же была в двух мирах. Незнакомцы, сад, вся эта красивая осенняя природа, холодок, сладкий аромат, тишина. Это было для неё чуждым, а потому и пугающим, новым.
          Девушка встала со скамейки и пошла вдаль по узкой тропинке. Она думала скрыться среди деревьев, но те быстро закончились, им на смену пришли небольшие серые, как печаль, дома. Так незаметно и довольно стремительно Ева оказалась снова в своей квартире и уже там, в спокойствии, сидя на своей кровати, попивая любимый кофе, могла обдумать то, что стряслось. …Она радовалась, что «позор» уже кончен, её больше никто не видит, не слышит. И теперь она, наконец-то, одна. Дома можно вдоволь наплакаться!
           Казалось бы, теперь настало время побыть вместе со своими печалями, осознать их и обдумать дальнейшие действия. Лицо сегодняшнего предателя навязчиво стояло перед глазами, но она снова гнала его прочь. Мысли были иными. Она вновь то летала в каких-то неведомых облаках, то рисовала картины новых миров, точнее последние сами представали пред ней и пытались заставить отвлечься, а Ева была только «за». Реальность давно перестала доставлять радость и удовольствие.

            «Темнота постепенно заполоняла пространство всё сильней и сильней. Проход сужался. Руки уже устали. Солнце и клочок неба почти не виднелись, но до конца спуска оставалось ещё далеко… В эту пещеру Лиса планировала опуститься уже давно. Так давно, что едва ли помнила, сколько лет. Как будто ещё с рождения.
            Подружки расхваливали место, затерянное среди шумных и влажных лесов. И отец подогревал интерес, якобы даже когда-то бывал там, говорил так. Многие не понимали, но хватало и этой поддержки. А особенно фотографий и видео, которые были в Сети.
            Девушка приехала сюда издалека, не надеясь сделать открытие, но полная радости, воодушевлённая, уверенная, что запомнил надолго всё, что увидит и найдёт здесь. И в том оказалась права, можно даже сказать, предсказала. Только если бы она знала, если б только могла знать!.. Ничего она не знала, однако. …Верёвка подходила к концу, и в свете фонарных глаз уже начинал вырисовываться очередной камень, а затем дно. Девушка опустилась в пещеру.
            Задрала голову вверх, что-то пробормотала под нос, присвистнула. Лиса была удивлена и очень сильно взволнована. Всё оказалось намного лучше, чем она думала, нет, даже лучше, чем могла себе только представить. Слишком глубокий тоннель, слишком отвесный спуск, слишком громкие шаги среди тишины и мрака!
            Девушка не планировала ничего более, как просто посмотреть это место, а после вернуться назад. Сделать множество фотографий и тем самым осветить вечность своим присутствием. Но так она только думала. Вышло иначе – наоборот.
            Первый зал был совсем небольшим, но и, пожалуй, немаленьким. Он был скорее высоким, а потому очень узким, как свечка. За ним начинались другие тоннели. Несколько продолговатых залов, полных сталагмитов и сталактитов, давно сросшихся в колонны различной формы. А камней так много, что Лисе приходилось пробираться сквозь них, буквально петляя, как между деревьями. Без конца смотреть под ноги, по сторонам, слушать дикую гнетущую тишину и начинать ловить себя на мысли о том, что нет тут ничего такого особенного, наверное, зря тащилась она в эту даль. Бесполезно, глупо, бессмысленно!
            После этой мысли прошло ещё несколько залов. Уставшая девушка опустила рюкзак на пол и села на него отдохнуть. Если бы что-то случилось, бежать бы пришлось много метров. Да и не выбежала бы она, запуталась среди тех камней-деревьев. И осталась бы здесь. Навсегда. Но и этого с ней не случилось.
            Ноги немного гудели. Но в целом было всё хорошо. В термосе оставался горячий чай. Тишина успокаивала. И начинало казалось даже, что здесь тепло. То ли она придышалась, то ли река какая-нибудь поблизости протекала, то ли воздух через щели и дыры долетал и каким-то образом не терял своего солнечного богатства – не ясно почему, но так было. Было почему-то тепло.
            Сделала несколько фото, побродила, позаглядывала в разные дыры, остановилась. Ей определённо стало интересно, почему здесь теплей, чем в других залах. Походила ещё, буквально обошла весь зал и вдруг замерла. Остановилась, как вкопанная, потому что нашла проход, ведущий в ещё один зал. Оттуда мерцал лёгкий огонёк света. И там было ещё теплее, почти как дома.
            Недолго думая, подхватила рюкзак и отправилась тут же в ту сторону. В самом центре каменной комнатки горел, догорал костёр. Красные и рыжие блики плясали по стенам и напоминали таинственные иероглифы. О том, как она не заметила такое и ходила почти десять минут, думая про щели и ветер, Лиса теперь ответить себе не могла. Глупая мысль пришла только по невнимательности. Такое у неё очень часто.
           Этот зал, действительно, был, как комната. Ни одного сталагмита и сталактита, преграждающего путь, и тем более противных колонн, – все срезаны. На потолке видны следы скола – работа явно человеческих рук. Такая же картинка и на полу. Только у самой стены несколько образований, но они там никому не мешали, были, как ковёр, и, наверное, лишь оттого уцелели.
           Лиса огляделась ещё раз. Ей начало становиться не по себе. Тепло, но по коже тут же пробежала холодная дрожь. Руки потянулись к костру, но одновременно с этим единственным желанием у девушки появилась мысль, что надо немедленно убираться. И она огляделась назад, а после остановилась.
            У самой стены, другой, не той, где «ковёр», была вырезана небольшая ниша, как койка, и в ней, в глубине, виднелся небольшой силуэт. Это ещё больше указывало на то, что надо было немедленно покидать помещение! А с другой стороны – интересно. И всё бы она сделала так, как хотела, но силуэт слишком напоминал человека, явно был им.
           Лиса сделала ещё пару шагов, но не стала звать незнакомца. Она старалась идти как можно тише, чтобы не разбудить того. Ведь мало ли что на уме? Подошла почти вплотную, встала на колени, заглянула туда с фонарём. И увидела. Скорее всего, опоздала. Белое лицо было таким бледным, а щёки такими впалыми, что это могло говорить лишь об одном. Этот человек уже умер. Уже. К сожалению, она опоздала.
           Девушке представилась ситуация в свете таких событий. Как он попал сюда, как блуждал коридорами и блуждал ни один день, не два. Как не знал уже, что ему делать, голодный, замёрзший, развёл костёр, погубив в нём все последние оставшиеся у него вещи – какие-то бумаги, ботинки, листву. Кажется, именно это видела Лиса в огне; в пепле с последним маленьким огоньком, если быть точными. И он звал, и пытался выбраться, рвался изо всех сил! Но не смог. Он забился в эту холодную щель, чтобы встретить там смерть. И он встретил. Она окрасила бледностью его черты. И утопила крик. А Лиса, она опоздала всего на мгновенье! Опоздала, точно последняя надежда. Пришла, но когда уже стало поздно. К слову, всё было бы хорошо, и эта версия идеально подходила бы к незнакомцу, но тут вспоминалась идеально квадратная комната и срезанные кем-то сталагмиты и сталактиты, и вновь появились вопросы. Много – далеко не один.
           Лиса передёрнулась от такой мысли, но продолжила разглядывать человека. Неопределённый возраст выдавал молодость и красоту. Последнюю красоту, если можно так говорить про погибшего. Ботинок нет. Ноги поджаты к телу. Какая-то непонятная чёрно-коричневая одежда, оборванная, растрёпанная, как плащ. И чёрные-чёрные волосы, настолько чёрные, что девушке вспомнился тут же один давнишний фильм, а этот бледнолицый красавец стал походить на главного вампира картины.
           Лиса никогда прежде не видела мертвецов, тем более таких «свежих». Она встала и огляделась зачем-то ещё раз, снова опустилась на корточки, немного подвинулась к незнакомцу. Она не слышала ни дыхания, ни стонов, на которые в глубине души почему-то сейчас рассчитывала. Сделала ещё шаг, коснулась его рукой и с силой перевернула на спину.
           Не сразу, но тело поддалось. Ноги разогнулись, сложенные на животе руки лежали теперь по бокам. А сам он лежал у неё на виду. Непонятно зачем, девушка опустилась ещё ближе, решила рассмотреть лицо, «прежде чем от него вскоре ничего не останется». Провела ладонью по холодной щеке, по жёстким запутанным волосам. И села. Честно сказать, она не знала, что делать и некоторые мгновения просто пребывала в растерянности. Только смотрела на него и по сторонам и снова опускала глаза. И думала…
           Последняя надежда мелькнула в её голове. Ладонь коснулась груди странного юноши. И тут же Лиса отпрянула. Она уловила чуть слышные удары живого сердца и окончательно растерялась, не зная, что теперь делать. Девушка вытащила незнакомца из ниши, но почему-то теперь испугалась его. Хотела спасти и боялась, потому что совсем не знала, что же случилось с ним. Что теперь будет с ней? И вдруг она этим заразится?
           Теперь они вдвоём находились посреди квадратного зала. Он недвижно лежал на полу, а она сжимала его руку и изредка за неё дергала. Странный живой человек, должно быть, был без сознания, потому и не подавал больше никаких признаков. И, кажется, даже совсем не дышал. Или дышал – не видно было ничего в темноте. Огонь уже догорел. И остался только фонарик, а он светил очень слабо.
            И вмиг рука поднялась вверх и сжала руку сидящей Лисы. Девушка сначала обрадовалась, но после увидела ещё кое-что. Тот, кто показался ей человеком, по всей видимости, не был им и им никогда не являлся. Огромными чёрными когтями кончались пальцы его. И такие же когти были у него на ногах. Именно когти, как у медведя. Такого не могло быть!
            Однако рука с когтями была преисполнена слабости. Она дрогнула, а после опустилась на пол. Незнакомец или был болен, или уже умирал. Но ещё жил. Послышался стон и шорох.
            Девушка включила второй фонарь, чтобы лучше разглядеть его и снова замерла. Коричнево-чёрное одеяние было всё измазано кровью. На лбу также засохшая кровь. И одна из ладоней была нею сильно измазана. Его кто-то ранил. Или он поранился сам. Крови, однако, немало.
           …Наконец, юноша открыл глаза. Он сощурился и снова издал странный звук. Его глаза также были достойны нескольких слов или строк. Полностью белые глаза, как у альбиноса. Но, вероятно, зрячие. Потому что он заморгал и тут же наклонил голову. Свет оказался для него неожиданным, и Лиса убрала фонарик. Остался только тот, первый, который постепенно садился, с которым было почти темно. «Человек» вновь повернул голову.
            Да, это, определённо, был парень, ещё слишком юный и совсем невысокий. Он смотрел туманными глазами на девушку, во взгляде читалась боль.
- Ты кто? – тут же спросила она. – Что произошло? Как ты здесь оказался?!
            Вопросов чересчур много. Глаза закрылись. Снова послышался стон. А после что-то, похожее на какое-то слово, но она его не поняла – с неожиданности не до конца всё расслышала.
- Ты кто? Я помогу тебе. Я знаю, где выход. Он недалеко. У меня есть вода. – всё такая же испуганная девушка вытащила из рюкзака бутылку и сделала глоток, точно показав тем, что вода её  не отравленная. И протянула бутылку.
            Парень или не парень (если он не человек), с трудом приподнялся с пола, после замер в непонятной полусогнутой позе.
- Никто не должен был прийти сюда… - внезапно заговорил он. – Никто…
- Я нарушила твои планы. Да что же стряслось?!
- Я не знаю... – он покачал головой. И вздохнул. Видно было, что каждое слово-движение давалось с огромной силой.
- Кто на тебя напал? Мы не одни? Скажи только это. Прошу.
- Я не знаю… - повторил таинственный незнакомец. Приподнял руки и почему-то вытянулся. И вмиг ещё одно удивление упало на голову путешественницы. Она увидела что-то, что уже совсем не могла себе объяснить. А он встал и, покачиваясь, снова повторил свои странные телодвижения. Одежда оказалась чем-то немного иным. По всему телу кроме лица была шерсть. А то, что показалось плащом, на самом деле было огромными крыльями. Они свисали с рук и уходили далеко за спину. Это были крылья без перьев, перепонки, как у летучих мышей. И сам он – как огромная такая мышь. Человек-мышь. Вот почему он прятался.
- Нет, мы одни. Но не бойся меня. – снова проговорил незнакомец, точно почувствовав ужас, который принёс сотню мыслей. Покачнулся, упал, чёрная кровь снова измазала пол. Лиса в последний момент успела подхватить несчастного и вновь уложить на пол. Достала лекарства и одеяло из рюкзака и начала думать, что теперь в её силах. Он явно серьёзно ранен. И надо что-то немедленно предпринимать! Только сначала понять хоть что-нибудь в этой странной истории…»

           Нет, не такого искала Ева спутника жизни, так чувствовала себя она, такой видела со стороны, когда плакала. А может быть, и такого… Хотела быть кому-нибудь такой же нужной, помогать этому таинственному незнакомцу, приносить поддержку и счастье, сделать красивого принца из чудовища, разглядеть среди шерсти его свет, доброту. А когда так не выходило, чувствовала почти физически боль и усталость. У людей были другие люди. У всех, почти что у каждого. И не было пока никого, кто бы принял её, её мир, впустил их и разделил со своим миром, мирами, позаботился о ней или них; никто не приходил, не спасал, оставалось только лежать и страдать, и больше даже не от того, что случилось, а от придуманных ситуаций, в чём-то иногда пересекающихся с нашим миром, нашим временем и реальностью, в чём-то достаточно фантастических.
           …Сон никак не шёл, и мерещились страшные тени. Неудобно лежащее одеяло в итоге казалось живым, оно пыталось задушить её, набросив свои огромные чёрные «лапы». И страх сковывал сознание девушки, и сердце отчаянно билось. И снова мерещилось что-то, и снова в реальности была лишь она – одна в тёмной безлунной комнате, затем – в пещере. Наедине с самой собой, а также с таинственной Ночью. Наедине со страхами и в тоже время рядом с мечтами. Безусловно, это проклятая темнота шептала такие образы, грёзы, аллегории и фантазии. Ева почти не писала о чём-то реальном. Ей было «скучно и предсказуемо».



Глава 2. Воспоминание о вдохновении

          …Но вернёмся опять к тому, о чём я уже пыталась начать рассказывать. О девушке по имени Ева и юноше, имя которого она предпочла бы сокрыть ото всех. Он не был ей парнем в прямом смысле этого слова, просто другом или скорее даже читателем. Но они общались пять лет, сблизились, как говорится у людей, привязались. И поэтому его уход был воспринят как оскорбление, неуважение, минимум как предательство.
          Ева пролежала тот день весь в постели. Точнее ту половину дня, которая наступила после её возвращения из «райского» сада и после фантазий о Лисе. Она не спала, после, однако, заснула. Во сне мерещились разные ужасы, глаза едва видели свет. Они были опухшими от слёз и печалей. Вспоминалась также недавняя подруга Депрессия. Девушка пыталась объяснить себе, да что же, в конце концов, получилось? Почему для неё это вышло таким ударом? Ведь не первым он был, не последним. Значит, было что-то у них? Или нет? Не было. Но она не могла разобраться. В этот самый момент лишь шептала подушкам новые строки, уверяла, что любит лишь их, клялась им, но, конечно же, только шуточно.

           Пройдёт ещё день или два, она забудет бросившего её друга-читателя. На смену ему, возможно, только возможно, потому что сейчас читателей не так много; придёт кто-то другой, она поверит другому, а после повторится всё вновь. Пройдёт день, и другие краски, другие мысли будут беспокоить мечтательницу. Так и быть, она смирится с реальностью, простит (или не простит никогда), забудет того парня или мужчину, потому что на самом деле не так уж он нужен ей. У неё интересы другие и цели совсем не любовные. Если ей одиноко быть дома и хочется какого-то понимания, это не значит, что она ищет мужчину, рвётся замуж или хочет детей. И близко! Жаль, это не всем объяснишь.
            И мысль оказалась правдивой. Всё исполнилось с точностью до каждого слова. Только прошло семь дней. Почти неделю потратила девушка на то, чтобы привести себя в чувства. Такого ещё прежде не было.
           Теперь она маялась от иного вида проблемы. Возможно, новая ситуация вновь была связана с тем, что было, а может, и нет, может, да. Если связана, то лишь косвенно, не ищите иного смысла.
           Не буду говорить много слов – всё понятно и одним предложением, да и без того уже много. У Евы начался опять кризис, она не могла писать. Переволновалась, перенервничала, да, конечно. Только дело с места не сдвинется, если просто озвучить проблему. А что сделать, как, этого никто ведь не скажет.
           И Ева начала выжидать, надеясь, что состояние разрешится. Что мысль придёт, как только уйдёт печаль. Всё сменится вместе с её настроением, а настроение уже вроде нормальное. Стало спокойнее, легче. Но где же тогда бродит мысль?!
           Почти целый месяц длилось печальное состояние, а на самом деле: весь год. Просто до этого она писала хоть иногда, а этот последний месяц она, некогда могущая написать за три дня рассказ или пьесу, понимала, что только тратит время и силы, проживает напрасно жизнь, время идёт – время уходит, а единственный способ, как остановить его и оставить себя в этом времени, это сделать что-нибудь – написать, а она не могла – не писала. Она только тратила время, в течение которого уже могла бы что-нибудь придумать и даже закончить. Рассказ. Или даже не рассказ, даже повесть! Помнится, год-два назад в таком же холодном и мокром от слёз ноябре она писала книгу про Сару, работа вроде бы удалась и получилась не слишком большой, но и не маленькой – повесть за один месяц.
           А что же сейчас? Ничего. Эта пустота начинала сводить с ума и путать и без того хаотичные мысли. Ведь что хотелось писательнице? Скорее найти сюжет, записать, а то и высчитать, сколько дней потрачено было на «глупости», высчитать, сколько листов можно было бы написать за то время, наложить цифры поверх обычных дней-цифр, нагнать этот «долг»… Или не нагонять, слишком сложно?
           Другой человек, наверное, был бы рад. Отдохнёт он, после отправится в путь – снова начнёт работать. Что за проблема в отдыхе? Не умеешь отдыхать или не с кем? Конечно, тут было всё сразу, но в первую очередь то, что работа эта, писательская, приносила девушке радость. Отвлекала от всяческих ситуаций, делила вместе с ней её радость, сопереживала и поддерживала в минуты трудностей и потерь. Она, как сестра, или мама, просто была рядом с ней. Всегда. Везде. В любую минуту. А теперь её нет, одна…
***
           «…Всё началось примерно под Новый год, но сам Новый год не при чём, рассказываю всё, как было. Зима. Буквально несколько дней до праздника. Несколько дней до радости, а радость на губах уж давно. Всего несколько дней до начала нового отсчёта и новых событий. А тут вот такое – послушайте!
           Ровно под Новый год приснился Лилане сон. Она увидела в нём своего муза, и тот был обеспокоен, печален. Сказал только, что вынужден покинуть её, стоял в этот миг на балконе и уже был готов сорваться – лететь. Обнял её на прощание и сказал: «Не грусти, я вернусь обязательно! Как вернусь, так сразу, буду с тех пор навсегда вместе с тобой. И с тех пор мы уже не расстанемся.» Обнял в последний раз, дал ощутить тепло, прижал её к самой груди своей и стоял так какое-то время – не более нескольких ударов сердца на самом деле. После сорвался, прыгнул, пропал. И почти целый год не было его – и стихов не было. Верь – не верь после такого, существуют ли музы, или нам это только кажется. Поверишь после такого!
          Прошёл год. Новый сон. Буквально день или два разницы с тем днём, что тогда. Почти год, ну да это подробности. Снится Лилане, будто видит она странную комнату – маленькую, квадратную, без окон, дверей, без мебели. В ней нет ничего, как в тюрьме, и сидит в ней её существо, любимое, несчастное, исхудавшее. Сидит и от безысходности руками и без того окровавленными стучится о стены, а стены стоят безмолвно. Им наплевать, что с ним будет, они холодны, всюду кирпичная кладка. Он умрёт однажды – уже очень скоро умрёт, а им так же будет плевать, как и прежде, всегда на всех…
           Девушка бросилась вперёд, и что произошло дальше – не знаю. Она смогла освободить страдающего – двери в стене открылись. Они разверзлись, как небеса, что на библейских картинах. Итак, Лилана спасла существо, но муз едва мог идти. Он опирался на неё, но был слишком слаб даже так. Этот человек, или нечеловек, не важно; вскоре вновь был таким, как и прежде, только, конечно, уставшим.
           А в своих стихах девушка отметила одну странность – работы прошлого года, я соврала вам о том, что их не было, были, но очень редкие и как будто не ею написанные, новые же стихи стали такими, как прежде. И вот опять – верь не верь в силу великих муз…»

           Только мне хотелось сказать не о том – это всё – лишь вступление, потому и, должно быть, на редкость краткое. Об этом подумалось Еве после месяца собственных мук. Месяц в год превратился, это это гипербола. Это её глаза страха увидели время иначе. Просто ей так показалось. А было, конечно, не так. Как я уже говорила однажды, работ просто стало меньше, в точности, как в истории про эту выдуманную девушку и её музу.
           Только подумалось ещё вмиг и о том, чем это могло быть в действительности. И пришла к ней причина. И сразу возник сюжет – и тут же исчез мерзкий кризис. Тут же возникли картины, и радость появилась в лице. И некий паренёк, муз, спешащий скорей на «работу».
           Работа его заключалась, понятное дело, в поиске идей, преумножении энергии вдохновения. К нему, как и к каждому другому такому, был прикреплен человек – он или она – любой автор; выбор иногда был случаен, иногда мог осуществляться музой. В случае гибели человека, подбирался другой «подопечный», а в случае гибели музы… Кончено, бывало и так. Но речь сейчас не об этом.
           Ева увидела другое – куда пропадают музы, когда неделю, месяц, год или даже несколько лет их нет, и человек становится как будто беспомощным. У муз существуют специальные профессиональные курсы, возможно, их даже обязывают проходить их, а те занимают время. Ваших созданий учат противостоять всяческим возможным неприятностям. А потому и помещают в «не очень дружелюбную» к жизни среду.
          Курсы похожи на испытания, и для человека скорее всего являются непосильными. Они разделяются на разные уровни сложности, что тоже вполне понятно. Их проходят исключительно в одиночестве – тоже по понятным причинам. Никто не может помочь тебе кроме себя самого.
           Муз оставляют наедине с природой – перемещают в дикие леса, полные разных зверей и чудовищ, топят в воде, «знакомят» с огнём или лавой, помещают в замкнутые пространства – пещеры, клетки, тюремные камеры. Тот, кто выносит это всё, потом уже готов ко всему. Ему не страшна никакая ситуация, возможная в людском измерении или придуманная, надуманная человеком, людьми.
           Тот, кто не выносит, сдаётся, опускает руки и крылья… Думаю, тоже понятно, что происходит с ним. Курсы проходят до тех пор, пока задания не будут пройдены до конца. В среднем они занимают год, самые талантливые создания преодолевают подобное и за месяц. Слабенькие умом или телом – преодолевают всё тоже самое, только за большее время. Курсы проходят раз в жизни. Если сдал, вернулся, «отныне навек с тобой.» А нет – значит снова. Хоть десять раз. Человек кстати тоже учится. В это время он пытается жить и творить сам, без своего наставника. И кто-то преуспевает. Кто-то предпочитает ждать – день, неделю, год или годы.
           И в этом нет ничего до безумия страшного. Это – всего лишь жизнь.

           …Кажется, Ева теперь улыбалась. Улыбалась впервые за месяц. И главное – по-настоящему. Всего лишь какая-то идея, по сути ведь – выдумка, мысль, а сколько всего объясняет, и есть теперь, что записать! Вот и рассказ небольшой, и в кризис про кризис, не без помощи кризиса – юмор.
           Ева заметила уже давно, что каждое подобное состояние заканчивается только так – не иначе. Про кризис много работ. Романов только ещё не хватает. Возможно, будут и они. Или он. Хотя бы одна история.
           То, что ей сейчас пришло в голову, значило намного больше, чем то, о чём была эта мысль. Не могу передать. Не смогу. Это похоже на возрождение. Иных слов и сравнений нет. Это не под силу словам…А у писателей и не такое бывает.



Глава 3. С подругами тоже сложно

           Вот так, почти три главы и все об одной истории. Сочтите, прошу, их вступлением, а дальше пойдёт сюжет. Я попытаюсь рассказать всё, что знаю, что успела увидеть и подглядеть, подслушать, понять из своих собственных мыслей и откровений. Жизнь Евы была довольно насыщенной и интересной, и поразительно то, что она сама это всё не замечала и не оценивала!

          …Следующая встреча с людьми произошла в том же дождливом месяце. Это и не удивительно, как можно совсем без людей? Но речь не совсем о прохожих. Следующий эпизод, достойный быть описанным в биографии, представлял из себя далеко не самый примечательный диалог, быстрый и серый, и совсем не новый по содержанию.
          Это случилось в столовой исхоженного тысячу раз универа. Сидя за столом, во время самой еды. Красные волосы падали в тарелку и немного раздражали Еву, как будто пытаясь предупредить, что хорошего, значит, не будет. Волосы предупреждали, недавно снова подстриженные, слишком короткие для какой-то прически, они падали ей на глаза, как будто заслоняя собою. А она их не поняла, не послушала! Надо было! Увы.
          И вскоре подсело к ней двое, как выяснилось, учащихся параллельного курса. На вид самые обычные девушки, одна – блондинка, другая – брюнетка, нет смысла даже описывать; незнакомки заказали салат и котлеты, несколько минут таращились на тарелки друг друга, разглядывали еду Евы и в целом разглядывали её, и только после всё началось.
          Одна из девиц стала обсуждать, как и с кем она поедет на выходные, что будет покупать: какое вино, какие конфеты, говорили в том числе и о том, что Ева постеснялась бы даже написать на бумаге, не то что сказать; красные уши стали краснее волос, и голова, чуть подёрнувшись, опустилась почти в тарелку.
- …Мы знакомы уже целый год, и всё идёт просто отлично! С ним я чувствую себя живой и страстной, такого не было никогда, ну, ты поверишь, Лера?
          Сидящая рядом девушка сверкала глазами и слушала, внимая каждому слову подружки. Она как будто бы наслаждалась мысленными картинками данных события, представляя их со всей красотой, в лучших своих подробностях.
- Представляю... Мой тоже горяч, хотя мы знакомы не так много. А после ночи становится таким ласковым. Вот даже не сказала бы по лицу, что он на такое способен…
          «Год! А эта ещё меньше встречается! И у обоих уже интим и мысли длиннее Вселенной!» - Ева чуть не подавилась картошкой, закашлялась, но сделала вид, что это само по себе. Она подпёрла рукой подбородок, отставила кушанье, спрятала конфету и булочку в сумку – голод как-то пропал. Время до лекции ещё оставалось, несделанных дел – ноль, надо чем-то занять себя, и она сидела, отвернувшись, как будто о чём-то думая, а сама внимательно-внимательно слушала то, что услышит от этих двух.
          Две «горячие девушки» продолжили её удивлять.
- …Он делает это с таким обожанием. Я потом не могу устоять и сама готова быть, как богиня…
- Богиня и больше того, с твоим-то опытом! – искренне восторгалась блондинка. – Ты вроде младше меня?
- Да, немного. – Прозвучал год рождения, возраст вычислила Ева в уме, ужаснувшись второй раз тому, что девушки были младше неё, причем, как оказалось, значительно. Значит, не параллельный курс, или записались так рано? Зелёные! Молодые! Какой там опыт?!
- Младше тебя, ну и что! – «горячая штучка» снова была готова рассыпаться в умилениях. Создавалось даже такое впечатление, что её мир реально состоял из описания её парня, а год их «отношений», по сути – встреч! – дорогой, длиною в вечность! – А о чём ещё думать мне в таком возрасте?
           Ева вздохнула. «О многом,» - чуть не сказала она. Аппетит пропал окончательно. Она машинально крутила в руке стакан, переливая с одной его стеночки на другую последние капельки томатного, в шутку: кровавого сока. Ей представилась совершенно иная картина: о её идеальной любви, идеальной паре и том, что, будь её воля, присматривалась бы к человеку лет десять, а может, даже больше того. «Когда быстро так – это почти всегда только страсть. Страсть, увы, не любовь! А они имеют наглость говорить, именуя это любовью? Неужели так сложно не путать?»
           Чтобы окончательно не впасть в расстроенные чувства и не завалить предстоящий экзамен по психологии текста, наша девушка резко вскочила и встала, она отошла на некоторое небольшое расстояние и остановилась там – в коридоре между столовой и длинным холлом. «Лучше тут, чем в вместе с такими, за одним столом и в одной помещении!» Мысли снова унеслись к мечтам и показали со всей своей силой и яркостью разницу их отношений.
           Невидимые, но почти явственно ощутимые тёплые крылья коснулись щеки и плеч, Ева даже на миг закрыла глаза, видя лицо своего главного персонажа, и чуть пошевелила рукой, воображая, что Он мог быть рядом с ней, и руки бы их сейчас встретились…
           И она бы мечтала довольно долго, предаваясь фактически подобным чувствам, но была безжалостно прервана реальностью – то есть громким звонком. Нужно было снова подниматься на третий этаж, бежать на поиски кабинета, искать группу, писать и запоминать, а тем временем тёплое чувство грело и придавало уверенности. В радости прошёл ближайший час и вся пара, наваждение, сотворённое крыльями придуманных чувств, рассеялось только к вечеру.

