Юная Юнна

Хочется отметить замечательное явление поэзии в лице Юнны Пинхусовны Мориц. Скажу сразу, – не знаток творчества поэтки (она так себя называет). Привожу ниже случайный набором стихов и фраз, в котором и я виртуально присутствую. Не в стихах присутствую, а в том, что пишу. Никуда от себя не денешься. Да и зачем.

Начало июня года пандемии (2020) надо отметить чем-то далеко отстоящим от нашествия вирусов и административного угара, оказавшихся в такой интимной близости, что даже неловко наблюдать это совокупление двух столь различных стихий. Впрочем, различие относительное, но к поэзии это отношения не имеет.

С трудом, но решительно, возвращаюсь к тому, что побудило… ранним утром.

Итак, Юнна Мориц.

        Когда отхлынет кровь и выпрямится рот
        И с птицей укреплю пронзительное сходство,
        Тогда моя душа, мой маленький народ,
        Забывший ради песен скотоводство,
        Торговлю, земледелие, литье
        И бортничество, пахнущее воском,
        Пойдет к себе, возьмется за свое –
        Щегленком петь по зимним перекресткам!
        И пой как хочешь. Выбирай мотив.
        Судьба – она останется судьбою.
        Поэты, очи долу опустив,
        Свободно видят вдаль перед собою –
        Всем существом, как делает слепой.
        Не озирайся! Не ищи огласки!
        Минуйте нас и барский гнев и ласки,
        Судьба – она останется судьбой.
        Ни у кого не спрашивай: – Когда? –
        Никто не знает, как длинна дорога
        От первого двустишья до второго,
        Тем более – до страшного суда.
        Ни у кого не спрашивай: – Куда? –
        Куда лететь, чтоб вовремя и к месту?
        Природа крылья вырубит в отместку
        За признаки отсутствия стыда.
        Все хорошо. Так будь самим собой!
        Все хорошо. И нас не убывает.
        Судьба – она останется судьбой.
        Все хорошо. И лучше не бывает.

                1965

        С какого-то грозного мига,
        С какого-то слезного кома
        Влечет меня звездная книга,
        Как странника — письма из дома.
        И, множество жизней прожив на земле,
        Читаю не то, что лежит на столе,
        А то, что за облаком скрыто
        И в странствиях крепко забыто.

                1977

        Я с гениями водку не пила
        И близко их к себе не подпускала.
        Я молодым поэтом не была,
        Слух не лелеяла и взоры не ласкала.
        На цыпочках не стоя ни пред кем,
        Я не светилась, не дышала мглою
        И свежестью не веяла совсем
        На тех, кто промышляет похвалою.
        И более того! Угрюмый взгляд
        На многие пленительные вещи
        Выталкивал меня из всех плеяд,
        Из ряда — вон, чтоб не сказать похлеще.
        И никакие в мире кружева
        Не в силах были напустить тумана
        И мглой мои окутать жернова
        И замыслы бурлящего вулкана.
        Так Бог помог мне в свиту не попасть
        Ни к одному из патриархов Музы,
        Не козырять его любовью всласть,
        Не заключать хвалебные союзы,
        Не стать добычей тьмы и пустоты
        В засиженном поклонниками зале…
        Живи на то, что скажешь только ты,
        А не на то, что о тебе сказали!

                1979

Каков характер! Она такая. Однажды довелось побывать с ней рядом на расстоянии вытянутой руки, парой слов обменяться. Понял сразу и окончательно: Мориц и её поэзия – одно целое.

В 1979 перекочевал из дома напротив скульптуры Мухиной на ВДНХ в район Сухаревки, в купленную родителями кооперативную квартиру. Тогда же в соседнем доме поселилась Анастасия Цветаева, ей в ту пору было около 83-х. Сегодня, когда пишу, 83 исполнилось  Юнне Пинхусовне. Она тоже где-то рядом. Ровно никакого значения всё это не имеет. Для всех – не имеет, а для меня подробности, напоминающие о временах прошедших, имеют особую ценность: простое перечисление имён и дат становится медитационной процедурой.

