Дочка священника глава 67

— Эй, что случилось? – Крик выбежал с машины и застыл возле двора, глядя как его товарищ с перекошенным лицом, держась одной рукой за затылок, волочится из лачуги.
— Эти маленькие дряни меня по голове дубиной угостили, — проговорил Вагиль, кривясь от боли. — Что за дети нынче пошли. Звери какие-то.
— Подожди, они сбежали, что ли?
— Говорю ж тебе – дубиной оглушили. Когда очнулся, их и след простыл. Поймаю, лично убью!
— Упустил! Проворонил!! Нужно было мне ими заняться! – Крик на миг задумался, после чего сказал. — Я их не встретил по пути, значит они направились в противоположную сторону, к лесу.
—Скорей всего… Там мы их точно поймаем. За лесом болотистая местность. Деваться им некуда, дорогу тоже не знают.
— Ладно! Садись скорей в машину… Теперь бегай ещё за ними! Вот проклятье!
— Чует моё сердце, зря мы с ними связались.
— Хватит причитать. Догоним, разберемся.
Девчонки бежали не останавливаясь. Маричка сильно изорвала куртку, так что с рукавов у неё свисали одни лохмотья. Леська заметно отстала. Она то и дело останавливалась, задыхаясь от усталости, держась обеими руками за стволы тонких осин.
— Я больше не могу! – простонала она, буквально рухнув на землю.
— Через не могу! – гаркнула на неё Маричка. — Эти бандюки догонят нас, потом мало не покажется. Поднимайся!
— Говорю же, не мо-огуу! – Леся проползла пару метров на карачках и снова свалилась в жухлую листву.
— Ну, и лежи здесь! – махнула на неё Маричка, развернулась и побежала дальше, окликнув: — Хильда догоняй, нужно как можно дальше убежать.
Но, Хильда её не слушала. Она и сама изрядно притомилась. Ноги гудели, сердце колотилось, вырываясь из груди, в глазах темнело и от голода, и от сильного физического напряжения. Девочка подошла к продолжавшей лежать на земле Лесе, похлопала её по спине, сказав:
— Поднимайся, давай. Обхватишь меня за плечо, помогу тебе идти.
Та с благодарностью в глазах кивнула головой. Теперь они не бежали, а просто плелись. Маричка так отчаянно вырвавшаяся вперёд, решила всё-таки остановиться и подождать подруг. Она согнулась, обхватив ладонями колени и молча наблюдала, как Хильда практически тащит на себе Лесю. Благо Леся выглядела достаточно миниатюрной, и такая ноша не казалась слишком тяжёлой. Постояв какое-то время, Маричка решила помочь, хотя для вида поворчала, сравнив девчонок с улитками.
— Такая ты подруга, — ответила обиженным тоном Леська. — И что, так вот могла бы меня бросить в лесу?
— А лучше, чтоб бандиты нас всех догнали? Надо идти, не останавливаться. Наверняка они знают местность. Мы же бредём не весть куда!
— Да если бы не я, — возмутилась Леся, — они бы вас ещё в той халупе изловили! И вообще!..
— Хватит! – крикнула Хильда так, что ворон, дремавший на высокой ветке старой ели, каркнул с перепугу, тут же взмыв в небо. — Не время сейчас выяснять отношения. На этот раз, Маричка, мы никого бросать не станем!
Маричка злобно прорычала, но ничего не ответила, понимая, что Хильда имеет ввиду недавнюю историю на заброшенной тюрьме.
— Я вообще не понимаю, — продолжала Хильда, — как же вы так живёте? Бросаете друг друга, готовы поубивать за какие-то мелочи. Раз мы оказались в такой беде, нужно и выбираться всем вместе!
— Ладно, ладно, поняла я! Всё! – с немалым раздражением проговорила Маричка. — Просто в подобных ситуациях совсем мозги отключаются! Проехали.
