История, которая не могла случиться

Персонажи и их имена вымышлены.
Совпадения с реальными лицами и событиями случайны.

Мы не рекомендуем читать этот текст лицам, моложе 16 лет
и людям с высокой нравственностью.



Рассказ

ИСТОРИЯ, КОТОРАЯ НЕ МОГЛА СЛУЧИТЬСЯ




Мне опять снится этот сон. Меня опять призвали в армию.
- Но ведь я уже отслужил, вы не можете забрать меня второй раз, – пытаюсь кричать, но издаю только хрипы. Я как рыба открываю немой рот, меня никто не слышит.
Нет, я не боюсь армии, я там уже был, я знаю, как там все организовано и не буду больше молодым солдатом, со всем отсюда вытекающим. Но я давно уже вернулся оттуда и устроен в этой жизни, мне не хочется опять терять из нее два года.
От незаконного призыва меня спасает звонок.  Я просыпаюсь. Это звонок в дверь и он мне не нравится. Длинный такой, требовательный, настойчивый. Так звонят те, кто чувствует за собой право или силу. Менты например. С такими звонками, в дом, как правило, приходят проблемы, иногда это просто неприятное общение, а иногда и серьезный геморрой. Лучше бы меня забрали в армию. Там будит истошный крик дневального: «Рота подъёооом!», но никакой опасности он не несет, а наоборот ещё на один день приближает тебя к дембелю.
Не открою, - принимаю гвардейское решение. Никого не жду. Никто мне сейчас не нужен.
Но дверь открывают без меня. Соседка! В четырехкомнатной сталинской коммуналке у меня одна комната, самая большая и с балконом, а у нее две. К этим комнатам она ещё имеет мужа и дочь. Четвертая всегда закрыта, там есть хозяин, но я его никогда не видел. А её вижу постоянно. Ну не так уж, что бы очень. Для этого нужно, что бы совпало несколько моментов. Что бы я не был в рейсе, трезвый и пришел домой не позже одиннадцати вечера. А эти совпадения бывают не так уж часто. Но уж если происходят, она всегда пробегает мимо меня по коридору. Случайно конечно.
 За дверью чего-то бубнят. Бу-бу-бу…бу-бу-бу… и стук в дверь. Торжественный и радостный. Не знаю как, но я чувствую по этому стуку, какое радостное возбуждение она сейчас испытывает.
- Лёша, это к тебе! Из домового комитета!
Вот это да! Швондер с товарищами пришел! А зачем? Уплотнять меня некуда, всего одна комната. Мне уже интересно. Натягиваю трусы, больше ничего, порадую ещё своим видом соседку, сегодня явно её день, выхожу в коридор.
У дверей стоит дедок лет за семьдесят, седой, с бородкой, в руке дермантиновая папочка. Не Швондер. Скорее Михаил Иванович Калинин. Всесоюзный староста.
Я таких активистов-пенсионеров с начальных классов школы помню. Их обычно по всяким торжественным случаям водят к пионерам, перед которыми они, закидывая в восторге к потолку глаза и брызжа слюной, начинают эпический рассказ «Я видел Ленина…». И все они почему-то видели его на броневичке, толкающим речь. И кепочку он в руке всегда держал, и рука - вперед к коммунизму. Не один пытливый детский ум задавался вопросом: он вообще-то когда-нибудь слезал с него? Сопоставив многочисленные свидетельства заслуженных ветеранов, получалось, что нет! Но задавать идеологически невыдержанные вопросы этим старичкам было нельзя. При всём своём безобидном виде, эти активисты были беспощадны к врагам социалистической родины, уничтожая их своим стуком. Это знал и чувствовал каждый пионер.
- Вам повестка, – скрипит свидетель великой эпохи, протягивая мне клочок бумаги, – распишитесь.
- В армию? – озадачен я, вспоминая сон.
- Почему в армию? – теперь озадачен он и торжественно добавляет, – в товарищеский суд!
- Зачем в суд? – моя очередь быть идиотом.
- За аморальное поведение! Заявление от соседей поступило! – слышу, как за спиной хлопнула, закрываясь, соседская дверь.
- А посмотреть можно?
- Что посмотреть?
- Что поступило!
Активист-домкомовец достает из дермантина лист бумаги и подает мне. Читаю. Ну, кто бы сомневался! Опять соседка! Я, аморальный и разложившийся, устраиваю оргии, привожу по две, а иногда и по три сразу, и всегда разных, и стонут они громко, и кровать об стенку стучит и т.д. и т.п. ...
Ну, в общем, содом и гоморра въехали в этот дом вместе со мной и с тех пор мешают ей полноценно жить, а по ночам отдыхать и набираться сил для свершения новых трудовых подвигов во славу родины. Её обида мне понятна. Она и сама бы не прочь, но я игнорирую её коридорные пробежки мимо меня. Размер не мой! Ну как тут не обратиться к общественности, когда за стеной проносится, визжа и охая, несбывшаяся мечта всей жизни, а её туда не пускают, и всё что ей остаётся, это тереть ухо об эту стену.
- Адрес и время в повестке, ждем Вас! – в заключении объявляет активист. Отдаю обратно в дермантиновую папку соседскую кляузу, получаю взамен под роспись приглашение на домкомовский шабаш и закрываю входную дверь за уходящим общественником.

Вернувшись в комнату рву смешную бумажку, никуда идти я не собираюсь. Сейчас, в конце восьмидесятых, это уже не работает и не может никому отравить жизнь. Весь этот маразм, еще скрипя, движется по инерции в нашей жизни, но уже не страшен, из когда-то эффективного звена управленческой цепи, с Горбачевской перестройкой он превратился в посмешище.
Сажусь на диван, пытаясь сообразить, что на сегодня было в моих планах. Ну конечно же! Я сегодня покупаю машину! Я вчера это решил! Это было принципиальное и очень твердое решение! После третьего стакана, у конкретных пацанов других решений и не бывает. А вчера я был конкретным пацаном, пока помнил себя. Потом наверное тоже был, но не помню. У Женьки при встрече спрошу, если он сам помнит.
Это с ним я вчера бухал, обмывая его новую «шестерку». Наконец-то ему родители купили достойную машину, а то после возвращения из армии ему вручили «запорожец», на котором он как лох ездил до вчерашнего дня. Я не лох, передвигаюсь на общественном транспорте, у меня родители не могут купить сыну даже «запорожец».
Я уже научился сам зарабатывать нормальные деньги, но они у меня не задерживаются, да и для того, что бы купить машину в нашей стране, недостаточно их просто иметь. У нас вообще ничего нельзя просто так купить, а уж машину тем более. В стране развитого социализма всё «достают», это тоже знает каждый пионер. А я уже не пионер, я даже знаю порядок приобретения машины. Это сложный процесс, и начинается он с многолетней очереди по месту работы, на которую тебя поставят, если решат, что ты достоин этого. Решают такие же деятели, как тот, что только что приносил мне повестку. Их везде много.
Они не пашут, не сеят, не строят,
они гордятся общественным строем.
Пашем мы! А они решают, как нам жить, о чем думать, с кем спать.

Этими знаниями я и делился вчера с Женькой, когда он выдвинул смелую гипотезу о возможности покупки машины и мной.
- А ты пойди и купи! – настаивал он.
- Как купить то? Кто просто так продаст? – наивно интересовался я.
- Продавец! – уверен Женька. С такой убийственной логикой не могу спорить. Чувствую, нужны дополнительные аргументы.
- Наливай!
- Просто, приди к их нему директору и скажи, что тоже хочешь! – учит меня Женька, разливая по стаканам водку.
- А чего именно я хочу, сказать?
- Не обязательно! Он сам догадается!