          …Когда на следующий день Ева проходила мимо столовой, времени было больше, она даже намеревалась что-то купить, но на ум пришло не то, что она чувствовала на недавнем экзамене, а то, что слышала за столом. Со всем своим отвращением, непониманием и болью бездушного одиночества, и невозможностью мечты быть вместе с Ним, подразумевая под оным, естественно, своего персонажа, Ева даже остановилась – на миг, подумав, что в ближайшее время вряд ли заставит себя пересилить снова зайти в этот зал. Ведь что если она снова встретит там этих девушек? Что будет потом? А если заговорит? Она их совершенно не знает, и может случиться всякое!
          Взамен страха и встречи с теми двумя, явно её уже позабывшими дамами, случилось, однако, следующее: девушку буквально сшибла с ног вышедшая неожиданно из-за угла однокурсница.
- Лена!
          Снова она. Как всегда! Такое любопытное «телесное» приветствие тоже вошло в привычку. Она была разгоряченная и дышала раз через раз из-за очень быстрого бега.
- Ты чего? – одёрнула красноволосая.
- В мыслях была, не заметила!
- Ты как всегда. – Ева подавила смешок. – И что же это за мысли?
          Лена уже хихикала.
- Парень рассмешил!
          «Снова парень…» Да, уж что-что, а относительно этой особы – даже не удивительно.
- И что он сказал?
- Как что? – Лена буквально задыхалась, но говорила нарочито громко и наперебой. – Что у него якобы невест больше двух сотен было! И это правда: я многих сама видела. И рада тому, что я ему подруга, не девушка.
          «Опять так… Всем вам только бы об одном.» - подумала Ева и вспомнила вчерашнюю фразу. Вроде, «а о чём ещё думать в подобном возрасте?» «Действительно, вот, о чём? Больше же ничего в мире нет. Только эта любовь… Нелюбовь.» - она буквально физически не могла себя пересилить назвать это всё по-другому. Вздохнула, вздрогнула, а после решила: была ни была! И задала тот вопрос, который хотела прокричать всем этим юным особам:
- Извини, но ты снова будешь только о нём рассказывать? Давай о чём-нибудь о другом. Отвлечёмся на миг.
- А зачем?
          Лена тоже давала понять, что для неё «нелюбовь» это – самое важное.
- Просто иногда ты говоришь тоже самое.
- Ну, и что? – собеседница окончательно зашлась смехом.
- Извини, наверное, я просто не понимаю, но ты рассказывала об этом. Считай, у меня нет настроения…
- Да нет, не настроения, а явно чего-то другого! – девица с хитринкой в глазах лукаво посмотрела в ответ. – Не настроения… - она любила так намекать, в итоге постоянно недоговаривала, а ещё повторяла фразы.
- И чего же во мне нет? Говори! – решила пойти на прямую. Об отношениях с этим человеком она и прежде не могла сказать ничего хорошего. Навязчивая однокурсница нередко использовала её в своих целях, а также, как будто специально, говорила лишь о любви. Раздражала одной своей широченной улыбкой, когда на душе была только серость и боль. – Не хочешь говорить, тогда и не говори. Только хватит истязать своим взглядом. Хватит надо мной издеваться!..
          Что ответила Лена? А ничего. Она, конечно поняла всё в своём понимании и сделала соответствующие выводы, и за глаза скорее всего, может быть, даже не в первый раз, покрутила у виска своим толстым коротким пальцем, и, смеясь, назвала Еву наивной дурочкой, но именно в этот момент она ничего не сказала.
          Сцена подходила к концу. Ещё пару минут, и обе бы повернули в сторону кабинета, а Лена, уже направившаяся к столовой, снова бы принялась объедаться пирожными и напиваться впрок кофе, но она внезапно развернулась и замерла. Сделав несколько шагов к красноволосой, снова пошло хихикнула, привстала на цыпочки, так как была довольно низкой в сравнении с ней, и прошептала на ухо:
- Ох, Ева, Ева. Любви тебе не достаёт. Плотской любви, настоящей и взрослой. Тебе же, напомни, сколько уже лет? Есть восемнадцать? – и проговорила правильный ответ, сама не знаю, откуда узнала. – Немаленькая, а не понимаешь таких вещей простых и понятых? Самое время отдаться! Пойми же ты, наконец! Ты слишком молода для книжек и глупых историй, в которых нет всего этого!.. Книжки будешь писать, когда станешь старой и не интересной. Тогда уже – ладно, но не сейчас. Ты же теряешь время!      
             …Стоит ли говорить, каких сил стояло промолчать и не кинуться как минимум с кулаками, выслушать всё, набросив на себя выражение каменной статуи, полностью равнодушной к чужим словам и довольной всем, что вокруг. Но Ева выдержала, а после снова пропала в одном из длинных коридоров и не появлялась, пока не раздался звонок.
           «Время для любви! Любить только по-взрослому! Как будто иная любовь – не любовь! Как будто любовь – это страсть!» - кружилось в голове звучащее со злостью высказывание. Одна рука дрожала, другая была холодной, и было нужно много усилий, чтобы потом успокоиться.



Глава 4. Депрессия, зима и весна

           Ноябрь уже прошёл, а с ним кончилась череда странных и безрадостных совпадений. Еве перестали встречаться всякие Леры, Лены, которые лишь намекали на то, как жила Ева и осуждали её нравственную чистоту и возвышенность. Я не буду вдаваться в подробности и приводить тут другие случаи, например, о том, как подобные девушки-дурочки досаждали её в Интернете, пропагандируя «уникальность» однополых отношений и даже пытаясь совратить в сторону своей «философии». Были и такие, немало… Но если у тебя ещё нет парня, это никак не значит, что надо искать себе девушку. В жизни бы не пришла мысль.
           Затем наступила зима. Это был не самый интересный период. Я уже упоминала мимоходом одно слово на букву «д», так вот, где-то с конца ноября снова пришла депрессия. Все три бесснежных месяца она держала в своих силках и пару раз пыталась довести до самоубийства. Ева даже обратилась за помощью, но всё кончилось тем, что ей выписали гору таблеток, а она их пить не хотела. Может, они помогают, но ситуацию ведь они не решат, а, следовательно, потом всё вернётся.
            Не спрашивайте, почему и с чего началась чёрная меланхолия. Этому не было причин и одновременно с тем было много. Всё навалилось, печальное прошлое смешалось с неизвестностью будущего, а дальше кто-то взял в голову. Повторюсь, что нет сил и желания вдаваться в эту чёрную желчь и долгую давнишнюю историю. Я скажу только то, что и это нашло отражение в работах девушки, и первые лучики солнца, улучшение, которое пришло с приходом весны.
           А дальше опять всё продолжилось…

***

            …До лекции оставалось ещё немного времени. Ева устала от разговоров и вышла ненадолго во двор. Лекция затянулась. В прошлом остались её любимые литературные факультативы, сегодня – один язык. Она ходила под окнами и без каких-либо мыслей смотрела на высокие зелёные ветки. Пыталась отвлечься и отдохнуть, голова ужасно болела. Деревья окружали университет, окольцовывали, и зелени было столько, что даже в начале марта везде уже расцветала весна. Было странное чувство о невероятно быстром течении времени, полном неверие и отрицание того, что сейчас уже настала весна. Нет, на самом деле не случилось никаких аномалий. Просто кое-кто, «лежа, отвернувшись к стенке», потерял какой-либо счёт времени, и, казалось, прошла целая вечность и в тоже время не больше, чем день.
            Ева смотрела на проходящих мимо девчонок и думала, отчего она не может быть такой, как они, все они, и почему они не могут быть такими, как Ева, почему все настолько неподходящие. Слишком много противоречий, нюансов и мелочей выделяли её, но чаще всего это радовало. Забавляло, дарило вдохновение – раньше, сейчас это только расстраивало; увы, отличаясь в таких сложных делах, как творчество, она чувствовала себя пустышкой в банальных женских вопросах любви. Почему-то у неё получалось всё не так, как должно. И она предавалась иногда размышлениям, что было в её прошлом, а в прошлом было много историй.
            Одну из них, которую вы уже слышали, я повторять не стану – нет смысла, я расскажу о том, что случилось до этого и что было после того. Пожалуй, начну по порядку…

            В самый первый раз любовь коснулась её жизни, совсем не спросив разрешения. И не любовь это была. Ева тоже тогда не любила. Кто-то любил её, или не любил, только говорил, что любил, зачем-то врал, высмеивал за спиной, а при первой возможности приглашал опять и опять на свидания.
            Парень, кажется, его звали Саша, не представлял из себя почти ничего, но всё же чем-то вначале заинтересовал нашу красавицу. Они общались только по Интернету, он первый нашёл её, но сейчас Ева едва ли помнила, с чего у них всё завязалось. Общались почти каждый день, только общались недолго. А она в какой-то момент даже стала примерять его фамилию и смеялась с того, как бы забавно всё было… Подозрительный персонаж всё чаще начинал намекать на реальную встречу. Выяснилось также, что он жил на окраине её города.
           Саша был старше, но всего лишь на несколько лет. Хвастался своими спортивными достижения, телосложением, верил, что этим легко сумеет заполучить сердце девушки. Видно, он думал, что Ева, и правда, такая, как все. И всё бы ничего, и были это только досужие разговоры, если бы только не то, что произошло потом – спустя два месяца их общения.
           Напомню, общения по переписке. По сути – её ответов на его вопросы, небольших и не всегда конкретных, крошечных кусочков из её жизни. Про себя парень рассказывал также мало. А после Александр начал настаивать на встрече, писать об этом так часто и так навязчиво, что Ева, перепуганная почти до смерти, тут же сказала, что против, но этого было мало. Почти каждый день парень продолжал настаивать на своём, все разговоры сводить только к похвале и пошлым, не всегда уместным красивым словам.
           «Не называй меня так, не говори так!» - просила она, но если б это было услышано. Девушка почти не заходила на сайт, не желая лишний раз видеть зашедшую в тупик «любовную» ситуацию. Казалось бы, зачем она продолжала общение? Почему не могла в один миг перервать всё нажатием кнопки? Почему-то она не могла. Не верила, что люди бывают плохими, или ещё не встречала таких? Она надеялась разрешить этот конфликт, мирно закончив беседу или даже подружившись с Сашей по-настоящему.
            А как всё вышло? Банально и просто, и грустно. Буквально в один день поняла простое правило жизни. Она как будто прозрела, от наивности не осталось следа. Слова, увиденные однажды, надолго врезались в душу.
           Навязчивый ловелас хотел разрешить всё в свою пользу. Поняв, что девушка, не выразившая восторга накачанным телом, не приедет на самом деле, он решил сам приехать в её район. Почему-то ранее такой вариант у них не рассматривался. Лежал, наверно, до лучших времен. Итак, он сказал, что приедет, а её попросил принести с собой все (!) её грамоты и рисунки, якобы чтоб посмотреть. Но за пару часов до оговоренной встречи возразил, что-то вспомнил забытое, «поменял планы». Потом перенёс встречу на следующий день, а после добавил туда какого-то друга…
            Словом, через три дня встреча под её домом трансформировалась в поход с пятью его взрослыми друзьями-мужчинами, палаточный поход, ночёвку у моря. От Евы также, как прежде, требовалось принести все достижения – показать друзьям, чтоб поверить, ну, и, конечно, похвастаться. Он не верил в правдивость фото. Не верил, что книги пишет она, думал, бабушка. А в поход в горы и к морю запретил брать своих подружек.
           Что же было потом? Что вышло? Нетрудно догадаться, о чём подумала девушка. Основываясь только на своих предположениях и ощущениях, не дослушав до конца его слов, заблокировала, а перед тем сказала всё, что подумала. С тех пор они ещё много раз пересекались случайно на разных сайтах, Саша оскорблял некогда обожаемую мечтательницу, высмеивая её поступок, её, славя перед своими друзьями как «дуру, каких не видывал свет». Но в чём она была виновата? Разве только лишь в том, что не хотела быть опороченной и утопленной? И за это, из его слов, потеряла всю привлекательность.

            …Сидящая на скамейке девушка не сильно горевала о прошлом. Честно сказать, она не горевала совсем, она просто думала, иногда очень-очень много, в том числе о любви. Но её мысли, как и всегда, быстро переключались на другие вопросы и темы, буквально одним мгновением преображая и её, и весь день.
           Так случилось и снова. Вспомнился неприятный случай, а после забылось всё. Зелень, которая была вокруг, должно быть, это она послужила виновником изменений. Еве вдруг примерещилось, что вдали промелькнул силуэт. Человек в светлых, почти белых одеждах, добрый человек, поверх белизны, однако, был наброшен длинный и чёрный плащ. Кто он – она не знала. С какого факультета – тем более. Можно было гадать, но зачем? Не зная истины, её можно просто придумать.
           …И юноша превратился в скитальца, о котором давно уже мелькали странные мысли. Странные уже одним тем, что Ева никак не могла собрать их – из-за кризиса ли или ещё отчего-то, не могла написать, хоть и представляла всё и всё знала. И вот просто настал нужный день. Она поняла, обрадовалась. Значит, так должно быть. И, значит, теперь так будет.
          Этот таинственный незнакомец стал в её воображении практически бессмертным созданием. В один момент она узнала, что это тот самый Он, таинственный Он, овеянный ореолом не одной книги. О юноше ходили легенды, где-то его даже считали нечеловеком. Он учился не в первый раз. Он много уже где учился. Из-за того, что физически не мог умереть – был бессмертен, был вынужден искать новые и новые занятия в жизни, искал и находил их. Искал, чем заняться в жизни.
          Каждые несколько лет он менял местожительство, имя и внешность. Он был вынужден поступать так ещё потому, что внешне практически не старел. То есть старел, но так медленно, что один год для обычного человека перекладывался примерно на век. И сколько ему было сейчас – можете посчитать сами. Он выглядел как студент, и этим не стеснял никого и этим не давал себя рассекретить.
           Где он только уже не учился, каждые пять лет меняя профиль занятий и интересов, иногда осваивая любимые и смежные с ними науки, иногда углубляясь в совершенно иные, неизвестные ранее дисциплины. Пятилетняя система обучения (бакалавриат) как раз позволяла ему делать это неоднократно. И в итоге парень знал языки, смыслил в медицине, ботанике, прошёл увлечение мистикой, психологией и философией, прочёл практически всю литературу и даже успел написать несколько собственных произведений. Но о том, что писал он и писал ли, Ева немножечко сомневалась. Она часто заходила в такой тупик, отчасти не желая делиться со своими персонажами своим даром, отчасти не желая признавать чью-то Вселенную выше и лучше своей. Отчасти потому, что считала писательство делом неблагодарным и не хотела обрекать на собственное непонимание и других. И в тоже время делала многих героев писателями.
           С недавних пор у Евы стали проскальзывать иные фантазии. И, вот, она уже видела свою встречу с этим таинственным незнакомцем, слышала его речь, интонации и слова, она знала в мельчайших подробностях, что скажет он и что он с ней обязательно начнёт разговаривать, а также то, что, возможно, это будет не последняя встреча…

           …Девушка покачала головой. Короткие красные волосы снова рассыпались в объятиях ветра. Незримая стихия уже довольно давно стала для неё чем-то символичным и тайным. Свежий воздух позволял всегда быстро прийти в себя, в том числе прийти в норму, освободиться от грустных дум, отвлечься от неудач и от стрессов. Мысленно они даже вели недлинные переговоры, в которых всегда-всегда ветер играл роль спокойствия. Что бы ни было у неё на душе, каким бы ни оказался день, после, возвращаясь домой или идя куда-либо, любые, даже самые тёмные страшные и ужасные мысли, беззвучно прокручиваемые в голове не один раз, отступали, им на смену приходили другие – хорошие, ситуация не исчезала, но всегда появлялась мысль, какое-никакое решение.
           И так получилось на сей раз. Туманная фантазия вновь рассеялась. Ева вернулась в реальность. Пусть не всегда намеренно, но она была вынуждена видеть мир таким, каким он был, понимать и чувствовать реальность минут, когда рядом была зелень, весна и свежий-пресвежий воздух. Он окрылял мечтами, он же и возвращал назад. Это странное, должно быть, парадоксальное замечание Ева заметила уже очень давно, но лишь сейчас, в этот день, пришло стопроцентное понимание.
            И всё же она немного грустила о времени, балансируя, плавая между прошлым и настоящим, где она сидела на скамейке в саду, и мечтами, которые, разумеется, значили будущее. Ева просто вспоминала то, что было когда-то в жизни, спокойно, без лишних эмоций, как будто констатируя факт. То, что мысли её после прошлого всегда уходили в фантазии, имело немного другого рода причину. Неудовлетворённое общением одиночество, жажда фантазии и мечта. С последней красноволосая состояла в особенных отношениях. Её манило туда, за край, в мир неведомых картин и волшебного, а потому каждый раз, когда представлялась возможность, она погружалась туда и этим погружениям радовалась.
             Да, конечно же, кроме неё никто не увидел в том обычном прохожем гения или сверхчеловека, или как угодно по-другому названного бессмертного вечного студента, только она одна. И это было так интересно, и это же – иронично, печально. Иногда накатывала тревога, связанная с тем, что будет, если кто-то узнает себя, но осудит… «Но никто ничего ведь не знает! Откуда им знать? Они ведь меня не читают! – говорила с собой про себя. – Или знают? Читают мои мысли и книги? Что будет, если всё-таки кто-нибудь?..» И также порой беспокоилась, желая, чтобы историю знали люди, изнемогала от потребности рассказать, вот только говорить было некому.
            Практически не признавая этого, она просто хотела быть счастливой. Она искала счастье, но так и не могла понять, в чём оно заключается и тем более, где оно. Вот поэтому всегда так сильно и больно задевали разговоры о юношах. Кто-то видел счастье в любви, Ева не возражала такой возможности. Но она была одинока, и говорящие знали это. Знали, но говорили, следовательно, как будто специально.
            Почему у кого-то любовь приходит быстро и она с первых дней настоящая, а тут невозможно поговорить, даже общаясь в Сети? Или как раз из-за того, что в Сети, и нужно живое общение? Я могла бы сказать: «Да, потому.» Но Ева встречалась и в жизни. Сценарий всегда один. Она перебрала с десяток различных вариантов, и я, боюсь, так и не нашла «того самого», просто однажды смирилась. Да, я шепну наперёд, что однажды она всё-таки найдёт своё счастье, но только после того, как пройдёт долгий путь…



Глава 5. Альберт и все-все-все

          Следующим печальным воспоминанием о любви стала встреча с так называемым Альбертом. Почему я говорю «так»? Потому что тоже общались только в Сети, и никто не знает, кем был этот человек на самом деле и уж подавно – как звали.
          Сам он якобы из Москвы. Поначалу всё хорошо, легко, гладко. Он рассказывал о себе, она тоже. Делились сокровенными мыслями, смеялись, отговаривали друг друга от самоубийственных мыслей и даже вдохновляли на жизнь. Взаимно. И, верно, у этого Альберта тоже была депрессия. И в жизни много вещей удивительно, даже странно похожих. В общем, всё было хорошо, но длилась эта взаимность недолго. Точнее трудно сказать. А ещё Еве начинало казаться, что под ником таинственного блондина скрывается девочка или девушка, но это уже детали. Ева просто прозрела и как-то по-другому взглянула на их общение. И милые фотографии враз стали казаться игрой, а чувства – ненастоящими.
           В тоже время они общались уже второй год, Ева ловила себя на мысли, что начала привязываться к человеку, что он, несмотря на все свои странности, болезни, печали, ей по-настоящему интересен, а ещё напоминает одного персонажа. Нравится, но, увы, не взаимно. Нет шанса даже увидеться. Для него она только подруга в Сети.
          Что случилось потом, есть ли смысл об этом рассказывать? Тот, кто выглядел интересным, романтизировано печальным, возвышенным предстал перед ней в один миг в совершенно не красящей форме. Оказалось, что он не осуждает разврат, а даже наоборот поддерживает. И это поставило точку. В голове просто не укладывалось. «Как же так? Зачем он так делает? Зачем говорит? Мне?! Знает же, что я ненавижу…» Знал, она говорила, но был убежден до конца, что в этом нет ничего предосудительного, и даже иногда оправдывал и защищал подобных типов и личностей. Говорил о себе, что якобы испытывал влечение ко всем и давно, то есть к обоему полу. И даже имел уже опыт. В неполных 17 лет!
            А ещё он говорил, все друзья, которым он якобы рассказывал про её книги, советовал почитать их, все до единого, отвечали категоричным отказом. «Из-за чего? И за что? Ведь они их даже не знают…» Это были подростки. В этом возрасте многие убеждены в своих мыслях так, что, не видя никогда работ Евы, не видя их и её по-настоящему, уже считали её пустышкой, орали, что «такая, как все» и верили этому, и считали, что имеют все шансы так думать, исходя из одной только собственной вредности. Потому что сами писали, ненавидели успешных коллег, тем более юного возраста.
           Нет надобности говорить и о том, что предстало после грустным глазам. Как парень, так сильно похожий на её любимых печально красивых персонажей, даже являющийся прототипами для некоторых из них (только тихо!), оказался так низок духовно, что со словами безумной страсти отзывался позитивно об оргиях, писал всякие развратные письма, читал истории на эту тему. Возможно, даже имел планы совратить Еву однажды в будущем, при первой встрече. И это всё ради того, чтобы… Что? «Чтобы удовлетворить свои неутомимые несовместимые с чистым умом влечения? Распущенность, не больше того и не меньше. Не может похоть и тем боле со своим полом идти в ногу с её работами. Это просто исключено. Невозможно. Значит, он всё придумывал. Не нравились ему её книги, не нравилась и она. Ибо может ли нравится свет и нравственность человеку, ведущему безнравственный образ жизни и мысли?
          На что люди так низки и так высоко ставят позывы тела? Как они не могут понять, что это – не самое главное? Как и зачем вообще… Почему не могут перейти на обратную сторону? И, такие, ещё хотят, чтобы их принимали!
          Нет. Исключено. Никогда…»
          Примерно в это же самое время, разорвав и без того мнимые отношения, Ева поклялась себе, что не будет больше встречаться с подобными. Всё равно им не по пути. «Не хватало ещё, чтоб заманили меня, переубедили, совратили, увели на свою дорогу и сторону! Люди так падки на подобные вещи, я буду противостоять им всеми возможными силами. Но если вдруг не смогу? Я хочу быть выше. И все мы должны быть такими. Разум превыше тела.
          Неужели это так трудно понять?!
          Моим человеком будет лишь тот, кто поймёт меня даже без слов. Альберт иногда их угадывал, но угадывал – не больше того. Увы, он болен развратом, а значит, если бы мы встретились в реальности, боюсь, всё закончилось весьма однозначно и намного-намного быстрее. Мы не стали бы звонить и писать – и два года превратились в один день или два. Он ведь тоже увидел всю нашу разницу. Мой человек ОБЯЗАН жить, как и я, быть возвышенным, уважать нравственность и культуру, любить её, но любить по-настоящему, ум, творчество, душу, душа не приемлет Содом. Душа должна быть прозрачна...» И, как знать, может, это был обычный нормальный парень, но своим враньём, показухой он не привлёк ей, только выставил себя в мрачном свете. Ведь были же и хорошие вещи – его воспитанность, вежливость и лиричность. Может, на самом деле такой он, а разговоры про секс – лишь слова? Но может быть и иначе – ровно наоборот...

            Стоит ещё сказать, что родители, а особенно бабушка, с которой жила писательница, были в курсе всех её «отношений». Знали, но не осуждали и не хвалили. Бабушка наоборот рассказывала про себя, что «в твоём возрасте у меня давно уже была твоя мать, и я работала и училась, растила ребёнка…» И желала на каждый праздник найти Его, найти и выскочить замуж.
           На тему замужества нередко бывали скандалы. Переубедить старую женщину было не просто – она выросла с мыслью, что девушка не может быть одна, даже если тебе чуть за двадцать. «Она должна», «она обязана», а иначе она «не реализует себя», но бывают и такие, конечно. В последствие внучка одержала победу и на тему любви кончились бесконечные разговоры. Кончились? Нет, просто стали случаться чуть реже, что я вам говорю.
           Как пример одной из причин, почему Ева категорически не хотела быть с кем-то связанной, она приводила обычно историю её первой любви. Рассказ про того человека, которого бабушка знала и видела. Небольшую, уже как присказку, байку про её одноклассника, который «был красив, точно бог, сводил с ума всех и повсюду, появлялся на публике исключительно только в чёрной одежде, но встречался с десятью сразу. И реально ни одну не любил…»
           К слову говоря, Ева среди этого десятка не значилась. Тогда, в восьмом классе, она боялась даже встретиться взглядом и заговорить, что уж говорить, чтобы встретиться. Она не была готова и к тому, что у парня в голове был уже секс. И раньше, чем к концу учебного году, охладела и забыла его. Она возненавидела тех, кто в 15 уже имеет столько «поклонников».

           …А спустя некоторое короткое время, всё ещё чувствуя осадок от прошлых «романов», вооружившись листом и пером, Ева стала описывать и нумеровать прототипы. Она выписала характеры и черты, которые оттолкнули её или могли оттолкнуть в будущем, а какие наоборот – показать и доказать привлекательность. Озабоченность и развратность были во главе списка «не». А дальше шёл обман и сарказм.
           К своим неполным двадцати двум годам, у неё тоже получилось немало «бывших». Но стоит сказать и то, что всё-таки по-настоящему она ещё никогда не любила и только познавала людей. О том, кто встречался ей и кому встречалась она, почему люди нравились или почему раздражали, и будет эта история.

          Интересно, кто окажется в итоге исканий, каким будет он и где он сейчас находится. Предсказать невозможно наверняка, но можно жить в ожидании и раздумьях. Это список – не более, чем гадание, возможность заглянуть в будущее. Сложно, но интересно, в этом и весь соблазн.



Глава 6. И ещё несколько историй о грусти

           Иногда говорят, что, если у человека случается много плохого, то «это ему выгодно», или «он сам виноват», «не всё так плохо» или даже: «что это заслуженно». Видите ли, слишком высоки были запросы, слишком нереальны и сказочны. Но бывает и наоборот.
          Бывает, что человек по-настоящему стремится к чему-то – хочет достичь успеха в работе, творчестве или чём угодно другом, он стремится, старается, думает только об этом одном и много работает над собой. Он пытается, но обстоятельства складываются против него. Не сочтите за банальное сочувствие к неудачникам, я лишь пытаюсь сказать, что порой они не виноваты. Везение может и не быть большим, громогласным, но может начинаться с детства – с не повторившихся подарков в сладких палочках или киндер-сюрпризе. А кому-то даже там не везёт. Что говорить уж о большем?
           И не всегда причина находится непосредственно в человеке. Она всегда в людях, но не всегда только в том, кому в чём-либо не везёт. Судьба просто не сталкивает с теми, с кем нужно. И вроде бы неплохой человек, а для кого-то может оказаться ужасным. Нередко в кавычках, но что это меняет сейчас? Я хочу лишь сказать, что у Евы не было особых причин, за что её могли не понимать, ненавидеть. Да, у каждого свои странности, и она была такой же, как мы. Не всегда она была виноватой. Она просто была невезучей. Одни и те же черты характера, повторяющиеся бесконечно события можно назвать обстоятельствами, а может, действительно, не судьба. Иначе не объяснить то, что случилось опять в скором будущем.