Теперь они действительно не шли, а тащились.
— Спасибо, — сказала Леся резко остановившись. — Дальше сама попробую.
Девчонки снова ускорили темп, бежали только не долго. Леська, в очередной раз заскулила, схватившись за бок.
— Прошу вас, давайте немного передохнём, — жалобным голосом попросила она. — Я правда больше не могу.
— Чего ж ты такая хилая? – переводя дух укорила её Маричка. — Спортом нужно заниматься, а то так совсем зачахнешь.
— За меня не беспокойся, — огрызнулась Леська. — Вернёмся, уеду в Большой город навсегда. Там начну совершенно иную жизнь!
— Ага, ну-ну. Посмотрим… Кому ты нужна там, в Большом городе, с такими мухами в голове?
Леся ничего не ответила. Она присела прямо на землю, прислонившись спиной к стволу одинокой берёзы, среди старых грабов и дубов. Маричка упала рядом, прильнув к стволу с противоположной стороны. Хильда разместилась напротив. Лес наполняла тишина и это сильно успокаивало. Ни треска веток, ни шуршания сухих листьев. Птицы изредка перекликались в отдалённых уголках, не предвещая никакой опасности.
— Может те бандиты отстали? — тихо спросила Хильда.
— Может, — равнодушно ответила Маричка. — Или потеряли нас… Или вообще не собирались нас ловить. А может Леська всё наврала, и тот дядька мог бы помочь.
— Да ты в своём уме?! – вспылила Леся. — Зачем мне врать то? Я что, совсем того? Мне, как и вам не очень-то хочется бродить по дебрям Чернобыльского леса.
— Кто тебя знает, — совершенно спокойным голосом дразнила её Маричка. — А вдруг ты просто захотела отлупить того дядьку. Сама ж говорила, что мужиков ненавидишь.
— Дура! – обиделась Леся Крук.
Какое-то время сидели молча. Хильда закрыла глаза и почувствовала, как лёгкий дрём начинает кружить голову. Ветерок пощекотал волосы, упали на лицо несколько капелек, оставшихся после короткого дождя на ветках дерева, под которым она сидела.
— Надышимся радиации, — завела своё нытьё Леся, — заболеем лейкемией, или ещё хуже, раком.
— Угу, — Хильду тоже начало раздражать её нытьё. — Или вообще вырастет у нас две головы и хобот.
— Маленький мальчик по лесу гулял, хоботом листья он с веток срывал, правым копытом в лужу залез. Тихо качался Чернобыльский лес, — прислонившись к дереву и закрыв глаза, улыбаясь проговорила Маричка.
Хильда прыснула смешком, а Леська сморщилась, покачала головой, сказав не без раздражения:
— Очень смешно. Обхохочешься.
Маричка лениво поёрзалась у ствола, и вдруг затянула тихим, очень приятным сопрано: «Но девочка не выжила и вскоре умерла, и тысячу журавликов не сделала она».
— Что это ещё за кошмар? – повернулась к ней Леся.
— Песня… Мама мне как-то её пела, когда мы на пикник ходили. Говорила, что в детстве эту песню в лагере выучила. Она про японскую девочку, умершую от радиоактивного заражения, после бомбардировки в Хиросиме.
— А более позитивную песенку нельзя спеть?
— Слушай, Леська, чего тебе всё не нравится? То не так, это не это? Ты какой-то ходячий негатив!
— Да просто мы в такой ситуации… И ты ещё со своими дурацкими песенками про умерших от радиации девочек.