Женька ДРУГ! К нему единственному можно придти с любой своей проблемой, и он не сделает вид, что его это не касается. Она тут же станет и его проблемой тоже. Он будет участвовать в её разрешении всем, чем может, пусть даже и глупыми советами. А ещё к нему можно придти домой в любое время суток и нажраться с ним до восторга, по любому поводу и без повода. Он единственный, кто женившись, не ушел в тоскливую размеренную семейную жизнь под диктат и опеку жены, забыв о своем прежнем свободном мире.
Женька пришел в нашу школу в шестом классе. Первого сентября я заявился к третьему уроку. Входя в спортзал на урок физкультуры, вскидываю руку, в ответ на приветственный гул одноклассников. Ко мне подлетает дружбан Гога. Вообще то он Гена, но мне не нравится это имя, поэтому он уже шестой год для всех - Гога.
- У нас новенький! – сообщает он, – пойдем его бить!
- Пойдем, - соглашаюсь я даже не раздумывая. Действительно, нормальное такое предложение, чего тут думать!
Гога ведет меня в дальний угол зала, где в одиночестве стоит белобрысый смешной мальчишка. Толчок в грудь и тот летит на пол. Гога, выскакивая из-за моей спины, подлетает его добивать, но я хватаю его за талию и отшвыриваю в сторону. Мне уже не хочется никого бить, даже в порядке знакомства. Протягиваю руку лежащему, охреневшему от происходящего парню, тяну на себя, помогая подняться.
- Лёша, – представляюсь я.
- Пошел ты на х**, мудак! – получаю от него в ответ.
С тех пор Женька ДРУГ!

- Не обязательно! Он сам догадается! – уверенно говорит Женька, ставя под стол вторую опустошенную за сегодняшний вечер бутылку.
Потом была и третья. У него всегда была дома водка и когда кончалась принесенная, не возникало ощущения, что жизнь остановилась. Доставалась новая, окончательно откладывая на долгое время нашу встречу с собственным разумом. И всё это время меня убеждали в том, что я должен пойти и купить. Я уже не всегда помнил, что я должен купить и уточнял у Женьки. Он смотрел на меня, вспоминая.
- Да машину должен купить! – подсказывала из-за дверей Галька-жена – Машину! Мальчики, потише покупайте, Лёшку разбудите.
Лёшка – это младший сын Женьки. Первой была дочь. Поэтому названа случайным именем – Татьяна. А второй – сын, и имя это, я думаю, не с ветру надуло. Я тихо горжусь этим.
Что дальше, не помню. Не помню, как прощались, не помню, как доехал до дома. Помню только, что должен! Должен пойти и КУПИТЬ!!!

Через полтора часа я выхожу из автобуса в Красном Селе. Здесь, на окраине города, при станции технического обслуживания автомобилей – магазин. Вернее назвать его было бы – распределитель. Никто, зайдя просто так с улицы, не смог бы купить себе здесь машину. Машины распределялись. К твоим деньгам ты должен был иметь нужные бумажки.
Захожу внутрь, в круглом зале пусто. Только у дверей в соседнее помещение, под табличкой «Директор», робко трутся два пожилых человека, похоже, муж с женой, да за стеклянной перегородкой напротив сидит тётка в синем халате и обесцвеченными перекисью волосами. За крашенными морковными губами блестит золотая челюсть.
Проницательно определяю, что именно с неё надо начинать штурм заведения, подхожу к ней.
- Как зовут нашего директора? – тоном,  не оставляющим, как мне кажется, никаких сомнений, что я имею право быть допущенным к важному телу, спрашиваю хозяйку зала.
Тётка медленно поднимает на меня бесцветные глаза и ухмыляется. Она в торговле зубы стёрла и на золотые поменяла, такие караси как я, её не могут обмануть. Она точно определяет, что ни ксивы жирной, ни высокого покровительства у меня в кармане нет, мордой, да и возрастом не вышел, повадки не те, понты тут перед ней колочу дешёвые.
Торгаши, секретарши, вахтеры всегда считывают с твоих глаз, или немой испуганный вопрос: «пустит, не пустит?», или  повелительное: «Ну что застыл, быстро дверь передо мной открыл!», и никогда не ошибаются.
- НАШЕГО директора зовут Николай Иванович, – презрительно давят золотые зубы, - дверь напротив.
Я позорно разоблачён, но мне повезло, в её обязанности сегодня не входит никого не пускать. Сегодня приемный день! Лишь презрительная ухмылка и подчёркнутое «НАШЕГО», говорят мне о том, ЧТО я есть в этой жизни. Она медленно опускает глаза, я ей больше неинтересен. «Ну спасибо хоть, что пустила, вставь себе в рот второй ряд золотого железа!» - про себя благодарно желаю я ей и отхожу к дверям напротив.
- Мы первые, - настороженно сообщает мне человек у дверей.
- Да, да, - вцепившись в его локоть, подтверждает жена.
Они недоверчиво и с опаской смотрят на меня, как будто подозревая, что я пришел сюда отобрать у них талончик, подтверждающей их право на покупку машины, цинично и подло растоптать выстраданную мечту. Они до сих пор не верят, что счастье так близко и весь их жизненный опыт интеллигентов подсказывает им, как призрачны бывают надежды в нашей стране.
- Я за Вами, - великодушен я.
Тут же открывается дверь и из-за неё вываливается круглолицый и краснощекий дядька. Глаза сияют, губы дрожат. Да весь он вибрирует  и трясется! Кажется, если бы тут никого не было, этот зал огласил бы победный вопль такой силы, что в Пентагоне с испугу нажали бы на ядерную педальку. Но мы своим присутствием спасаем мир от катастрофы и дядька, трясясь в экстазе, катится на выход.
- Можно? – кланяясь в открытую дверь, спрашивают интеллигенты, и получив соизволение заходят, закрывая её за собой.
Я остаюсь один перед массивной, двухстворчатой, дубовой, высотой метра три, дверью. Вот так должны выглядеть врата рая, и только по недоразумению на них приколочена табличка «директор». А должна быть: «БОГ». За этой дверью сидит существо, во власти которого осчастливить или обездолить любого из нас. Даже секретарю Райкома КПСС не зазорно вползать в эту дверь, настолько значительно тело хозяина кабинета за ней.
Где херувимы и серафимы?
Штатным расписанием не предусмотрены?
Может они отгул на сегодня взяли?

Испытывать долго благоговейный трепет перед вратами рая мне не дали. Интеллигенты управились довольно быстро. Они уже спокойно улыбаются, выходя из дверей. Видно, что документы успешно приняты, всё в порядке, они уже на финишной прямой в многолетнем забеге за мечтой. Я почему-то рад за них. Они мне почему-то симпатичны.
Ну, теперь моя очередь получить свой кусок счастья. Его правда там для меня не выделено, фонды на меня не предусмотрены, разнарядки на меня нет. Я это знаю, но Женька вчера был так убедителен. Особенно блистал он красноречием между третьими и шестым стаканом. Сейчас я ему верю так же, как и много лет назад, когда входя в дверь кабинета директора школы он сказал мне: «Я тебя не сдам!». И не сдал. Он нудно убеждал и убеждал директора, завуча, классную, вызванных родителей, что один скинул учебный скелет из окна класса биологии на школьную секретаршу. Идея была моя, а засветился он. Я успел нырнуть под подоконник, а он нет. Любопытство подвело. Результат научного эксперимента хотел увидеть. И хотя все знали, что я должен был быть рядом, не могло быть иначе, мы всегда были вместе, - не сдал. Нельзя было мне в этот раз объявляться, слишком мало времени прошло с пришедшей в школу бумаги, где докладывалось, как я был разоблачен и схвачен нарядом милиции за приставание к иностранцам у Гостиного двора. Тогда я его не сдал. Он сумел вырваться от зазевавшегося мента и сиганул в проходной двор, когда нас вели в 27-е отделение на переулке Крылова. Тогда я с мордой-лопатой убеждал всех, что не знаю я того чувака, не видел никогда ранее за всю мою сознательную жизнь.