           …Она снова сидела в саду, но уже не на той скамейке, что прежде. С жёлто-зелёной лентой в волосах, немного растрёпанная и сонная. Ева полностью ушла в себя в последние дни и месяцы. Она вспоминала печальное прошлое, фантазировала, домысливала и делала ещё хуже то, что происходило вокруг. Она как бы намеренно выкидывала себя из реальности, а потом говорила, врала, что «так хорошо, так ей лучше». А как было ей тяжело! Я видела это – потому что это не скрыть. Видела, снова прячась за первыми зелёными кустиками, и до сих пор не могу простить эту глупую слабость, свой страх. Ведь надо было подойти и сказать ей! Сказать, что она не одна…
         Помню, мы столкнулись случайно в тот же день через некоторое короткое время. Столкнулись не в прямом смысле. Всего лишь на миг – глазами. Она шла назад, возвращалась опять домой после короткой встречи с природой, надышавшись нужное количество времени, снова сбегала из мира! И в этом была неправа.
          Мы столкнулись… О, сколько же прошло времени после той мимолётной секунды! Не сказали ни слова, не перекинулись даже парочкой коротких фраз. Да что говорить, мы даже не были с ней знакомы! Лишь я была знакома – но и то через книги. Поэтому я всё поняла. А, если не поняла, то пыталась. Я мирилась с мыслью о том, что эта несчастная девушка, страдая возносится до того состояния души, когда мысли сами складываются в стихотворные строчки, и их даже не надо выдумывать. Мирилась с тем, что иначе у неё не было бы столько прекрасных и грустно-трагичных работ. Я тешила себя этой мыслью, но тоже была неправа!
           Застывшие наполовину засохшие слёзы, которые успела заметить на её худых, но разгорячённых щеках, а ведь их могло было не быть! Она бы всё также писала, будь у неё подруга и парень, или и то, и другое. Она бы просто писала о чём-то другом. Не таком грустном, не настолько безвыходном, одиноком. Она писала бы с уверенностью, что нужна кому-то, что интересна, а не вопреки всем врагам! Она писала бы о чём-то счастливом, а может, как знать? – именно тоска и отчаяние были ей интересны, и сюжеты множества книг лишь ошибочно кажутся списанными с её личной жизни, и она бы писала их, будучи даже замужем?
           В случае, если я не права, своим молчанием я пропустила душевный крик. Я поступила глупо. Но вернёмся чуть-чуть назад. …Будучи надёжно скрытой от посторонних глаз, я теперь как будто повторяла сама то, что делала Ева ещё недавно, когда пряталась ото всех, окружённая красными листьями, когда писала там, когда не могла уже ничего больше делать, когда писала, действительно, вопреки всем и всему, наверное, даже себе. Писала только лишь потому, что, даже будучи вдали от своего вдохновения, не могла не делать этого, это было то самое, право, единственное и любимое всей душой действие, которое заставляло дышать, которое заставляло её чувствовать себя живой и счастливой. Можно поставить равно.
           Но, кажется, я опять отвлеклась. Простите за отступления. Будучи сокрытой яркими по-весеннему буйными зелёными листьями я видела следующую картину. К девушке, чья персона давно стала мне интересна, внезапно подошёл один прохожий и замер. Уж не знаю, от красоты, слепящего солнца или другой причины. Да и не так была красива красноволосая Ева. Просто почему-то порой некоторые так говорили. Некоторые смеялись, опять же, в ней был, однако, свой шарм. Своё некое очарование и притяжение, та самая странная красота, которая вроде бы ничем её не отличает и одновременно выделяет от всех. Которая доступна лишь женщинам, точнее женскому взору. Мужчины видели это всё, но явно в своём понимании. Итак, Ева была красива именно своей неповторимой индивидуальностью и тем, что была сама собой в любых ситуациях и обстоятельствах.
          И в этот самый момент, задумчиво глядя куда-то в сторону, на первую расцветающую сирень, на уже высокое голубое, местами синее небо, она думала о чём-то своём, но вела себя притом необычно. Сидела как-то, склонившись немного в сторону, возможно, просто устала; и смотрела так на других – без страха и уже без эмоций, с немного шальной улыбкой и в тоже время с грустью в глазах. В этом определённо что-то было таинственное. Оно цепляло, манило. Вот и приманило, на свою голову.
          Я не слышала начало их разговора, оно слилось в негромком шуме слов проходящих мимо людей, в шелесте листьев и ветра. То ли имя, то ли банальный привет. В начале не было ничего необычного. То ли дело – потом. Ева была явно расстроена, насуплено смотрела в сторону, даже немножечко отворачивалась, крепко сжимала сумочку длинными уже побелевшими пальцами. И явно была встревожена. Нет, я не вампир, чтобы сказать, как билась её жилка на шее или что-то вроде того, просто я иногда понимаю по одним только чертам, мимолётным словам и взглядам, что человеку как-то не хорошо. И надо бы было вмешаться, но страшно… За это себя и виню. Хочу подтолкнуть другого стать более уверенным, вдохнуть жизнь, а сама, ну да что говорить? – сама, значит, точно такая же.
          Парень показался блондином, или так падала тень, я не вглядывалась в эти подробности, просто его надо как-то назвать, а имени я не знаю, и слово «парень» повторять из предложения в предложения некрасиво. И сам он был некрасив, но это уже так, просто, к слову. И игра слов. Высокий, растрёпанный, такое впечатление, будто заспанный, он был в помятой рубашке, с фотоаппаратом на шее и какой-то старой сумкой через плечо. Обычный, скажете, парень, да я и не отрицаю. Обычный, значит, не пара Ей. Но это уже фантазия.
           Парень начал что-то расспрашивать, Несмеяна нехотя пошла на этот неожиданный разговор. Она отвечала сначала короткими предложениями – не более нескольких слов, а после вмиг как вздохнула, страх отпустил, и крылья показались наружу. Она улыбнулась глазами, как умеют улыбаться некоторые люди, пытающиеся контролировать свою улыбку, но чаще всего лишь напрасно прячущие её в глубине; улыбнулась, отвела взор, кажется, пожала плечами.
          До меня долетело – ветер помог, донёс, дал услышать несколько слов.
- …Прости, я сейчас не знакомлюсь.
- Почему же? Сегодня неважный день?
- День ни при чем. Я такая. – она начала извиняться и трясти из стороны в сторону волосами. О, как же смешно, но в хорошем смысле выглядела тогда она! Точно птичка, устало присевшая на краешек этой скамейки, она не просила никого не о чём и просто вышла подышать свежим воздухом. Так нет же – ей помешали. Кому-то так было нужно…
           Они перекинулись ещё несколькими короткими фразами, которые снова украли проходящие мимо люди и птицы, последние внезапно стали орать и чирикать немного громче, чем прежде, это даже представилось знаком, но нет – просто вышло из-за туч солнце, и стало намного светлей и теплей.
          Глаза не подвели, таинственный незнакомец оказался блондином, к тому же не таким уж и «серым». Свет распрямил черты и забрал в никуда все тени, которые пугали и тяготили, и делали его тоже немного грустным, и из-за которых он поначалу мне показался растрепанным. Это был самый обычный парень, и хватит уже о нём.
- …Я бы мог помочь тебе, если в силах. Скажи, в чём причина? Ты боишься знакомиться с незнакомцами?
          Ева засмеялась.
- Нет, что ты? – И это было весьма неожиданно – она ещё умела шутить.
- Мы бы могли прогуляться куда-нибудь? Нет, не в кино. Просто здесь. Что сидеть на скамейке, когда такая погода, так дышится! Я как раз захватит фотоаппарат. Можно устроить пробежку. Можно прогуляться к тем розам, - он махнул рукой в сторону большущих и ярких кустов, ещё не красных, не розовых, но уже приторно-зелёных, как изумруд. К слову, тех самых кустов, где обычно Ева любила фотографироваться.
- Ты наблюдал за мной?
- Нет.
- Что же, ладно. Мне всё равно в эту сторону. – Девушка бросила один немного лукавых взгляд, который я так и не поняла. Что она задумала и зачем – неизвестно, но она согласилась немного пройтись, наверное, потому, что всё равно была окружена целым парком. На виду у большого количества людей вряд ли что-то случится, или уже нет того, что терять? Или просто потому, что движение – это жизнь, грусть и печаль развеивается? Мне неизвестно наверняка. Просто она согласилась.
          Уже через какое-то время парень даже пытался ухватить её за руку, но принцесса была неприступна. Она держалась немного на отдалении, с гордой осанкой, с грустью в глазах и одновременно с тем со спокойствием. Она даже позволяла себе улыбаться и смеяться над шутками незнакомца, но, уверяю, она просто играла! Играла! Она собирала сюжеты и, как хотите, представляла себя девушкой во время свидания. Или не свидания, или прогулки. Чего угодно другого, но только не того, что вокруг. Но, может, я ошибаюсь.
          Я не смеюсь. И не хочу, чтобы у вас возникло на мгновение такое чувство. Я пишу честно и говорю то, что видела и что думаю. Я просто пытаюсь понять и постичь. Я поражаюсь тому, насколько мы все загадочны.
          Примерно через час, когда и я уже планировала постепенно идти домой, до меня долетели слова о грусти под названьем депрессия. Ева призналась. Да, видимо, и не скрывалась. Она же хотела сказать, просить у кого-нибудь помощи, просто не решалась так прямо – поэтому в последнее время часто писала об этом: о драмах, трагедиях, самоубийствах. Она выставляла причиной что угодно кроме того, что было на самом деле – специально или случайно пытаясь убедить себя в неправоте, ошибочности этих суждений, в том, что жизнь на самом деле прекрасна, что после неудачного суицида обязательно всё сложится так, как не складывалось. Она врала самой себе, но, может, я опять ошибаюсь. Я – всего лишь читатель, и мысли об авторе могут меняться от работы к работе, что, впрочем, и было – не раз.
- …Депрессия? Какое странное слово! Но, погоди, я слышал что-то подобное от сестры…
- Сколько ей лет? – тут же спросила Ева.
           Парень перевёл разговор.
- Знаю я просто вас, женщин… Всё говорите так, этим словом ужасным называете каждый каприз. Не хочу показаться грубияном и лезть не в своё дело, но у тебя что-то случилось, или ты просто так?
          Вот тут у меня тоже немножко отвисла челюсть. Зачем просто так и как, как можно по своему желанию впадать в подобное состояние?! Ведь притворяйся – не притворяйся, а полностью вести такой образ жизни не выйдет, если это всё ложь, ты не станешь писать об этом почти каждый раз, не станешь заводить дневник и следить за своим настроением; плюс Ева однажды упоминала, что планируется подобная книга. А потому, как хотите, но я считаю, это придумать нельзя. Можно ныть, врать, красоваться на публику, даже угрожать сброситься с балкона, но это же только слова! Слова, обращённые к другим людям, сказанные при них. А будешь ли ты также рыдать день и ночь, когда остаёшься один, когда, казалось бы, можно и нужно успокоиться, просто сесть и расслабиться? Нет… И писать тоже вряд ли ты будешь. Не так устроена наша душа. Не понимаю я тех, кто не верит.
           Не поверить и не передать словами то выражение, которое тут же возникло у Евы. Она вся вздрогнула, в карманах сжались кулаки, побелели. И она вся напряглась, точно кобра, уже готовая к нападению.
- Это не бывает по прихоти. Не бывает «просто так», что ты говоришь?
- Повторяю слова сестры. Знаешь, она однажды призналась.
- И с тех пор ты считаешь, что все так?
- А почему бы и нет? Я думаю, у тебя тоже нет парня, но в мире много разных парней. – Он подмигнул, чем напрочь развеял сомнения. Конечно, под последним имел ввиду себя любимого и явно на себя намекал.
- Нет, извини. Не у всех так.
- Женская депрессия так банальна! Что в двенадцать, что двадцать лет! – сказал, уже почти прокричал незнакомец. – Вам не хватает любви, банально не хватает любви, что ты врёшь?!
- А на что ты говоришь так? Это неправда! – в холоде уже звучала обида и злоба.
          Он не нашёл, что сказать. И эта была та самая драматичная пауза, после которой в театре обычно опускается занавес. Просто ещё один не твой парень, Ева! Ещё один проигрыш. Жаль. Я хотела другого конца, другой жизни. Значит, завтра появится новый стих про обиду. Что ж, я не против прочти. Но я ожидала про счастье.
- Прочь. Мне не нужны твои фотографии. Уходи. И оставь меня. – тихо сказала она, ногтями впиваясь в сумочку и тут же ускорив шаг. Она пошла по немного другой тропинке, и вот тут-то мы на мгновение встретились. Она была расстроена, но отказывалась подавать вид и давила в себе снова слёзы. А парень, уже оставшись один, продолжал говорить и смеяться. Мы обе слышали конец его фраз. Что девушка не будет счастлива в жизни, пока не утихомирит гормоны. Они «бьют в голову». Она «просто не понимает, что хочет», и, возможно, даже специально убеждает себя в обратном. А ей плохо именно по этой причине и плевать на всё остальное. «Иного не может быть.»
          Последнее, что донёс ветер до моих успевших уже расстроиться ушей, это шёпот. Всё-таки она плакала, но только глазами – научилась рыдать без слёз. «Мне не двенадцать. Давно уже не двенадцать… Вы что, как будто не видите?» - говорила, повторяла она.

***

           В тот вечер, точнее остаток дня Ева, действительно, провела в обнимку с пером и тетрадью. Пером, а не ручкой, вы не ослышались, и это не метафора, оно настоящее. Ради того, чтоб хоть немного потешить себя, когда-то очень давно она купила перо на набережной и теперь лишь меняла стержни, бралась за него только в подобных случаях. Однажды от скуки разрисовала его – раскрасив фломастерами в красные, зелёные и сине-голубые оттенки. Залила клеем, оставила на окне. Не сказать, чтобы намеренно сделала новое произведение своего творчества, но невольно придумала ритуал и перо, непохожее на все остальные, и писала теперь только им.
         Так вот, чуть успокоившись, немного поев и запив те немногие крохи аппетита несладким чаем – аппетита не было вовсе, когда случалось нечто подобное; она начала сначала представлять, а после уже записала.
          Но сегодня родился не стих, а идея для новой большой работы. Это мог быть роман, но обещалась также и повесть, а ещё нельзя исключить факт настроения, который поставит точку и сделает в итоге рассказ. Рассказ об ещё одной музе (любимом существе Евы), пришедшей на помощь к психологу. Смысла ещё не видно – сюжет только лишь начался. Но уже был сложен новый образ и новый живой персонаж.
          Он выглядел хило, но говорил, что может управлять внешностью и по каким-то глубоко личным причинам хочет выглядеть именно так. Извинился за бледность и нездоровый вид – его кровь была сине-чёрной, состояла, разумеется, из чернил. Его большие синие крылья и руки (немного израненные мозолями) были испещрены чёрными точками. Это, как объяснил муз, были зачатки идей, семена новых фантазий, сюжетов. Как он работал? Достаточно было оторвать, да, к сожалению, именно оторвать от себя одну из этих родинок-точек, а после немного порезаться…
          Так авторский мозг интерпретировал муки творчества, фразу об оторванных от сердца вещах и необходимость, теперь уже безусловную, в поиске целителя душ. Кажется, примерно тогда же у Евы впервые промелькнула идея о том, что, если найти его не получится, она сама поступит на псих. факультет. Будучи студенткой филфака, интерес к психологии отмечала довольно давно. Больше того, она поняла, что это ей нравится больше. Но надо было определиться чуть раньше.
          Ничего страшного: поступит заново, а параллельно продолжит писать, только, возможно, более жизненные и реалистичные истории. А даже, если не так, чтобы ни случилось с учёбой, работой, она всё равно останется верна своим книгам. С ней всегда будет её идеальный мир, в котором есть хорошие друзья, понимающие родители и даже, возможно, любовь. Ведь она может написать и её, если только захочет. Персонажи не оставят девушку-автора, где бы она ни была, и что бы с ней ни случилось. Кстати книги и сама цель поделиться с кем-то словами, сказать, а потому и любая тяга к писательству также напоминала ей психологию. Должно быть, это даже неудивительно. Предрасположенность, специфика творческой деятельности.
          И ещё один образ – девушка, утопающая в алых розовых лепестках. Я не знаю, кем была она, Евой или ещё неизвестной красавицей. Девушка купалась в розах, плыла в них и сама от того была красной, точно купалась в крови. Возможно, даже нагая девушка… Но что если розы – её настоящая кровь, а это метафора, с какой болью на самом деле даётся творчество? Подобное никогда невозможно легко и со смехом.

          «Мой человек не должен думать, что секс панацея. Он должен верить моей боли, депрессии. Иначе у него будто нет чувств!» - также записала сегодня в блокноте под предыдущей записью «нет».



Глава 7. До чего иногда доводит «любовь»

           Я забыла сказать кое-что очень важное. Навалила на вас огромное количество разных историй, а ведь они все происходили не вот так друг за другом. Сколько было разных событий и времени между каждой из них! Порою месяцы, даже годы. И сколько книг! Следующий эпизод произошёл тоже совсем не сразу.
          …На каком-то конкурсе пересеклись они, Ева и Алексей. Достаточно интересный парень, который почти сразу понравился ей, но лишь за то, что он хорошо отнесся, поддержал бурными аплодисментами работы, представленные на суд жюри. Утешил, когда не все согласились с его словами. Попросил её телефон и позвонил в тот же вечер, полчаса рассказывая о том, как красив сейчас за окном сизый вечер и как красива природа, которую он видел из окна, пока ехал в свой дальний посёлок. Вскоре после этого лирического отступления он говорил много хорошего и о ней. Сравнивал красоту девушки с розами, звёздами. И, казалось, был первым, говорящим такие слова.
           Почти каждый день они созванивались по телефону, несколько раз даже виделись. Вместе ходили в кино, в кафе, объедались шоколадом и прочими-прочими сладостями. Леша проявлял к ней симпатию, и тёплый август приукрашивал эту атмосферу любви. Закаты напоминали сверхновые, а заполненные до отказа автобусы – застеклённые корабли. Алексей увлекался космосом, и Еве нравился космос.

- …Ты не спрашивала почему?
- А ты не рассказывал. Расскажи.
- Эта тема вызывает у меня приятные воспоминания. Пожалуй, ещё с самого детства. Помню, мы как-то… - Лёша даже прикрыл глаза. – Помню, тогда я жил у дедушки, с друзьями мы часто лазили на крышу, сидели, смотрели, мечтали… Так прохладно было! Так красиво! Так хорошо!.. А особенно потом, помню, когда спускались по лестнице, иногда босиком; Васька боялся, мы его щекотали, тогда он прыгал, пару раз приземлялся даже в болото; кто-то иногда прыгал сам. Да, и я тоже. Сидел, пока не надышусь, а потом, точно прозревший, и видеть начинал лучше, и слышать – почти каждый звук, пододвигался к самому краюшку крыши, начинал болтать свешенными вниз ногами, опять же босиком, а потом представлял, что я – птица, раскидывал руки в сторону – и летел!
- Прыгал, - хихикала Ева, - вот только так и разбиться мог.
- Нет, не мог, там же трава и сено. Васька и Колька в сено как раз всегда прыгали. А я на траву. Потом бегали по ней, по росе, холодной такой, блестящей и так хорошо было, красиво…
- Красиво! – девушка смущённо опускала глаза и нередко после вздыхала. – Жаль, не могу рассказать ничего такого же интересного, моё детство прошло совершенно иначе. Дома сидела, с бабушками, дедушками, в четырёх стенах. Нет, выходила, конечно, но ни по деревьям, ни по крышам – бабушки запрещали.
           …И потом расходились, счастливые, весь вечер, всю ночь вспоминая тот горький чай или кофе, и подобные истории, и вопросы. И вроде бы всё хорошо было, как раз так, как хотелось ей – и возвышенно, и сдержанно, без малейшей тени сомнений. Но было в тоже время нечто странное, что никак не могла объяснить Ева, не могла зацепиться, просто чувствовала, что это лишь видимость, на деле – немного не так.
           И права она оказалась. Кончилось лето, уехал Лёша в Варшаву. Якобы в Варшаву. И якобы на учёбу. И даже писать прекратил. Набросал несколько фраз о том, что занят теперь, пошёл на работу, целый день сидит – нет ни минутки, а потом вмиг и слог изменил. Теперь он говорил сдержанно, рассказывал лишь о неудачах, про девушек неоднократно рассказывал.
          Ева не ревновала, нет, но чувствовала, что её снова бросили. Признавалась самой себе, понимала, что снова запуталась. Слишком странными стали эти ещё одни «отношения». Привыкшая к свободе и одиночеству, девушка вроде и хотела исправить такое грустное положение жизни и одновременно с тем не хотела, боясь, что всё изменится слишком сильно и резко, и тогда Ева банально не сможет писать. Разумеется, сказать это прямо она не могла, даже себе самой, это прозвучало бы слишком странно и показало бы странной её, а этого ей не хотелось. Она просто никак не могла понять, рада ли она или нет, и пока бегала на свидания целый месяц и отвечала на тысячные звонки, ощущала ужасный стресс. Что-то её смущало.
           Девушка думала, слишком много думала, наверное, даже больше, чем нужно. Именно по этой причине, а по правде – по причине собственной неуверенности – впоследствии, когда Лёша немного освободился и написал ей, так долго молчала после каждого прослушанного сообщения, молчала и думала, что можно сказать в ответ. Или лучше забыть – выждать какое-то время.
          Но потом решила всё же ответить. Общение шло легко, но больше не вызывало тех чувств, которые были сначала. И Еву то и дело посещали мысли, что, наверное, она виновата, сделала что-то не так, только что? После каждой встречи становилось на миг хорошо. Беспокойство приходило потом – дома. Вначале… На миг ей даже казалось, что вот оно. Неожиданно пришло её счастье, но вот оно, счастье, с ней! Снова, увы, обманулась.
          Девушка также боялась влюбиться в него в ответ. Боялась – не хотела страдать и поэтому была неприступна. Хотела, наконец, с кем-то встретиться, но ради общения, а не отношений, хотела и не хотела – боялась. И в итоге очень расстраивалась. Из-за тревоги в голову даже начинали закрадываться всякие разные мысли, не её мысли, совсем-совсем не её, очень страшные. Депрессия напоминала о себе и пугала очередным рецидивом. А вместе с депрессией в гости начинал стучаться суицид.
         Ева игнорировала переживания, но не могла полностью от них избавиться, снова была напряжена и на нервах. Чуть позднее она поймёт, что примерно в то время подсознательно уже начинала задумываться о своей паре, отрицала это умом, но в душе, в глубине души уже ждала. Парадокс желаний и страхов действовал указанным образом. А ещё она подсознательно уже знала, каким хотела бы видеть своего мужа, но не об этом сейчас.
           …Новый знакомый не переставал баловать комплиментами, его слова звучали очень тонко и нежно. Невольно складывалось впечатление, что всё-таки это не лесть, слова идут от самого сердца, и, должно быть, именно так сказал бы ей её самый любимый герой. Так или почти так, очень подобным образом. А как же она мечтала, как же ждала, как хотела встретить его, этого самого персонажа! И сколько пролила слёз, рыдая ночами в подушку!
          Но что же в итоге? Незнание. Пустой неуверенный взгляд, дрожащие поджатые губы. «Чего ты боишься его? Вдруг он по правде…» Но Ева мотала головой и старалась отложить прослушивание на потом, переключалась на что-то другое, старалась думать о чём-нибудь другом, но снова ловила себя, что мыслью к нему возвращается.
          Снова брала телефон, опять молчала мгновение, после, наконец, отвечала. Она старалась делать голос непринуждённым, и он получался таким. Каким-то удивительным образом сквозил счастьем и даже радостным смехом. А после тот самый парень писал ей про божественный голос…
          «Божественный?! Боже, нет!» - она опять мотала головой уже от собственной глупости, от осознания того, как же она глупа, как могла допустить подобные глупости. И после долго печалилась. «Если так, лучше жить без любви!»
           …И однажды они разминулись. Ей написал кто-то другой, показав очень странные фотографии и рассказав много всего про Него. Это были обычные фотографии, но с очень интересными комментариями. Оказалось, тот человек, действительно, льстил, насмехался подобным образом. Его друг, новый собеседник Евы, уличил Алексея на очередной публикацией, а после нашёл её.

- …Алексей хотел посмотреть за твоей реакцией. Это был эксперимент.
- И что же он думал, на что рассчитывал?
- Увезти в Варшаву, а после выставить перед девушкой. Просто всё взять и испортить. Такой уж он есть. Это не в первый раз. Мою сестру чуть не довёл до верёвки… Я таких не понимаю!
         Этот новый друг, как выяснилось потом, до невероятного честный человек, заставил Еву поверить ей. И он не врал. Сказал правду, а после навсегда испарился. Он дал понять, что выполнил до конца свою роль, а большего ему и не надо.
          А что если он соврал? Что если Лёша, действительно, любил Еву? Он молчал или изменился по другим причинам? Рассказывал про девушек не ради хвальбы, а просто? Понял же, что они живут далеко, обещать, что приедет – нет смысла, рядом есть другие и много, можно выбирать и из них, чем снова переезжать в другой город. А может, именно это и указывало на то, что ему она была безразлична.
          …И суть главы была даже не в том, что Еву опять бросил парень, парень, читатель, друг, а просто ещё один человек предал её, ещё один человек снова оказался «не тот», снова не получилось. И сколько ещё таких придётся встретить и пережить? Сколько времени, дней или лет? Сколько ещё будет иллюзий?

          …Я не знаю до конца, насколько эта история правдоподобна. Просто так написала она в одной из своих новых работ. Возможно, это только интерпретация. Возможно, Ева даже не до конца поверила тому человеку. Она сделала вывод больше на основании того, что сама не чувствовала уверенности, а после её потеряла, а не на чьих-то действиях. Она не была готова. Он просто был не её. Всё остальное неважно.

***

          Ева долго не могла уснуть. Ей грезились какие-то кошмары, тени страшных фантазий сливались с тенями от шкафа, всё плыло перед глазами. Душа разрывалась от слёз. Нет, не сказать, что она так сильно была расстроена и рыдала от расставания. Парень не сильно нравился, в любовь девушка не верила, как и прежде, другом особым её не считала, не многое связывало с тем человек. Тут было дело в чём-то другом.
          Как я уже писала выше, не парень, не друг, не читатель, а человек в целом. Целый мир у неё и него, и снова её не поняли! А что мешало этому человеку по-настоящему говорить ей приятное? Почему это была только ложь? Неужели она не заслужила ничего кроме лжи? Почему все, кому нравилась она, в последствие делали так, или это и есть людская природа, а Ева, такие, как Ева, редкость и исключение?
           Она лежала на диване, слёзы катились с глаз, тут лишь, наедине, даже тут, она боялась признать себе эту слабость. Убеждала себя в том, что не плачет. Что-то «попало в глаз». На самом же деле она лежала и думала о том единственном деле, которое спасало её в подобные минуты и утешало. Перед внутренним взором вырисовывался силуэт её муза. Подушка, обхваченная крепко руками, становилась этим самым существом с крыльями. Она рыдала, лежа у него на груди, глаза были крепко сомкнуты. А счастью мешал новый кризис.
           Они о чём-то переговаривались мысленно, она чувствовала, что муз её успокаивает. А ведь это была только мысль, но даже она, выходит, была способна на многое.

- …Перестань думать об этом. Это не выход. Я убью тебя, если ты сделаешь так.
- Убьёшь уже мёртвого? Я устала, правда, очень устала и не вижу другого пути.
- Я друг тебе или нет?! – в голосе зазвучала обида. – Найду твою петлю и выброшу, разорву на маленькие кусочки.
- А я свяжу новую, если так...
          Это было уже комично.
- Убиваться из-за них смысла нет. Кто будет писать продолжение? Я – муза, но я не совсем материален. К сожалению, это можешь делать лишь ты. Я устал говорить тоже самое. Думал, что зима кончилась, и ты уже успокоилась. Нет, я не сержусь, просто жаль… - он внезапно затих. Но фантазия на том не исчезла. Ева только ещё сильней сжала края подушки и тут же почувствовала горячее дыхание муза. Её мысли метались, как никогда, точно бешеные, она явно хотела что-то сказать, но могла лишь шептать и нервно шевелить обкусанными губами.
- Я не буду говорить банальными фразами. Ты сама знаешь, что я против смерти.
           А она подыгрывала:
- Почему?
- Говорить об этом нет смысла. Это лучше показать.
          Ева кивнула.
- Наверное.
- Ты точно хочешь это увидеть?
- Да…
          Он только забыл сказать, что покажет это в тоже мгновение и что он покажет. Нервное состояние, должно быть, уже давно перешло в сон. Выключенный свет и ночная тьма прекрасно содействовала атмосфере. И Ева, действительно, не до конца понимала, где находится и что сейчас с ней происходит.
          Она пыталась уснуть, но чувствовала всё нарастающее беспокойство. Ночь заставляла бояться или не ночь – это было неважно. Важно то, что внезапно случилось ещё кое-что. Сон во сне. Спокойное размеренное дыхание, в котором, как в счастье, буквально тонула она, резко сбилось. Начало пропадать, а после пропало полностью. Муз больше не говорил. И как-то стал подозрительно неподвижным.
           Ещё через пару секунд Ева поняла, что его сердце также остановилось вместе с дыханием. …Что началось потом – сложно сказать, передать. Это был ужас, паника, ещё одно море слёз. Она лежала на груди уже мёртвого возлюбленного существа и молила всех богов о спасении. Понимала, как глупо всё выглядит, что, ничего уже не изменить. Винила себя, что достала его, что устал он, возможно, болел и раньше – она не видела, и теперь она точно одна – нет никого из живых! Нет никого, даже музы!
          …Она лежала, безутешная, сжимая до белизны кулаки, несколько раз даже била ими его, вспомнив, как в каких-то фильмах один удар кулака в грудь иногда делает своё бравое дело. Но куда там. …А после просыпалась несколько раз, в ужасе отшатываясь от него, уже совсем окоченевшего, посиневшего. И всё также лежала рядом с любимым, пусть даже и мёртвым музом.
- Это всё сон… Сон… - шептала в безумии девушка. И была, несомненно, права.
          Через ещё какое-то время, почти смирившись с потерей, обезумевшая от неожиданности и утраты, дева почувствовала, как что-то рядом с ней изменилось. Она сама чуть не умерла в тот момент, когда в воздухе «щёлкнуло» электричество. Это было слишком страшно для человека, и мистика страшила едва ли даже не больше, чем смерть.
           Но на сей раз всё было уже по-другому. Тот, кто умер, воскрес, точнее просто проснулся. Он начал шевелиться, вздохнул. Тепло вернулось в закоченевшие члены.
- Что это было?! Что случилось? Как ты?!.. – Ева снова захлёбывалась от слёз.
          Муз долго молчал. И тогда она всё поняла. На миг стало неловко и стыдно.
- Со мной всё нормально. Я могу управлять этим телом. Останавливать сердце и снова запускать его, например. Могу выглядеть как угодно. Это тело – лишь оболочка. Она также эфемерна, как мысль. Моя настоящая суть подчиняется другим законам природы. Это не более, чем игра. Я сидел рядом и наблюдал. На это, правда, смотреть было больно …
          Я просто хотел показать то, что я обещал. Полагаю, наглядность намного лучше слов. Теперь тебе расхочется это делать. Но если я не прав, то, увы… Но ты знаешь, что ты не воскреснешь. Ты – человек, но тот человек, который мне нужен. Я не знаю, что ещё надо сказать, чтобы убедить тебя в своей преданности и любви, ты нужна мне! Лучше умру я, мне можно, - чуть тише добавил он, а девушка тут же продолжила:
- Только если «умрёшь» так, как сейчас.
- По-другому я не могу. Во всяком случае, раньше тебя. Возможно, убив себя, ты погубишь и своё вдохновение. Без «возможно». Это, действительно, так. Просто помни об этом. И том, что я не хочу умирать. И, если ты не хочешь убить меня, верь до конца, ты должна двигаться дальше! И тогда я никогда-никогда не покину тебя!.. Если тебе не дорога жизнь, не умирай хотя бы ради меня. Я хочу жить. Я и без того слаб и болен. Без тебя меня встретит лишь смерть.
- Из-за того, что ты сделал сейчас?
- Нет. Ты всё знаешь. Мне плохо не от того, а в целом от этого мира. А ты единственная, кто может утешить больное сердце. Единственная, кто заставляет испытывать радость, восторг. Единственная, поверь и пойми… Я тоже одинок. И больше не нашёл никого. Возможно, это судьба. Коли так, мы так сильно похожи.
           …И Ева рыдала в подушку, рыдала и телом, и духом. Она начинала догадываться, что тот давний незнакомец с фотоаппаратом был, наверно, прав. Не так сильно ей нравилось своё одиночество. Ей тоже, как и другим, хотелось хоть какого общения. И она хотела бы видеть своего парня (и мужа) таким, каким есть её муз. Муж как муз. И муж, который сам муза. Последнее очень логично, учитывая её книжную деятельность.
          «Он должен был быть красивым, но в первую очередь внутренне. Нежным, возможно, ранимым и слабым. Важно, чтоб у него была сила, но сила духа, а остальная – необязательно. Простота, возможно, наивность, чтобы не был слишком строг и кричал. Пусть лучше читает мысли. А ещё немного старше меня, потому что с молодыми всё ясно …»

           «Мой человек не должен прийти и уйти. Он должен быть рядом, ведь любовь – не курортный роман. Мне не хочется чувства на один месяц. Месяц пролетит быстро – я снова останусь одна. Если вы не считаете такие отношения болью, нам лучше даже не пробовать. Тем более, если даже на месяц вы не испытывали ко мне настоящих искренних чувств. Оставьте игры для других партий.»

PS: Убиться – наложить руки на сердце. Именно на него, не себя, хоть это тоже самое. Этакая игра слов, но, кажется, намного логичнее. И, правда, что грусть вдохновляет! Этого не отнять.



