Пророк

  Мы часто ждем помощи от богов, встречая трудности на своем пути. Молимся им и просим облегчить нашу участь. Молим их о спасении. Да, боги потом приходят и спасают, глядя на своих детей по-отечески. С улыбкой на устах и с осторожными слезами на глазах они вожделенно смотрят на наши победы, на то, как мы встаем и идем дальше. Но что будет, если все окажется иначе?

  В мире много стран, городов и народов, множество в них бед и неудач, побед и восхищения. Да и вот один город — Омброза, названный, будто в насмешку драматургу Гоцци. Название, что режет ухо. Этот город лежит на бесконечной равнине, климат имеет жаркий и сухой, а быстрый ветер то и дело норовит засыпать все дома песком из ближайшей пустыни. Дома же в нем почти все глиняные или из плохого дерева, и только богачи могут позволить себе купить дорогой камень из далеких стран. Богачей в Омброзе мало, нажиться в пустыне не на чем. Однако урожай на немногочисленных полях часто настолько большой, что дает прокормление всем жителям города, а владельцы самых больших участков могут продавать пшеницу и овощи даже в далекие страны.

  Немногочисленные приезжие восхищаются: как в таком климате может расти пшеница? Жители Омброзы не обременены мудростью и не знают ответа. Но если ответа нет, но польза есть, то как не отблагодарить? Боги Омброзы — боги урожая. Нам нет причин знать их сложных имен, ведь мы не жители того города, где вечером перед ужином молятся на рисунок колоса, и имеют обычай при клятве целовать свою плодородную землю, прося богов земли проследить за честным своим словом. Но разве не чудно это знать? Доходили до Омброзы и вести о христианстве, и жители этого тихого города восприняли милосердие, прощение и братство, думая, что Христос был великим земледельцем. Здесь есть и высоко почитаемый прообраз церкви со всеми любимым пастором. Люди в Омброзе сыты и счастливы в мире и благоденствии.

  Но вот наступает тревожный год. Омброза чем-то прогневала бога колосков, и тот послал им слишком мало своих детей. Урожаи упали, цены подскочили, но до голода было еще далеко. Жители города были трудолюбивы и запасливы, но мирная и спокойная жизнь сделала их пугливыми к изменениям и бедам. Что же делать? Молится! Никто и не думал недоедать, урожай следующего года наверняка бы был еще больше обычного, но вся Омброза уже стонала и рыдала перед примитивно намалеванными иконами христианства, мигом отвернувшись от богов земли и овощей, посчитав, что те их бросили. Кто же кого бросил на самом деле?

  Спасение пришло быстро. Нельзя не спасти этот маленький беззащитный перед судьбою и природой народ, что так искренне верит, что ему помогут.

  Проезжий купец рассказал на рынке, что в ближайшем городе некий серьезный человек учит народ, как справится с бедами, и те слушают его и вдохновляются речами. Сказал купец, что говорит пророк просто и без изысков, что его поймет и неграмотный, что говорит он дельные и полезные вещи, да только странным купцу показалось, что все пророку не нравится, что все нравы и морали пророк отвергает, что нет того в мире, что бы ему понравилось. А говорил он также, что жители того города сразу повеселели и будто бы забыли про неурожай, беду постигшую многих в этом году. Сказал о том купец, поторговал как хотел, и уехал.

  Через неделю пророк пришел. С востока, из самого сердца бескрайней пустыни, шел он, прихрамывая на правую ногу, да опираясь на черную палку из эбенового дерева. Не был он ни высок, ни низок, ни стар, ни молод, ни толст, ни худ, волосы имел черные и блестящие, то ли от масел, то ли от грязи и жира. Волнами бросались они на плечи, но на вид были как солома. Прямой нос, высокий лоб и бегающие глаза, чей взгляд никогда не поднимался с земли, были почти полностью сокрыты ими. Одежды на нем были такие же черные и блестящие, как его волосы, мятые, дутые и волочащиеся частью за ним по песку. Шел он быстро и, казалось, плавно, не смотря на свою хромоту.