В кабинете, ничуть не уступающем по своим размерам торговому залу, надо пройти метров десять по красной ковровой дорожке, прежде чем ты упираешься в стол огромных размеров, стоящий на постаменте. Здесь вообще всё монументально и величественно, начиная от двери и кончая образом, восседающим за этим столом. Что бы лицезреть этот образ, надо задирать голову вверх, и ты телом и душой чувствуешь и понимаешь свою ничтожность и величие того, кто восседает вверху напротив.
- Здравствуйте, Николай Иванович! – громко и радостно приветствую божество, подходя к столу. Пока я шёл от дверей, холодные рыбьи глаза внимательно оценивающе следили за мной. Услышав своё имя, глаза дёргаются в интересе, имени-то на дверной табличке нет. В ответ на моё приветствие короткий кивок головы.
- Я машину хочу купить, - простодушно заявляю я, продолжая улыбаться.
- Документы, – краткий лаконичный ответ.
- У меня нет! – моя улыбка ещё шире.
- Молодой человек! Существует определенный порядок приобретения автомобиля, - спокойно и монотонно изрекает божество, - подойдите в торговом зале к Наталье Петровне, она Вам объяснит его. До свидания!
Да, как же, объяснит! Видели, знаем! Её железнозубый рот не для того, что бы объяснять, а для того, что бы кусать меня, рвать на части, сплевывая окровавленные останки под прилавок. Странно, что у неё вообще есть имя, а не просто инвентарный номер.
Я молча стою, глядя на него глазами отрока Варфоломея, узревшего, богом посланного ангела. Моя блаженная улыбка уже шире его стола.
- Что непонятно?
- Всё понятно!.. Я машину хочу!..
Короткая пауза. Он решает, уничтожить меня ему самому, метнув в мой радостно открытый рот стрелу огненную, или кликнуть золотые зубы и наблюдать, как они выгрызут моё сердце, печень и легкие, вырвут из моего тела член и прибьют его на дверь, в назидание всем сюда входящим.
- У меня деньги есть, - доверительно сообщаю я ему.
Он смеётся. В этом смехе: Мальчик, да что ты знаешь о деньгах! Что ты вообще называешь деньгами! Ты вообще видел деньги? Не деньги, а ДЕНЬГИ! Настоящие ДЕНЬГИ!
Я начинаю ему нравиться своей непосредственной наивностью, он смилостивившись над убогим, пускается сам объяснять мне этот священный порядок приобретения. Он говорит долго, монотонно повторяя давно уже привычный ему текст.
- Понятно? – заключает он.
- Понятно, - подтверждаю я. - А машину можно купить?
Опять пауза. Он задумчиво смотрит на меня. Может он видит во мне сейчас себя молодого, когда-то много лет назад, приехавшего  из деревни в этот огромный город поступать в институт, такого же наивного и ещё верившего в людей пацана? А может просто решает, не вручить ли этому пройдохе приз за наглость, в виде разрешения на эту покупку?
- Какую хоть машину хочешь? – переходит он на ты.
- Шестьдесят третью.
Это самая простая ВАЗовская модель. Это не шестьдесят первая, с более мощным двигателем, а уж тем более не блатная восьмерка. Я не наглею, не перехожу за грань дозволенного.
- Приходи в субботу, покупай машину, пожалуйста! – выносит он своё решение.
- В субботу? – я еще не верю в успех.
- В субботу, к десяти утра, - подтверждает он, - девять четыреста стоимость машины, рублей пятьсот с собой на всякий случай сверху. Оформление, регистрация, мало ли что еще. Подойдешь прямо ко мне, я тебе скажу, что дальше делать.
- Спасибо! – искренне благодарю я его, пятясь к дверям, - спасибо, Николай Иванович!
- Паспорт не забудь, - вдогонку улыбается он мне.

- До свидания, Наталья Петровна! – проходя, киваю головой в сторону синего халата.
Морковный рот раскрывается в удивлении, ослепляя меня золотым блеском зубов. На меня уже смотрят по-другому. Уж больно много уделили мне времени в высоком кабинете. Я уже не напоминаю ей вертлявого пацана, пытающего прошмыгнуть в валютный бар. На меня уже смотрят ласковые глаза проворовавшегося товароведа на нагрянувшего в подсобку ОБХССника***.

         ***Для тех, кто не знает:
ОБХСС – Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности.
Подразделение Министерства Внутренних Дел СССР.

Но мне уже не до неё. Я выхожу на улицу.
Солнце!!!
Это такое редкое явление для этого города! Ещё с утра его не было, а сейчас, прямо сейчас, солнце с чистого голубого неба светит напропалую. Оно светит для меня, я это точно знаю. Оно греет весенним теплом меня, такого фартового классного пацана!
Жизнь удалась!

Уже минут двадцать я трясусь в автобусе на заднем сиденье. Сто сорок пятый маршрут. Красное Село – метро проспект Ветеранов. Там, в метро до Автово, потом пять минут пешком до дома. Жёлтый Икарус везёт меня домой. Скоро я забуду про автобусы. Через три дня я куплю новую машину!
А НА ЧТО Я ЕЁ КУПЛЮ?
Странно! Этот вопрос я задаю себе в первый раз! Как-то, ни вчера, слушая пьяное «Пойди и купи!», ни сегодня, выходя из дома с пятнадцатью копейками в кармане, ни даже, когда я лопотал в магазине сорок минут назад: «У меня деньги есть», он у меня не возникал. Действительно, с чего ему возникнуть то? Пустяк дело! Какие то десять тысяч рублей при нашей средней месячной зарплате в сто восемьдесят.
Ну дома у меня стоит в коробке, привезённый двухкассетный магнитофон. Я его должен был сегодня пихнуть барыге за триста рублей, на которые собирался дожить оставшуюся неделю до отхода в рейс. Ну рублей за пятьсот можно быстро скинуть видак. И всё! Триста плюс пятьсот – восемьсот! Осталось каких то девять тысяч двести! За три дня! Это нереально! Я конечно фартовый пацан, но не настолько!
А счастье было так близко!
О чем я думал? А я не думал, я слушал Женьку! Это он меня увлек, очаровал, заворожил ослепительной мечтой. Это он, коварный искуситель, поднял меня на вершину блаженства и скинул в бездну отчаяния и безнадеги. Я не поеду домой. Я поеду к нему! Пусть посмотрит теперь мне в глаза! Пусть теперь скажет «Пойди, купи!». А я ему так верил! Вчера! Сегодня я знаю, как люди теряют веру в человечество!

- Даааа… - озадаченно тянет Женька, - чего действительно так и сказал: «приходи, покупай»?
- Так и сказал.
- Да я был уверен, что тебя на хрен пошлют. Такого не бывает!
- А вот случилось! Я способный!
- Слушай, а давай продадим кому-нибудь право на покупку. Рублей за пятьсот! Я найду клиента!
Вот барыга! Мечту мою уже продаёт! Ну ничего святого у человека нет!
Он всегда был бизнесменом! Как-то в школе он предложил не выкидывать обертки от жевательных резинок, обмененных на значки у иностранцев, а вкладывать туда нарезанный картон и с велосипеда продавать. Пока клиент разворачивает, ты уже далеко и недосягаем до руки правосудия. Тогда жевательная резинка не то, что была дефицитом, её вообще не было ни в каких магазинах. Я на нашем предприятии был ответственным за производство, он за реализацию. Дело шло успешно, пока мой компаньон как-то не вернулся с выездной торговли с красивым фингалом под глазом. Контрагент по сделке бегать умел быстрее, чем Женька крутить педали. Ошибка в маркетинге вышла. Рука правосудия все-таки настигла юного коммерсанта. После этого на совещании акционеров, было принято решение о приостановке деятельности компании.

Видя по моим возмущённым глазам реакцию на своё коммерческое предложение, он без сожаления отбрасывает его.
- У родителей тысяч пять на книжке есть, я поговорю с ними. Тебе они дадут. На год – полтора, в долг.
- А ещё пять где взять? – задумчиво тяну я.
- У нас с Галькой триста, остаётся четыре семьсот. Давай, шевелись, время есть, ещё не всё потеряно!
В тёмной бездне, куда я недавно свалился, замаячил свет слабой надежды!