Глава 8. Возраст не всегда к лучшему

           С наступлением ещё одной сессии история любви Евы вновь получила некоторое продолжение. Теперь новой пассией стал относительно нестарый учитель языка и литературы. Как говорила она же сама, просто он выделялся от всех других преподавателей, что-то в нём было особенное. Но это, конечно же, не любовь, так, просто интерес, забава, симпатия. Она старалась угодить К. и попутно получала хорошие оценки за четверть.
          Он интересно читал, рассказывал много личных историй, делился опытом, идеями, мыслями и откровения, казалось, даже порой пытался учить не только литературе. Молоденькая девушка, всегда такая подтянутая, с красивыми красными волосами, в больших очках, она выделялась от остальных уже одним тем, что могла подойти после пары и сказать, что вдохновилась написать стих. Ей, правда, понравилась пара, тема лекции послужила идеей для вдохновения, муза одобрила эту идею, и почему бы и нет?
          Жаль, всё кончилось также внезапно, как началось. Сессия длилась лишь месяц – даже дополнительные занятия, факультатив, не принёс так сильно желанного времени. Надо было готовиться к другим экзаменам, а время летело просто, как ветер. Что уж говорить, не судьба. Но дружба какое-то время существовала.
           Преподаватель был не против общения с нашей студенткой. Она часто задавала вопросы, он – отвечал, они беседовали о литературе, истории, а после музыке и культуре. В плане последней у них было особенно много общего, потому, как и он, и она не понимали современный мир и осуждали его, и он, и она почитали нравственность и возвышенность и печалились от того, что сейчас их осталось так мало.
          Сначала чувствовалась некоторая напряженность, как-никак разница в возрасте, но потом я стала замечать, что они уже улыбались друг другу, говорили о куда более личных вещах, чем тема следующей лекции. Ева рассказывала и про свои творческие идеи и планы. Преподаватель слушал весьма внимательно, без сомнений, относился с уважением и хвалил. Я не знаю, сколько работ он видел и что читал, но она что-то показывала – несколько стихов это точно, критики не более одного слова. Как выяснилось ещё, он тоже когда-то писал, но многое стёрло время, не было желания восстановить.
          К концу сессии эти двое, без сомненья, стали друзьями. Ева думала даже, что теперь учёба перестанет казаться скучным давно надоевшим занятием, теперь у неё появится друг и наставник, точнее уже появился. Последний год заставит хоть чем-нибудь улыбнуться.
          …Но как было грустно потом, приехать домой и увидеть от нового «друга» не самые интересные письма. Прямой намёк на то, что больше ничего нет и не будет. Что плевать ей на её достижения, творчество – лишь предлог и лазейка. Впрочем, есть один шанс, тогда он замолвит слово перед знакомым издателем, возможно, издаст пару книг. Но для этого согласиться ей надо на известное женское «действие». Задал вопросы, как будто тестировать захотел. По этим вопросам определил, такая ли жена ему нравится. Там тоже был какой-то придуманный образ, и сойдется или нет – он не знал. Не сошлось ни одного единого пункта.
           Иллюзия. Ещё одна иллюзия! И печаль! И длинные русые волосы, которые отныне и ввек будут напоминать К. В. Д.
         …Впрочем, эти отношения, даже дружеские, были сразу обречены на провал, она это всё понимала. Она была почти в два раза младше него. И всего лишь одна из группы. Несмотря на свои таланты, ненужная даже тому, кто вроде бы сам бывал в творчестве. Просто опять провал. Пустота. Разочарование? Хотя, нет, так громко сказано. Просто опять неудача. Потраченное время. Иллюзия. С тем, кто был старше неё, тоже не получилось.

          …После этого события Ева снова ушла в себя. На сей раз надолго – почти на несколько месяцев. Она печалилась, хоть и понимала умом, что так должно было быть, и он ей ничем не обязан. Но она чувствовала себя брошенной, преданной. Ведь в самом начале общения всё было так хорошо!.. Снова она обманулась! Как сложно найти, очень сложно! Зареклась «лучше остаться одной».
          «Больше – никогда, ни за что! Не подыгрывать, не соглашаться на приглашения! Не говорить, не писать – не общаться с ними даже по электронке! Тем более не искать их самой!» Да Ева и не сильно искала. Всё, что она делала иногда, лишь отдалённо напоминало некоторые возможные действия. В реальности она не была готова сейчас на что-то серьёзное, и всё, чего она ждала от других – это дружбы и понимания. Но никак не супружества. И ни за что не интим. Просто обычной дружбы. Любовь, но только с длительной перспективой.
           Она силилась даже не думать о людях. О всех этих друзьях-недрузьях, которые не понимали её. Которые, как специально, были сначала такими хорошими, а после открывали лицо. Закрывала глаза, переносилась в прошлое или будущее. Она жила им и этими разными временами, чужими неизведанными мирами, а сама была как в скорлупе. Старалась не замечать неудач, не реагировать, не чувствовать ни печали, ни радости. И последнее ей удавалось – из-за депрессии, озлобленности, которая пришла вместе с волной невезения и просто со временем – с течением последних двух лет.
          Она просто пыталась жить и быть счастливой… Но как трудно бывает даже это подчас! Невозможно без некоторых усилий!
          И снова хочется сказать, что, возможно, преподаватель был неплохим человеком. Письма с категоричным ответом могла написать и жена. Он мог не знать. Он мог забыть. В конце концов, он был обычным занятым человеком. У которого много дел и помимо любви. Но Ева всё восприняла однозначно.

***

          «…Лиса продолжала смотреть на странное несчастное существо. Было ясно, что ему нужна срочная помощь и что помощь придётся оказывать ей. Но что могла она, если она ничего не умела? Если только сидела рядом и теребила длинные спутавшиеся чёрные волосы. Если только ждала чего-то, а чего и не знала сама. Как будто на что-то надеялась. На удачу, спасение, неожиданность? По-моему, неожиданностей было уже слишком много, и вряд ли сегодня будет ещё что-то с ней.
- Так ты здесь живёшь, значит, да? – Лиса говорила дрожащим голосом, боясь сказать что-то лишнее и, по правде, вообще боясь говорить с этим юношей.
- Да.
- Это так странно. В пещере… Один…
- Да… - он то ли не мог говорить, то ли не хотел этого делать. Глаза были закрыты. Взгляд устремлён куда-то в сторону. Девушка сидела на корточках, немного облокотившись на свой рюкзак. Она волновалась, и волнение было видно даже в окружавшем их помещении, лишённом яркого света.
- Это так странно… - снова пробормотала она, не в силах отойти от незнакомца даже на несколько метров. Что-то таинственное и неясное держало её рядом с ним, и это была не совесть. – Ты сделал здесь всё? – поинтересовалась Лиса, косясь глазами на полоток и стены, на весь этот «расчищенный зал».
- Да, я… - наконец, произнёс он хоть что-то, непохожее на предыдущее предложение.
- Расскажи, кто ты такой. Я хочу понять хоть каплю того, что со мной происходит. Если это возможно понять… - добавила и снова умолкла. Лиса заметила, что она говорит с такими же длинными паузами. – И что стряслось здесь? Кто тебя так? Это люди? – вопрос был задан как шуточный, но оказался правдой.
          Взамен ответа крылатый немного пошевелился и снова как бы привстал. До этого он лежал – частично на коленях Лисы, частично на её одеяле. Теперь, повернувшись, он сидел, пристально глядя в глаза. Повторюсь, что здесь было полутемно, и кто угодно другой минимум бы испугался, но этот незнакомец чувствовал себя в темноте хорошо и знал здесь каждый уголок, каждую щёлочку. И он видел её и, возможно, видел в ней собственное спасение, своё будущее, а она в нём пока что лишь тайну.
         Рука с длинными когтями была немного прижата к груди. А после взметнулась в воздух.
- Смотри, если ты так хочешь.
         Длинные когти были почти все в крови. И шерсть тоже. Парень не говорил ничего конкретно, но даже после одного этого движения глазам Лисы представилась пугающая картинка. Хотя нет, не поэтому. Окровавленная рука коснулась тотчас же ладони девушки. И она замерла, как будто от яркой вспышки. И она увидела его, его боль. Картинка была как бы со стороны и одновременно с тем записанной со стороны самого юноши.
          Какие-то люди. Фонари, огонь, крючки и верёвки. Да, это определённо какие-то спелеологи, только скорее всего любители – слишком дерзкие лица, слишком быстрые движения, слишком жестокая речь. Видела, как они ходили по каменным свободам, приглядывая немного за выходом, как после начали что-то пить, а после увидели едва заметную тень, промчавшуюся где-то на отдалении…
          Тень приняли за какого-то зверя и решили убить его, избавиться, чтоб не бояться оставаться здесь на ночь. Они отчего-то забыли, что монстров могло быть много и, встретив, а тем более убив одного, они навлекли бы на себя гибель, больше это не закончилось бы ничем. Вы ведь знаете, чем заканчиваются похожие фильмы?
          Но всё пошло по-другому. Жизнь не захотела повторять знакомый сценарий. Молодые жестокие люди сумели изловить странное человекоподобное существо, на время ослепить его и начать забрасывать камнями и грязью… Они даже не удосужились задуматься над тем, кого они нашли и что это вообще такое. И тем более ответить на лёгкий вопрос: что сделало это существо им? За что они решили убить его? …Не дождавшись ответа, повалили на землю и начали ударять в грудь, после в спину. Их следовало бы убить – за себя, но на это не было силы. Однако им это зачлось. …Семь трупов будут найдены вскоре на другом конце пещеры в нескольких километрах от входа, измождённых, доведённых до бешенства людей, провёвших свои последние дни и часы там, где они бы могли никогда не побывать, если бы первыми не встали против природы.
          Крылатый не убил их своими руками, хотя, спорится, наверное, мог, его когти навевали почти священный ужас, такими ножами он ловко мог перерезать всем горло. Если б хотел. Если б только хотел и мог. Парни, наверное, не увидели, чем был вооружен странный зверь, решили расправиться с ним, как с человеком, возможно, приняв его за оставшегося здесь одичалого неудачника.
- Где они все сейчас? – качнув головой и избавившись от накатившей галлюцинации, девушка на мгновение ужаснулась тому, что всё ещё здесь, это – не сон, не бред. Напротив неё – то самое человекоподобное существо. Оно ранено, но в нём ещё достаточно жизни. – Они, ты ведь понял, о ком я?
- Их больше нет. Забудь. Пещера сделает дело.
- Ты ведь не убил их, ты только думал…
          Крылатый кивнул, вновь пробормотав своё «да», немного причмокнув языком и явно чуть оживившись. Должно быть, начали действовать лекарства или показала свои волшебные чувства вода, не забытая, к счастью, дома или на улице. В рюкзаке были ещё другие лекарства. Когда стала понятна причина боли, намного проще лечить.
- И… что теперь делать? – задала вопрос девушка, обращаясь не к нему, а как будто к себе или к этим безмолвным стенам.
- Теперь? Думаю, что теперь много чего придётся. – Существо усмехнулось, но это был просто смех, вздох, перемешанный с улыбкой и болью. Если какая злость и промелькнула в этих свистящих звуках, то лишь по случайности или по созвучию с тем.
          Крылатое существо в первый раз за этот нескончаемый час пошевелило крыльями, но это, казалось бы, простое и мало что значащее движение почему-то вселило силы и заставило немного расслабиться.
- Что я должна сделать? – переиначила вопрос девушка, не поняв того ответа, что сказало ей существо.
- Тебе и мне.
- Почему ты говоришь про нас? Я всего лишь спасла тебя и…
          Это «всего», должно быть, обладало невиданной силой и значимостью.
- Твоя жизнь изменится, Лиса.
- Откуда ты знаешь, что меня так зовут?
          Раненый вновь улыбнулся какой-то странной-престранной улыбкой.
- Я много чего знаю. А ты – пока нет. Тебя много чего ждёт. Новая судьба окажется лучше, чем предыдущая.
- Предыдущая? О чём ты говоришь?
- Исключительно том, что отныне всё начнёт идти по-другому.
- И всё лишь потому…
- Да, – он улыбнулся не так измученно и попытался снова взять её рукой, точнее только коснуться. Сил было мало, приходилось буквально вынуждать себя.
- Почему? Мне очень жаль, но я не могу задерживаться здесь больше того срока, который был обговорен. Скоро мне придётся уйти. Поправляйся!
          …Когтистая рука сильно сжала запястье. Небольшая вспышка прокатилась по комнатке.
- Нет! Ты никуда не уйдёшь!.. – сцена почему-то показалась смешной, девушка заволновалась.
- Я понимаю, как всё выглядит со стороны…
- Ничего ты не понимаешь! Не оставляй меня! – голос уже сорвался на крик. – Однажды такое было. Однажды она ушла, я… Ты не можешь уйти! Тебе предначертана иная судьба! Пойми же, послушай меня!..
          В тишине гулко гудело эхо.
- Я слышу… - дрожаще пробормотала девушка.
          И стало пугающе тихо.
- Что я должна делать? – вновь проговорила Лиса, в её сознании уже пронеслась мысль, что теперь что-то точно изменится. Хотя бы одним фактом того, что она встретила здесь… И, возможно, чем-нибудь остальным.
- Знаю, глупо выглядит со стороны. Глупо и жалко.
- Согласна…
- Но ты должна остаться. Прошу. – В белых глазах читалась мольба. Им было невозможно противиться. И девушка согласилась.
- Хорошо. Я… Ответь же.
           Существо больше не отвечало. Оно впало вновь в странное состояние, похожее на сон или транс, тяжёлое дыхание стало красноречивее слов и заменило собой крик о помощи. Юноша покачнулся и после упал на бок. …Не выдержав подобного напряжения, буквально через пару минут странное чувство овладело земной девушкой, и она тоже упала на землю. В голове начали слышаться голоса. Перед глазами всё поплыло, запрыгали чёрные точки. Стало страшно, чудовищно страшно, а в груди ощутилась жгучая боль… Перед тем, как окончательно потерять сознание и перестать всё видеть и понимать, она заметила над собой хрупкую тень – перепончатое крыло одеялом легло поверх девушки, накрыв её собой и немного придвинувшись к ней...

          Следующее мгновение наступило спустя довольно долгое время. Два силуэта, лежащих напротив друг друга и обращённых друг другу лицами, шелохнулись в одно мгновение. А после время снова пошло. Что было до этого, Лиса не знала и не могла знать. Она только высвободилась из-под большого похожего на плащ крыла, подхватила рюкзак и встала на цыпочки. Надо было немедленно уходить, бежать, пока он не открыл глаза. И забыть это всё, как сон.
          Но сном было что угодно, только не это создание. Распростёртое на земле и немного поджавшее ноги, оно выглядело так жалко, что девушка не удержалась, сделала несколько шагов, опустила рюкзак. Она увидела дыхание существа, убедилась, что оно живое, а после опустила глаза на кровь… Раны уже не сочились, но выглядели, мало сказать, ужасающе. Тот, кто нанёс ему их, явно знал толк в сильной боли и, должно быть, не от хорошей судьбы решил вылить на другом свою собственную не проходящую душевную боль. Как бы там ни было, она задержалась на пару секунд, стояла, буквально приклеившись взглядом к крылатому. И уже хотела уйти, но не выдержала, опустилась на колени и снова коснулась его. В полутьме она не заметила, что всё это время парень смотрел на неё и ждал решающего мгновения.
- Мы уйдём вместе. – Громко сказала она, пытаясь взвалить на себя почти неподъемную ношу. Передвинуть его, лежащего без сознания, казалось намного проще. Почему – если только бы знать.
- Я знал, что ты скажешь так. Я ждал.
- Да?! – девушка вздрогнула, подскочив скорее от неожиданности, чем от страха.
          Парень снова кивнул, но после переменился в лице.
- Благодаря тем, о ком я рассказывал, я не могу идти. Оставь меня здесь. Иди к выходу. Он совсем рядом. Идти сама, не тащи меня. Уходи. Прошу не зови никого. Боюсь, но всё кончено. Спустить, вернись сама, только если поймёшь, что тебе это необходимо.

           …Лиса удивлённо оглядывалась по сторонам. Она так и не смогла сделать то, что ей зачем-то подсказывало крылатое существо. А может, и не подсказало, а просто озвучило страх. В конце концов, кто они были друг другу? Никто. Все её действия – то, что продиктовано её чувствами, а на самом деле она ничего ему не должна. По логике. Не по морали.
           Девушка ждала, когда он снова откроет глаза, что-то скажет. Всё же много времени прошло с их последнего разговора. Существо было слабым, ему было явно не так легко, но оно вступало с ней в диалог, и она видела в этом очевидную, но неясную ей причину. Слабый лучик второго фонаря блуждал по изрезанным стенам. Спотыкался о сталагмиты и сталактиты, «двери», ведущие в другие «комнаты». И вдруг остановился, Лиса тоже остановилась – рука её замерла, дыхание, разумеется, тоже.
           На каменной стене было вырисовано чёрным что-то, похожее на череду небольших картинок, комиксов. Нарисовано довольно примитивно, возможно, даже золой. Чёрные человечки, пещера, природа вокруг неё. И он. Такой же крылатый, как этот юноша. Все пляшут вокруг него, от него почему-то исходит огонь. Ему поклоняются (Или огню?). Или он – есть огонь, и потому в подобном почёте?
           Когда он очнулся, в пещере стало заметно светлее. Девушка отметила это, как и странный блеск, огонёк, промелькнувший в глазах человекоподобного существа.
- С возвращением… - тихо пробормотала она и подала ему руку.
           Когтистая рука ухватилась за холодную ладонь. И он тут же вскочил. Движения были намного живее.
- Я решила остаться, - снова заговорила девушка, ежась и усаживаясь поудобнее на рюкзаке. – Только устала ждать… - она не хотела наговорить лишнего, и потому каждое слово выходило с большим трудом.
           Огонь снова блеснул в глазах, и тотчас произошло что-то странное. Языки пламени возникли из неоткуда и вновь разожгли костёр. Одним своим только взглядом (или скорее всего взглядом и мыслью) крылатый сделал то, что было никому не под силу!
           И тут же стало светло, и тепло, и маленькая квадратная комнатка как будто бы даже расширилась.
- Чувствуй себя, как дома. – Мягко проговорил юноша.
           Камни изогнулись и зашевелились, из пола тут же возникли «сидения», напоминающие наши стулья и табуретки.
- Как ты?.. – дальше говорить невозможно. Слова зависли на кончике языка, замерли, или лучше сказать даже, умерли.
          Лиса была в восхищении, ужасе и одновременно шоке. Она встретила определённо не то, что могла себе представить, что думала.
          Существо стояло напротив неё, а после неожиданно село. Оно начало наклоняться и село вдруг на колени. Огонь вспыхнул сзади него, и крылья налились красным. Крылья, глаза и весь силуэт.
- Отныне я буду служить тебе и только тебе, - проговорило существо возвышенным изменившимся голосом.
           Феерия стихла. Огонь исчез в течение одной секунды. Всюду снова стало темно. Когтистая лапа ухватила девушку за руку.
- Теперь нам пора идти.
- Идти? Куда? – пропищала Лиса, к которой ещё не полностью вернулась речь, и слова выходили, как звуки.
- К выходу. Пора идти в свет.
          За спиной зашумели крылья.
- Я пока не могу лететь, только идти. Но я знаю здесь каждый шаг. Спрашивай, обращайся и прошу – не смей бояться меня!..

***

          …И Ева его не боялась. Она уже представляла, закрывая глаза и снова погружаясь в фантазии, как протягивает руки вперёд и протягивает их навстречу крылатому юноше. Понимала, что, даже отвлекаясь на творчество, на все эти другие эмоции и события, на самом деле никуда не уходит – ни на миг от себя. Она думает опять о любви, боится, однако, думает. Она просто видит её не так, как другие. Выше, тоньше, печальнее. Но разве в этом проблема? Разве так плохо мечтать о возвышенных чувствах? Плохо знать то, что эту мечту не поймут.
          Ева убеждала себя в необходимости одиночества, и она же, даже в фантазиях, противоречила этому и себе.



Глава 9. Психология – не панацея

           …А буквально на следующий день наша девушка решила приступить к действиям. Она поняла, что хватит оттягивать время. Ей надо понять людей. И как автору это не помешает – будет большой только плюс. И как человеку. И ждать ещё почти год это сложно. Не убежит никуда учёба в магистратуре, к тому же не помешает разобраться немного во всём.
           Вот уже несколько последних лет девушку стала интересовать и очень увлекать психология. Я говорила об этом. Ева даже списывала это как-то раз на писательство, мол, это даже неудивительно, все писатели немного психологи. Не помню, кто так сказал. Ева подобному верила. Поэтому и решила бросить сидение дома, отрезать, «убить» всю тоску – записалась на курсы психологов. И, надо сказать, наука понравилась ей по-настоящему, а вот занятия, на которые ушёл не один месяц, не дали того самого результата, которого она хотела от них.
           В первый же день, испугавшись всех и того, что вдруг её жизнь изменится по-настоящему, даже представилась другим именем. И, сама не зная, почему так, назвалась первым попавшимся – Екатериной. С именем, правда, вышла небольшая история. Ева не в первый раз питала страсть к перевоплощениям. Не в первый раз называлась кем-то другим. И это, даже не сомневаясь, снова приписывала творческой деятельности.
           А история была коротка – на занятии вниз упал небольшой листок, на неё были написаны отрывки из будущего романа. Главная героиня – девушка по имени Лилия, а фразы такие, что можно не сразу понять, кто есть кто. Будущая подружка Евы заметила этот листок и протянула с вопросом. Мол, чьё это, Катя, скажи. Пришлось соврать, что настоящее имя не Катя, полностью она – Екатерина-Лилия. И этот листик тоже её. И имя второе ближе.

          …А ещё в этот день она была весела, улыбалась. Вначале только часто оглядывалась по сторонам и совершенно не слушала слов. Первое занятие прошло очень суматошно, но всё-таки радостно. Какая-то неведомая причина запустила многочасовой почти эйфорический приступ. И Ева, самозванка Екатерина-Лилия, была, наконец-то, счастлива.
           Вместо того, чтобы записывать кратко основные положения, термины, её руки и мысли витали где-то далеко-далеко. Перед глазами мелькали цветные картинки – иллюзии, напоминающие новый сюжет. На сей раз сама жизнь и реальность подтолкнули Еву к такому открытию. И, возможно, это была банальная психология. Возможно, скорее всего!
           Новыми персонажами стала она и несколько сидящих напротив девчонок. На самом деле девушек и уже женщин, будущих новых коллег. По сути ей просто представилась их работа, но немного изменённая, романтизированная. Психологи не просто слушали своих клиентов и беседовали с ними о жизни, они видели насквозь их разные души – разные на цвет и на форму и раненые. Голубые и зеленоватые, рыжие, огненно-красные, почти серые. Некоторые переливались своими оттенками, некоторые были на грани разных цветов, некоторые не имели окраски. И эти самые души, увиденные, как на экране, и повторяющие почти полностью форму тела, имели такие же проблемы, как и у тела хозяина. Там также могли быть рваные кровоточащие раны, затемнения, уплотнения, рубцы и шрамы, и даже новообразования. Всё точно также. Но это эфемерное, почти призрачное. И не лечится таблетками и сиропами.
          Ева была так увлечена своей новой идеей, что прослушала почти всю первую лекцию, забыла, как зовут новых друзей и коллег, перепутала домашнее задание и что-то ещё. Увы, так всегда случалось, не в первый раз. Её богатая фантазия выступала одновременно и объектом несмолкаемой зависти, и причиной некоторой рассеянности. Девушка отвлекалась, как будто увлекаясь мечтой, она старалась держать баланс и не вредить своей учёбе и жизни с помощью невидимых крыльях. Что же можно поделать, если они решали за неё всё и сами выбирали время для вдохновения и полёта? И поэтому она ошибалась, но не была виновата по-настоящему.
           И не была расстроена из-за этого. Другое расстроило её, – казалось бы то, что не должно было коснуться этой тонкой ранимой души. А видимо, слишком ранимой. Ева с тоской провожала девчонок, которых по выходу из высокого здания встречали подруги или супруги. Она почувствовала что-то вроде укора, отчаяние. И странно будет сказать: та, что никогда прежде не понимала любви и даже в открытую иногда смеялась с подобных чувств и «трагедий», почувствовала снова, что тоже хочет быть понятой, нужной, той самой, любимой, «своей».
           И в этот же день, ближе к вечеру, наверное, в первый раз в своей жизни она прокляла своё одиночество. Лежала, рыдала, ждала, когда же всё, наконец-то, изменится? Сколько ей ещё ждать – лет, десятилетий и жизней? Почему она не может быть счастлива тем, чем счастливы другие вокруг? Кто выбрал за неё одиночество, или это оно выбрало её, а не Ева?
            Уже почти в полусне, в мареве новых видений, фантазий, мелькал где-то на грани сознания ещё один образ – солидного вида мужчины, степенного, сосредоточенного и одновременно с тем утончённого. На нём был строгий серо-чёрный костюм, обязательно красный галстук, прилизанные назад длинные волосы. Она не знала, кто он, видела ли такого случайно на улице, пока озиралась по сторонам в ожидании обожаемых курсов, или не видела никогда, она просто придумала его, породила своей энергией мыслей, она просто его ждала, но не знала, где искать и как именно…

            Через какое-то время была назначена новая встреча. Руководитель группы, относительно немолодой мужчина, прежде чем начать рассказывать о премудростях его любимой науки, решил провести один интересный и несложный эксперимент. Для наглядности он решил проконсультировать, как психолог, каждую из прибывших девушек. Группа на удивление оказалась полностью женская, возможно, именно этот нюанс и заинтересовал человека, а точнее подтолкнул к одному выводу – большинство девушек на первом занятии сказали, что они одиноки или испытывают сложности в общении с людьми, а особенно – с мужской половиной. Совпадение это или нет, психологами люди хотят стать, не чтобы понимать других людей и не ради помощи другим, а ради того, чтобы избежать собственных грядущих ошибок.
         И тут он был прав, и не прав. Разные ответы прозвучали на этот вопрос. Когда же очередь дошла до вечно мечтающей Евы, произошёл буквально следующий не очень большой разговор. Передаю таким образом, как поняла из написанного в тот день стиха:

- …Я вижу, что вы человек непростой, необычный. Возможно, дело в какой-то особенной деятельности?
         Немного волнуясь, но стараясь скрыть все зрительные симптомы, девушка ответила:
- Да. Я – писатель. – Она говорила немного с отрывом, медленно, но очень чётко, с таким посылом и такой интонацией, как будто от этой короткой фразы – трёх слов – зависело как минимум её будущее, а как максимум – даже жизнь. Пальцы снова дрожали, она не могла сосредоточиться и в итоге просто убрала со стола руки, крепко обхватив одну из них другой, чтобы унять волнение. – Извините, - тут же пробормотала со вздохом. Красные, как огонь, волосы быстро упали вниз – последовали за движением, взглядом. Ева была очень напряжена и как ни старалась, не была настроена на беседу.
          Она даже думала, что всё снова пройдёт бесполезно, то есть как в прошлый раз, когда кроме новых фантазий, новых знаний вынести не удалось – она всё забыла, не слушала, хоть и хотела слышать. Несколько следующих вопросов, однако, смягчили тон, и дрожащие руки унялись. Мужчина спросил про творчество – и тут, что говорят, понесло. Затем был задан извечный вопрос про жанр, и методом исключения выяснился момент про любовь.
- …Не пишу, это долгая история. Даже не спрашивайте, почему так. Не люблю, когда про это расспрашивают!
- А я разве что-то спросил не так? Я просто поинтересовался, о чём вы… Простите, я, должно быть, не знаю чего-то важного.
- Не знаете!
- Да, согласен. – Человек помедлил и, кивнув головой, начал говорить следующее: - Вы очень резко отреагировали на эту тему. Ваша речь стала совершенно другой. Вы испытываете определённые чувства, но, может, в этом и вся причина? Скажите честно, что у вас произошло? Я всё могу понять и не буду судить, сами понимаете – такая профессия... Может, я смогу чем-то помочь.
- Вряд ли уже кто-то поможет…
- Печаль явно не от хорошей жизни. И не от радости. Вы одинока.
- Да.
- Но дело не только в этом…
- Я сказала бы: не совсем…
- Но, может, не всё так плохо, и вы просто не замечаете хорошего в людях? Вы замечали такое в себе?
          Ева кивнула.
- Вижу и постоянно. – А потом, чуть потупивши взор: - Знаете, раньше… Я была совершенно другой.
- Но потом что-то случилось.
- Именно…
- И с этого всё началось?
          Пока она кивала и опять говорила «да», Ева думала совершенно не о тот, чём ей следовало. Нет, она не наговорила ничего лишнего, просто в очередной раз немного открыла душу, только она явно выдерживала дистанцию и дальше некоторых моментов не могла сказать и двух слов. Она думала про своих персонажей, особенно некоторых, самых любимых, мужчин и парней, и мальчишек, про любовные линии их сюжетов, про то, что отдала бы всё, если б только могла встреться с кем-то из них. Мечтала, но молчала и врала. Да, она до сих пор не признавала того, что проблемы все росли из одиночества.
- …Вы что-то скрываете, я понимаю. Об этом тяжело говорить.
- Мне не хочется вспоминать.
- И это отрицание ситуации только убеждает меня в уверенности…
- Ничего не случилось особенного. Просто… так… получилось. – она говорила без слёз, совершенно спокойно и прямо. Другой бы мог засомневаться именно в этом моменте, придраться к нему и попросить подробности, на случай, если что-нибудь пропустил. Но пропускать было нечего – игра или не игра, эта сцена была сказана очень точно. – Я просто не хочу обсуждать.
- Ваше право хранить молчание. Извините, лишь пытался помочь. У вас много слов. Тем более, вы – писатель, знаете, что значат слова… Вы не выговорены, вижу, это мучает вас. Одиночество не сделает лучше. Но это, конечно, ваш выбор.
- Мне не помогает просто поговорить об этом. Простите. Уже несколько раз говорила и писала – не помогает, простите. Всё как об стенку – кругом пустота!.. Нет, меня слышали и успокаивали, но я не того ищу, не поддержки, я хотела бы изменить свою жизнь, а единственный по-настоящему действующий способ – не поможет, я знаю.
- Что же это за способ? Полагаю, вы не пробовали его, берегли…
- Это самоубийство.
          На какое-то короткое время в комнате стало тихо.
- Жизни оно не поможет, вы правы… Только если от жизни…
- Я не знаю, хочу этого или нет. Я просто хочу изменить. Всё. А ничего не выходит. Не получается.
- Любовь требует жертв и времени… Не люблю эти банальные правды. – передёрнув себя, начал он.
- И я не люблю. Но дело же не в любви. А во всём.
- Ох, всё куда сложнее, чем казалось на первый взгляд!
          …И психология тоже оказалась не совсем тем, что Ева себе представляла. Она не принесла желанного понимания всех людей, но с другой стороны заставила больше думать и – главное – понять себя. Осознать, зачем был содеян обман с двойным именем, вот только в нём не сознаться, осознать, что её деятельность и, возможно, будущая работа, действительно, выбрана неслучайно – есть безусловная предрасположенность, сходство и потребность к словам. Желание говорить и «невыговоренность». Только нельзя сказать, написать всё, что носишь в себе тайно годами…

***

          Потом Ева думала, как прошёл день. Пыталась анализировать себя уже не просто как девушка или автор. Муза работала отменно – писать удавалось снова почти каждый день. И это было удивительно и одновременно с тем очень просто – опыт пересекался с вдохновением и объяснял его, и чем больше она писала, тем больше приходило идей, тем с большим рвением и огнём хотелось писать продолжение, даже если сначала писала через себя.
         Стоит сказать, что не все понимали такой подход к творчеству. Некоторые люди упрекали в графомании, полагая, что ей всё равно, что писать, лишь бы каждый день, лишь бы отведать «норму». Некоторые понимали, что дело совершенно в другом, но удивлялись количеству работ и идей, и говорили – иногда прямо, – что нельзя столько писать, «слишком много». Они просто завидовали, банально не могли сделать также. А некоторые, надеюсь, в шутку даже спорили и утверждали, что Ева принимает какие-то препараты. Мол, «иначе никак не заставить себя писать. «У тебя слишком много работ. Одного вдохновения недостаточно».
          Ева раздражалась и обижалась, когда слышала подобные фразы. Нет, это видано? Если кто-то не мог писать также много, то от этого он считал себя нормальным и «очень» умным, а она, значит, ненормальная, наркоманка? Озабоченная, психованная, помешанная на своём мире? Чего-то только не говорили за спиной и в лицо. Случалось, увы, очень разное. И иногда хотелось выйти на балкон, прокричать, докричаться до всех людей: «Я сама! Я, правда, такая, поверьте! Я просто это могу! Не вините других за способности!»
          Думала так, хотела кричать, и крик уже стоял в горле, рвался, но дева молчала, вновь думала. Она едва ли могла позволить себе прошептать всё то, что с лёгкостью терпела бумага. Ева была неуверенна в себе, в этой жизни и в тоже время уверенна – в музе, в творчестве и в любви, направленной к этим двоим.
         Но была снова не понята и осмеяна, осуждена другими за это своё отличие. Например, когда шла по улице, люди нередко шептались и даже показывали рукой – смотрите, мол, кто идёт. Смеялись, как будто она отличалась от них чем-то плохим и постыдным. Смеялись бы лучше с себя, следили за своим поведением. Шептались, что, впрочем, значит и то, что её многие знали, вот только не совсем неправильно. Осуждая любую из написанных книг, как будто осуждали всё творчество. Так это или нет, но Ева именно так них думала.
         Что осуждали, и что так сильно не нравилось всем? Возможно, её прямота и написанная на лице тяга к возвышенности? Возможно, тяготение к классике и традициям, непринятие и непонимание современных тенденций? В любом случае, люди видели перед собой обычную девушку – чёрную куртку, которые красные волосы, тонкие руки и ноги, невысокий худенький силуэт и судили часто как девушку. Она представлялась пустышкой, хотя это было не так. Они не видели или не хотели видеть её ярких внутренних красок. Они не знали, что за этой болезненной внешностью скрывалось столько миров, столько жизней и персонажей. Если бы люди знали! Если бы только хотели знать! Наверное, тогда относились бы по-другому, воспринимали бы, хоть кто-нибудь точно бы понимал…

***

           Ева честно старалась больше не повторять старых ошибок и не мечтать во время прослушивания важного материала. А для своих бесчисленных мыслей-фантазий даже завела другую тетрадь. Теперь брала с собой две тетради – одну непосредственно для занятий, другую – для вдохновения, на случай непредвиденных черновиков. Именно написание на бумаге успокаивало её, обладало каким-то особым свойством. Оно, сам процесс или сама бумага – сложно сказать наверняка. Так записи хотя бы не путались. И не терялись.
          Это больше не были те страницы, исписанные вдоль или поперёк мелким почерком, поля со «вставками между вставок». Помнится, учителя не понимали корявых надписей, спрашивали её, а как-то даже спросили родителей, но чаще зачёркивали красным поверх и, конечно, снижали оценки.
          Жаль. Это было необязательно. Непонимание ещё с тех пор начало посещать юную девушку. Оно укреплялось с каждым таким человеком. И сложно посчитать, сколько их. Сложно, невозможно, бессмысленно. Как будущий филолог-психолог, Екатерина-Лилия, то есть Ева, понимала, что надо переступить через себя, забыть всё, оставить в прошлом. Надо как-то жить дальше. С этим всем или без.
          Просто жить дальше...