Для стороннего лица это смешение личного и внешнего всего лишь пример оформления присутствия во времени. Стоит ли ждать, когда на полированном камне нацарапают даты твоего рождения и ухода? Можно самому мелом на стене написать "Здесь был", отчётливо, без грамматических ошибок. Причём стереть эту оригинальную надпись, равно как и весь текст, легче, чем мел со стены: был файл – и нет его.

Юнна Мориц была на слуху. Стихотворение, с которого начинается эта подборка – первое, которое запомнил наизусть и до сих пор помню. При моей памяти это случай исключительный. Выучить наизусть могу, с известным усилием. Через день забуду, останутся обрывки. Мориц впервые услышал с виниловой пластинки. Со слуха и запомнил.

Часть Мориц XXI-го века на слух вряд ли мог бы воспринять. Что слух, ещё и тема памяти присутствует явно, потому что приведённое ниже обнаружил… не помню когда… лет десять назад прочитано, извлечено со страницы сайта Юнны Пинхусовны. Оставил в небрежении, попросту говоря, забыл.

В настоящее время Юнна Пинхусовна пишет (публикует) и рисует, активно присутствуя на социальной сцене. На этой сцене мне скучновато и новые её стихи не оставляют в душе тех отчётливых следов, которые адресуют к семидесятым века минувшего.

Новое трудновоспроизводимое вызывает любопытство как дерзкий эксперимент.

                Из цикла "Найухоёмкие сигналы"

    Урона и Цилиса
    (сабня)…

Фонетику оценил сразу, со смыслами были проблемы. Для примера часть словаря, полный, строк 20, в завершении:
    Н а й у х о ё м к и й – наиболее ёмкий для уха
    С а б н я – басня
    У р о н а – ворона, уронившая сырявый дыр
    С ы р я в ы й   д ы р – дырявый сыр
    Ц и л и с а – лисица

Почему бы и нет. Мой младший внук, чуткий к языку человечек, долго называл птичку "типчкой", а голубя "гобелем". Итак, сабня "Урона и Цилиса".

    Сырявый дыр господь послал Уроне.
    И при заду малась, а дыр во тру держала.
    Горжетка лисья тут тихохонько бежала
    на цильих лапках, сладкие слова
    она при этом из себя изображала.
    Урона вороная вдруг заржала,
    дыр выпал – с ним была горжетка такова!
    Все задрожало и подорожало,
    урон варёных требует Москва!
    Артиллеристы мужества полны.
    Мозгов утечка, из другой страны
    Урона шлет приветы. Пусто в кроне,
    где от горжетки лисья голова
    с булыбочкой глядит потусторонне…
    У этой сабни есть ромаль такая:
    пирожное зовут Наполеон,
    в отличие от Толика Барклая!
    Йух знает что!..
    Гдепутаты, дутапеты,
    пупадуты, пудетаты
    путатят тупо:
    – Очух работать,
    хочу ботарить и таборить
    на благобла, гобла, гобла
    ликапитазма, пикатализма,
    такипализма! Очух свободы
    и благососа, и (СОС!) стоянья
    гобла, гоблаго! -
    и тут как тута
    себе кактут
    жилую щаплодь, жопладь, щуплодь,
    живьем улопать площадь жил,
    задачник дач
    и сдачу с дуче.
    Но Йух какой-то посылает
    найухоёмкие сигналы:
    на север, йух, восток и запад:
    "Йух знает что!.. Йух знает что!.."
    Листопадло
    Лапистод, полистад, пистолад,
    стапидол, пилодаст, аподстил…
    Сквозь осенний намут вспоминаю услад
    твоих огненных буг. Я простил
    ствоковар, ствозлодей, ствобезум,
                ствокощун!
    За окном – далистоп, падолист…
    Я ищу тебя всюдло, я весь трепещу,
    словно ветром оторванный Лист*.
    …Дождепадло, намут непроглядный, тамун,
    камнепадло в ущельях и с крыш. Листопадло.
    За ним – снегопадло. Кому
    ты, мое звездопадло, искришь?..