- Здорово, Беда! – приветствую я парня, открывшего мне дверь.
На самом деле его Владимиром зовут. У него бегающие глаза, говорит быстро, скороговоркой, почти каждое предложение заканчивается словом: «беда!». Отсюда и погоняло такое.
- Лёха, привет! Я думал ты в рейс ушёл! А я тут … – сходу  начинает тараторить он, а я, скидывая куртку и проходя в комнату, слушаю и жду момента вставить в этот бесконечный поток, хоть какое то слово. Это всегда трудно сделать, обычно я отключаюсь от него, но не сегодня!
Сегодня у меня святая цель! Сегодня я должен вытащить из него все деньги, которые у него есть! Сегодня они мне нужней, чем ему! Сегодня я предупредителен и внимателен, как никогда.
Он замечает моё необычное поведение и останавливается сам, обрывая себя на полуслове.
- А ты чего хотел-то? – настороженно спрашивает он.
Я рассказываю ему всё, что произошло за два дня.
- Ну, - опять застрочил он, - у меня две тысячи на сберкнижке есть, там проценты капают, я их снимать не собирался…
Я снова слушаю нескончаемую тираду.
- …вот, беда! – наконец то справляется он со словесным поносом.
- Я тебе через полгода отдам, проценты  сберовские оплачу, - обещаю я, воспользовавшись паузой.
- Да дело не в этом, я знаю, что отдашь, просто лажа какая то получается, ну а где ты остальные то восемь тысяч найдешь?  Это же … - опять включает речевой аппарат Беда.
Полчаса он подвергал критике мою затею, на удивление аргументировано разнёс все мои доводы, не оставив от них ничего. Я даже не обижаюсь на него. Он прав. Я и сам бы при таких раскладах не дал.
Потерпев фиаско, прощаюсь с ним в дверях и сбегаю по лестнице, слыша за спиной вдогонку его речитатив. Беду опять несёт!

До конца дня успеваю продать магнитофон. Борис Моисеевич, старый еврей, директор продовольственного магазина на проспекте Стачек, давно просил меня привезти ему заморскую чудо-технику. Двухкассетный японский, купленный у маклаков*** в Роттердаме, «Panasonic» я оценил в триста рублей.

         ***Для тех, кто не знает:
Маклаки –  На слэнге моряков - советские эмигранты, держатели небольших магазинов, торгующие ширпотребом в портовых европейских городах.

Полчаса он тихим вкрадчивым голосом двигал меня на пятьдесят рублей. Я возмущенно отвергал его притязания. Цена была назначена справедливая, рыночная, никаких оснований её скидывать я не видел.
- Лёша, ну ты пойми, я и в ценах то на эту технику не разбираюсь. Зарядил бы ты пятьсот, да скинул бы полтинник, я бы отдал и чувствовал себя в выигрыше, а так отдаю меньше, но не подвинул тебя и спать спокойно сегодня не буду, чувство такое, будто кинули меня! – молит меня старый торгаш. В его глазах отражается мука всего еврейского народа, гонимого злосчастной судьбой многие столетия.
Вот я лох! Как многому мне ещё надо научиться в этой жизни!
Надо было больше заряжать и благородно двигаться. А теперь я чувствую себя Адольфом Эйхманом, ответственным за организацию геноцида евреев, веду на нравственный эшафот милейшего Бориса Моисеевича, причиняя ему непереносимые душевные страдания! Нет мне прощения, и придет час возмездия, меня покарает МОССАД***, но я уже ничего не могу отыграть назад. Я скорее пейсы отращу и обрезание сам себе зубами сделаю, чем подвинусь сегодня хотя бы на рубль! У МЕНЯ МЕЧТА ПОД УГРОЗОЙ!

***Для тех, кто не знает:
«МОССАД» — политическая разведка Израиля, по своему назначению и функциям сравнимая с ЦРУ. Известна многими успешными операциями, проведенными по всему миру, против военных преступников.

Наконец Борис Моисеевич сдается, отсчитывает мне тридцать красных замусоленных «червонцев», не сводя с меня укоризненного взгляда. Я, чувствуя себя грабителем с большой дороги, весь в муках стыда откланиваюсь, и ухожу.
Прости меня, иудейский бог Яхве!
Прости меня, если можешь, Борис Моисеевич! Клянусь в следующий раз зарядить тебе цену втридорога, что бы  сохранить твоё душевное спокойствие!

Выйдя на улицу, вскидываю руку, ловя такси. У меня снова на кармане какие-никакие деньги, и у меня есть всего час времени, что бы успеть попасть туда, куда мне надо. Куда меня зовет и гонит мой основной инстинкт. Через час, ровно в двадцать три часа закроется граница.
Нет в мире границ, охраняемых надёжнее, чем эти. Часовые этих границ стоят на страже нравственности и морали советского человека. И нет в мире часовых, более бдительных и неприступных. Вахтёров советских женских общежитий!
- В Купчино поедешь? – спрашиваю я, тормознувшего таксиста.
- Сколько? – интересуется тот.
- Трёха, - объявляю я цену, готовую заплатить.
- Садись! – соглашается с ней извозчик.
Я сажусь на переднее сидение и называю адрес. Едем резво, нигде не останавливаясь. Вечером на городских дорогах пусто. Грузовой транспорт уже отработал и ушёл, а частного так мало, что можно выйти на середину дороги, лечь там спать до утра и быть спокойным за свою безопасность.
Мы успеваем, двери ещё не заперты. Я забегаю в холл общежития.
- Здрасть, баба Маша, - не сбавляя хода, приветливо машу рукой вахтёрше, изображая всем видом давно знакомого ей человека.
Все вахтёры в общагах: или бабы Маши, или тёти Вали. Первые постарше, вторые моложе. Я всегда выбираю вариант обращения в зависимости от возраста и редко ошибаюсь. Сегодня как раз тот самый редкий случай.
- Ты кто такой? – взвизгнула Небабамаша, выскакивая из-за фанерной перегородки. - Куда прёшься?
Вот это голос! Её бы вывезти на Кронштадтский форт, да посадить на башню сиреной петь! Балтийский военно-морской флот стране был бы без надобности.
- Сейчас милицию вызову! - слышу я трубный вой сирены, взбегая по лестнице.
Вызывай! Поздно орать! Здесь меня уже никому не отдадут! Здесь меня ждут и всегда рады! Причем на каждом этаже!