Глава 10. …А потом она выбрала одиночество

           Настроение было немного подпорчено. Депрессия смотрела в окно – дождь и ветер не нравился. Хотелось кричать и рыдать, накрыться с головой одеялом, наплевать на всех и на всё, выключить компьютер, выбросить, уничтожить причём не только его, а всё! Но взамен этого Ева снова лежала на диване и без мыслей смотрела в окно. Ей хотелось придумать что-нибудь стоящее, развеселить себя и читателей. Но ничто не приходило на ум.
           Клубника казалась то безвкусной, то слишком сладкой, она ела её машинально, а сама лишь смотрела в окно. Ветер усиливался, и ветки чуть тревожно покачивались и скрипели, зелень держалась крепко, а первые цветочки акации кружились и падали вниз…
           Под диваном валялся листок. Так называемый «Список Евы». Не так давно она планировала составить письменное «заключение» с подробным описанием тех, кто ей встретился, почему не подошёл и кто подошёл бы. Те самые пресловутые плюсы и минусы. Никак не находилось минутки заполнить листок до конца.
           «Никакой развратности, страстности и/или секса, хотя бы первое время», - значилось под пунктом «1». А также:
           «Никой интрижки у меня за спиной. Ни с женщинами, ни (подавно) с мужчинами.»
           «Никаких предательств и любви только на один день или месяц.»
           «Никаких недоразумений, скандалов.»
           «Никаких попыток полностью меня изменить.»
           «Никаких слов, направленных против творчества.»
           «Никакого вранья, никаких причин-оправданий.»
           «Никакой силы, ранящей тело и душу.»
           «Никакой жестокости, зла.»
            И «Никакой…» - она хотела соотнести каждую фразу с теми парнями, мужчинами и подругами, про которых уже говорила, как вдруг поняла, что они не дают полной картины событий. Неправильно составлять список, основываясь лишь на одном отрицании.
           Ева снова смяла листок и со злостью швырнула его в угол комнаты. В блокноте ещё оставалась бумага. «Придётся начинать всё сначала!..» Надтреснутый голосок, раздраженный, уставший и опечаленный, он был обращён в пустоту, а может, к усталой погоде? В глазах снова дрожали снежинки слёз. Она не плакала, но пыталась. Она устала ошибаться и ждать. Устала встречать не тех юношей.
          «И почему – непонятно? Почему я не могу быть просто одна? Не ищу ведь, а сами встречаются. Точно манит их. Но зачем? Я ведь этого не хочу. Не хочу отношений по-настоящему. Хочу лишь нереальной любви, но её, понимаю, не будет. Так лучше без. Пусть и меня не охватывают странные чувства…» Рука снова дрожала, как в детстве, когда первые корявые строчки быстро капали с каплями чёрных или синих, или красных чернил.
          «Я ведь никого не ищу… Почему они мне находятся?..»

           «Я хочу быть понятой, любимой, чтобы с мысли, одной только мысли, даже не слова он знал, что мне плохо или что мне хорошо; хочу, чтобы был таким же, как я, возможно, таким же несчастным, чтобы встретились два одиночества, чтобы не было недоверия во взаимности; чтобы он был красив душой, а вдобавок, только вдобавок, можно чтоб был красив он и телом; чтоб он был красив своими делами, действиями, словами и мыслями; чтобы, возможно, также были длинные волосы…
          Чтобы мог помогать, говорить, когда нужно – молчать, вдохновлять, направлять и просто чувствовать счастье; чтобы молча в тиши прижаться к груди и слышать кое-что вместе с дыханием; чтобы также суметь быть целым миром ему... Возможно, не всё сразу. Я допускаю. Это ведь идеал. Но что-то такое хотелось бы.»

          Этот список какое-то время спустя был снова продолжен и снова отставлен. Ева боролась со сном и всё более усугубляющейся апатией. Смотрела на дождь, чувствовала его запах, любила, ненавидела, снова любила его и печалилась… Из её руки, дрожа, выпадала несколько раз ручка, а лист оказывался под одеялом, под подушкой, под майкой, в слезах. И единственное, что хотелось в тот миг, тоскливый, протяжный и длинный, скорее чтоб закончился день. Забыть это письмо, разорвать. Не думать о парнях, о любви. Жить, как раньше, без них! Так хотелось тишины и спокойствия. Но желание значило и другое – это снова был побег от себя…

          …О том, что случилось далее, придётся сказать чуть больше. Это будет первый случай, в котором задействована не только Ева, но и её подруга. Но вы ничего не путаете, когда прежде не раз говорилось, что у Евы не было и сейчас нет друзей. Просто их и не было в жизни, но было несколько в Сети. И одну из них звали Лина.
         Собственно, об их знакомстве можно сказать много и одновременно с тем ничего. Познакомились благодаря общим интересам. Часто смеялись над одними и теми же шутками, обсуждали своих знакомых, обе писали книги, пусть и в различных жанрах, жили относительно далеко. Обман ваше «относительно» – на самом деле чересчур далеко! А потому никогда не виделись в этой жизни.
          У Лины были намного более традиционные и семейные взгляды на свою жизнь. Она не всегда разделяла мысль о том, что детьми могут быть стихи и рассказы. И именно по этой причине пусть изредка, но она говорила Еве о том, как сама, ещё не имея парня, хотя бы его не отталкивает. Учила, как следует краситься, что одевать лучше дома, а в чём пойти на лит. вечер. Даже настоятельно советовала записаться на какие-нибудь курсы, но не психологические, а театральные, чтобы перестать бояться себя и людей, и понять, что всё – игра, и играючи относиться к событиям жизни.
          Разделяла ли подобные советы Ева? Нет, не всегда. Боялась их применять в жизни? Да, постоянно! Боялась даже соврать – написать, что сегодня случилось то-то и то-то, если этого не было. Хотела, чтобы её судили лишь так, как она судила других, а то есть в первую очередь по душе. И никак по количеству «штукатурки». Знала, что не все судят так, как она, как хотелось бы, понимала, видела их реакции, но не могла принять, а оттого и противилась.
           А затем, в ещё один сумрачный майский вечер, когда не прошедшая до конца депрессия правила балом и днём, Ева получила письмо – идею. Об этом будет следующий разговор.
           Лина нашла новый сайт, на котором якобы успешно познакомилась её однокурсница. Нашла себе парня – тот самый идеал нравственности. И предложила Еве попробовать сделать так же. «Ты только зарегистрируйся, а дальше уже как пойдёт», - сказала она, оставила ссылку и вышла. В тот день Лина в Сеть больше не заходила, а Ева была грустна, и дел никаких не предвиделось. Любимый сериал закончился два дня назад. Ужин уже сготовлен. Учёба уже закончилась. Вдохновения и идей нет.
           Ева снова взяла не своё имя и решила попробовать. На авось. Создала страницу, разместила только настоящее фото. Не самое лучшее, но и не худшее, то, где, как по её мнению, она максимально была похожа на ту, которой являлась в жизни, особенно в последние месяцы. Печальное лицо, большие глаза и огненно-красные волосы. В её взгляде и опущенной на бок головке читалась какая-то тайна и магия, и долгом её кавалера было её разгадать.

           …Стоит ли говорить, что через какое-то время, намного раньше, чем девушка могла себе только представить, начнут приходить письма, фотографии и истории «кавалеров». Кто-то хвастался своими деньгами, машиной и обещал объездить полмира. Кто-то очень беспокоился, девственница она или нет, потому что предпочитал только «без опыта». Кто-то боялся открыться и ждал, что Ева сама прыгнет в объятья постели, а он вроде бы останется не причём и потому отвечал очень коротко. Кто-то хотел, чтобы она была богата и работала на хорошей работе. А кто-то врал и выдумывал, что он древний маг и вампир… Наверное, все до единого, кто написали сегодня, ни один из них, не смог достучаться до сердца. Ни один не получил большое развёрнутое письмо. Ни один не приглянулся нашей красавице.
          И, нельзя сказать, что они все были настолько плохи, они искали девушку для отношений, семьи, но Ева была к этому не готова. Не этого искала она и, как знала, лишь потратила время. Общение в Сети – это одно, но любовь без единой встречи – звучит, как выдумка. Имена, фотографии, возраст, ведь всё это можно заменить и наврать! Потому что не убедиться, правда то или нет.
           И это был последний раз, когда Ева признала свою слабину и как бы сама искала. Она удалила страницу и задумалась о том, кого нашла та однокурсница. «Очевидно, она другая, совсем не такая, как я. Может, только тогда… А мне это не подходит».
          Ей снова никто не понравился.

***

           Нежный запах белой и лиловой сирени заполнял весь воздух, который находился в саду. Сирени, вишни и слив. Кажется, здесь было ещё много других различных деревьев, но юноша не отличал их, потому что видел перед собой только один силуэт. Только одну её, встреченную совсем недавно.
           Он помнил лицо и взгляд, тонкий профиль, шикарные длинные волосы, но, как ни силился, не мог даже примерно сказать, где они встретились и при каких обстоятельствах. Кажется, это было на прошлой неделе, но время стало бежать иначе, начало восприниматься не так, как обычно. Всё изменилось, кажется, по-настоящему всё. Ничто не осталось, как прежде.
           Но дело было в другом – юноша был влюблён не впервые. Когда-то несколько лет назад его тоже настигала такая же, как казалось, возвышенная и вечная любовь, но тогда было всё куда проще. Его не преследовало ни чувство лёгкости, ни радость, пронизывающая до костей. Он мог думать о чём угодно другом, даже будучи рядом с ней, а сейчас только о милой избраннице. Это даже слегка напоминало лёгкое помешательство, но помешательство странное, сопряжённое душевным покоем.
           И пока он мечтал, ветер легонько трепал ветви цветов и деревьев. Сладкий аромат разносился за пределы сада и, кажется, поднимал настроение всем, кто находился поблизости. Достаточно одного вдоха – и ты уже во власти этой любви, манящей, как весна, и прекрасной. Что-то, действительно, летало в воздухе, помимо преувеличения и метафор.
          К слову, парень бывал здесь далеко не в первый раз. Несколько дней назад и месяц назад, и три месяца назад, и в прошлом году, и в позапрошлом… Он бывал здесь почти каждый раз, когда начиналось цветение или просто хотелось так сделать. Природа помогала отстраниться от рутины и разных проблем, она придавала сил, заставляла появляться эмоции и вдохновение. Достаточно было только выйти и немного посидеть на улице – надышаться цветочным запахом, и складывалось такое впечатление, будто ты вдыхал вместе с ним волшебство, так становилось чудно.
           Так было всегда, но сегодня как-то особенно. Сердце билось, замирая, как будто в каком-то предчувствии. Руки дрожали, ветерок заставлял только ёжиться. Солнце вроде бы грело в спину, а всё равно было ещё не тепло – только конец апреля. Можно округлить – почти май. Плевать, что осталось меньше сорока дней до лета, это ещё весна.
           Безумная радость, о которой я уже упоминала чуть выше, буквально заставляла задыхаться, голова немного кружилась, и от того парень чувствовал, что что-то пошло не так. Он даже подумал, что он не здоров, но опасности здоровью здесь не было. …И он просто сидел и мечтал, просто ждал, представляя перед закрытыми глазами образ своей любимой. И одновременно с тем страдал, потому что не мог быть рядом.

            …А в воздухе летали незримые эфемерные существа. Они просыпались и вылетали с каждой новой весной, искали себе дом и защиту. Эти незримые крошки питались от счастья любви и нередко жили внутри нас с вами. Они проникали вместе с воздухом в лёгкие, а дальше уже кто куда. Многие искали тепло и предпочитали селиться в сердцах влюблённых. По той одной интересной причине, что влюблённые люди отличались особенной радостью. Энергия просто струилась с них, и они были не против «сожительства».
           Такие существа могли жить долго, могли даже очень долго, но каждый раз не были застрахованы снова оказаться «на улице». Лишённый любви организм очень часто отторгал незримую крошку и вместе с чиханием выбрасывал её из себя. И некоторые иногда погибали, бывали такие случаи. А ещё, как я думаю, вы догадались, что они выбирали лишь тех, кто был влюблён по-настоящему...

           …Прохладного воздуха становилось всё больше и больше. Цветы начинали казаться чересчур раздражающими – яркими, приторно сладкими, небо – недостижимо высоким. Ещё миг, и настроение было готово испортиться, но этого с ним не случилось. Новая порция кислорода расставила всё на места и изменила всю жизнь. Теперь аромат сирени снова показался волшебным.
           Парень вдохнул и… если бы он только видел! Сразу четверо крохотных крылатых созданий устремилось к нему на встречу. В одно мгновение они преодолели барьер и очутились там, где им было уготовано быть самой природой. …И вмиг снова стало легко, хорошо. Те странные сомнения и колебания исчезли навек, прошла также ноющая боль, скука, слабость. Словом, прошло всё то, что заставило сегодня выйти в сад и отвлечься, пропало, природа сделала своё дело, и теперь можно было спокойно идти домой.

           …Парень встал и медленно направился в сторону. Он улыбался всем своим существом – губами, глазами и духом, подпрыгивал и, казалось, даже немного парил. Вместе с ним испытывали подобное чувство и существа. Нашедшие свой новый дом в его сердце, они ничуть не вредили владельцу, а даже наоборот поддерживали это счастливое состояние и пытались сделать его ещё лучше. Настроение – выше, радость – искреннее, чётче – все органы чувств.
           Нашедшие свой новый дом, эти крохотные сотканные из одной энергии существа вполне могли быть намёком на то, что дальнейшее будущее молодого человека скорее всего будет наполнено только светом, а жизнь никогда не покинет любовь, а значит, она та самая, настоящая. Это было ещё и намёком на то, что Природе или даже самой Вселенной хотелось видеть такими нас, ей это было выгодно, желанно, необходимо, от любви зависело слишком много всего, без любви была жизнь невозможна... И мало кто знает об этом, но, прошу, поверьте моим словам!

***

         Хорошее настроение Евы было всего лишь иллюзией. Она просто хотела отвлечься так, начав думать о той любви, на которую втайне рассчитывала и которая нравилась ей. Красивая, нежная, почти фантастическая и возвышенная любовь. И она же сама понимала, что такое бывает лишь в книгах… Мало-помалу печаль брала верх над внезапно нахлынувшим чувством, девушка снова начинала писать о «плохом». Очередная драма представилась её глазам. Депрессивная и любовная. В новых фантазиях больше не было места прекрасным садам и феям. Всё было на сей раз по-другому.
          Единственное, чем она могла управлять и на что хотела повлиять, не заставив читателей вспоминать слова человека из парка, это начать рассказ писать от мужского лица, дабы показать, что депрессия бывает не только у женщин. …И, снова погружаясь в грустные мысли, возможно, самого того не заметив, она говорила всем своим существом, называла лекарство от меланхолии.

***

         Мне придётся начать издалека, а после перейти к основному.
         Об этой странной дурно влияющей на него девушке наш герой узнал довольно давно. Нет, он не сразу был в курсе того, какой она окажется на самом деле, но знаком был. И считал её совершенно другой. Наша же красавица, а она была весьма не дурна, считала себя чуть ли не королевских кровей, просила называть себя только леди, а на вопрос имени отвечала, что сгодится Десия или Дея, хотя это было её сокращение.
         Леди Д., как повелось за ней в скором времени, оказалась действительно не дурна, но чересчур избалована и изнежена. Она предпочитала лишь чёрный цвет, уверяя всех, что только один он есть в моде, всё остальное – ложь, клевета и просто какая-то глупость. Только она одна знает, что, где и как, и её надо всем всегда слушаться. На счёт всех оговорился, в частности это касалось его, её, если можно сказать так, любимого.
          Она вроде бы любила его, клялась в верности, но о том, что ничуть не любила, парень прекрасно знал и давно. Он не мог предъявить никаких доказательств этого, как и опровержений, отношения их строились лишь на словах и на чувствах, но очень уж угнетали. Десия дурно влияла на него, без конца рассказывая, как всё печально вокруг и безвыходно, как она не знает уже, что ей делать, что будущего у неё нет, у него нет, вообще ни у кого нет.
         Десия буквально лишала последних сил, выматывала, портила нервы и ломала мечты. Всё, чего хотел юноша, запрещалось или списывалось в ряды ему не нужных вещей. И так изо дня в день, из месяца в месяц! Годами…
- …Но откуда тебе знать, что нужно мне, а что нет? Хватит, хватит уже решать всё! Я не маленький, я сам в силах! – говорил он, а она лишь с него смеялась.
- Потому и решила, любимый, что ты резким стал, странным в последнее время. С тобой что-то не так…
- Нет, это скорее с тобой!
           К слову, прежде юноша был всегда радостным и романтичным. Он буквально светился улыбкой, помогал всем, всем увлекался, а вместе с Десией – сник. Солнце перестало казаться красивым, учёба начала даваться с трудом, настроение испортилось окончательно. Девушка в чёрных одеждах изматывала его, доводила до слёз, а после сама же рыдала.
- Я думала, тебе будет лучше. Я хотела, что бы ты… так…- и всегда говорила так, заменяя своё «я» его мнением, не считаясь с его желаниями, его интересами и намеренно отбивая и убивая их.
          А парень интересовался книгами. Нередко читал или придумал неизвестные другие миры, она ему запрещала.
- Почему? Что тебе сделали книги? И книги… - он знал, ей не нравилось ничего. Разумеется, кроме дивана. И долгого сладкого сна. И еды. А он не понимал всего этого.
          На поставленный вопрос Десия нередко молчала. Таила ответ, а если и отвечала, то так закручено, так заумно, словами лишь ей понятными.
          Устал наш герой в итоге от этой «любви». Устал и понял, что надо что-то менять. Если Десия не исчезнет из его жизни, жизнь станет невыносимой. «Нет, она такая уже… Убить её! Только убить!» - проносилось в тот день в его мыслях. Непонятно только кого – девушку убить или жизнь? А тем временем примерно с этого дня кое-кто всё-таки изменилось.

           Волею судьбы Алекс приходился близким знакомым, на словах почти родным братом нашему главному персонажу. Он был в курсе всего того, что творила вольная девица-леди, нервничал и высказывался, разумеется, против неё. Он даже отпускал такие фразы, что девушка зашла слишком далеко, и терпеть в такой ситуации невозможно.
- Ты только подумай сам, чем это может закончиться! Я слышал, у неё когда-то до тебя был другой парень. И что теперь с ним? Где он?!
          Печальный юноша смотрел на него и молчал.
- Где он? Об этом как-то даже не слышал.
- Послушай тогда теперь, о, как бы тебе объяснить… - Алекс стал пожимать плечами, подмигивать, а после прекратил дурачество в один миг. – Если ты не понял ещё, я скажу. Нет его. Умер! Довела до сердечного приступа.
- Ты уверен, что именно она? Десия?
- Ты околдован! Хотя колдовства тут немного. Нет, просто подумай, брат, как ты изменился, как всё изменилось после её появления! Что стало с твоими новыми книгами? Какую главу ты написал сегодня или вчера?
         Названный брат лишь покачал головой.
- Я уже не пишу. Наверное, перерос…
- Нет, неправда. После стольких лет работы это называется не так, совсем не так, не обманывай! Давай я изменю вопрос. Что написал ты последним на предыдущей неделе?
- Ничего.
- А за последний месяц?!
- И там ничего. У меня сейчас кризис. Нет никаких идей. Ни одной. Говорил же, одна пустота.
         Спрашивать далее нужным не представлялось, так как было уже ясно всё.
- Ты погибнешь с ней. Как и тот. Она всех с ума сводит. Поверь же! Или уводит – из жизни. Ведьма! Это ещё мягко сказано. Не знаю, в общем, где ты нашёл такую, но меня уже просто трясёт! Давай что-то сделаем с ней, а давай? Хватит сидеть, бездействовать! Посмотри на себя, ну же, ты! – Алекс схватил брата за плечи, толкнул его, попытался встряхнуть. Его собеседник лишь вяло кивнул в ответ.
- Я не знаю. А что мы можем с ней сделать?
- Она когда-то и меня доставала. Я только молчал. Но было…
- Когда?
           Алекс немного соврал, но тем самым вызывал интерес и вопросы.
- А думаешь, помню я? Это неважно. Летом. Главное, было.
- Я слышал тоже самое от Максима. Он – мой однокурсник. Сколько же всех…
- Вот, и я о том! Она точно всех ненавидит. Я не дам ей опять это сделать! Собирайся! Осуществим то, что хотели, и снова будет всё хорошо!
- А что мы хотели?
- Смеёшься?! – Алекс покачал головой. – Неужели ты никогда, даже в детстве, не мечтал убить кого-нибудь? Пусть в игре, на словах, в шутку?
- Не знаю.
- Я знаю: хотели все. Дай же себе волю, решись же!.. Убийство одной ведьмы сделает лучше весь мир. Нам все «спасибо» скажут.

          …Но история совсем не о том, как друзья против девушки планы строили. Ведь строили они их лишь на словах, а при виде грустной красавицы вновь были очарованные её сладким голосом. И сидели они безропотно на диване, слушали её, смотрели на неё и прислуживали. Теперь уже оба, на пару. История совсем не об этом…



Глава 11. Однажды становится всё равно

          Лето подкралось мгновенно. В мыслях всё ещё была зима и депрессия, и непонятно, то ли новая зима, новая депрессия, то ли только воспоминание о том, что было ещё недавно; на деле же было так, что вчёра ещё календарь показывал зелень и май, и сегодня уже перевернул – лето. И снова жара, снова свет, снова почти слепящее солнце.
          Учёба давно закончилась – в этом году раньше, чем прежде. До новой сессии оставалось почти полгода. Заданий почти не задали. Нет даже темы диплома. И, казалось бы, самым первым, логичным и правильным, было бы добиваться этой темы, ходить в университет или звонить, выяснять и снова сидеть ночами и днями над книгами… Но хватит уже учёбы и книг!
          Ева просто пыталась жить, не отвлекаясь на то, что вокруг, не вспоминания прошлое, не думая о заоблачном будущем, о том, что не всё везде счастливо. Она, правда, пыталась так жить, но мыслями возвращалась к обидам и неудачам и повторяла всё те же ошибки. В итоге многообещающие планы на лето, составленные буквально на днях, показались планом фантастического романа, а реальные её дни превратились в череду повторяющейся еды, сериалов и сна, и курсов по новой профессии.
           Честно говоря, не сказать, что психология была прямо её стихией, и что она была для этого рождена, что понимала каждого с полуслова, не понимала – поэтому хотела понять. Это было для себя и не более. Но, как бы ни было там, это было, успехи какие-то появлялись, характер и творческое мышление содействовали некоторым открытиям, а потому люди, смеющиеся с этой новой идеи, нельзя сказать, что были неправы совсем. Ей это нравилось, и уже потому кое-что хорошо получилось. В голове проскакивали фантазии о первых собственных пациентах, том, каково это быть психологом, кто они, каково оказаться с другой стороны разговора, и как эта роль, новая Ева, отразится на её собственной жизни.
           Родители не разделяли новое увлечение. Не разделяли и многое из того, что было прежде. С опасением относились к новым её знакомым. Знакомым, а не друзьям, заметьте. Лишь только бабушка по-прежнему намекала на хорошую возможность познакомиться с будущим мужем. Поэтому ещё несколько лет назад Ева переехала от родителей. «Именно там, на курсах. На людях надо часто бывать, чем чаще будешь – тем больше людей и встретится», – а так говорила бабушка и в каком-то смысле подсознательно настраивала внучку на возможную счастливую встречу.
          И встреча произошла, но совсем не такая, как думалось…
          Забегая вперёд, скажу, что так же, как на учёбе, группа напоминала отнюдь не случайный набор людей. Там были исключительно девушки, и многие, если не все, с уже закреплёнными романтическими отношениями. Все, кроме Евы, конечно же. И поэтому, когда на курсах появился новый человек-парень, это произвело фурор, и много-много внимания. А ещё то, что друзей Ева среди них не нашла.
          От кого внимание исходило и к кому в основном было направлено? Отнюдь не к тому, к кому вы могли подумать. Наша красноволосая красавица даже не думала подойти к новенькому и заговорить. И нечего выдумывать глобальных причин – она просто его боялась. Не знала, какой человек, вот и наблюдала, присматривалась. Да, она планировала впоследствии поговорить с ним, рассказать о себе, возможно, опробовать свою особую книжную «тактику», но лишь впоследствии – не сейчас. Сейчас ей было чуть боязно.
           Она ходила на курсы, чтобы разобраться в себе, понять себя и других, выучить, в конце концов, новую информацию. Это не та ситуация, когда человеку совершенно плевать на деятельность, и он ходит только ради своих личных целей. Знакомство вполне могло стать такой целью, но оно было не первым, не главным, главной была психология.
          …И вот с такими примерно мыслями, в таких или почти таких обстоятельствах и были он и она. Замкнутая, стеснительная, в последнее время очень сдержанная в словах девушка-автор и он – обычный вполне человек. Каждый раз приходил в белой рубашке, чистый, опрятный, здоровался со всеми за руку.
           Он приглядывался ко многим и, возможно, с романтической целью, а многие приглядывались к нему. Улыбались, ухмылялись, заигрывали. Ева же была неприступна. Да, она видела его, но вела себя, как наивная девочка, улыбалась иногда, отвечала. Она выглядела так и вела себя так, будто ей никто не нужен – у неё уже кто-то есть, и этим она довольна и счастлива. Диана, одна из новых знакомых, даже упрекала её, говоря, что ей-то нельзя – у неё уже скоро свадьба, «а ты упускаешь момент». И бабушка – примерно в той же манере. Просто узналось тогда же, что юноша одинок – разведён, детей нет, с привычками вредными не сложилось.