  У первого дома были две располневшие от вечного сидения женщины. Не видя гостя, они говорили так:

– Вот еще неделю назад помидоры по десять были, а нынче уж по сорок! Что ж это делается, что ж это делается! Скоро и кормится нечем станет! – говорила первая, которая была постарше и пополнее, взгляд имела трусливый и недовольный, исподлобья.

– Да и не говори! Что ж это с нами боги творят, будь они неладны! Уже если и Трестос этот не поможет, то и не знаем, кого просить! – другая было помоложе и стройнее, но взгляд ее глаз был до того глупым, что с ней и нечего было разговаривать, имея в словах цены из цифр.
– Да дура ты! Наплела тут! Не Трестос, а Крестос! Или как там еще… Црестос может… А, поди разбери этих… Тьфу!

– Да сама ты дура! Коли хлеба не даст, то и прогоним взашей! Ой, а это что за чудак там идет? – любопытно проговорила глупая, а трусливая не успела ее перебить, вставив вновь свой красочный просторечный эпитет.
Обе уставились на одинокого путника.
– А ты каких будешь? – спросила с недоверием та, что постарше и пополнее.
– Я? Я к вам в гости, милостивые горожане Омброзы, – голос его был полон доброжелательности, но искрил странной смешинкой полной почти отчаяния.
– Да это ж тот пророк поди, о котором заезжий купец говаривал, – проговорила на ухо глупая женщина трусливой.
– Да без тебя знаю, дура!.. – почти прорычала первая сквозь зубы, отмахнулась от второй локтем и снова обратилась к путнику, – а тебя как звать-то?
– У меня нет имени, милостивая женщина.
– Как это? Да.. А может есть хошь чего? У нас немного, но ради гостя дорогого то я мигом сварганю отменные похлебки.
– Не нужно, милостивая женщина. Я совсем ничего не ем.
– Как же это так, совсем ничего? – обратилась к нему глупая.
– Приходите в скорости на площадь перед вашим храмом. Я поговорю с вами, горожане, – обещанный пророк пошел дальше, а женщины что-то еще кричали ему вслед. За весь короткий разговор он так и не поднял головы от песка.
– Странный какой-то пророк, грязный весь, лохматый да черный. Авось напутал чего купец?
– Сама ты в голове все напутала, дура! Сказал же, поговорить хочет! Пророк есть пророк, кто там их разберет. Хоть не на дурацкие колоски молиться, как ты! Все еще ведь молится, кому сказать дак!..

  Прошло некое время, а пророк прошел множество домов, пока не прибыл на площадь. За ним никто не шел, не приветствовал его, склоняя головы, не кричал ему славы, не чествовал и не ликовал. Боялся милостивый народ новых богов, сколь не звал их на помощь.

  Площадь ничем особенным не выделялась. Лавочки торговцев на одном краю, вокруг которых суетился и ругался народ, каменные дома богачей, колодец, разбросанное сено и гуляющие куры. Солнце стояло прямо над центром площади, нагревая донельзя и каменные дома, и редкую брусчатку. Спасались лишь торговцы под цветастыми навесами да люди в свободных одеждах. Площадь ничем не выделялась – лишь небольшим христианским храмом из обычной городской глины, что стоял на возвышенности. К нему вело с десяток ступеней, на которых и присел наш путник.

  Взгляд его, сияющий сквозь черные маслянистые волосы, был полон отстраненной грусти, а сам он несколько сгорбился, будто бы от уныния. Палка его была брошена как ненужная, а голова почти упала на колени.

– С добрым тебя прибытием, путник! – из-за спины, из маленького храма вышел священник. Большие приятные глаза, смотрящие с состраданием, украшали его правильное прелестное лицо. Он не был стар, седина едва коснулась его волос, а быстрая усталость не владела его телом. Он кротко улыбался, протягивая пророку кувшин, – испей же воды, я вижу, ты устал с дороги.