Утро будит меня запахом кофе. Не меняя положения тела, открываю глаза. У стола, в противоположном углу комнаты, спиной ко мне стоит Ольга. Совершенно голая. Нарезает чего-то, сооружая бутерброды. Меня собираются кормить. Я ночью заслужил, что бы утром меня накормили.
Ольга красивая. Пожалуй, самая красивая из всех, кого я сегодня люблю. А любить я готов многих. Здоровая потенция молодого организма заменяет мне банальную мораль. Это потом, если мне повезёт, и я доживу до возраста, когда она по естественным причинам упадёт, я подниму мораль. Чем меньше потенции, тем больше морали – известный факт. А пока нет! Пока мой нравственный облик меня не беспокоит.
Она совсем молодая, младше меня на четыре года. И очень красивая! Но глупая! Она мечтает выйти за меня замуж!
Сажусь, скидывая ноги с постели. Ольга оборачивается на скрип кровати и улыбается мне. Счастливо и искренне. Я точно заслужил хороший завтрак!
- Сейчас я тебя покормлю, - радостно говорит она.
- Угу, - мычу я в ответ, протирая глаза.
Пока она разливает кофе по чашкам, я одеваюсь и сажусь за стол. Она, накинув халат, пристраивается напротив.
- Я на работу позвонила, - сообщает мне Ольга, - сказала, что задержусь, но надо уже идти, а ты оставайся. Не против?
- Не против, если Ромку приведешь! – нагло заявляю я.
Ромка – это Ира Румянцева из соседней комнаты. Все зовут её Рома. Она совсем малолетка, ещё и восемнадцати наверное нет, во всяком случае выглядит моложе. И тоже красивая. Она недавно прибыла в Ленинград из далёкой-далёкой глухой деревни и ещё посматривает на меня, наглого и самоуверенного, с опаской.
- Обойдёшься, - решительно заявляет Ольга, - не приведу. Да она меня и не послушает.
Ну и не надо! Я знаю, кто рано или поздно приведет мне Ромку. Вика! Она не такая красивая, как эти две, зато самая умная. Её тут все слушаются. Абсолютно все!
У меня с Викой не просто трах-перетрах, любовь-морковь. У меня к ней ко всему прочему коммерческий интерес. Когда-то я привёз из Панамы коробку губной помады. Больше тысячи штук. Я рассчитывал выгодно реализовать её, но не разбираясь в косметике не учел, что вся коробка одного цвета, причем самого неходового. К тому же помада оказалась просроченной. Я уже горестно подсчитывал убытки, когда Вика забрала её у меня со словами «Через три дня получишь деньги», даже не спросив о сумме. Через три дня она отсчитала мне больше, чем то, на что я рассчитывал изначально, умудрившись при этом заработать сама. С тех пор у нас с ней особые отношения.
Так что Ромочка, извини! Всё уже решено! И ты Оля, тоже извини! И все тринадцать этажей!
Если бы я жил лет восемьсот назад благородным рыцарем, на моём щиту красовался бы девиз: «Ни одной девственной дырки».
- Ну ладно, нет, так нет, - покладисто соглашаюсь я, - не могу я, Оля,  остаться сегодня. У меня в ближайшие три дня дел много. Мне надо подвиг совершить. Каждый день по подвигу, а на конце приз герою вручают.
- Какой?
- Получу, увидишь!
- А справишься? – сомневается она во мне.
- Геракл двенадцать совершил, я чем хуже?
- Ты не Геракл, ты Сатир! – вздыхает Оля.

Я ухожу раньше. Я спешу. Меня труба зовёт на подвиг и я не могу ждать, пока Оля оденется да навачкает косметикой красивое лицо. Мы же, благородные рыцари, можем даже не мыться по утрам.
Стою на этаже в ожидании лифта. Выходить - не входить, можно не дёргаться и спокойно спуститься, вахтёрша уже не представляет проблемы.
Сзади кто-то тихо подходит, прижимается грудью к спине, закрывая ладонями глаза. Тихо, губами прямо в ухо, напевает:

Не уходи, побудь со мною,
Пылает страсть в моей груди.
Восторг любви нас ждет с тобою,
Не уходи, не уходи!

Дашка!  Кто же ещё так может!
А чего она делает на восьмом этаже? Она же с пятого! А что я ей скажу, чего я тут делаю?
- Дашааа! – тяну я, изображая нежность.
- Не юродствуй Лёшенька! Я тебя уже не жду! Я уже давно про тебя всё знаю, - тихо шепчет узревшая истину мне в затылок.
- А кто ещё знает?
- Да на тебя тут ставки денежные принимают, к кому ты сегодня пойдёшь! – смеётся Даша, освобождая мне глаза и разворачивая к себе.
- И Ольга? – окончательно разоблачаюсь я.
- Догадывается, - кивает она, - но вида не покажет. У неё на тебя планы. Она уже матери домой письмо написала, что замуж выходит.
То, что не надо сочинять для Дашки, как я тут приблудился, это хорошо. То, что совсем не ждет, сомневаюсь, как-нибудь проверю экспериментальным путём! А вот что Оля уже мужа во мне разглядела, это совсем нехорошо! Это очень нехорошо, категорически нехорошо, и мой святой долг это заблуждение исправить.
Наверное, я в следующем рейсе выпаду за борт, меня съедят акулы, и всё что от меня останется, это тапочки, вынутые из желудка рыбы-людоеда ирландскими рыбаками. Пусть на стенку прибьёт на память. Вот так! Вполне вроде правдоподобно.
- Даша я погнал, спешу, в министерство срочно вызвали,- прощаюсь я, заходя в лифт, - поставь в следующем розыгрыше, что я к ТЕБЕ приду, джекпот сорвёшь, - обещаю я ей.

Весь день, я, как маневровый паровозик, перемещался по городу в разных направлениях. Сегодня пришло время увидеть дорогих моему сердцу людей. Меня вдруг охватила непреодолимая жажда встретиться со всеми друзьями, знакомыми и просто близкими мне людьми, в разлуке с которыми я вдруг ощутил острую тоску. Ну положим не по всем, а только по тем, у кого согласно моим прикидкам, могли быть приличные денежные заначки.
И везде, итогом содержательных и прочувственных встреч, был один и тот же результат. Мне были рады, со мной подолгу и охотно разговаривали, но история моя вызывала сомнение в их расчетливом благоразумном сознании. У всех в конечном итоге возникал вопрос:
- Ну хорошо, дам я тебе (называлась сумма, которую в теории мог дать  мне мой визави), а остальное? Сколько у тебя своих денег? Сколько ты уже занял?
НИСКОЛЬКО!
Я был честен. Своих денег нет, мой образ жизни не располагает к накоплениям богатств! И друзья, и знакомые у меня, все здравомыслящие, а значит и заёмных нет! Оставшаяся требуемая сумма настолько превосходила предполагаемую получить от собеседника, что сразу была видна абсурдность выдачи последней.
Я один за другим получал вежливые обоснованные отказы. Меня любили,  были рады всегда видеть, но в моем бесперспективном мероприятии помочь ничем не могли.
Многие к тому же очень сомневались в правдивости моего описания получения разрешения на покупку. У них это просто не укладывалось в голове. Эта история не могла случиться, потому что не могла случиться никогда! Но даже приняв мой рассказ за истину, и оценив мою прыткость, не верили в дальнейший благополучный исход истории.
К концу дня и во мне эта вера окончательно умерла. Всё закончилось так, как и должно было закончиться. Чудес не бывает! То, чего не может быть, быть не может! Закон жизни суров и неизбежен! Его не обмануть, и каждого, кто попытается это сделать, ждет в итоге горькое, но неизбежное  разочарование.
Красивая жизнь нарисовалась на мгновение передо мной и показав свою задницу унеслась, что бы отдаться кому то другому! Я лузер! Мне надо отбросить  пустые грёзы и признать это! ПОЗОРНЫЙ ЛУЗЕР!
Утоплюсь, застрелюсь, повешусь, женюсь! Нет, последнее пожалуй слишком! Так жестоко кончить свою жизнь я всё-таки не смогу!
Последним в списке людей, о разлуке с которыми я сегодня испытывал неизбывную тоску и печаль, был Андрей. К нему я поехал уже не питая никаких надежд. Просто, что бы отработать вопрос до конца, закрыть его окончательно и не думать потом, что ты мог чего-то сделать и не сделал.

С Андреем мы познакомились в шестнадцать лет на очередной, весёлой и буйной пьянке. Его на неё привёл наш общий друг Юра, с которым они учились в то время в архитектурном техникуме.
Они были совершенными противоположностями друг другу, и что их сблизило, для меня до сих пор остаётся большой загадкой. Юра всегда фонтанировал смелыми оригинальными идеями, которые он требовал от нас тут же воплотить в жизнь. Например, угнать метрополитеновский эскалатор в Турцию, предварительно захватив на нём заложников. Андрей же всегда был спокойным и рассудительным. Даже, если он и участвовал в наших безумных выходках, делал это всегда, как бы наблюдая за нами со стороны.
Поэтому, я даже не сомневался, что уж кому-кому, а ему я точно голову не заморочу. И в общем то не ошибся.
Спокойно улыбаясь, он выслушал грандиозную эпопею последних двух дней жизни великого комбинатора, безоговорочно поверив в наличии высокого дозволения на покупку машины. Работая халдеем*** в ресторане большой интуристовской гостиницы, он и не такие невероятные кульбиты видел.