- …Он и старше тебя, и тоже увлекается душами.
- Да причём же тут души, ба? – Еве начал не нравиться этот разговор буквально с первых мгновений. Она не могла себе найти место и бесконечно опускала глаза в чашку, долго пила чай, вроде как растягивала удовольствие, а скорее просто пыталась на что-то отвлечься.
- При том, что коллегами вы можете стать. А вот уже, значит, общее.
- Общее, ну как сказать… Ты же сама говоришь, что психологом я работать не буду. Что куда мне. Что я псих, не психолог. Да и сама знаю, да… И с этим сейчас не устроиться. – Говорила так, а сама снова вспоминала фантазии, видела в них себя, красивый дорогой кабинет, чай, но уже не такой – простой, а какой-нибудь фруктовый, с лимоном. Возможно, из подарка от благодарных клиентов.
         Представляла и не могла вспомнить, с каких это пор её стала так затягивать и манить фантазия о чём-то подобном. И не могла ничего, совсем ничего с этим сделать. Болтала ложкой из стороны в сторону, мысленно представляла, что там есть лимон, а бабушка – лишь клиент. Сейчас она жалуется на свою непослушную внучку, но через слова о ней выходят жалобы о своей жизни.
          Хочется не повторить бывших ошибок, дать внучке счастливую жизнь, отыскать такого человека, но угадать, чтобы не было развода и одиночества. Бабушка – лишь клиент, Ева – её психолог, снова зарывшись в свои фантазии, она видела всё так и пыталась отвечать под стать своей новой должности. Задавала вопросы, старалась не медлить с ответами, говорила кое-что общими фразами, или думала, что говорит так, как говорил бы психолог.
- …При этом ты не знаешь его, может, лучше приглядеться внимательнее? Зачем торопить события? Время расставит всё на места. Я понимаю прекрасно, что мне уже двадцать два, - и это согласие, эти местоимения «ты» вместо «я» - были единственными вещами, которые не вписывались в картину. Ева как бы говорила со стороны, и в тоже время никто не знал, что она так говорила. – Я не могу принимать таких серьёзных решений. И не могу ничего говорить, обещать. Я приму к сведению эти слова, но ты же знаешь… Специально никак не влюбиться. Никого не заставишь влюбиться, тем более, если не хочется и нет цели. Да и не знаю я его. Какие можно делать громкие выводы? Кому-то может достаточно нескольких встреч, а кому-то, - она подавила смешок и чуть не булькнула чаем, - кому-то – мне, может, не хватить и двух лет. Десять лет можно приглядываться и только потом узнать что-нибудь. Лишь через десять лет заметить важную информацию…
- Так к тому время и любовь пройдёт, и другую сто раз найти можно. Кто же захочет ждать? Любить интересно сразу.
- Интересно и страшно. Не так-то просто взять и впустить кого-нибудь в свою жизнь, тем более впустить в свою душу. Возможно, скорее всего, всё зависит от человека. Ты – ранняя, но я совершенно другая. Ты же знаешь, я так не могу. Пусть десять лет – это шутка, но про «приглядываться» это на самом деле.

           …Сказала и угадала, может, даже накаркала. Не сложилось с тем человеком – не получилось даже по нормальному поговорить, через месяц он покинул эти занятия – переехал, работа оказалась превыше всего. Он был просто помешан на ней, на будущем его фирмы и деньгах. И ходил с одной целью – научиться управлять людьми, вроде как понимать их, но чтобы после манипулировать.
           И сразу отошла на второй план и красивая внешность, и хорошая работа – достаток, и виза, и желание вместе с возможностью путешествовать, и сила, и возраст, и одиночество. Начальник посоветовал своему любимому сотруднику сделать так, якобы у него самого дочери кто-то подарил несколько сеансов бесплатной психотерапии. Должно быть, он не учёл, что это немного разные вещи. И не всем, не всегда это нужно.
           Говорят, у каждого человека есть свои плюсы и минусы, так вот это известная истина, которую слышали многие, но,  жаль, иногда под этой фразой скрывается нечто другое – то, что даже один маленький минус может всё погубить. Перевесить, да так, что уже ничто не спасёт. Нет никакой возможной реанимации. Тогда стоит искать снова и снова, двигаться дальше, искать, надеяться, ждать и жить дальше… Проще продолжить поиски, чем смириться, принять и простить.

- …Ты не поверишь, какие сегодня новости! – начала Ева, едва ли переступив порог. И рассказала всё то, что узнала о новом «коллеге». Снова пила чай и рассказывала. А бабушка слушала и вздыхала. Она явно уже намечтала совершенно другую историю. – А ты что так сидишь и грустить? Я вернулась, можем посмотреть фильм, или есть какие-то планы?
- Будешь ещё чай? Конфеты? Печенье? – бабушка тянула время.
- Ты заняла?
- Сегодня придёт Андрей, помнишь, наш сосед, телевизор…
          Из головы вылетело всё.
- Я забыла…
          Телевизор перегорел уже почти неделю назад, а сосед из квартиры сверху как раз разбирался в технике. Сосед – парень чуть старше Евы, он нередко бывал у них дома, и многим всегда всё чинил. За это не брал даже денег. Рыжий, очень высокий и рослый, настоящий шкаф, как сказали бы девчонки на курсах; окончил лишь девять классов, был одинок, зато помогал всем и был за здоровую жизнь. Это и ещё много всего интересного знала Ева от бабушки и бабушки не только своей – почти весь подъезд состоял в основном из старушек, старые сплетницы много чего рассказывали, все были в курсе всего.
- А тебе нравятся такие, как он? – внезапно раздался вопрос. И звонок в дверь.
- Как кто?
- Да мастер наш, он.
- Андрей? Стояло только сказать!
           Перед глазами снова возникло лицо – только уже не в мыслях. Раздался второй звонок, Андрей пришёл, посмотрел телевизор, сказал, что ремонту ещё подлежит и убежал на пять минут, инструмент взять. Дверь захлопнулась – можно было договорить.
- Нет, мне такие не нравятся. – Стиснув зубы, пробормотала ворчливая внучка. – Да, не нравятся, вот представь! И что ты вообще завелась? И что с того, что все бабушки в подъезде используют его, как и ты? И что с того, что он выше меня почти вдвое? Да он же шкаф, я против него пылинка! Шкаф, у которого нет эмоций! Который живём одним днём. У которого нет ни возвышенных идей, ни стремлений! Нет, конечно, он лучше многих и лучше, чем ничего. Но ты видела хоть раз, чтобы он улыбался? Нет. Ну, так вот, приглядись… - разгневанная, разгоряченная и раскрасневшаяся, если честно, Ева не могла рассказать, отчего вдруг взорвалась, обиделась. Эта тема, любовь, просто становилась невыносима. Она больше не в силах была о ней говорить.
           Вспышка гнева длилась, к слову, недолго. Примерно в тот же момент дверь приоткрылась, вернулся Андрей. Наконец-то! Огромное рыжее лицо, усыпанное прыщами, веснушками, квадратные руки, мозоли, наверное, сороковой размер обуви, и одежда с кошачьим ворсом.
- Приглядись… - кивая, добавила Ева. К счастью, парень не слышал, о чём был весь разговор. Он молча делал своё дело, а чуть обалдевшая бабушка пыталась предложить то блины, то конфеты. Парень отвечал, что не голоден. Возможно, всё так и было.
           Мастер чинил. Бабушка разводила руками. Ева снова была недовольна, наигранно болтала ногой и скучала. Нет, она не хотела намеренно привлечь к себе внимание всех, она просто была расстроена – из-за того, что кончился май и уже стремительно гналось лето, из-за неожиданной новости, из-за забытого нею прихода. Она была расстроена, хоть это всё и совсем её не касалось. Просто всё было так, как всегда.
           Время летело быстро. И кончалось, наконец, ожидание. Андрей ушёл. Можно было смотреть сериалы.
- А я, представь, и забыла… - Ева хотела сказать что-то ещё и даже была готова шутить, но её шутки убились в самой утробе, даже не успели родиться. Бабушка недовольно глядела на свою «вторую» дочь и снова повторяла своё:
- Так ты никогда не найдёшь себе: ни друга, ни мужа, если не будешь делать хотя бы один шаг навстречу. Ты же сама виновата! Ты всех отталкиваешь! Не хочешь даже поговорить, а могли бы сходить в кино…
- И что – поговорить? Обсудить свои планы на будущее и сравнить их? – юмор вмиг испарился, а слова переродились в иронию, слова – в крики. – Позволь мне самой выбирать! И ты же сама говоришь: что не время! Не пришло время, а как придёт, так и встретится! Мой человек сам однажды найдёт меня. Пусть он сам меня ищет!
           Если я не права, я просто не хочу, чтоб развод, не хочу повторять этот опыт… Не хочу повторять события. Не хочу… - внезапно она чуть не сорвалась на крик, взметнулась и заперлась в своей комнате. Реальность доводила до слёз, любовь вызывала ненависть, а люди только пугали. «Не хочу я, я не могу! Раз не нашла ещё, значит, не надо вообще! Не сейчас!..» - думала она и поняла в первый раз, что смирилась. Ей стало совсем всё равно. Пропали последние капельки интереса и романтизма. А верности были достойны лишь книги. Только они одни имели сейчас значение. Только они одни могли успокоить, спасти. Книги и дверь, и ключ – последнее безоговорочно.

***

           …Главный герой, как было уже выше сказано, творчеством занимался, стихи и рассказы писал. И была у него, конечно же, муза. Эфемерная и невидимая, но такая же настоящая, как и Десия. Эта самая муза была зла на девушку и, как вы уже могли понять, по собственной весьма логичной причине. Она не просто не любила чёрную леди, она её ненавидела. И воспринимала за конкурентку. Возможно, что даже так.
           Муза давно не знала, что нужно ей сделать, чтобы освободиться, снова расправить крылья, но, подслушав разговор, поняла. С того самого дня началась подготовка к страшной кровавой мести. Смешно сказать, но убийство заняло все мысли музы, некогда такой светлой и доброй. Жизнь, говорит, довела.
           И решила выждать нужный момент, начала наблюдать за Десией, но слежка за той, как известно, ничем не кончалась. Крылья опускались сами собой, леди вновь рассказывала свои глупые или слезливые истории и спаивала всех таинственным зельем. Если и удавалось отказаться от всех подарков и не выпить ни грамма яда, в ход вступали иные способы – в воздух взлетал странный сонный туман. Леди даже природой могла иногда управлять. И дождь начинался тут же, солнце заходило за облака, или это все – лишь совпадения?
           Муза просто сходила с ума, бесилась от ненависти и беспомощности. А лютая злодейка Десия, выбившая из колеи её автора на неприлично долгое время, лишь ухмылялась, но чаще всего не показывала вообще эмоций. Она убивалась в каких-то своих неизвестных никому драмах-трагедиях, хотя скорее всего всем врала. Проверить это не представлялось ни единой возможности, так же, как и доказать. Единственное, что было ясно: Десия портила всех, в чью жизнь внезапно врывалась. В жизнь она приходила первая. От жертв уходила нехотя. И никто её прежде не знал, никто не звал, не любил, но изредка в стихах воспевал.

          …К этому дню муза подготовилась основательно. На её крыльях каждое перо стало заточенным, точно нож. Руки также преобразились – приобрели когти настоящего тигра. И сама она, облачилась в необычную для неё одежду, не такую летящую, как прежде, а чёрную, грубую и непробиваемую, стала похожа на какого-то героя из фильма, но давайте опустим подробности.
           Смеялась муза, называя себя теперь киллером, и даже раздобыла где-то винтовку. Должно быть, наколдовала, как и всё остальное, но тут очень сложно сказать. Она никогда ещё не служила на такой стороне, но поняла, что час пробил. Ждать нельзя! Пусть лучше она станет убийцей, но освободит и себя, и Автора, и снова будет всё так, как было! «Или не будет? Что если… А вдруг и у меня не получится?..» - думал иной раз она, отправляясь в это опасное путешествие.
          Стоит сказать, что жила муза отнюдь не в городе. С городом не задалось как-то сразу. Воздух заставлял кашлять. Её возлюбленный автор согласился на домик в лесу и сам очень часто ходил туда, особенно летом, наведывался, радовался, как дитя, солнцу, свету, сочной зелени трав, цветам и облакам… А Десия даже не думала выйти, хотя бы просто вздохнуть! Она, должно быть, от того и стала такой злой и несносной, что сошла с ума в четырёх стенах, только она сама заперла себя там.
          Было ясно и то, что Десия тоже обладала некоторым волшебством и часто им в жизни пользовалась. Оно было не таким, как у музы, чёрным и – как знать? – может, даже запретным. Много было такого, даже немудрено.  Фактов в сторону того, что она обычная печальная девушка, к слову, почти что не было. Парни не прогадали, когда говорили: «Ведьма»! Может быть, даже так.
           Десия поселилась в доме автора и привела его не только к кризису в творчестве, кризис начался в жизни: в отношениях, в учёбе – во всём. Автор, чьё имя по просьбе его мы упустили, прежде, действительно, был совершенно другим: часто писал, общался со многими, вёл самую обыкновенную, но довольно светлую счастливую жизнь. А после вмиг стал затворником.
           Это была не любовь. Они познакомились при очень странных обстоятельствах. Любовью была другая. С ней парень поссорился и, как кажется, наверное, навсегда. А ведь было всё так хорошо, ничто не предвещало трагедии… Я говорю это печальное слово потому, что его, пусть ещё и живого, во-первых, не раз уже снимали с петли, во-вторых, не раз уже списывали отовсюду, оттуда только возможно, все от него отходили, отворачивались, бросали, делали вид, что не знали и больше не имели желания знать.
           Попавший в плен странных токсических отношений, он вроде бы и хотел вернуться к тому, что было, и уже ничего не хотел. Некогда клявшийся музе в том, что творчество есть и будет всегда смыслом и залогом всей жизни, не писал, возненавидел многие из своих книг, некоторые, страшно сказать, уничтожил... Но рыдать дальше не было смысла, сидеть рядом с ним и наслаждаться компанией Десией – тоже самое, что принять её и смириться. Смешно сидеть рядом с этакой чёрной ведьмой и плакаться ей в плечо! Такая ничего не почувствует, такую только убить, она не заслуживает прощения!

          Узнать своего врага в лицо нужно и очень важно. Но об этом мы уже говорили. Не хочется повторяться, но, наверное, без этого не получится. Я снова вернусь в тот день, когда муза лишь собиралась идти за девушкой. Она выследила её, но крылья опустились сами собой. Таинственная красота точно свела с ума. На следующий день повторилось всё тоже самое.
          К слову, опускались не только крылья. И руки, и ноги, и мысли… Но муза пыталась изо всех сил. И несколько раз даже ранила проклятую девушку. Только нож прошёл через неё насквозь, а из раны не упало ни капельки крови. Десия засмеялась и как будто даже преобразилась – стала ещё чернее, с ещё более драматичным лицом. Но, знаете, она не страдала, это была игра. Играла она превосходно.
- …Ты не сможешь меня убить, потому что меня убить невозможно, ты разве ещё не поняла? – обратилась она к своей сопернице. – Не будь глупее, чем есть, тебе это совсем не к лицу.
- И тоже!
- Я только радуюсь тому, что ты чувствуешь.
- Чёртова ве!..
- …дьма? Ха-ха! Нет, я не ведьма, напрасно!.. Напрасно ты вообще всё задумала!
         Примерно так закончилась первая встреча. После была вторая и третья, десятая. Всё повторялось, не менялись даже детали. Только способы – нож, пули, газ, яд, верёвки... Их было много, наверное, все до единого способы, применимые во всём мире. Но ни один из них не взял её, даже не ранил! Это было больнее всего, потому что казалось совсем невозможным.
          Муза больше не маялась мыслями о каком-то там кризисе, творчество отошло на второй план, но так было лишь какое-то время. Конечно, оно казалось длиннее, чем было, но достаточно скоро закончилось. После всех этих попыток убийств к ней точно пришли силы, похожие события легли после в новый сюжет.
          Девушке со светлыми крыльями не оставалось ничего кроме как закрыть глаза и снова вернуться к работе. Не видеть эту страшную старую почти лишённую зубов каргу, в которую постепенно превращалась её «подруга», уйти в лес и там навсегда остаться, так будет лучше всем. Ей. Её автору. Всем, правда. А если не выйдет – уйти, уйти навсегда, отказаться, отыскать кого-то другого, переметнуться…
          …Но до этого у неё не дошло. Сложно сказать почему, но Десия вскоре пропала. Как вроде сама по себе. В течение одного дня. Была и ушла, не сказав ничего никому. Должно быть, просто и ей надоела такая борьба, а может быть, были причины? Единственным напоминаем о ней кроме, конечно, памяти осталось небольшое письмо.
          Этот оборванный клочок заплаканной порванной бумаги и нашёл после наш юноша, ещё какое-то время спустя. Там было всего пару строк, но больше ему и не надо. Озарение, которое принесла эта весть, рассеяло последние чары. Это были они. Всё увиделось вдруг по-другому. И время точно перевернулось. Он вздрогнул. Листик упал на пол.
           Что-то невероятное начало твориться вмиг с человеком. Он засмеялся – впервые за последние годы. После встал и отправился вскоре на улицу. Свежий воздух показался прозрачным и с нежностью обнял теплом, пожалуй, не хуже огня. Странное нахлынувшее вмиг настроение, показавшееся в первый миг помешательством, заполнило вскоре все мысли. И стало так хорошо.
          За этим внезапным порывом и просветлением следила, не в силах вымолвить и двух слов, та, которая уже боялась мечтать о подобном. Муза старалась не делать громких шагов и тихо ступала по холодным доскам, ступеням, всё ещё хранящим ледяное дыхание Десии. Остановилась, залюбовалась, а после опустила глаза, она увидела потерянный лист, и прочитала надпись.

          «Не здороваюсь, но прощаюсь. Не могу быть больше с тобой. Прощай, любимый! Иной оценит меня лучше прежнего. Теперь нет силы и у меня. Борьба зашла далеко. Я не думала, что всё так закончится. Я ненавижу соперников, и ты это прекрасно знаешь, знал, а впрочем, теперь не уверена. Ты нарушил данную однажды мне клятву и снова связался с музой. Сколько можно было о ней говорить и о книгах! Но, вот, значит, как, перья всё-таки победили!
          Прощай же! Видать, не судьба. Я не в силах жить вместе с творческим человеком. У меня есть на то причины, но не хочется уже говорить…

С любовью, отчаянием, разочарованием и досадой,
твоя ДЕпресСИЯ.»

***

            …И что бы ни происходило в жизни, искусство всегда оставалось важнее любви. Потому что оно – есть любовь, самая первая, настоящая, самая-самая искренняя. И пока что, на сегодняшний день, ещё никто из людей не смог соперничать с этим миром.



Глава 12. С автором навсегда только книги

           …Это был самый обычный день, во всяком случае, для всех остальных и в природе. Холодный, а впрочем, нет, действительно, самый обычный – январь ведь ещё на дворе, иначе и быть не может. Блестящие от инея листья на лужайках, газонах и клумбах, куда-то спешащие замерзшие не меньше того люди, толпа людей, довольно оживлённая улица.
          И девушка. Она с трудом могла объяснить то, как оказалась здесь в этот миг. Конечно, она была в своём уме и при своей памяти, но она же была на пределе, каждый новый день напоминал всё больше и больше вчерашний. Тут была депрессия налицо и в тоже время решительность, смелость.
          Да, она шла умирать, поэтому и была такая. Ни на кого не смотрела, с почти закрытыми глазами, не слыша никого, ничего; все мысли смешались с музыкой – наушники, как верный друг, лишь только им одним было разрешено остаться при ней до конца, до смерти.
          Итак, она шла. Куда? А для чего – уже знаете. Вокруг сновали люди, и серая улица была, пожалуй, даже переполнена ими. Накрапывал дождь. Рядом протекала река. Серо-голубые волны бурно бились о бетонные берега, и в воздухе пахло этой водой, этим холодом, промозглым, пронизывающим и пугающим. И было видно даже со стороны (или слышно?), как вдали звучала чья-то тревожная меланхоличная музыка. Но эта песня была просто невыносима – до боли. Её ноты кричали, стонали и шептали (причем одновременно) о бессмысленности, тщетности бытия и рыдали. Да, эти ноты рыдали вместе с идущей девушкой. Дождь, как последний подарок, камуфлировал её от людей.
          Она шла. Всё ближе к реке и ближе. Невысокая серая фигурка – худая, испуганная и уже обречённая, загнавшая сама себя в этот угол, в это море несбывшихся грёз, горьких слёз. Сами ли? Так говорили все. А слёзы были самые настоящие.
          Дорога шла через мост. Так банально и так красиво, наверное. И то, что это день, а не вечер, и то, что людей толпа. Только люди все безучастные, серые, слишком серые и опять… В плащах, дождевиках, с зонтиками или без оных. Они шли, спешили, они жили… А она спешила лишь умереть.
         Девушка замедлила шаг. Она давила слёзы и в тоже время повторяла про себя, что всё давно решено, она просчитала варианты, других выходов нет, даже одного выхода. С тоской смотрела на бегущую реку, на маленькие и большие гребешки волн, на то, как они игрались, бросались друг на друга, кусали друг друга и растворялись… Однажды, уже совсем скоро, одна из таких сизых волн, а может, и все они набросятся на неё, возможно, все вместе, и разорвут, растерзают, как стая голодных акул. «Вот только волны всё-таки не акулы.» Последнее сомнение закралось в голову, но после тут же исчезло. Глаза оглядели перила моста и воду, попытались рассчитать высоту. Немало. Для самого несчастливого человека – тем более предостаточно.
          И выбор был завершён. В течение одной секунды. Без колебаний. Без мыслей. Без ничего. Она подошла вплотную к холодным железным прутьям, смахнула с них прозрачные капли дождя, «последние капли», как подумалось тут же девушке. «Последние капли последнего в моей жизни дождя».
- Они такие красивые, так блестят, почти как крошечные алмазы… - сорвалось вмиг с языка, но слова были сказаны слишком тихо, их в тот же миг развеял в своей тишине самый примерный ветер. И не осталось больше ни звука.
          Только она и она. Девушка и река. Ах, забыла, ещё перила! Холодные, почти ледяные, и красные замёрзшие и не чувствующие уже ничего руки, израненные недавно до крови пальцы. Только она и она…
          Быстро перелезла через перила. Люди, как и обычно, продолжили идти кто куда. Да, они, скорее всего, даже её не заметили – каждый в своих делах, каждый в своих проблемах. Так все!
          Если бы потом попросили найти свидетелей, им вызвался бы быть только ветер. Он видел всё (или слышал?), только он не ответит. Слишком уж молчалив, слишком уж своеволен, печален, - он не любил такие противные серо-дождливые дни, но и с ними было нужно мириться.
          И всё же он видел. Девушка перелезла через перила, наклонилась, закрыла глаза. Она стала падать, как показалось в первый миг, даже лететь. Но летела она вниз, точно камень, а после со вспышкой исчезла. Это было странно, и, если б нашёлся всё-таки хоть один человек-наблюдатель, этот человек бы сказал, что несчастная, наверно, уже упала, волны мгновенно сомкнули свои ряды, а это он, просто он не заметил её, он отвлёкся. Что же, возможно, и так. Но только она не упала. Она даже не коснулась воды – в этот миг случилось что-то, неожиданное для всех, очень странное…

           Ещё дрожащая и замёрзшая, она очнулась лежащая на залитом солнцем ковре. Это был ковёр сочной и тёплой зелени. Травы касались лица и что-то тихо нашёптывали. Яркость цветов зашкаливала, и как только лежащая пришла в себя и с ужасом взглянула на мир, она была удивлена, нет, лучше будет сказать, ошарашена.
          Трава. Холм. И целое поле рядом. А дальше лес, ещё один лес, сады, горы… И ни города нет, ни реки! Какой-то таинственный Рай отворил свои закрытые двери. Странно, самоубийцы не попадают в Рай, так ей всегда рассказывали.
- Ты здесь только из-за меня. – Внезапно раздался голос. Девушка вздрогнула.
- Кто ты?..
          Она ещё не успела повернуться, когда спрашивала это, а после, уверена, предпочла бы забрать слова. Напротив неё стоял кто-то, ангелоподобный по всем критериям.
- Нет, это сон, сон… Мне снится… - забормотала несчастная, начала трясти головой, закрывать глаза руками и так несколько раз – по очереди. – Мне снится… - И слёзы стояли в глазах. – Мне… это… только… снится…
- Только зачем рыдать? Ты привыкла к слезам, но больше их, здесь их нет и не будет. – Снова проговорил Он. На вид самый обычный юноша, но слишком уж бледный, почти прозрачный. Да, Он олицетворял собой свет, но скорее всего сам был светом, прозрачным, блестящим, святящимся изнутри.
- Кто ты такой? – снова пробормотала девушка. Она всё ещё полулежала на траве, но тут же быстро вскочила, встала напротив Него. – Ответь мне!
         Парень, напоминающий Ангела и скорее всего им являвшийся, лишь странно качнул головой, как будто прислушиваясь, наклонил её на бок и улыбнулся.
- Как скажешь.
- Кто ты такой?..
         Нет, мне не передать её отчаянный и испуганный голос! Когда ты уже прощаешься со всем и тем более, когда простился, невозможно и особо мучительно видеть такой прекрасный мир, такую красоту, природу, слышать и видеть то, что лучше всего назвать совершенством. И тем более и слышать, и видеть. Это как будто ты понимаешь, что уже мёртв, свершилось то самое страшное, страшного, впрочем, не оказалось, ты даже не успел и опомниться, но кто-то испортил все планы – и шутка это всё, карнавал!
- Почему я здесь? – она решила спросить по-другому, опустить свой первый вопрос, вернуться к нему через время.
- Я сделал то, что считал должным. А остальное – неважно.
- Ты – ангел? – уже прямо спросила она.
- Если угодно так, да.
- Но что я здесь делаю, как же так? Я…
          И тут прозвучало самое интересное.
- Я ведь умерла!
- Не правда.
          Его ответ был краток, а голос спокоен и твёрд. На самом деле Его голос не был твёрдым, он был скорее просто уверенным. Красивый уверенный мужской голос. Взрослый мужской голос, и не важно, что внешность юная.
- Ты видела вспышку?
- Нет. – теперь уже ответила девушка, по какой-то непонятной причине чуточку успокоившаяся и уже не такая дрожащая. Теперь она просто была кое-чем занята: вовсю рассматривала Его, и это ей даже нравилось.
         В процессе она не заметила, как встала и начала куда-то идти. Ангел последовал той же тропой, изредка отвечая на восхищённые фразы или заданные Ему простые вопросы. Они шли совершенно без направления – просто куда-то вперёд по траве.
- Куда мы? – всплыл, наконец-то, вопрос.
- А если б я знал. Куда-то. Мне показалось, ты сама выбрала этот путь?
- Да нет же. Ответь мне хоть что-нибудь!.. И выслушай меня, п-прошу!..
         Девушка в последний раз с удивлением оглядела своего собеседника. Белый, худощавый, в белой одежде, с белыми волосами, но яркими, горящими, точно солнце, такими же золотыми глазами, от них, от одного только вида на них уже исходило тепло. А в остальном ничего удивительного. Смешался бы средь людей, если б переоделся, и затерялся бы там. Хотя, нет. Какой-то загадочный и всепонимающий взгляд блуждал на лице блондина. Это было главным отличием, потом уже шли глаза.
- Я тоже хотел с тобой поговорить. Просто поговорить. И послушать.
- Я до сих пор не понимаю, где я и как оказалась… До сего дня всё было серым, другим. А это как не со мной происходит. Я понимаю, но не могу объяснить… Это звучит очень странно! Возможно, немного не так, как есть, чувства затмили разум, но дело не в этом, прошу же, выслушай меня до конца! Мне, правда, не с кем больше поговорить. Всё как будто зашло в тупик и…
          Девушка договорить не успела. С её языка уже срывалась полная история грусти, вся жизнь, облачённая тысячью строчек, этакая невысказанная и накопленная годами боль или исповедь, плач о потерянном счастье, но вдруг появилась картинка, она промелькнула перед глазами, как кадр. Быстро и однозначно. И испуг ушёл, последний, если остался. И вспомнилось что-то, то самое, ранее незамеченное, неуловимое. И желание выговориться и схватиться за Его руку тоже – растворилось в один только миг. Хотя вроде бы ничего не изменилось.
          …Итак, это была не вспышка, а просто большая скорость. Когда девушка падала вниз, её подхватил Он. Шлейф блестящего света и в целом вся Его белизна, умноженная на скорость, с учётом мрачного и дождливого дня и создала впечатление света. И свет был там. Подхватил её и пропал – умчался в свои владения.
          К слову, она не видела у Него ни крыльев, ни чего-либо, похожего на них хоть немного, самый обычный людской силуэт, немного вьющиеся от ветра-шалуна волосы. Лишь ощутила странную атмосферу. И волосы… Но это другое. Снова она отвлеклась.
- Знаешь, я прекрасно тебя понимаю, я и сам как-то раз… - говоря это, Ангел точно знал уже всю невысказанную историю и боль девушки, успел прочесть её из её мыслей. Естественно – те же рвались в полёт, видимые и очень нервные, напоминали прозрачные молнии.
- Ты, понимаешь моё состояние?
          Даже так!
          Дальше следовала небольшая нравоучительная и скучная речь, разумеется, о жизни и смерти. О том, что умирать, как минимум, больно, «ты захочешь вернуться назад, но к тому моменту это может быть уже невозможно». Трава расступалась и приветливо пропускала вперёд своих путников, деревья кивали огромными зелёными головами, а солнце, сиявшее всё это время над головой и молчавшее, согрело, растопило вмиг замёрзшую душу. И краски стали ещё краше и ярче. И настроение изменилось – опять.
- …Но всё-таки я тебя понимаю. – Говорящий шёл прямо напротив, а после взял девушку за руку, это как-то незаметно совпало с очередным микроскопическим приступом паники, задушенном на самом дне сердца, но всё-таки появившемся. Кстати Ангел не сказал ни одного слова обвинения в адрес несостоявшейся утопленницы-самоубийцы, как будто она и не сделала совсем ничего, и всё это, действительно, сон, один такой сон или бред.
- Понимаешь, но как?
- Потому что и сам так однажды. Даже не один раз.
- То есть ты… - в шоке начала девушка.
- Трижды просился туда. И был там.
- Но ты здесь!..
- И трижды вернулся, как видишь. Таким, как я, немного проблематично быть мёртвыми, но это не так уж плохо.
           Блондин не врал, всё сказанное Им было, действительно, правдой. А ещё это было уловкой – и Его спутница заглотила её, оживилась, стала слушать предельно внимательно. Она шла по нескончаемому полю травы увереннее, а ноги баюкали росинки и маленькие листья-цветы, кое-где попадались корни и травы, близился Райский лес. И пока шла она и начинала ловить в себе что-то такое же зелёное или светлое, даже не заметила того, что спутник, бывший ненамного выше неё, стал ещё выше – на голову. На самом деле, нет, показалось, но в тоже время не полностью. Просто теперь Он больше не шёл по земле, как только в поле стали попадаться камушки или ямки, взлетел на несколько сантиментов и шёл себе преспокойно по воздуху, шёл, как ни в чём ни бывало, как будто там были ступени, и ступал также уверенно и легко…
- Я расскажу тебе одну историю, Дивна. – Опять заговорил Он.
          Это недлинное слово уже давно закрепилось в качестве забавной клички и, думаю, не требовало объяснения, действительно, иногда использовалось и в качестве имени. Но оно было просто словом, придуманным, неродным, хотя уже достаточно близким. Примерно в этот же миг девушка заметила парящие шаги, она замерла, даже открыла рот. Всё-таки уж что-что, а настоящих чудес не видела она никогда, но всегда к ним стремилась, ждала их!
- Ты летишь...
          Ангел пожал плечами. Всё было немного не так, как увиделось в данный момент, а у тайны имелось весьма привычное и понятное объяснение, но рано ещё о нём говорить.
- Скажи, как это было, - вернулась к оборванному она. – Ты был там, но ты здесь?
- Я воскрес.
- Как и я?
          Он покачал головой. К слову, поле закончилось. И лес был почти в двух шагах. Маленькие и большие деревья приветствовали своих посетителей. Невиданные цветы, яркие, ароматные и просто неимоверно красивые, они распускались буквально на каждом шагу, под каждым их шагом, и птицы пели, и кое-где пели цветы.
- В первый раз помогли друзья, они сделали всё, что и требовалось, а во второй раз… я сам. И так бы случилось в первый, если б мне дали время.
- И в третий? – со знанием вставила девушка. Она запомнила, что собеседник говорил о трёх смертях, и поспешила напомнить, вдруг врёт?
- Во второй и в третий раз это произошло само по себе. С друзьями – просто лишь совпадение. Хотя я не знаю всего. Знаю только то, что и дерево. – Ангел внезапно опустился за землю. Спокойно и тихо подошёл к одной толстой яблоне и по-дружески провёл рукой по стволу. – Она знает. И помнит.
- Вот как…
          Не дожидаясь нового вопроса и удивления в сине-серых глазах, Ангел поведал о том, как пытался повеситься на одной ветке, но верёвка превратилась в цветы, а Он очнулся (или воскрес) спустя пару минут после смерти. Даже полностью перерезанное горло в скором времени не помнило ни боли, ни шрама. Просто уже не судьба. «Обречённые на жизнь, чтобы жить», так иногда, больше в шутку, говорили о себе эти сущности.
- …Это было очень-очень давно.
- Но ты, наверно, очень жалеешь и вспоминаешь?
- Удивишься, если скажу: нет?
          Дивна кивнула.
- Наверное. Почему?
- Если бы не те дни, я бы не стал тем, кем я есть. Не стал бы летать и искать вот таких… - здесь просилось быть сказанным сравнение «как ты». – И вы все непременно погибли бы.