– Благодарю тебя, милостивый житель Омброзы, но пить я совсем не желаю.
– Но как же, друг мой? Любой пришедший из долгой дороги желает пить. Да погляди же, эта вода – святая. Если ты и вправду пророк, о котором говорил тот добрый купец, то прими же воду, что освятил Сам Христос наш и облагородь свой дух, славя Его.
– Святая, как ты сказал, святая вода? Давай же, брат-священник, выпью. Давно я не пил такой воды, уж нигде в землях, где я был, христиан не осталось, – сказал пророк это с истинным наслаждением, унявшим его грусть, и мигом опустошил кувшин. – Благодарю тебя, брат мой священник. И если уж все обо мне знают, не мог бы ты созвать народ? Я хочу им говорить, – и вновь пророк не поднял головы, пока говорил.
– Конечно, конечно! Подожди лишь четверть часа, и народ будет на этой площади!

  Священник не обманул, народ мигом собрался, призванный посланными священником людьми. Да и сам главный христианин бегал по домам, не жалея ног, лишь бы все пришли.

  Народ стоял, побаиваясь человека в черных одеждах, и желал, наверное, разойтись по домам. Но любопытство его, надежды его на помощь, авторитет священника, в конце концов, все же нетвердо держали его на месте. Здесь были почти все, пришли даже хлебопашцы и скотоводы с полей. О, что это был за народ! Одежды на нем побогаче, чем в сотнях городах в округе. Фигуры более сытные и крепкие, лица довольные и веселые, лишь взгляд глуп да труслив. А выстроились то красиво, богатые впереди, большая толпа посередине, а бедные все сзади стоят.

– Милостивые горожане Омброзы! Вы, знаю я, просили помощи. Я пришел к вам и вижу – вы действительно страдаете, – пророк поднялся на вершину ступеней храма и говорил. Голова его наконец была поднята, а руки он направил к небу. Лишь глаза его скрывались за смолистыми волосами. Голос его был тут твердым и уверенным. – Не хватает ли вам хлеба?
– Да! Не хватает нам! Хлеба мало! Правильно говоришь! Да, мало! Больше нужно! Голодаем! – раздались голоса из толпы. Пока еще одиночные и неуверенные.
– А мало ли в этом году овощей, фруктов и других плодов?
– Мало! Очень мало! Недоедаем! Дай нам больше!.. – голоса умножились и стали громче.
– А скота ли много у вас осталось?
– Много передохло! Кормить нечем! Коровы молока совсем не дают! Свиней пришлось продать! – голоса совсем ободрились, люди видели, что пророк настоящий, говорит то, что хотели они услышать.
– А много ли нищих у вас?
– Есть такие! - отвечал народ.
– А помогаете ли им, даете ли хлеба, масла и фруктов, чтобы не умереть им?
– Даем же, как не давать! Все ж мы люди, помогать надо! – отвечали все дружно, в один голос.
– Так не давайте же.
– Отчего? – изумился народ.
– Даете вы им еду, а сами потом голодаете. Разве не вижу я, какие вы худые и болезненные? Разве не вижу я, сколь много вас самих, а вы еще бедных кормите? Прекратите же, и будут вам и помидоры дешевле и обед сытнее.
– Но как же… – тихо изумился священник, стоящий в первом ряду.
– Подожди же, брат мой. После слово скажешь, – тихо, по-дружески сказал ему пророк. Тот замолчал. – А много ли среди вас скорбящих, волнующихся за родителей своих, братьев и друзей, много ли тех, кто страждет за город свой, за здоровье близких и за прочее?
– Все скорбим и страдаем, как не страдать! Все ж мы люди, всплакнуть о ближнем надобно!
– Так не страдайте же.
– Отчего? – еще сильнее изумился народ.
– Думаете вы о бедах и здоровье ближнего, впадаете же в уныние и беспокоитесь, тратите же силы и время, и дух свой на пустое! Работайте на себя, думайте о себе, страждите о себе и будет вам хлеб и счастье.
– Но брат мой!.. – вновь сказал священник несколько громче.
– Подожди же. После твое время, – мило отозвался ему пророк. – А скромны ли вы, кротки ли? Умеренны ли в своих желаниях? – вновь обратился он к народу.
– Конечно, пророк! – отвечала ему толпа.
– Так забудьте же. Будьте скорыми на суд, будьте свирепыми как пустынная кобра, будьте жестокими и ненасытными! Любите себя лишь и еду свою!
– Но как же? – и народ и священник вопрошали вместе, но пророк продолжал.
– Ищите ли вы правды? Дураки! В истине нет добра вам на этой земле, лишь боль и страдание! Лишь голод и неурожай истина приносит! Обмани же ближнего своего, смешай с грязью доброе имя брата своего, наговори на отца своего, лишь бы монету и хлеб себе достать! Милосердны вы, горожане! Да порок это! Безжалостными вас хочу я увидеть! Омойте руки свои кровью соседей ваших, что хлеб имеют и вам не дают, вы же сильны и велики! Вырвете свои чистые сердца и вставьте сердца земли этой, что жаждет мести и ножа в спину! Возжелайте же войны как хлеба, и хлеб никогда не переведется у вас! А если кто обидит вас, кто ударит, то ударьте его взамен, и сломайте конечность ту, что ударила вас! И если глаза ваши взглянут на мир и скажут вам: то плохо и то нехорошо, то да восславьте глаза свои, ибо нет в мире блага! И если руки ваши убьют брата вашего и скажут вам: зло творишь, то восславьте руки свои, ибо зло есть человеку второе имя! И если будете такими, то никогда у вас хлеб не переведется, никогда ваша слава мир не покинет, никогда счастливыми быть не перестанете, никогда…