***Для тех, кто не знает:
Халдей – жаргонное название официанта.

- Да, Алексей, красиво ты  сходил! – С достоинством мастера оценил он мою работу, - будет жалко, если это ничем не закончится.
Раньше, я был для него Лёха, но с тех пор, как он женился, я постепенно превратился в Алексея. Так, и только так, с первого дня знакомства, меня называет его жена Лена. Она такая серьезная, правильная и целеустремлённая, что мне самому всё время хочется обращаться к ней, как школьник к учителю, по имени–отчеству. Со временем они все больше и больше стали походить друг на друга, стирая различия в мыслях, отношении к жизни, манере разговаривать, пока не слились в моём сознании в единое целое. Такие союзы самые крепкие, в них может и не быть особой страсти, но есть спокойная, в чем-то практичная любовь и уважение. Такие союзы не распадаются никогда.
- Слушай, я могу тебе дать полторы штуки. Вчера большой заезд фиников*** был, я хорошо поработал, завтра капусту*** скину, будут деньги, - решает он,- но только если у тебя будет остальная сумма.

***Для тех, кто не знает:
Финик – жаргонное название гражданина Финляндии.
Капуста – на слэнге советских валютчиков и фарцовщиков – валюта.

Это уже что-то новое! Если будет остальная сумма, то нет проблем в получении остатка малого?  Очень интересный тезис! В моей голове рождается и начинает смутно формироваться какая-то мысль. Я отключился от Андрюхи, сижу не шевелясь, боясь её спугнуть. Даже глаза зажмурил.
Ну да! Это же так просто! Одно дело, когда у меня ничего нет - всё выглядит, как афера. И совсем другое, когда все мне дали деньги, а ты? Да, да – ТЫ?  От ТЕБЯ одного, теперь зависит моя судьба! ТЫ остался последний и больше мне идти не к кому! ТЫ возьмешь на себя грех, отказав мне? Если ты откажешь сейчас, именно НА ТЕБЯ ляжет тяжкий груз вины за мой упущенный уникальный шанс. Как ты потом всю жизнь в глаза-то мне будешь смотреть? Ты же до смерти своей будешь об этом помнить! Я же по ночам сниться тебе буду! Приходить в твоём сне и улёгшись рядом в кровати, подвинув жену, шипеть тебе в ухо: «все дали, кроме тебя, ты виноват в моей сломанной жизни». 
Ай, да Андрей! Ай, да сукин сын! Сам того не подозревая, подвел меня к простому решению задачи. Не факт, что сработает, но попробовать стоит. Я готов прыгнуть на него и поцеловать взасос, но присутствие Лены обязывает меня сохранять приличия. Она этого не поймёт, тем более не зная причины.
Причину резкого изменения моего настроения знаю только я. Лена и Андрей с недоумением смотрят на меня. А я, открыв наконец глаза, блаженной улыбкой смотрю на них. Ну что с меня взять, люди добрые! Я же водоплавающий! Не зря в Англии в 19-м веке моряков ограничивали в социальных правах и запрещали им голосовать.
- Будет остальная сумма, - уверенно заявляю я.

Уже подходя к дому, вспоминаю, что надо позвонить Женьке. Залезаю в будку телефона-автомата, шаря по карманам в поисках двухкопеечной монеты и не нахожу её. Придётся воспользоваться старым пионерским методом. Иногда срабатывает. Снимаю трубку с рычага, накручиваю на диске семизначный Женькин номер, и в момент, когда на том конце поднимают трубку и должна провалится монета, резко сверху вниз бью рукой по рычагу. Сработало! Автомату показалось, что он проглотил несуществующую «двушку» и я слышу Галькин голос.
- Алло!
- Галь, привет! Женька дома?
- Жаконяаа, - протяжно зовет мужа, - иди, Лёшка тебя.
- Алло! – это уже Женя.
- Здорово, хмырь! Ну, чего? – сразу перехожу я к делу.
- Сам хмырь! – возвращает мне приветствие Женька, - звонил я родителям сегодня.
- И чего?
- Да ничего! Мнутся чего-то. Мать говорит: Знаю я твоего Лёшку, опять какую-то авантюру сочинил! Сказали, что подумают.
Женькина мать меня знает хорошо! Конечно авантюра, что я ещё могу сочинить? Но это моя авантюра, и я намерен довести её до конца, тем более у меня теперь есть полное понимание, как я это сделаю.
- Грустно, - констатирую я, - ты был моей последней надеждой!
- А ты чего, достал уже чего-то?
- Пять тысяч, - уверенно вру я, - на руках уже.
- Ни хрена себе, - даже не сомневается во мне Женька, он в курсе моих способностей, – а сколько еще достанешь?
- Нисколько, - продолжаю свистеть я, - всех обошёл. Если твои не надумают, пойду завтра раздавать обратно.
- Даже не думай. Завтра вечером к тебе заеду.

Вешаю трубку. Мне немного стыдно перед Женькой. Но совсем немного. Я же не собираюсь никого кидать на деньги. Просто у меня нет другого метода собрать нужную сумму, а этот должен сработать. Я уже не сомневаюсь, что сработает. И я расскажу ему потом всё.
Не успеваю захлопнуть за собой входную дверь, как тут же появляется соседка с чайником на вытянутой перед собой руке и идет мимо меня по коридору на кухню. Она чего, в засаде сидит, ожидая меня?
- Здравствуй, Лёша! – ласково приветствует соседка дорогого соседа.
- Привет, Ира!
- А я за тебя коридор всю прошлую неделю мыла, – сообщает уже из кухни Ира, -  твоя была очередь!
- Спасибо, я тебе за это Тампаксы из рейса привезу.
- Зачем Тампаксы? – удивляется она.
- А что б ты вату из окна не дёргала! Дует! – чеканю я, закрывая за собой дверь в комнату и оставляя дорогую соседку с открытым ртом на кухне.

Закрыв дверь, плюхаюсь на разобранный диван. Пора подвести предварительные итоги и прикинуть, что делать завтра.
До субботы осталось два дня. Два дня, чтобы собрать пять тысяч рублей. В Женьке и его родителях я уже не сомневаюсь. Полторы тысячи – Андрей. Тоже не подведет. Остаётся три с половиной. Три с половиной под большим вопросом.
Сегодня, после разговоров со всеми, я уже знаю, сколько и у кого есть в наличие денег. Вместе с двумя тысячами Беды как раз три с половиной и получается. Если все, кто вчера и сегодня отказал мне, завтра чудесным образом устыдятся и пересмотрят своё неблаговидное решение, у меня будет ровно десять тысяч.
Завтра пойду по второму заходу. Я теперь знаю, как быть убедительным. Завтра перед ними в моем лице будет выступать Демосфен, Цицерон, Лев Троцкий, наконец! Завтра они сами будут умалять меня, что бы я взял их деньги! И я возьму! Только, чтобы не обидеть отказом друзей!
Ну надо же, каким я могу быть благородным!

И опять я весь день ношусь по городу. Я повторяю вчерашний маршрут. Я опять посещаю друзей и знакомых, тех, с кем вчера уже встречался. Тех, кто вчера вежливо, но решительно отказывал мне в любви и понимании.
Но сегодня у меня другая фабула выступления. Сюжетная схема событий решительно изменена рукой мастера, добавлен драматизм и экспрессия, история достигла кульминации и близка к развязке.
И от него, моего собеседника, милого друга, зависит, каким будет её финал. Теперь, неожиданно для себя, он оказался не сторонний безучастный наблюдатель действа, которое его не касается, а активный его участник, и от него одного теперь зависит, счастливым или печальным будет его конец. Сегодня, втянутому против его воли, в ещё вчера чуждую историю, ему предстоит сделать непростой жизненный выбор.
Стать героем или подлецом!