           Какое-то время девушка молча смотрела на дерево, потом – на своего спутника, так же делал и Он.
- Такие, как я, живут долго. – Последовало после продолжительной паузы.
- Наверное, вечно.
- Почти. Мы не можем умереть, но к этому нужно прийти, понять, осознать и прочувствовать. Кроме самих себя нам это некому говорить. Так вот и познаётся.
          Нависла ещё одна пауза. Было странно, и в этот же самый миг солнце стало светить немного слабее и зелень покрылась серостью.
- Постой. – Девушка буквально видела застывшие на кончике языка слова. – Ты ведь хочешь сказать другое? А все эти сказки – лишь пыль.
- Пыль, которая тоже правда. Но, ты права, это я. А это ты. Ты не воскреснешь.

***

           …Тьма ударила снова в глаза, чёрная, непроходимая и холодная. Вновь напомнила о себе боль. Заныло в груди, во всём теле. Снова заболела нога, разбитый локоть, поломанные когти и кости. Сил не было, но ему пришлось обернуться. Сощуриться, привыкнуть опять к темноте. Огонь почему-то погас. И фонарик, наверное, укатился. Фонарика нигде не было. Девушки также не оказалось.
           Она ушла. Его самый главный страх оправдался. Коварная мысль осуществилась, или Лиса просто ушла? Нет, кажется, нет. Вокруг тихо. Только стон, сбивчивое дыхание, но это его, не её. Девушка дышала спокойно. И думала ровно и без истерик, если можно так выразиться, тем более в её ситуации.
           Парень хотел привстать, он лежал на спине на самой середине своей каменной комнатки. В странной позе, на самом полу. Одеяло куда-то тоже исчезло. «Она ушла! Ушла! Точно сон!..» И тут его осенило. Медленно, но отчётливо стала приходить мысль, что, может быть, это сон, всё – сон. Нет Лисы, она ушла, точнее даже не приходила.
           Это озарение пришло в течение одной секунды, но было настолько мучительным, что даже боль во всём разбитом теле на время показалась ничтожной. Боль вырвалась стоном, больше похожим на плач, рёв, перемешанный со слезами, злость и одновременно слабость, в непонятном наборе букв.
           «Почему? Снова так… Снова ушла… Что не так сделал? Или нет, нет, это же только сон… Почему он не может быть правдой?» - блуждала, томилась мысль. «Она была уже обречена, обречена быть счастливой, я бы отдал ей всё, всего себя. Я бы сделал больше, чем всё, клянусь, отдал бы, нашёл, перепрыгнул, если только, если бы только не сон…» - слова постепенно путались, повторялись, звучали тихо и вяло, даже будучи не словами, а мыслями.
           «Но она не пришла... Не захотела? Предала? Почему?.. Теперь ей не получить всего этого. Теперь обречён я… Только, увы, на иное.
           Что же я сделал, что? Просто мог немного больше, чем остальные. Но все не поняли, все отвергли… Даже та, кому я верил больше всего, даже она… Посмела со мной…» - перед затуманенными глазами пронеслась картинка минувших событий. Только на сей раз это были не мальчишки, не жестокие люди с фонарями и масками, а одна маленькая девочка, всего лишь маленькая девочка. Как то ни странно. Одна.
            Всё было хорошо, раньше было. Он служил ей, был её музой и жизнью, как порой признавалась она, как выходит теперь, обманывала. Лунный свет освещал их лица, он и она общались, повторюсь, было всё хорошо, не предвещало беды, даже не намекало на неё. Ни одним глазом.
           …Лунный свет освещал также и день, когда он, измученный, опускался снова в глубины пещеры. Когда боялся смотреть назад, рыдая, падал, буквально падал – крылья уже не несли. Они также были разбитыми, расцарапанными, окровавленными и слабыми. (И в итоге немного не рассчитал и упал – отсюда было одного из его ранений.) Когда он буквально бежал от мира, хотел спрятаться здесь, закрыться, а потому убежал так далеко, едва ли не на самое дно, в самый дальний, самый последний зал этой тайной запутанной и безлюдной пещеры. Он убежал в неё, пытаясь уйти в себя. Но не смог даже там, потому что память живая. Образ предательницы и обманщицы, обладательницы, как некогда казалось ему, самого красивого имени, он стоял перед глазами, слова – в ушах, и некуда было деться. Когти царапали руки – отчасти это он сам нанёс себе эти раны.
            Но не все. Многие оставила в тот день она. Особенно самые страшные и глубокие. А он боялся боли, всегда боялся её, как огня. Избегал всяческими возможными способами, точно зная, что от боли не спрячешься. От неё нет ни дороги, ни исцеления. Слова и поступки ранят, порой намного хуже ножа. Эта маленькая девочка буквально вырвала его сердце, у него, того, кто жил столько лет, столько всего видел и слышал, летал почти от сотворения этого мира, не поддавался никому, ведал всё, мог всё, и тут вдруг… Это было противно, низко, глупо и мерзко – всё одновременно. Противно самому себе, от одной только единственной мысли. От одного понимания того, кто сумел разрушить весь мир. И что теперь будет ей – ничего ведь.
            «Она. А ведь сколько было хуже, страшнее! Кто бы мог знать, кто бы мог предупредить раньше?.. Никто.
            Всю жизнь мне казалось, что быть понятым и счастливым несложно, совсем несложно. Найти хотя бы одного, отдаться ему, делить этот мир на двоих… А оказалось, что нет. Что не мы влияем на всё, а люди, обстоятельства, снова люди, они правят ими, правят весь бал, играют всей жизнью, а мы, я, только пешки, всем мечтам суждено разбиться о камни жестокой реальности…
            А вроде бы так легко... Говорят, только б было желание… Почему его нет? Что не так? Вновь вопрос мой, увы, без ответа. Стены ничего не могут сказать. Повторят только эхом вопросы… Эхо, к чёрту оно! Ведь вопросы только добавляют мучений.
           Всё могло быть по-другому. Всё, совсем всё… Кто виноват – они, я? Или, может, никто? Так нынче часто сказывают, спорят, хотят всем угодить, только ранят. Но только у кого-то болит. Но никому нет дела до чужой боли, таков этот век, увы…
           Лиса!» – губы беззвучно разжались, пытаясь сказать, позвать. Воздух вышел без звука, хрип потонул в тишине. «Лиса, где же ты? Сколько тебя мне ждать?
           Она была обречена на счастье, а теперь обречён я, но на боль…»

           …Он давно уже запутался в ощущениях, не знал, не понимал и больше не мог понять, душевная или физическая боль съедала его. Всё свалилось в кучу, смешалось. Ощущения переходили границы разумного. Хотелось только одного – только закрыть глаза. Не чувствовать, не понимать, не знать и не помнить. Этого всего и себя. Начать жизнь всю сначала, пусть даже в сотый, в тысячный раз… Но только жить, но не так. Не так…
          Жить по-другому, или продолжать лежать и звать смерть. Звать, знать, что она придёт, что никто тебе не поможет. Даже она. Медленно умирать от боли, от ран, давно похоронив счастье – ещё задолго до этого. Мучиться, звать и стонать, рыдать, ненавидеть себя и всех, снова рыдать, снова кричать, пытаться кричать, шептать… Не иметь возможности даже сдвинуться с места, собрать, снова расправить крылья, снова увидеть Луну, звёзды, весь белый свет, радость, жизнь… Быть как в бреду, изредка возвращаясь в сознание.
           А ведь ещё недавно он горел желанием жизни, мечтой. Но только это судьба, проклятие, рок, наваждение. В мире есть те, кому суждено только так, кто никому не нужен. Кто пытался, не мог иль не смог, у кого всё происходило против его воли. А ведь всё могло быть по-другому… Всё могло быть…
          Вспоминалось утро. Этот прескверный день. Самый ужасный день жизни, возможно, даже последний. Эта самая девочка, к слову, не такая и маленькая, все предыдущие его хозяйки, подруги. Луна, как одна из них. Лес, в котором он начал ощущать бессилие. По которому летел, когда слёзы застилали глаза, где упал лицом на траву, и обеспокоенные травы, жучки и бабочки, и животные склонились над ним, пытаясь чем-то помочь. Не смогли, но в мыслях хотя бы пытались! Жаль, не было там людей. Именно из-за этого факта он собрался, взлетел из последних сил, вновь направился к любимой пещере, а после опустился в неё, упал, будучи уже почти дома, какое-то время блуждал по залам, думал, вздыхал и ждал. И только потом понял всё и, смиренный, отправился искать, жаждать смерть. Но снова, увы, без взаимности. Представьте, даже со смертью.
           «…Я не верю в счастливое одиночество. Всё уже, прошло время. Я понял, что это не так. Много лет. Тысяч лет! Служил, был любим, был нужен многим. А теперь, увы, никому. А ведь есть те, кто бы понял меня. Есть они, я уверен! Мы просто не знакомы. Пока. Возможно, не всё потеряно…» - говорила почти неслышно, шептала, молила надежда.
           Но только страх победил.

           …Не настолько серьёзными были телесные раны, они зажили, через месяц не осталось следа. Телесные раны, не душевные. Ведь те, как известно, не заживают.

           …На каменном полу самой дальней глубокой залы пещеры, у которой ещё нет названия, передавали, был найден труп. Его не смогли опознать, учёные, как один, все развели руками. Существо напоминало человека и, возможно им было, только мутировало. У него имелся хвост, крылья, слишком вытянутые конечности и слишком толстая кожа. Оно было в расцвете сил и лет, его смерть не являлась подарком старости.
            Пещера сохранила существо почти первозданным. Законсервировала благодаря идеальному климату. Прошло много, возможно, даже очень много лет, после того, как его убили. На теле неизвестного существа обнаружено несметное количество переломов, колотых, резаных, рваных ран. Застывшая кровь напоминала обыкновенную засохшую краску, согнутая фигура – спящую. И только руки, лицо, закрытые мёртвым сном глаза выражали невыносимую боль. «Должно быть, он умирал очень долго…» - гласил заголовок статьи каждой хоть сколько уважающей себя газеты.
           И люди не могли представить себе, даже в шутку, сколько на самом деле длилась эта вечная ночь. Какие боролись чувства, как жизнь была вынуждена отступить в тень, спасовать, совершить то самое непоправимое, только от страха быть снова такой же измученной…

           …Как только последние люди покинули зал пещеры, он вздрогнул, открыл глаза и как будто ожил. Он был жив. Потому что не умирал. Потому что так и не смог смириться с судьбой одиночества. Потому что снова зачем-то ждал. Возможно, наконец, не напрасно…



Глава 13. Далеко-далеко в своих мыслях

           Все разошлись по делам, бабушку вызвали на работу. Наконец-то, Ева осталась одна. Она вздохнула так радостно, как только она могла, как только бабушка переступила порог квартиры, направилась, подпрыгивая, в свою комнату. Может, это звучит смешно, но девушка чувствовала присутствие родственников, даже если между ними была стена или целая комната. Её напрягало постоянное нахождение дома, и так хотелось отдохнуть от них, всех, побыть в тишине одиночества. Иногда оно было просто прекрасно. Но я повторюсь: иногда.
           Она думала обо всём сразу, о том разговоре, что произошёл на днях, про Андрея. Чем он так сильно не подходил ей, и какой он был вообще человек? Должно быть, причина лишь в том, что он был слишком простым и открытым. Ни одна тайна не могла спрятаться в этих растрёпанных волосах – всё было просто и ясно и тут же написано на лице. А может быть, потому, что бабуля слишком часто намекала на этого юношу?
          И Ева мечтала дальше. Она больше не хотела любви, так как боялась её, и в этом была причина. Но её расстраивало то, что любовь ходила вокруг неё – вилась вокруг подруг и знакомых, встревала в каждый фильм, каждую книгу, а также в слова родителей. Любовь как будто была везде, а Ева – в ином, чудном мире.
           И единственное, до чего она могла домечтаться, это создать очередную иллюзию, придумать нового персонажа. На мгновение в голову закралась даже мысль, что она знает, каким должен быть её парень. И всё бы хорошо, и всё просто – ищи себе похожего, жди, только не человек он. Он – дух или призрак. Мудрый, умный, воспитанный в русле старых традиций, без сомнений, не уделяющий много внимания телу, возвышенный, представляющий из себя одну тайну.
          Андрей не дотягивал до этой сказки. Он был неплох, но скучен своей реальностью. Неуверенный в себе и безликий. А ей хотелось романтики, романтизма и приключений. Мог ли это всё дать самый простой человек?
          «Он – просто не мой выбор. Но он будет прекрасным мужем для кого-то другого. А ведь здесь и сейчас, в этом мире, на этой грешной Земле, уже есть, живёт и не первый год кто-то, кто будет моим выбором, моим идеалом. Он уже есть. Но где он? И кто? Мы просто пока незнакомы. У нас столько всего общего – и интересы, и воспоминания, мы вместе родились и живём в этом времени, дети одного поколения. Так почему же до сих пор мы не изобрели ещё ничего, способного в один миг преодолеть время и расстояние? Чтобы нажать на кнопку и преодолеть тотчас всё. И быть вместе с тем, с кем суждено, но, возможно, лишь через годы. Печально, что такого не существует. Нет и, наверняка, никогда не будет. Остаётся лишь успокаивать себя, что так надо. А надо ли так? Мне, ему? Может, расстояние и время, разделяя, только уменьшает отведённый быть вместе срок? Мы так много теряем, пока находимся в поисках…»
          Перед мысленным взором мелькали блики и искры, точно маленькие звёздочки и галактики, мысли мерцали и мчались. Мысли было не остановить и не приглушить. Мысли. Слишком много, невыносимо. Она бы хотела на миг отрешиться от всего и от всех. Забыть всё, забыться, не думать, наконец, о любви. «Жаль, мысли не выключались, как бы этого не хотелось...» - Ева снова мотала головой из стороны в сторону, закрывала глаза, стонала и плакала. Она не понимала до конца своих чувств и ненавидела себя за одно это. Она просто запуталась окончательно и хотела хоть в чём-то быть счастлива. Увы, это порой очень трудно.

          …Ева гуляла одна по набережной, с блаженным наслаждением потягивая последний прохладный воздух, упиваясь им и щурясь немного от солнца. Дрожа от ветерка, чувствуя близость воды, ведь она шла так близко с берегом, что один неосторожный шаг, даже один полушаг – и она бы уже была по ту сторону.
           Девушка нередко гуляла одна по городу. У неё не было друзей, с которыми можно было бы куда-то пойти, и иной раз, особенно раньше, она часто переживала и грустила по этому поводу, но в последнее время по некой необыкновенной причине улыбалась – как будто самой себе, ни на что не обращала внимания. Её приглашали в поход девочки с курсов, или однокурсники, обязавшиеся выполнять какой-то совместный проект, но она отказывалась, уже не желая быть с кем-то, она просто не считала этих людей друзьями. Теперь уже не считала. Не по причине слишком завышенных идеалов, не из-за собственной вредности и эгоизма, а чаще всего из-за боли – не хотела после остаться одной. Слишком долго была одна. А после взяла и привыкла.
          Редкие сады и парки были излюбленными местами прогулок. Там собиралось немного людей, точнее сколько бы ни было их, количество воздуха и деревьев всегда превышало – во много. Там можно было расслабиться, отдохнуть, прислушаться к себе и к природе – в тишине солнечного дневного сна услышать пение птиц, а также собраться с мыслями.
           Вокруг Евы, как прежде, ходило много людей. Они говорили о чём-то, шептались, делились радостями-печалями. Они были такими же, как и раньше, а она, должно быть, уже другая. К соседней скамейке внезапно подошла парочка – он и она, охваченные порывами страсти, без стеснения, даже не оглядываясь по сторонам, целовались у всех на виду.
          К чему я это рассказываю? Сколько вокруг бывает таких. А к тому лишь, что прежде Ева не могла даже смотреть на подобное. Её передёргивало, ей становилось как-то неловко, противно и страшно. Миллион разных чувств разрыва её – и это от одного поцелуя! И не её, и не с ней! А теперь она сидела поодаль и была полностью погружена лишь в себя. Она прекрасно видела влюблённую парочку, но больше не испытывала эмоций. Вообще никаких – тишина, непривычно было такое спокойствие. Спокойствие, равнодушие, или, может быть, снова депрессия? Можно долго искать причины, а можно перестать сидеть-думать. В любой момент иной парень мог подойти к Еве, поздороваться, взять её за руку и так же поцеловать.
          Этого не случилось, но это могло случиться. Пребывая в спокойствии мыслей, оставалось лишь думать и анализировать. Чем Ева и занималась. Она сжимала в руках блокнот, но больше не думала о стихах. Тема моря хоть и была ей близка и нравилась, к сожаленью, не шла на ум, вдохновение показывало сопротивление. А тема была придумана, и скоро, увы, дедлайн. Взамен этого она уделяла внимание своему другому любимому хобби и наблюдала, рассматривала людей. Она анализировала эту незнакомую парочку. И делала небеспричинные выводы.
          Подробности оказались неважны, мысленно расписывать их не было ни желания, ни настроения, она просто видела некоторые моменты и, должно быть, верила в то, что всё так. Девушка, как прежде, любезничала со своим кавалером, совершенно не обращая внимания на то, что подвергалась подобному «наблюдению». Она нахваливала своего, как выяснилось, будущего избранника и в тоже время корила его за инфантильность и лень. Задавала вопросы, выспрашивала о каких-то деталях, но Ева не знала их прошлого и поэтому не слушала окончание. А про себя и одновременно с тем в блокноте написала короткое слово «лень», это был ещё один критерий из длинного списка, ещё один возможный минус, достаточно реальный и распространённый, который мог разрушить вмиг всё. И, если такое случится, как знать, будет ли она так же спокойна или нарушит нейтралитет. Скорее всего, нарушит, но явно уже не так. Она станет крепче, прочнее, и выдержит все испытания. Даже, если её кавалер будет самым великим лентяем, ей станет уже всё равно. Она легче переживёт разочарование.

***

- …Конечно, кому-то ещё хуже, чем мне, но почему? Я не смогла оправдать себя ни в чём, каждая сфера жизни буквально рассыпалась по кускам. Было слишком много проблем. Может быть, не таких уж глобальных. Но их было так много… И для меня их хватило. Поэтому я здесь. Да, не верится…
- Ты спрашиваешь, почему всё именно так, что же я расскажу. – Солнце уже садилось, Ангел сидел под деревом, а Дивна внимательно слушала. Над ними возвышалась та самая яблоня, раскидистые ветви с плодами опускались почти до самой земли, кое-где даже стояли подпорки. – Это всё как насмешка, жизнь – несмешная игра!
- А жизнь – и есть игра, души выбирают свой путь себе сами, потом всё забывают, разные жизни – разные уровни, надо пройти их все. От самого беззаботного – к сложному. Ты продолжаешь идти, и только тогда выигрываешь.
- И где я сейчас нахожусь?
- Думаю, близишься к завершению. Но, дай, я всё расскажу:
          Заметь, бывает, у человека есть всё, но внезапно что-то идёт не по плану. Или у богатых родителей появляется ребёнок, не имеет значения, долгожданный он или нежелательный, суть в том, что вскоре от чего-нибудь он умирает. Почему так бывает? Ответ, если знать, очень прост. И он же ответ на вопросы тех, кто испытывает трудности разных видов. Один ответ на все людские вопросы. Просто с каждым уровнем становится меньше удачи и помощи. Самое сложное – пройти последний, когда будет плохо реально всё. Пройти, то есть до самого финального дня – до конца, выдержать это, не сдаться. Лишь единицам на данный момент получилось пройти этот уровень. Но, так и быть, не смолчу, я – один из этих немногих.
         Почему всё становится сложнее и хуже? С каждым уровнем таких понятий, как удача, здоровье, красота, уважение, богатство, успех или что-либо другое – дополнишь лучше сама – становится меньше и меньше. Но чего именно не будет хватать, этого души не знают. Тут работает принцип случайности. И в целом только он, ничего более.
         Самые первые уровни, мы их ещё зовём низшими, получают всё, но, заметь, умирают в раннем возрасте, потому что не имеют представления о жизни даже в теории. Они только начинают. Это как черновик. Нельзя написать за один день готовый чистовик целой жизни. Это не под силу и тем, кого называют гениями.
          И так начинаются уровни. Сначала не хватает одного желания, после – двух, трёх, четырёх… Сколько их всего? Очень много. Но у каждой души всё же немного по-разному. В каком возрасте вы поймёте, что напрочь лишены здоровья или любви, или удачи, - тоже принцип случайности. Но однажды вы это поймёте. И это исправить нельзя. Уровней не так много на самом деле.
- А что потом?
- Те, кто с гордостью пройдёт через череду жизней и выдержит всё, становится одним из нас.
          «И сможет также летать…» - подумалось в тот же момент. Мысль больше напоминала видение и стала немного навязчивой. Но взамен неё Дивна сказала другое:
- Спорю, это – очень большой секрет?
         И Ангел кивнул.
         Естественно!
- Должен же я был ответить хоть что-то на твою исповедь?

         …Разговоры заставили время идти быстрее. Вечер наступил следом. И пора бы, наверное, было куда-то идти, но блондин был спокоен и тих. Он только незаметно щёлкнул пальцами. Цветы сделали дальше всё сами – поднялись высокой непролазной стеной, загородив обоих путников от всего мира. Так как было уже не светло и солнечный свет не освещал каждый клочочек воздуха, стало немного страшно и, не поверите, даже начало немного хотеться вернуться домой.
           Дивна сидела на таком же полуволшебном диване – цветы сооружали удивительные формы и были притом очень крепкими и очень мягкими. Уставшая, утомлённая огромным количеством эмоций и в тоже время смиренная и спокойная, она думала лишь о том, что же дальше? В тот момент, когда она отвлеклась, небо стало ещё синее, вновь подняла глаза на своего собеседника – и заметила то немногое, что прежде было ей незамечено.
          Крылья. Да, они были они. Прозрачные, точно свет, нематериальные, сшитые из солнечных лоскутков. Они потому и стали заметны только сейчас, потому что исчезло солнце, вечер, а вместе с ним ночь позволили увидеть незримое. И ощутить. Свет становился теплее и ярче. Тепло исходило от них, как от небольшого костра. Девушка даже придвинулась. Незаметно, без какой-либо посторонней мысли, коснулась их, а после и вовсе прижалась.
          Со стороны казалось, будто они обнимаются, но обнимала здесь только она. А он сидел, не противясь, слушал что-то и думал. Говорить больше ни о чем не хотелось. Слова оказались напрасными! И Ангел понял, что, видимо, зря проделал сегодняшний путь. Ни нравоучительная история, ни даже главнейшая тайна, ни собственное печальное откровение не убедили заблудшую сказать, что она была неправа. Что-то до сих пор её мучило, было не решено, хотя уже вроде всё сказано. Точно она сама не могла понять, хочет она жить или нет, не могла решить и ждала от другого ответа. Напрасна и пауза времени, очень скоро всё вернётся в свои круги, Он будет вынужден выпроводить её из Рая, и смерть, отсроченная на какой-то недолгий миг, всё-таки совершится.
           Но всё было немного не так. Так только думалось Ангелу. Он не хотел больше спрашивать, но чувствовал, что она ещё не готова, и это при всём при том, что Он мог чувствовать и знать её мысли, они были отчего-то закрытыми.
           …А она просто сидела, впитывая тепло светящихся крыльев, уставшая, околдованная и усыплённая сладким цветочным запахом, возможно, даже дремала. Мыслей, действительно, не было, только какое-то чувство. Неловко и противно самой себе было вспоминать свою смерть и «прошлую», как казалось всё-таки, жизнь, неловко, кажется, даже стыдно. Не перед кем-то конкретным, не перед этим существом, не тем более перед собой, а как будто пред всеми сразу. Она ещё не могла объяснить это, но уже начинала чувствовать. И, только когда чувства облачились с уверенностью в слова, мысли стали звучать отчётливо, и заставили Его улыбнуться.
          Что вызвало это чувство? Опять же это странно сказать. Но бывает и так, когда мы не можем объяснить что-либо, оно просто есть. Возможно, и тут так, не иначе. А может быть… Сложно сказать.

          …Дремавшая на золотых крыльях девушка проснулась в один момент. Нет, никто не будил её. Она встала сама. (Разве что только от мыслей?) Под теплом и светом таилось что-то ещё. Только тут Дивна поняла, что прикасалась к самому сердцу странного крылатого существа. Она слышала его, и было странно и в тоже время безумно приятно слышать то, что было уже за гранью, но вернулось, чтобы жить дальше. Его могло уже давно не быть, но оно было. Здесь и сейчас. И также само могло бы случиться с её собственным сердцем и всем её естеством.
          Прежде она не думала о подобных вещах. Но теперь, когда слышала саму жизнь, не могла, не смогла ей противиться. Потому что иначе, думала, совершивши Ангел когда-то задуманное, не было бы этого сердца, этого тепла, этих крыльев, этого разговора, не знала бы Дивна историю про людей и их жизни, не была бы подхвачена в полёте и не видела бы этих цветов, словом, не было бы вообще ничего, связанного с этим мгновением! И она бы уже давно умерла. И, возможно, точно такое же чувство кого-то по отношении к ней ждёт её саму в скором будущем.
          Слова и истории не были так сильны и не подействовали, лишь потому, что Дивна тогда не хотела ни видеть, ни слышать. А потом точно прозрела, почувствовала – это пришло само.

         …В мыслях пролетела вся ночь, и солнце уже давно вставало. Она хотела проснуться, чтобы выйти из этого странного сна, но, сколько ни щурилась, была в окружении деревьев. А после смогла – получилось! Лишь только взглянула в глаза, увидела одобрение и очнулась. И снова серая улица, люди, магазины, привычная жизнь…
          Она очнулась, стоя рядом с железной решеткой, не понимая, то ли было всё минувшее правдой, то ли привиделось ей, на ней та же одежда, только глаза без слёз. И волны не такие озлобленные.
          Девушка сделала шаг, затем ещё и ещё. Ноги двигались быстро, в них не чувствовалось больше ни капли усталости, ни капли той иссушающей душу тоски и боли, которая длилась год, нет, кажется, годы, нет, много лет. Она просто исчезла. Вмиг. И на небе, как специально, светило, щурилось солнце.
          Шаг. Ещё шаг. И ещё. И вот уже другая судьба. Она не остановилась напротив перил, лишь взглянула на них с пониманием и миновала, пошла дальше – однозначно, в новую жизнь, в магазин. …И вроде бы не изменилось совсем ничего, но теперь было всё по-другому…

***

          В мыслях также мелькали образы для ещё не готовых произведений. И снова крылатые ангелы, парень юного нежного возраста. Сначала смиренный и тихий, убаюканный тишиной ночи и мирным свечением звёзд; он заснул очень поздно, а проснулся от аромата цветов. Тюльпаны и ландыши распустились утром с рассветом. Они просто открыли глаза, чтобы поздороваться с солнцем, но невольно казалось – другая причина есть, чтоб цвести и чтоб жить. Они распустились от силы, заложенной в таинственном существе. Они были вчера незрелы, это точно помнил и ангел, и тот, кто сорвал недавно эти цветы. Но так уж получилось, совпало. Сама жизнь вдохновила другую жизнь на радость и возрождение.
          И ещё одна сцена. Больше не тот дом, в который залетело крылатое существо. И это существо скорее дух природы, чем ангел. На сейчас раз – лес, обитель цветов и зелени. И оно, такое нежное, беззащитное и в тоже время могучее, хрупкий силуэт, прислонённый к толстому стволу старого дерева. Влюблённая душа, большие красивые крылья, довольно быстро приобрётшие зелёный цвет. Полное слияние, мимикрия, бегство или страх, или что?
          …Далеко не всегда в первый миг автор знает до конца все сюжеты. Порой они являются тайной и для него. События, чувства, интриги и такая же, как в жизни, любовь, особенно любовь, ну, конечно же! В книгах всё тоже, что в нашей жизни. Иногда только более реальное, чем можно это представить. Я лично не вижу разницы.