  Голос его умеренный заглушила толпа, кричащая и орущая от вожделения воплотить уроки своего пророка. Одни побежали громить дома должников своих, другие начали бить бедняков, приговаривая, что те заплатить бы должны за кушанья. Третьи побежали убивать отцов своих, дабы забрать свое наследство, четвертые брали в руки свои чужой хлеб с прилавков, пятые просто дрались, не зная зачем; все кричали, орали, бранились и наслаждались силой своей. Женщины старые забрались под прилавки, визжа и охая, а из молодых и красивых не было ни одной, что не была жестоко изнасилована в тот день. Лишь бедный священник бегал от одного человека к другому и Именем Господним просил образумиться, не слушать дурных речей этого лжеца и пророка чертей, просил в слезах устыдиться себя и деяний своих.
– А сильней всего должно вам ненавидеть, славный люд Омброзы, этого предателя и искусителя вашего, которого мы священником называем! – крикнул пророк так сильно, как позволяли ему легкие. Толпу не нужно было долго упрашивать, в ту же секунду пять или шесть человек накинулись на священника и заколотили его до смерти.

  Пророк стоял на вершине лестницы и пил из кувшина святую воду. После он вошел в храм и посмотрел на одну из икон, что была криво нарисована плохой в художествах рукой священника. Христос огромными глазами своими смотрел на пророка без единой эмоции, без порицания или гнева, без радости и без сожаления. Пророк огляделся, как бы в нерешительности, понимая, что скоро люди пойдут громить храм. Вокруг было чисто убрано, стояли свечи, лежали тексты, свитки и книги. В самом темном и маленьком углу стояла бедная, но опрятная постель – скорее всего постель мертвого священника. Пророк перекрестился, вновь опустил голову, вышел из храма и ушел из Омброзы.

  Боги приходят, если их позвать. Посылают людей своих для помощи. Нужно лишь верить в эту помощь, и она придёт. Даже если святой пророк опоздал и на месте Омброзы остались лишь обугленные руины.