- Слышь, прикинь, - примерно так, после приветствия, начинал я со всеми беседу, - собрал я все бабки, за исключением… - и называлась та сумма, о наличии которой вчера проговаривался мой визави.
- Больше мне и идти то не к кому! – горестно заключал я, всем своим видом показывая глубину трагедии человека, пораженного в простом человеческом счастье коварной судьбой.
Сам Станиславский бы кричал мне «Верю! Верю!», вынимая из сюртука недостающую сумму. Верили мне и те, кому предназначался мой бенефис. Моя авантюра, перекрасившись и замаскировавшись, перестала выглядеть таковой, и все с радостью готовы были мне помочь. Никто не хотел брать на себя ответственность за трагический финал этой истории.
Дольше всех я задержался у Беды. Он быстро изменил своё предыдущее решение, но долго не мог закрыть рот, рассказывая и рассказывая мне о каких то событиях, приключившихся с ним за последние два дня. Событий этих было так много, что с трудом представлялось, как они могли уложиться в этот короткий временной отрезок. Наконец, пообещав пойти в сберкассу заказать на завтра снятие, необходимых мне денежных средств, он отпустил меня.
Андрей молча выложил передо мной полторы штуки, похлопал по плечу и пожелал удачи.

А вечером ко мне приехал Женька.
Швырнув в меня от дверей зелёную котлету из пятидесятирублёвых купюр, он валится на диван.
- Прикинь, мои сказали вчера, что подумают, а сами пошли в сберкассу и заказали на сегодня деньги, - объясняет он мне происхождение котлеты.
- Любят они тебя, почему-то! – задумчиво заключает он.
- А чего им меня не любить-то? Кто тебя воспитывал всё это время? Присматривал за тобой, когда их рядом не было? Человека из тебя сделал? Гальке передал с рук на руки?
- Ой, это кто ещё за кем присматривал! – не соглашается он со мной. У него своя трактовка  прошедших событий из нашей жизни и он излагает её мне.
Завязывается долгая дискуссия о том, кто в нашем стаде был альфа самец. Видя глухоту оппонента к моим неоспоримым аргументам, я подкрепляю силу слова физической. В результате возни на диване, Женька оказывается подо мной, прижатый к нему моим телом. Моя научная концепция взяла верх и философский спор двух джентльменов заканчивается победой разума над темным невежеством.
- Отпусти, мудак! – снизу стонет он.
Опять я мудак! Ну что за человек вульгарный, а! Нет, не надо было тогда в физкультурном зале оттаскивать от него Гогу.

Наш с Женькой базар прерывает звонок в входную дверь. Оба прислушиваемся к происходящему в коридоре. Как всегда открывает соседка.
- Ты кто? – слышу я нахальный громкий голос Вики.
- Я кто? – задыхается от недоумения и негодования Ира, - это ты кто?
- Я Вика, - представляется та, - Лёшка дома?
- Не слежу за ним, - врёт соседка.
- Значит дома, - делает правильный вывод Вика.
В этом противостоянии у соседки нет ни одного шанса выйти победителем. Любитель никогда не выиграет у профессионала.
- Тебя как зовут? – голос Вики уже в коридоре. Соседка отодвинута и оставлена за спиной закрывать входную дверь.
- Не твоё дело! – аборигены всё ещё оказывают сопротивление наглому вторжению.
- Не хами, я тут жить собираюсь!
- С чего это?
- Лёшка в меня страстно влюблённый! – доверительно сообщает она, - обещал прописать у себя, - продолжает глумиться Вика.
На мгновение зависает тишина. Соседка с трудом переваривает полученную информацию.
- Ира, - на всякий случай, не решается идти на обострение. А вдруг эта наглая рыжая девка не врёт.
 - Назначаю тебя своей лучшей подругой! Завтра покажешь мне окрестные магазины, - окончательно позиционирует себя Вика по отношению к туземному населению, обозначая новую для них реальность.
- Вот оторва! - трясётся Женька в беззвучном смехе.
Он ещё не знаком с Викой и не знает, что следующим терпилой будет он. Наивный какой.

Дверь открывается и на пороге -  довольная успешным прорывом Вика. В руках две бутылки шампанского, приставленные к голове в виде рогов. Увидев Женьку, улыбка преобразуется в удивленную гримасу.
- Ой, я кажется не вовремя! Ты уже кого-то ангажировал на ночь! – обращается она ко мне.
- Заходи, не помешаешь. Я и с двумя справлюсь! – объявляю я о своих универсальных способностях, - не впервой!
- Нет уж, я пожалуй сохраню свою девственность, - решает, поднимаясь с дивана Женька, - развлекайтесь тут без меня, а я поехал!
- Вали, дитя непорочное! – великодушно отпускает  праведника Вика, устраиваясь на его место.
Ещё поболтав с нами минут пятнадцать и окончательно познакомившись с Викой, Женька уезжает, увозя своё целомудрие. А мы остаемся с весёлой подругой, что бы всю ночь скакать и прыгать на диване, подоконнике, столе, удовлетворяя потребность молодого организма.  Что бы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы, как сказал классик.
Прости меня добрая соседка! Эту бессонную ночь ты опять проведёшь, прижавшись ухом к стенке.

Почти весь следующий день мы проводим с Викой, не вылезая из постели. Идти на работу не надо ни ей, ни мне.  Лишь в конце дня, я ненадолго отъезжаю, что бы встретиться в переходе метро с Бедой. Привезя, полученную  от него последнюю часть необходимой суммы, я складываю всё в один пакет и откладываю с паспортом на край стола.
Сумма будоражит воображение. Я таких денег ещё в руках не держал. Вика похоже тоже.
- Поделим! – простодушно предлагает она, заворожено глядя на пакет.
- Отсоси! – решительно отвергаю я её притязания
- Да за такие деньги, я полгода изо рта вынимать не буду! – уведомляет она, впрочем, вполне понимая бесперспективность своих поползновений.
- Не могу, Вика, - смягчаю я предыдущую грубость, - это мечта, а мечта не делится.
Мечта не делится, дорогие товарищи! Тем более такая, как моя! Да, моя меркантильная мечта, не направлена осчастливить человечество. Она предназначена только мне. Случайно зародившаяся из ничего, из пьяной болтовни двух шалопаев, она осторожно двигалась по пути к своему осуществлению, то исчезая, то вновь возвращаясь. Она заставляла шевелить мои мозги и тело, показала отношение ко мне друзей и просто знакомых людей, обещала изменения в дальнейшем образе жизни.
Завтра она должна осуществиться. Несбыточная мечта советского человека, во всяком случае, подавляющего большинства моих сограждан.
Завтра уйдут все заботы и хлопоты по её осуществлению, и останется одна. Отдать вовремя долги. У меня нет сомнений, что я смогу отдать их вовремя. Да и у тех, кто давал мне деньги, конечно же, тоже нет. Иначе со мной никто бы даже не разговаривал.
Завтра я покупаю машину!

На следующее утро я нежно прощаюсь с подругой и опять еду в Красное Село. В начале одиннадцатого захожу в  уже знакомый торговый зал единственного на огромный город магазина-распределителя автомобилей Тольяттинского завода. Сегодня, в отличие от предыдущего моего посещения, он полон народу. Сегодня суббота, день отпуска машин.
В зале стоит ровный гул людского говора. Публика, равномерно распределившаяся по помещению, стоит, кто поодиночке, кто небольшими группами, переговариваясь каждый о своём. Зрелище напоминает фойе Кировского, когда-то в прошлом Мариинского,  театра на премьере балета.
Кто-то передвигается с бумагами в руках от стола к столу, расставленных по периметру зала, за которыми сидят продавцы в синих халатах и прочие оформители триумфального процесса.
Умопомрачительную Наталью Петровну я сегодня не вижу, зато вижу знакомую пару интеллигентов. Они тоже, приметив мою фигуру, улыбаясь, кивают мне в приветствии.
Наконец взглядом я нахожу того, кто мне нужен. А нужен мне здесь только он.
Тот, кто незримо руководит этой церемонией. Кто одним только взмахом руки способен изменить ход сегодняшней постановки в этом театре. Взмах руки, - и кордебалет из синих халатов в танце маленьких лебедей скроется за кулисами. Ещё взмах, - и на сцену выпрыгнет чёрный лебедь Наталья Петровна, и золотые зубы громогласно гикнут в ошарашенную толпу: «В очередь, сукины дети!».
Я хочу, что бы всесильный и всемогущий взмахнул рукой над моей головой, зажигая над ней сияющий нимб святости, и велел своим апостолам в синих халатах возлюбить меня.