    Куль минации
    (мгновеники)

    А я, говорит, культурная,
    ствоковар, ствозлодей, ствобезум,
                ствокощун!
    За окном – далистоп, падолист…
    Я ищу тебя всюдло, я весь трепещу,
    словно ветром оторванный Лист*.
    …Дождепадло, намут непроглядный, тамун,
    камнепадло в ущельях и с крыш.
    Листопадло. За ним – снегопадло. Кому
    ты, мое звездопадло, искришь?..
    Культ урна я, культ урна я,
    урна я культуры,
    а ты – кто?..
    А ты – эпизодчий.
    Вот исполком и с полком
    сгорел: с гор ел
    куль минации!
    Свет гаси – кидай гранату,
    отросли отрасли,
    делай заявление -
    мол, я за явление
    экспердизы главбуха,
    датко он взятель.
    Я тряп-тряп и состряпал
    такой куль минации!
    Главбух дал мне в ухо
    на блюде наблюдателей -
    такой эпизодчий!
    Урну взял культуры
    и с ней углавбухался
    в Африку к Манделе.
    Вышел я олух,
    глух на три уха -
    на боковое,
    на лобовое,
    на половое -
    весь в проводах,
    слушаю в коробочку.
    Такой куль минации!
    Сократ сократил бы,
    да соком убился -
    такие мгновеники…
    _______________
    * Лист Ференц – венгерский композитор XIX века.

С Л О В А Р И К    

    Н а й у х о ё м к и й – наиболее ёмкий для уха
    С а б н я – басня
    У р о н а – ворона, уронившая сырявый дыр
    С ы р я в ы й   д ы р – дырявый сыр
    Ц и л и с а – лисица
    Р о м а л ь – мораль
    О ч у х – хочу
    Б о т а р и т ь,  т а б о р и т ь – работать
    Л и к а п и т а з м,  т а к и п а л и з м – капитализм
    Л а п и с т о д, п о л и с т а д, п и с т о л а д, с т а п и д о л, п и л о д а с т,
    а п о д с т и л, л и с т о п а д л о – всё это листопад
    Н а м у т – туман
    Т а м у н – то же, что намут
    Б у г – губ (родит. падеж)
    С т в о к о в а р – коварство
    С т в о з л о д е й – злодейство
    С т в о б е з у м – безумство
    С т в о к о щ у н – кощунство
    М г н о в е н и к и – веники мгновений
    Э п и з о д ч и й – зодчий эпизодов

Намут и тамун слов мне нравится дрожанием смыслов, как лист дрожит на ветру.

P.S.

Есть и то, что не дрожит. Сегодня, 12.08.2024, нахожу в Телеграм-канале Юнны.

   Лошади поют, поют собаки,
   Бомбы и убитые младенцы,
   Нефть поёт и денежные знаки, –
   Арий незабвенные коленцы.

   Палачи поют и чемпионы,
   Богачи поют и побирушки,
   Здесь поют и хохоты, и стоны,
   Юные красотки и старушки.

   Рыба, птица здесь поёт и мясо,
   Повара и мастера сатиры,
   Прибамбасы правящего класса –
   Золотые здесь поют сортиры.

   Оперно поют головорезы,
   Маскарада центры мозговые,
   И поют живые, как протезы,
   И поют протезы, как живые.

   Динамит и ненависти порох
   Оперно поют, взрывая плоти.
   Пасха, Рождество поют в соборах.
   Яростно поют – кто за и против.

   И поют пилоты в бомбовозах,
   И коровы, и в коровах клевер.
   Здесь поют в хрестоматийных позах
   Запад, и восток, и юг, и север.

   Все поют, того не сознавая,
   В опере, где всё обыкновенно,
   И распятье – травма бытовая
   В опере, где крови по колено.

             Август, 6-е, 05:40

Всё, довольно. Стихи прошлого века, детские, и совсем не детские, у Мориц просто великолепные. Сейчас она другая, это правда, но какая именно, лучше сказать тому, кто понимает в поэзии больше, чем я.

Поэтку почитаю. Юнну Пинхусовну помню, точно знаю — она существует, умная женщина. Где-то совсем рядом.