Хильда положила голову на колени и крепко зажмурила глаза. Непроизвольно поплыли картинки воображаемых фрагментов, плавно перешедшие в воспоминания. Вспомнился храм в Сыче, первая литургия, где она побывала. А ещё добрые лица старушек, невероятно вкусные просфоры, тёплый чай с мятой бабушки Ани, уютная комната с тонким запахом воска. Если бы у неё выросли крылья, она б полетела туда. Поймав себя на мысли, что желание умчаться не к маме в Лиепаю, ни к морю, где она любила пропадать, а туда где так много любящих людей, маленькая, ставшей такой родной, комната – Хильда испугалась саму себя. Её губы вдруг заговорили, еле слышно, будто сами собой:
— Ес есму нобийес ун виентуля. (Мне сейчас страшно и одиноко). Тас нав тапец, ка есму глевулис, вай байдос но атбилдибас. (Это не потому, что я трусиха, или боюсь ответственности). Шис незинамайс биеде ун лиек ман паслептиес тумша стури. (Это неизвестность пугает и заставляет прятаться в темный угол). Ес незину лугшанас, бет ес лудзу, лёти лудзу - палидзиет ман. (Я не умею молиться, но прошу, очень прошу тех, кто меня любит - помогите мне). Палидзи ман, Диевс. (Помоги мне, Боже).
Когда Хильда подняла голову и открыла глаза, то увидела, как Леся и Маричка уставились на неё недоуменными взглядами.
— Ты чего там бормочешь? – спросила Маричка.
— Ес лудзу Диевам, ка маку ка вару.
— Чего? – сморщила лоб Леся.
Хильда только сейчас поняла, как погрузилась настолько в свои размышления, что совершенно забыла, где она, с кем, и что подруги не понимают её.
— Говорю: молюсь как умею, как могу, — покрутив головой, как бы разгоняя нахлынувший морок, ответила Хильда.
— Ясно, — тяжело вздохнула Маричка, незаметно смахивая набежавшую слезу. — А я никакой молитвы не знаю.
— Я тоже не знаю, — сокрушённо пожала плечами Хильда.
— Ты же поповская дочка, — сказала Леся.
— Ну и что. Видишь, а молиться не умею. Своими словами только. Может хоть кто-то, где-то там, нас услышит и поможет, — Хильда подняла голову к небу, которое по-прежнему было затянуто свинцовыми тучами.
— Боже, допоможы мени и мойим п;другам выбратысь з цийейи халепы. Зробы так, щоб ти зли люды, котри переслидують нас, николы не наздогналы нас. Допоможы дистатысь дому и обняты мою матинку ридненьку. Я погана донька, алэ мени так злэ, що маю плакаты и звертатысь до Тебэ, хоча николы цього не робыла. Аминь, (Боже, помоги мне и моим подругам выбраться с этой неприятности. Сделай так, чтоб те злые люди, которые гонятся за нами, никогда не догнали нас. Помоги добраться домой и обнять мою родную мамочку. Я плохая дочь, но мне так тяжело, что плачу и обращаюсь к Тебе, хотя никогда этого не делала. Аминь), — Маричка проговорила робко, словно стесняясь саму себя и окружающих, но не удержалась, залившись слезами.
Леся мигом прильнула к ней, погладила по волосам, отвела в сторону свою голову и тоже проговорила, вполголоса, несмело, поглядывая вверх, на небо:
—  Ойче наш, кторый йестещ в небе, них щи свенчи ииме Твое!
Них пщиийдже кролество Твое. Них Твоя вола спевниа щи на жеми, так як и в неби.
Хлеба нашего повшеднего дай нам джиищай.
И пшебач нам наше винэ, як и мы пшебачамэ тым, ктоже пшечив нам завиниили.
И ни допушч, абишми улегли покуще, але нас загавай од злего!
Альбовием Твое йеест Кролество и моц, и хвава на веки веков.
Амен. Езус Христос и Дьева Марие, Матка Боска - ми недобже.
Маричка мигом перестала плакать и протерев глаза спросила, обращаясь к Лесе:
— Чего это было?
— Молитва Отче наш… На польском.
— Ты знаешь польский?