Глава 14. Любовь приходит в дом к каждому

            …В этот день всё началось также, как прежде. Не скажу, что ничто не указывало на долгожданное чудо, ведь, если начать присматриваться, можно будет как раз что-то найти. Бабушка отпустила Еву одну на море – и это было впервые, уже почти неделя прошла с тех пор, как это случилось – и целую неделю шёл дождь. Каждый день Ева ждала и ждала, боялась, что бабушка передумает, дулась и обижалась на дождь, а он, как специально, усиливался. Итак, за первую неделю июня вылился, наверно, весь летний запас воды. А после дева не выдержала.
           «Если и сегодня пойдёт – ну и пусть! А я всё равно пойду – хватит уже, надоело!» И с такими мыслями схватила свою зелёную пляжную сумку, надела любимые кеды и выпорхнула тотчас же, как бабочка. Бабочкой она была ещё по многим другим причинам – из-за яркой цветастой майки, того, что недавно покрасилась – и стала ещё краснее, из-за того, что забыла резинку, и волосы разлетались, как ненормальные, из-за того, что опять шла и всё время мечтала, летала…
           Погода постепенно налаживалась. Серая пелена вскоре разрезалась лучами белого света. Солнце проглянуло над миром, увидело море и точно согласилось выйти сегодня гулять. Оно передумало сидеть восьмой день в тени одиночества. И небо постепенно зарозовело. Затем стало высоким и голубым, удивительно голубым, прозрачным. Ева продолжала идти, взирая сначала на гору, а после, уже на другой стороне, спускаясь, наконец-то, к стихии…
          Настроение до сих пор было неважным, хотя она думала, верила, что оно выправится, как только выйдет на свет. Как только вздохнёт свежий воздух. Свежий – цветочный, местами грибной, ещё пахнущий дождём, а теперь ещё морем и солнцем. И воздух, действительно, был таким, но настроение почему-то не реагировало.
          В итоге вместо того, чтобы снова погрузиться в самокопания, девушка просто махнула рукой и постаралась отключить мысли. Она смотрела по сторонам – фотографировала пролетающих бабочек и стрекоз, пыталась словить на фото мчащихся чаек и просто смотрела вдаль. Она думала посветить этот день себе. Целый день. И так было должно случиться.
          Печально, но её планы пошли немного по другому сценарию. Когда был сделан последний шаг, на солнце снова наползли облака, затем – тучи, начал накрапывать дождь, но это продлилось недолго. Впереди маячил один ориентир – небольшой грот, найденный нею здесь с папой. Когда-то, много-много лет назад, они случайно нашли его и с тех пор почти каждый год приходили. Папа разлюбил море, и в целом было не до того, последнее время они почти не бывали в своём тайном место, больше того: они даже почти не виделись, но место никуда ведь не делось. И теперь она шла к нему.
          Осторожно перепрыгивая с камня на камень, старалась не упасть и в тоже время бежала. Ева так давно здесь не была, что её просто манило к морю! «Сама виновата – живу в часе ходьбы», – укоряла она себя, но от этого ничего не менялось. Спешка и внутреннее волнение делали своё дело – она чуть не упала один раз, а после уже стояла в воде.
         Этот заветный грот находился на самой окраине пляжа, поэтому пришлось столько идти. Небольшой вход, заваленный большими камнями, ни за что не напоминал то, чем он являлся на самом деле. Никто из проходящих туристов даже не думал заглянуть внутрь – и здесь он делал ошибку. За нависшими валунами открывался глубокий вход. Он был безопасным, хотя внешне и не казался таким. В самом конце грота плескалась небольшая лагуна и там же росли сталактиты. «Настоящая небольшая пещера», - как говорил отец.
          Итак, Ева шла, чтобы отдохнуть от общения, расслабиться в тишине и прохладе. Она шла именно в это место ещё потому, что знала, там никогда никого нет из людей. Никто не знает этого места. Никогда никто не встречался. «Поэтому и сейчас…» - она была уверена до фанатизма. И вдруг, наконец-то, ошиблась. То, что она увидела, изменило внезапно всё.
          …Внутри небольшого пространства, в лагуне так называемого Грота нимф, сидел человек. Это был дайвер. Он был занят собой, осматривал костюм и проверял снаряжение. Без конца что-то щёлкал, протирал маску платком и шептал под нос. Он даже не услышал шагов и не заметил, как рядом появилась красноволосая девушка.
- Простите… - тут же выдавила она, опешившая и рассчитывающая на совершенно другие события.
          Человек подняла глаза.
- За что?
- Мы никогда не встречались? Вы здесь, наверное, не впервые…
- Нет, как раз таки в первый раз.
- Я никогда вас не видела здесь. И никого…
- В этом месте похоже, и правда, никто не бывал, - дайвер кивнул головой и намекнул на полное отсутствие бутылок и прочего мусора. – Здесь удивительно чисто.
- Я знаю…
         И на какой-то миг Ева подумала, что на это-то всё и закончится, подсознательно съёжилась и уже даже думала прогнать незнакомца, но этого не удалось.
- Вы же не будете плавать здесь с аквалангом? – это был намёк на лагуну, глубина которой едва ли превышала один метр.
- Конечно, не здесь. А вы будете?
         Она залилась краской.
- Я тоже. Здесь хорошо разве что сидеть на большом камне, - махнула рукой, - и писать. Или рисовать. Здесь какая-то особая атмосфера…
- Писать картины с такого ракурса? В жизни бы не подумал! Но это прекрасный вид!
- Нет, не картины, стихи…
         Разговор стал становиться всё оживлённее.
-Так, значит, вы пишете?
- Да. В том числе и про море, - зачем-то добавила она, - и про местного змея, и дайверов когда-то писала… Помнится, прямо здесь.
         Неловкость слышалась в голосе, Ева в один момент поняла, что должна прекратить говорить о творчестве, она слишком стеснялась этого, была уверена, что человек скажет: «Что за чушь?!» Но человек сказал совершенно другое.
- Надо же, я когда-то тоже писал… И стихи… Только не здесь – на пляже. А вы, смотрю, знаете это место, расскажите мне? Что здесь ещё интересного? На самом деле я здесь впервые – и в гроте, и в вашем городе. – И сказал, где живёт – в другом. – Набрёл на это место случайно. Надо было спрятаться, чтобы позвонить и… Здесь как раз тихо, а там так мешают волны.
- Наверное, это был очень важный звонок, если из-за него вы забрались под самую гору. – Ева засмеялась.
- Как вам сказать… Жены и детей у меня пока нет, поэтому проверять и контролировать меня некому. А вот работу приходится контролировать мне.
- Вот как. И где вы работаете? – девушка улыбнулась, изумившись сама себе, ведь это напоминало заигрывание, а Ева на самом деле боялась подобных действий. Как только она поняла это, тут же опустила глаза, тут же вздрогнула. Ей стало как-то не по себе. – Можете не отвечать, это не моё дело…
- Да что вы? Мне не сложно ответить. Это прекрасное место, и его хотелось бы не забыть, поэтому надо было его зафиксировать. Я – фотохудожник. Снимаю в основном море. Хотел сказать, что нашёл отличное место. Студия одобрила выбор. Попросили сделать ещё несколько кадров, отправить фото. Хотел опуститься, поискать что-нибудь ещё, а тут вы. Дальше вы знаете.
- Это интересное место. Что ж, я не буду задерживать.
           Незнакомец отставил, наконец, снаряжение и сбросил маску, кажется, его планы теперь изменились.
- Вы не держите меня. Я сам сижу здесь.
- А как же новые кадры? – Ева кивнула в сторону лежащего подводного аппарата.
- Достаточно и тех, что есть. Хватит с меня на сегодня.
           Парень снял с головы чёрную шапочку и отстегнул акваланг. Сомнений, что на сегодня заплыв закончен, больше ни у кого не осталось.
- Это из-за меня… – виновато промолвила Ева.
- Да нет. Просто я передумал. – Человек спрятал фотоаппарат, и только тут девушка заметила большой чёрный рюкзак, который лежал неподалёку. Вскоре этот рюкзак был уже на плечах, а весь подводный костюм уложен в специальные отделения. – Работа на сегодня закончена. Погода не располагает к яркому солнцу. Поэтому на сегодня хватит. Я могу проводить вас домой?
          У говорящего была совершенно не броская внешность – обычная одежда, обычные волосы, разве только большие красивые и грустные голубые глаза. Они всегда были грустными, даже когда он улыбался. Обычные руки, разве что только бледные. И возраст – должно быть, под сорок лет. Ева ошиблась в подсчёте, чуть не назвав его юношей.
- …Если вам по пути.
- На самом деле мне всё равно. Особых планов на день тоже нет. А город хотелось бы посмотреть.
- Тогда, может быть, прогуляемся.
           Я услышала это всё, когда проплывала мимо.

           …Еву по-прежнему переполняли сомнения, даже когда разговор указал на огромное сходство. У них были почти одинаковые интересы, одинаковые взгляды и предпочтения. Оба родились в этом городе, просто он потом вынужден был уехать; оба смотрели на этот мир с грустью и обожанием. Их переполняло слишком много различных чувств. И это больше напоминало сон или сказку. А время летело, как миг. …На дворе был уже закат – вечер.
          Время летело, а Ева, к слову, нередко измеряла его своими работами. Помнила месяц, когда было что-то написано, и события, что были во время обдумывания и написания, потому как они иногда очень сильно влияли на ход сюжета, выстаивали его хронологию или дополняли детали, она держала всё в памяти. Всё – вплоть до дней незначительных. Иногда это всех удивляло, а ей приносило радость. Время снова летело, казалось, что очень быстро, но посмотришь – много новых работ, слава и память, как говорится. Время прошло не зря. …Не зря был прожит и этот день. Помимо почти сказочного знакомства, в голове родилась идея про принца, вышедшего из моря на белом морском коньке. Итак, новая фантазия, новая история, наверно, рассказ, и всё благодаря этим событиям!
         Сбылась глупая мечта детства, когда ей хотелось видеть его именно водолазом. Сбылась старая мечта, или совпала? Тогда Ева увлеклась, сама нередко ходила к морю, плавала почти каждый день с папой и бредила чёрным костюмом. Ей было не более десяти, но это было – и точка. Маленькой девочке не разрешили купить костюм – размер такой не найти, и вдруг это только фантазия, вдруг через неделю она парашют от мамы попросит или ещё что, а деньги всё же немаленькие. …Совпадение или нет, малышка Ева попала в самую точку.
         Она шутила, что он очень напоминает музу, муза, которого она видела не раз и не два во сне. Говорила даже, пусть в шутку, что будет называть его так. Незнакомец оказался не против. Он, действительно, напоминал её существо, только из плоти и крови. Говорил, что её также можно назвать этим словом, что даже пессимизм и обидчивость – это лишь следствия ранимой души, это не порок и не минус, «зато, я уверен, сколько есть ещё других черт». Очевидно, история про долгий поиск любви показала в первую очередь целеустремленность и нежность натуры спутницы. Мужчина также полностью разделял тот образ, который нравился Еве и ждал чего-то подобного от других.
           А она… Рассказала всё в первый день, выдала, даже не постеснявшись. Возможно, поторопилась. И любовь, которую она видела буквально на каждом шагу, не являлась никакими вселенскими знаками. А поэтому и не везло, реально было не время? Ева всё перепутала. Ей показалось. Она ошиблась. Так тоже, погодя, сказал он. А тут – немного другая история. Слова, которые можно было бы воспринять за намёки и оскорбление юности, вдруг не стали обидными и наоборот ей понравились.
           Больше того, мне не верится, но, кажется, даже после одной первой встречи Ева преобразилась. Она изменилась в лучшую сторону – и иначе не могло быть. Она так хотела любить сама – и, вот, наконец, влюбилась. Теперь, если это, правда, судьба, её ждало очень много открытий…

          …Что-то, однозначно, случилось. Она дозрела, или пришёл нужный час. Когда уже никого не искала, не хотела даже думать о поиске и даже не реагировала на поражение, любовь ворвалась в её жизнь и приключилась именно с нею. Закончилось время для наблюдений, закончился опыт со стороны! Наконец, это был тот человек, который ей подходил, который был самый лучший.
          Говоря о том, что именно этот мужчина отличался от всех предыдущих, надо сказать и то, что, понятное дело, плохими были не все, но точно некая сила разводила Еву с хорошими. И всегда всё кончалось «разводом», это было как рок. Сама судьба подсказывала ей, показывала и диктовала, пыталась сказать, показать, что ей нужно жить в одиночестве. А теперь эта судьба точно смилостивилась.
          Все, кто попадались ранее, помимо всего вышесказанного о них в прошлых главах, имели между собой также ещё одну схожесть – далеко не все именно любили Еву, кто-то любил, кто-то только дружил, кто-то играл на чувствах. И в первую очередь, Ева сама никого не любила. Только анализировала, смотрела, разглядывала со стороны. Возможно, поэтому люди не подходили, а этот вдруг подошёл. Потому, что теперь влюбилась?
          Не знаю, как правильно подобрать нужно слово. Но что-то изменилось по-настоящему. Должно быть, любовь с первого взгляда существует, иначе не объяснить то, что девушка, прежде такая капризная и категоричная, согласилась пойти с незнакомцем, говорила с ним и даже не пыталась сбежать. Будь на месте незнакомца, например, Андрей или Саша, Ева точно бы предпочла утопиться, чем слушать их и видеть всю огромную разницу.
          Но сегодня всё было не так. Незнакомец назвался по имени, улыбался и часто спрашивал. Это не были те наигранные банальные вопросы парней, которые, как под копирку, были списаны с дешёвых фильмов, это были зрелые вопросы зрелого образованного человека, если можно так выразиться, даже чересчур вежливые и очень искренние, и добрые. А ещё, может быть, он просто почувствовал её одиночество. Отсюда и вся несмелость, неуверенность, чувство вины, на которые он отреагировал положительно. Ведь Ева почти что смирилась с тем, что никогда никого не найдёт, потому что то ли она такая, неподходящая, то ли неподходящие все. И тут вдруг человек, показавший, что это неправда!
           Именно такого она и ждала всю жизнь. Фантазировала, но не могла себе даже представить. Всё случилось слишком быстро и неожиданно. Просто, наконец-то, случилось. Но не подумайте, что теперь всё будет банально и просто. Хотя в целом любовь, когда она та самая настоящая, мало чем отличается от другой Истории Настоящей Любви. Намного больше можно сказать о том, как найти того самого человека, чем потом, уже поняв, кто он, принять и обрести своё счастье. История, и правда, не длиннее двух слов. Что тут ещё можно добавить?

***

          …Это изменение случилось с ней в одну ночь, неожиданно похоронив полностью прошлое. Она была самой обычной девушкой, в меру красивой и умной, словом, такой, как все. Ничто не выделяло её от других, а если и было такое, это хранилось в тайне, только печальный взгляд как бы намекал на таинственное, и в целом весь её образ также этому отвечал.
          Не важно, как её звали. Не имеет знания и то, где жила девушка, в каком месте и времени. Что у неё были короткие чёрные волосы, маленькие тонкие губы, золотистые, точно огонь, глаза. Не важно, сколько ей было лет и где она обучалась, чем интересовалась, какие цветы и овощи выращивала у себя на балконе и какие любила из них. Важно то, что жила она долго одна и чувствовала себя одинокой, любимое хобби, цветы не могли утолить её боль.
           Как я уже и сказала, это случилось внезапно. И в тоже время не так. На самом деле одиночество копилось годами, отчаяние и разочарованность только множились с каждым днём, но они были-были… В ту ночь она ощутила, как сгущается над жизнью непролазная синяя мгла, как она, буквально высасывая всю радость, заполняет пространство комнаты, как тёмная ночь становится совсем чёрной, сливаясь с этой вязкой и слово живой субстанцией…
          Наша главная героиня вдруг ощутила себя слепой и одновременно с этим окрылённой. Лёжа на своей кровати, привычно обхватив руками подушку и дрожа немного от холода и от страха, она силилась разглядеть стоящую рядом лампу, столик, шкаф, пианино. Тьма становилась темней, а боль с каждым мгновением крепла. Что-то происходило внутри, что-то было снаружи. Она никак не могла разглядеть, что и зачем происходит.
         Точно в один миг ослепла. Хотела встать, пойти на кухню, включить свет, дотянуться к нему рукой, обхватить судорожно холодный прозрачный стакан. Воды… Она поняла, что хочет пить, когда внутренний холод внезапно сменился жаром. Дрожащие и согнутые ноги больше не искали тепла. Тонкого одеяла достаточно.
          А вокруг неё была тьма. И силы внезапно покинули. Она захотела встать и пойти за водой, а в итоге не сдвинулась с места. Незрячие глаза заметались из стороны в сторону, а она!.. Тело тотчас налилось тяжестью, стало чужим, неподъёмным. Почему-то промелькнула идея о том, что в душе теперь будет камень, и каменным станет тело.
          Припомнились все обиды, все страхи, сомнения и неудачные дни. Их было так много! Убийственно много. Не выдержать!.. Слёзы катились с глаз, их было не удержать также. Слишком много, безумно… Мокрая подушка уже отдавала холодом, а слёз становилось не меньше. И девушка снова чувствовала, как пропадал жар, как что-то окутывало её, превращало, заковывало в лёд, лишало последней радости… В этот миг зачем-то вспомнились её красивые красные цветы на балконе. Но даже они, во всей силе своего красочного «огня» не могли сравнить с тем, какой пылал внутри неё страх. Как пылала она, скованная, закованная вся этим страхом. И как неизвестность рвала последние капли души…
          Тяжесть, обездвижившая тело, с каждым мгновением всё усиливалась. Невозможно было даже пошевелить головой – только смотреть в пространство. (А если б она ещё видела!..) Это было ужасно. И странно. И страшно. И нереально. Точно какой-то сон, стала ночь адским кошмаром. И тяжесть пронзила боль. Стремглав заставила выгнуться телом. И тело вдруг изменилось. Она ощутила всё.
          Она почувствовала странное дело. Будучи в своём уме и в своём (пусть и больном) сознании, ощутила за спиной очень отчётливо два тяжёлых и мягких крыла. Точно некая упавшая муза, потерявшая свои крылья, свой дар и все силы, лежала она, распластавшись, почти убитая, но всё ещё немного живая. Муза, которая потеряла доверие, провинилась или стала больше ненужной, лежала и рыдала, истерзанная, истекала слезами от боли.
         Это было настолько мучительно, насколько нереально и странно. И, казалось, что длилось годами. И вчера было так. Вроде было. В этот момент несчастная приходила к мысли о том, что это, действительно, длилось не первый день. Она просто молчала, пряталась даже от самой себя. А оно было. Давно. Как будто бы даже годами. Она просто молчала, она… Но сегодня примирилась и приняла.
          Девушка-муза вновь видела лица тех, кто когда-то причинял боль, досаждая ей словами и действиями. Встречаясь глазами с этими призраками из прошлого, она видела их, однако, уже не так. Незрячим взором соприкасалась, не воспринимая всех старых подробностей, не переживая весь спектр эмоций, только немного похожее чувство рождалось в её груди. Иногда глаза встречались, но это было случайностью. Как слепая судьба, выбирающая участь без какого угодно умысла, вспоминала она, встречалась глазами с некоторыми из иллюзий. И после они исчезали. Были ли те такими страшными в самом деле, что, встречаясь с ними, крылатая даже радовалась своей слепоте, или просто так сильно боялась, но, встретившись лицом к лицу со своим страхом, внутри снова что-то менялось, что-то продолжало происходить.
           И это было невыносимо.

         …А всё было просто и ясно. Душа, огрубевшая от жестокого мира и уставшая с ним мириться, не знающая, как себя защитить и бороться, постепенно твердела и превращалась в камень. Именно по этой причине девушка и чувствовала по ночам сильную боль, это была агония, но отнюдь, как покажется, не предсмертная. Боль вытачивала из неё новое существо. И Вселенная готовилась к результату. По Её плану, оставалось совсем чуть-чуть, и последний день, и последняя тёмная ночь вскоре также канули в вечную лету.
          Девушка ощущала тяжесть внутри, как будто камень на сердце, но с сердцем было всё хорошо, а тяжесть уже не опасной. Душа, действительно, окаменела, оттого и события новых дней не воспринялись так близко, болезненно. Красота не заставляла больше визжать от восторга и в тоже время глаз радовала. Да, я забыла сказать, слепота начиналась всегда только к вечеру, а утро всегда-всегда освещалось новыми красками. Может, они и не были такими яркими и привычными, как до этого, но они были, и этого нельзя не сказать. Девушка точно ощущала всё, но умом, и только умом оценивала. Знала, что хорошо, а что – плохо, и даже радовалась и удивлялась, отчего прежде не могла так спокойно жить. Чего ей не хватало?

          …И в одну прекрасную ночь черноволосая красавица встретила взамен тьмы нечто новое. Это было ощущение осознания собственной мысли и, собственно, Мысль с большой буквы. К ней постучалась Радость. Что-то плохое закончилось. Наступил новый этап. Боль, ушедшая с началом рассвета, до сих пор не приходила обратно. «И не придёт! Больше никогда не придёт!» - точно слышался голос. Он стал уверенным и даже певучим. И не сразу поняла наша дева, что этот голос был её собственным голосом. Она себя не узнала, настолько стала другой.
          Глаза снова увидели цвет. Увидели ночь, первые и последние звёзды. Но и это на сегодня не всё. Был ещё один главный подарок. Это душа. Камень, тот самый камень. Тягостное состояние улетучилось. Тяжесть на сердце пропала. Нет, за спиной не явились внезапно огромные крылья, но стало ясно другое, не менее ценное зрелище, как крылья, но изнутри; она увидела вдруг свою душу, свою невидимую оболочку. Та блестела и переливалась яркими многоцветными радужками, перламутром, кошачьим глазом.
           Душа её стала камнем, вот только каким, каким! Полупрозрачный женский силуэт, выточенный умелыми руками неведомого гениального скульптора, просто мечта, а не девушка. Закалившись от страданий и одиночества, душа обрела свою цену и вес и стала теперь драгоценной. Она стала настолько красива и чиста, что девушка, сперва изумившись от такого обилия красок, встревожено заметалась по сторонам и в испуге чуть не начала рыдать снова. Она не ожидала увидеть такое перевоплощение! Она уже не надеялась!.. Слёзы лились от радости.
          …Но что если именно для него, именно ради него, этого перевоплощения, и даёт Вселенная испытания? Ослепнуть, чтобы опять начать видеть. Окаменеть, но стать драгоценным камнем. Умереть, чтобы знать, каково жить. Это вполне возможно.

***

           Последнее, о чём хочется ещё узнать и сказать. Думаю, вас тоже мучит вопрос, почему Ева долго не верила в любовь и боялась её и близости? Только здесь, только сегодня, в этот прекрасный вечер, она озвучила, наконец-то, причину. Она открылась полностью, раз доверила незнакомцу свой давний и ранимый секрет. Что-то было в её прошлом. Об этом вы уже знаете. А вот что было тогда? Нет, её никто не насиловал. И не видела она такого по отношению к другим. Не дай Бог. И в семье было всё нормально, и родители не развелись. Так что же тогда, что ещё? Что может повлиять так сильно на девушку?
          В других обстоятельствах и с совершенно другим человеком она не могла ответить на этот вопрос.
           А было на деле следующее – когда Ева училась в школе, она невольно стала свидетелем одной глупой и некрасивой сцены. Подростки, её одноклассники, клялись друг другу якобы в вечной любви, а потом материли друг друга и обсуждали очень похабные вещи. Очень громко, изо дня в день и почти что над ухом у Евы. Как специально, «чтобы всё слышала», помнится, прозвучало в ответ. И так, для них это был всего лишь простой разговор, но для неё каждый раз разрушились все воздушные замки. Любовь представилась чем-то страшным, развязным, тем, чего лучше никогда не знать и не пробовать. Эти же одноклассники закрепили подобное отношение до самого окончания школы, кривляясь перед друг другом и Евой ещё, как минимум, несколько лет. И она боялась пуще самой смерти согласиться на такую любовь.



Эпилог

          …А к концу лета в жизнь красноволосой девушки уже прочно вошёл человек, встреченный однажды у моря. Они виделись почти каждый день, часто созванивались, писали письма в Сети. Выяснилось много подробностей – интересных ситуаций и обстоятельств. Точно благодаря чьей-то магии, общее у них находилось почти что на каждом шагу. И время шло, а каких-то «серьёзных» минусов Ева в кавалере не замечала. Всё было, наконец, хорошо. Влюбившись, она обрела в ответ не только любовь молодого человека, но и бесценное ощущение любви ко всем и всему миру. Ту самую любовь, которой тоже так ей всегда не хватало.
           Всё стало возможно, но только спустя сколько слёз, спустя сколько лет одиночества, мыслей, депрессий! Спустя сколько лет поисков стало, наконец, хорошо? Вру, не хорошо, идеально. «Я хотела найти человека, того мифического «самого-самого», - писала потом в книге Ева, - потому что это моя жизнь и моё право, я имею право хотя бы мечтать об этом, жить так, как хочу. Ведь мне потом с этим жить, с этим человеком и этим выбором. Мне, в том и дело, не вам. И поэтому я хочу идеала. Пусть он не оправдается полностью, такого невозможно найти; но чем большего я буду хотеть, чем выше ставить себе установки, тем большего я добьюсь, даже если получу половину».
          Как принял это отношение новый знакомый? Будет ложью, если скажу, был польщён. У него также не складывалось ничего в личной жизни. Но он не делал из этого огромной трагедии и не ушёл с головой в работу. Он просто жил, как и все другие обычные люди, жил и мечтал, а попутно радовался солнцу и морю. Он был в курсе всех «похождений» Евы и лишь посмеялся, сказав, что «это была не любовь». Он и она понимали, что любовь пришла только сейчас, у обоих она была первая и настоящая. Про «вечную» рано судить.
          Он так же, сам того не подозревая выполнил и ещё одно важное испытание Евы. Выполнил на все сто, без единой капли обмана и лести. Он оценил её работы и воспринимал девушку, не разделяя её на автора и подругу. Для него два понятия соединились в ней в одно целое, как она и хотела. Это был важный критерий – «понять лучше неё её книги». Именно его, к слову, проваливали почти все предыдущие юноши, интересуясь творчеством лишь на словах или максимум один день – для обмана. Или не интересуясь им вовсе. Все предыдущие партии не подходили также ещё потому, что не соответствовали внутреннему идеалу возвышенной девушки. А она искала его везде, надеялась отыскать. Почти в каждом! От каждого ждала этот образ, ждала и надеялась, только тщетно. А теперь было всё, как хотелось, и в это почти не верилось.
           Она так долго ждала, так долго мечтала, так долго бредила стать хоть в чём-то такой, как все, что теперь пребывала в растерянности и не знала, что теперь делать дальше. Но вместо того, чтобы долго думать и унывать, снова садилась за творчество и писала – теперь уже о более оптимистичных вещах. А после книг начинался реальная жизнь и реальный мир, как после сна, он врывался всеми своими красками, запахами и ощущениями, и время начинало идти быстрей, а дни – незаметнее, ярче; каждый день был не похож на другой – каждый, как новый рассказ, это кстати идея!

          …И снова в её голове роились десятки мыслей. Глаза видели лица, силуэты и крылья, шипы и рога, листья, удивительные цветы и планеты, иные миры и их жителей, они все были живее неё и мира, в котором жила настоящая Ева. Все эти лица и маски менялись, мелькали, приходили и уходили, и опять приходили, и приводили с собою друзей. И так буквально тысячи персонажей жили с ней в рамках её жизни, её серого, а теперь уже яркого мира. Оттеняли то безобразное грустное обстоятельство, по причинам которого люди не понимали Еву и дарили всё то, чего она была лишена или думала, что лишена, что хотела, а теперь дополняли полученное.
          Например, стояло ей захотеть что-то съесть, например, авокадо, в случае, если поиски не завершились покупкой, она писала о нём, будто попробовала. И легче на душе становилось, и эмоции, даже вкус ощущались.
          Эти самые миры и фантазии были всегда рядом с ней – ночью, при лунном свете, когда хотелось, но не удавалось уснуть, когда она боялась тьмы неизвестности, когда радовалась морю или бежала по ветру, воображая, что сейчас полетит. Когда была одна в четырёх стенах, среди людей или среди деревьев. Когда думала о ком-то, о чём-то и когда не думала ни о чем. Когда маялась каким-либо делом или изнывала от сессии. Когда спала, порой даже так. …И повернётся ли рука написать, что такая она была много лет одинока?
          Еве было доступно то, чего не знали и о чём не мечтали многие, если даже не почти все. Будучи самой обычной девушкой, не уродиной, не красавицей, не дурой и не нобелевским лауреатом, она, однако, владела тем, о чём другие могли только догадываться, а кто-то не имел даже шанса мечтать. Она жила этой самой обычной жизнью, как и все мы, изнывая от мелочных ситуаций, желая большего, лучшего, маясь от одиночества, тишины, но и она же путешествовала одной только силой мысли по дальним странам, да что страны? Галактикам! И видела то, чего не могли видеть люди. О чём никто никогда не знал. Возможно, предполагал только, думал. О чём говорил, что такого не было, нет и не может быть. А перед ней оно было. Оно оживало и было таким же живым, как она.
            И вот скажите только: имела ли она право печалиться?.. Такая она, как она, такая, как наша Ева. Та самая Ева. И это поразительно, но, теперь кажется, что даже имя было подобрано её родителями не просто так, ведь относительно своего творчества, своих идей она была такой же Евой – матерью бесчисленных миров и фантазий, матерью неисчислимых фантазий.

PS: А от себя напоследок хочу сказать: люди, даже если вам кажется, что вы никому не интересны и не нужны, и тем более, если так кажется; не верьте своим страхам, не слушайте их и не удивляйтесь тому, что на самом деле есть кто-нибудь, кто следит за каждым вашим движением, шагом, словом и взглядом, и мыслью. Возможно, он как раз читает все ваши стихи и романы и даже пишет романы про вас. Вы просто ещё не знакомы. Но он где-то есть. Он живой. Поверьте, и такое случается.


Симферополь – Севастополь, сентябрь 2019 – июнь 2020, 403




Содержание:

Пролог

Глава 1. Слишком много мыслей

Глава 2. Воспоминание о вдохновении

Глава 3. С подругами тоже сложно

Глава 4. Депрессия, зима и весна

Глава 5. Альберт и все-все-все

Глава 6. И ещё несколько историй о грусти

Глава 7. До чего иногда доводит «любовь»

Глава 8. Возраст не всегда к лучшему

Глава 9. Психология – не панацея

Глава 10. …А потом она выбрала одиночество

Глава 11. Однажды становится всё равно

Глава 12. С автором навсегда только книги

Глава 13. Далеко-далеко в своих мыслях

Глава 14. Любовь приходит в дом к каждому

Эпилог