Год Водолея. Ч. 1. Глава 29. Срыв. Роман

       





         Глава 29. СРЫВ.

Дарья объявилась через два дня вечером:

— Валера, звоню с чужого мобильника. Мой — на прослушке. Тебя не загребли в милицию? Хотя, конечно, какой с тебя спрос? Пройдешь по делу, как свидетель! Ты, надеюсь, не топишь на допросах Николая Афанасьевича? Он ведь тебе ничего плохого не сделал, желал всегда добра!

Особого желания разговаривать с Дарьей не было:

— А вы как сейчас!

— С меня взяли подписку о невыезде. Все имущество, дома, все счета арестовали! Пришлось снять небольшой номер в отеле здесь, в Москве. Сейчас не до роскошных гостиниц! Валерий, приезжай ко мне! Теперь нам ничего не помешает быть вместе! У меня есть достаточные деньги на разных счетах, чтобы быть независимой! Нам с тобой надолго хватит!

— Дарья, у меня к вам несколько вопросов личного плана. Если хотите, не отвечайте. Я же не следователь.

— Валера, я тебе полностью доверяю! Что ты хочешь знать?

— Дарья, а вы не боялись, когда узнали, чем Николай Афанасьевич занимается?

— Валера, это не телефонный разговор! Если ты не занят, давай посидим в моем любимом кафе и поговорим. У меня сейчас такая депрессия и апатия — жить не хочется! Не беспокойся, с жизнью расставаться я не собираюсь, хотя подчас невмоготу! Но сейчас — просто пытка одиночеством! Никого, совершенно никого нет рядом! Полная пустота! Вакуум вокруг! Я — человек без будущего! Никому ненужный человек! Оболочка без чувств и мыслей!

— Хорошо, я через час подъеду! Только вы меня дождитесь!

Позже, анализируя события того рокового вечера, он честно признавался себе, что просто не сумел погасить резкий протест против этого обезволивающего, такого чарующего, полного отчаяния голоса опустошенной женщины, которая еще в поезде, с первых минут встречи заполонила своей красотой и привлекательностью какие-то уголочки его памяти, словно он вдохнул неуловимый запах дурманящего настоя.

Собирался и летел, как угорелый, подгоняя себя: «Как бы чего не случилось!»

Дарья прогуливалась по тротуару, поглядывая на проезжающие машины, такая незнакомая, в белой, легкой курточке, в узких обтягивающих брючках, в белых сапожках на высоких каблучках, распустив свои прекрасные до пояса волосы, как молоденькая девчонка.

Она успела основательно замерзнуть, и ее холодная ладошка без перчатки заставила Валерия прижать к себе крепко эту стройную, по-девичьи хрупкую фигурку, чтобы согреть. Это случилось так стремительно, против воли, сознания, инстинктивно, что Дарья, видимо, не ожидая этой пылкости, на секунды затихла в его крепком объятии, а потом очнулась, закинула руки на плечи, и Валерий не устоял.

Каждая женщина — колдунья, если ее влечет к мужчине, и она наполнена желанием им обладать, притянуть, завлечь в свои тайные сети любви. Этот страстный поцелуй опытной женщины, ошеломил, сжег все всплески упирающегося запрета.

Он хотел эту обворожительную женщину с нетерпением подростка, с непреодолимым желанием молодого мужчины, уставшего от постоянной сдерживаемой страстности в инстинктивном влечении к прекрасному телу

Она схватила его за рукав куртки, потянула в подъезд высотки, и в лифте Валерий опять оказался в плену ее прекрасных губ. Куда-то улетучились мысли о невозможности такого слабоволия с его стороны, о предательстве по отношению к Злате.

В маленьком типовом номере скромного отеля она раздевалась у него на глазах так целомудренно, неторопливо, что последние потуги остановиться, не приближаясь к краю обрыва, улетучились без всяких сомнений в никуда.

Он желал этого сближения, чтобы окунуться и утонуть в обладании прекрасной женщиной, познать возможности своего тела, осуществить наяву все свои страстные мечты. И найти подтверждение правде всех рассказов ровесников, познавших близость с женщинами еще на школьной скамье

Валерий ни о чем не жалел. Этот захлестнувший всплеск обоюдного слияния, поглотивший все посторонние мысли и чувства, пьянящее ощущения достигнутого, всеобъемлющего, завершенности чего-то важного, необходимого, желание, чтобы никогда не выплывать из этого состояния неги и восторга, — и неожиданный финал. И опустошенность. А рядом — чужая женщина, которая только секунды назад вознеслась вместе с ним на неизвестную ранее вершину непередаваемого блаженства.