Леся слегка улыбнулась, ответив:
— Мама у меня полька, а родилась я в Самборе, где жила до двенадцати лет. Затем мама умерла, отец переехал на родину, к бабушке в столицу. Так я оказалась здесь.
— Ты ж говорила в Бога не веришь, а молитву Отче наш шпаришь, будто каждый день читала.
Леся погрустнела.
— Мама верующая была. Каждое воскресенье на мессу в костёл ходила. Меня с собой таскала, пока я маленькая была. Но вот я выросла и в костёл ходить перестала, — ответила она.
— Хм, каждый день открываешь что-то новое, — не без изумления сказала Маричка. — Не знала таких подробностей.
— А когда мы говорили с тобой вот так вот, по душам? Всё обо всём и ни о чём.
— Всё равно чудно. Значит ты на половину полька?
— Выходит так.
— В двойне чудно.
— От чего же?
— Ты полька, Хильда латышка. Сидим сейчас в лесу, боимся, молимся каждый на своём языке, понимаем друг друга.
— И?
— Не знаю… Приятно так, хорошо. Мне очень нравится. Словно все люди братья и нет никаких войн, границ… Мамка мне рассказывала, как-то, про своё детство. Росла она в огромной стране под названием СССР. В той стране не было границ и жили много-много народов, одной семьёй жили. Ездили друг к дугу в гости, общались, работали, — Маричка мечтательно закатила глаза.
Но Хильда вдруг скривилась, зыркнула с некой брезгливостью в сторону подруги, проговорив:
— Глупости!
— Чего это глупости? – удивилась Маричка.
— Не были мы никакой одной семьёй! Моя мама говорит, что все русские свиньи. От них одни несчастья, неприятности, а ещё они несут разруху.
— Вполне возможно, — пожав плечами, сразу согласилась Маричка, затем немного подумав, спросила. — А украинцы?
— Что украинцы? – не поняла Хильда.
— Ну, а украинцы тебе как?
— По-моему тоже самое! – окинув надменным взглядом подруг, ответила Хильда.
— Чего-чего, — мигом нахмурилась Маричка привстав на ноги.
— Вы ничем не отличаетесь от русских, — продолжила Хильда. — Я немного поняла уже как вы живёте, к чему стремитесь, о чём разговариваете. Немного стала понимать вашу манеру общения. И знаешь что?
— И что же? – угрожающе поставила руки в боки Маричка.
— А то что глупости повыдумывали о каких-то украх, великом народе, уникальной нации. Вы всегда были рабами. Ими и останетесь. И ни в какую Европу вас не возьмут.
— Мы ещё посмотрим, кого в Европу не возьмут! И ни на кого мы не похожи, ясно тебе! – Маричка повысила голос. — У нас самые красивы девушки на земле.
— У вас? Самые красивые?! – Хильда также схватилась с места, встав на ноги.
— Да, красивые! Об этом все говорят! А ваши девушки белобрысые, вон, как ты, и худые как дистрофики!
— Да сама ты белобрысая! У нас тоже красивые девушки. И парни просто супер. А ваши жирные и водкой пахнут.
— Глупости! А ещё наш язык самый милозвучный и певучий. А ты вот на своём бубнила что-то, кошмар какой-то, мозг можно сломать. Ты хоть сама поняла, чего говорила?!
— Я то поняла. А ваш язык корявый, совсем как русский, и похожи вы на русских!
— Ах так! – крикнула Маричка и бросилась к Хильде сжав кулаки. — Я тебе сейчас покажу, дрянь прибалтийская!
Хильда ловко увернулась от ударов подруги, схватила её за запястье и перекинув через бедро, бросила на землю. Падая, Маричка цепким хватом ухватила Хильду за волосы и обе кубарем покатились по трухлой, прошлогодней листве, угощая друг друга кулачками и бранясь каждый на своём языке.
— Вот вам и все люди-братья, — тяжело вздохнув, проговорила Леся, подкуривая тоненькую сигаретку.
Продолжение будет...