Он стоял у дверей своего кабинета, разговаривая с каким то крутым кожаным пиджаком. Лавируя между людьми, подхожу, и не дожидаясь окончания их диалога, громко и радостно сообщаю:
- Здравствуйте, Николай Иванович, я пришёл! – у меня на лице, уже привычная ему, улыбка дегенерата.
В зале повисла тишина. Ни дать, ни взять немая сцена из «Ревизора». Я слишком громко огласил радостную весть. Кто-то даже застыл на лету, держа в руке бумаги. Кожаный пиджак разглядывает меня с открытым ртом, не договорив фразу. Похоже, производить фурор в этом заведении, вошло у меня в привычку.
Николай Иванович молча смотрит на меня долгой паузой великого актёра. Знаменитая «Мхатовская пауза».
- За мной, - наконец коротко командует мне, забыв про собеседника.
Зал опять загудел, люди пришли в движение. Он же, как ледокол раздвигая торосы, идет сквозь толпу по кратчайшему для себя пути, не обращая на людей никакого внимания, и они расступаются, признавая за ним это право. Я маленьким пароходиком следую в фарватере нашей замечательной эскадры.
Подведя меня к одному из столов, указывает в мою сторону рукой, сидящему за ним синему халату.
- Оформишь его без очереди, документы я потом подправлю.
И ни слова больше не говоря, не обращая внимания ни на синий халат, ни на меня, уходит, возвращаясь к своим делам. Ну что за манеры у великих мира сего! Ни здрасьте тебе, ни до свидания! Но я не в обиде. Я передан в надежные руки поводыря, который проведёт меня по оставшемуся пути к моей мечте.
То, что руки надёжные, я понимаю по табличке на столе: «Старший продавец». Вот слева просто «продавец», и справа тоже. А моя судьба вручена Старшему!
Я важная фигура!
Я единственный и неповторимый!
Как дырка в заднице!

Взяв мой паспорт, Старший что-то пишет в своих священных книгах учёта, выписывает разные бумажки и наконец подаёт мне одну из них.
- Так, пацан, дуешь с этим в сберкассу, кладешь там деньги на счёт магазина. Сумма, адрес кассы, здесь на бланке найдешь. Они там всё сами знают, у них образцы висят. Потом с их квитанцией обратно ко мне. Шевелись, у них обед в два.
Пролетаю две автобусные остановки своим ходом со скоростью гоночного болида Формулы-1. До закрытия финансовой конторы успеваю все сделать в соответствии с полученным инструктажём. Мне помогает рыжая, курносая и конопатая, совсем молоденькая и смешная девчонка, работница сберкассы. Отогнав от стойки дедушек и бабушек, она буквально водит мою бестолковую руку по бланку.
Спасибо, тебе, дочь Гелиоса!*** Жаль, что я так спешу, мы бы с тобой зажгли ярким пламенем остаток сегодняшнего дня! И ночь осветили бы тоже!

***Для тех, кто не знает:
Гелиос – бог солнца в греческой мифологии.

Через час с небольшим возвращаюсь на исходные позиции.
- Быстро ты… прыткий какой! – удивляется Старший.
Да, я такой! У меня вообще куча достоинств и всего один недостаток. Скромность!
Он забирает у меня оплаченную квитанцию, выдаёт, уже заготовленные, следующие по процедуре бумажки и наставляет меня на очередной забег.
- Идешь на площадку приёма-сдачи, находишь там Михаила Сергеевича, отдаёшь ему бумаги, принимаешь машину. После приёмки опять ко мне за документами.
- Горбачёва?
- Какого Горбачёва? – не понимает дурацкой шутки он.
- Михаила Сергеевича!
- Ага! Его! Там ещё Английская королева! Они вместе тебя и обслужат!

Выхожу во внутренний двор магазина. На столбе транспарант: «Пункт приёма-сдачи. Посторонним вход запрещён».
У нас везде, куда не сунься, – ты посторонний, и естественно вход тебе запрещён. Это уведомление встречается по жизни с такой регулярностью, что все уже давно его спокойно воспринимают, как должное. Чаще встречаются только лозунги «Слава КПСС» и «Народ и партия едины».
Сегодня я не посторонний на этом празднике жизни. Сегодня я почётный её гость.
 Во дворе под навесом, греясь на весеннем солнце сидит тот самый Михаил Сергеевич и…опс… Английская королева! Здравствуй Жопа, Новый Год! Здрасьте, Золотая Челюсть Наталья Петровна! То-то я чувствую, что мне чего-то не хватает! Как здорово, что все мы здесь, сегодня собрались – поёт в моей душе классик бардовской песни.
- Цвет будешь выбирать? – изучая, поданные мной бумаги, задумчиво спрашивает меня генеральный секретарь приёмо-сдаточного пункта.
- Буду!
- Есть ещё бежевый!
- А ещё?
- Всё! – закрывает перечень цветового ассортимента Михаил Сергеевич.
Какой широкий выбор! Как я люблю, этот наш сервис! Он не обслуживает вас, он делает вам одолжение и всем своим видом показывает своё желание поскорее избавиться от клиента.
- Пусть будет бежевый!
- Двести рублей! – объявляют мне цену моего выбора.
- А без денег? – интересуюсь я, не готовый отдавать месячную зарплату этому упырю.
- Тогда, как всем, – желтый! – меланхолично изрекает тот.
- Пусть будет, как всем! – смиряюсь я со своей участью потребителя советского сервиса.
Наталья Петровна презрительно хмыкает в мою сторону. Я окончательно упал в её глазах, мою репутацию уже никогда ничто не сможет восстановить. Я своим безнравственным решением лишил сегодня её части дополнительного дохода. Хорошо ещё, что помимо меня, к ней придут много других сознательных людей, не утративших, как я, чувство гражданской ответственности перед её благосостоянием.
Тем не менее, она, сохраняя достоинство и величие Британского монарха, засучив рукава халата,  начинает оформлять мои очередные бумаги, а приятнейший упырь Михаил Сергеевич отправляется на площадку, что бы пригнать мне, скряге и крохобору, машину позорного цвета «как у всех».

Ещё через десять минут, получив два комплекта ключей, я принимаю машину. Цвет мне нравится. Матовый, светло-желтый. Правильно сделал, что отказался обеспечивать сытое существование этой парочки. Подозреваю, если бы большинство машин в этой партии было бежевых, они бы торговали желтым цветом. А я выделятся, потребности не испытываю. Провинциальные понты мне ни к чему.
Внешний осмотр, сверка комплектации, и под визг и скрежет открывающихся ворот, выезжаю с территории магазина.
Опять возвращаюсь к старшему синему халату, заканчиваю последнее оформление, получаю все необходимые документы.
- Поздравляю с покупкой! Иди к гаишнику, номера получай! – прощается  он со мной.
В противоположном углу зала сидит милицейский майор. Ещё через пятнадцать минут, я отхожу от его стола с парой новых номеров.
Садясь в машину, кидаю прощальный взгляд на магазин. Там, за большими панорамными стеклами, стоит Великий и Ужасный Гудвин, всемогущий правитель этой волшебной страны. Он сотворил чудо, исполнил моё желание.
- Спасибо, Николай Иванович! – машу я ему рукой.
Он опять улыбается мне на прощание, разворачивается и скрывается в глубинах своей империи.

Вот и всё! В этом рассказе нет грандиозного финала, заставляющего читателя сморкаться в платок. На Пулитцеровскую премию я не претендую, мне достаточно, если я хоть немного кого-то развлёк этой историей.
Историей, которая не могла случиться!
И случилась!


15 марта 2020 года.