— Поспи, мой мальчик, мой бог! — она отвернулась к стене, но и под тонкой простыней угадывался, дразнил сознание прекрасный изгиб бедра, тонкой талии, пряди разметавшихся по голой спине вьющихся волос.

Валерий отключился на час, а когда проснулся, за окном плотно стелился темно-красный свет недалекой неоновой рекламы. Дарья сидела на диванчике напротив двуспальной кровати в тонкой ночной рубашке, и этот навязчивый отсвет матово подчеркивал отдельность тела от закрывавшей его прозрачной ткани.

«Мне нужно подняться и уйти из этого заколдованного царства», — подумал лениво Валерий, осознавая, что просто нет сил даже шевельнуться потому, что тогда комната обретет свой настоящий вид, исчезнет вдруг загадочность всего происходящего.

И опять он ощутил непреодолимое, наплывающее желание осязать наяву жар прикосновений и поцелуев этой неземной женщины, против влечения и обладания которой теперь не было никаких преград, кроме легкой ткани.

Позже, вспоминая эту ночь, Валерий краснел, но никогда не было чувства совершения чего-то непозволительного, запрещенного, безобразного, — только восторженность, полет, благодарность. И ведь не было никакой, в его понимании, взаимной любви, да, может быть, только легкая влюбленность. И секс. Но это освобождение возбужденного, проснувшегося тела из-под жесткого контроля мозга с его обоснованными запретами — это потрясло, удивило, обрадовало.

Когда Дарья заснула, ровно в полночь он ушел, собравшись в полной темноте, когда погасла настойчивая реклама. И до утра бродил по улицам притихшей столицы, осознавая, что у завязавшейся, такой непрочной связи не может быть никакого продолжения. Иначе он потеряет себя в своих же глазах. Ведь он не любил Дарью. И, привязавшись к этой женщине, пропадая каждую ночь в ее объятиях, он будет, в буквальном смысле, тонуть в прелестном теле, упиваясь им, наслаждаясь и ликуя, а утром пинать себя за слабоволие и обман.

Звонок в половине девятого заставил вздрогнуть:

— Валерий, я знаю, что ты больше не придешь! Ты — сильный и волевой! Если бы я могла иметь детей, то, ни секунды не задумываясь, умоляла бы о продолжении наших встреч, чтобы забеременеть и родить от тебя. Но у меня — неразрешимая проблема. Бог не дает мне детей! И теперь я — просто игрушка для мужчин. Мать дала мне телеграмму, что у нее — серьезное заболевание. И мне разрешили уехать на месяц в Иркутск! Сколько времени будет идти следствие — неизвестно! Но Николай Афанасьевич передал записку и умолял меня не требовать развода! Иначе мне будет плохо! Оказывается, я должна дождаться его из тюрьмы в любом случае! Обязана! Прости за эти подробности, но мне вчера ночью было так хорошо с тобой, как никогда! Николай Афанасьевич выхватил меня замуж прямо после окончания медучилища, разглядев в районной поликлинике на практике. Была глупой девчонкой, которой не хватало внимания в семье с отчимом, тремя сводными братом и сестрами. А тут — сплошной рай на Земле! Прости! Если захочешь меня, звони! Я теперь твоя навеки!

Это оказалось непростой задачей — не думать и забыть те обжигающие прикосновения и объятия, когда тебя нет на Земле, ты — в несуществующем пространстве готов разлететься на мелкие кусочки, чтобы только продлить удовольствие, взмыть и парить в облаках страсти.

Желание топило и ум, и тело. Ведь стоило только набрать номер, и все бы осуществилось. И ясная простота мысли: почему ты сомневаешься, любишь ли ты Дарью? Ведь сколько людей — столько и оттенков чувств! Со Златой, возможно, был бы другой расклад, и ты был бы другим. А теперь опять после этой окрыленности, будоражащего каждую клеточку тела нетерпеливого ожидания вечера — напряг воли, наложение запрета, и, как результат, бездействие.

Выдержал, был на взводе, но Дарье так и не позвонил. Устроился на механический завод охранником, подал заявление в комитет по образованию на сдачу единого государственного экзамена по математике, русскому языку и обществоведению, купил пособия. О Злате старался не думать.

      (Окончание следует)