Глава одиннадцатая. Охотник Себастьян

Роман очухался, слово восстал из комы или, как минимум, проснулся. Перед ним угрюмо сидел Себастьян и чистил винтовку. В углу лежала груда застреленных кроликов, а на столе стояла приличная бутыль водки; окна были заколочены. Разумом Роман не понял ничего, зато все сразу почувствовал: это тот самый день, когда все начиналось. Под сломанной лавкой лежало письмо – еще одно доказательство.

– А ты это… Ну… В чертей веришь? – спросил тут мрачный охотник.

Роман молчал, он судорожно пытался понять, что нужно делать.

– А в оборотней или, как говорят на юге, в волколаков? – Себастьян усмехнулся, но не поднял глаз.

Роман не ответил. Он сломя голову помчался в ближайшую деревню, – Себастьян лишь недоуменно, ничего не понимая, стоял в дверях и смотрел охотнику вслед. Лишь Роман домчался до крайнего дома, как поднял криками весь двор – заплатил тройную цену, но нанял мужика сию минуту довезти его до города. Мчались во всю прыть и домчались еще затемно. Бросив мужику деньги, Роман подбежал к дому губернатору и забарабанил в дверь. Ему не хотели открывать, но Роман был необычайно настырен, да и выглядел он уж очень испуганным и напряженным; настолько, что чванливые слуги губернатора не только впустили охотника, но и поспешили разбудить Их Высокопревосходительство. Недовольно-сонный губернатор все же выслушал Романа: тот вещал о необходимости сжечь перчатки графа и взять побольше солдат. Губернатор, на удивление, охотнику поверил – ведь этим утром полуроте солдат и небольшому полицейскому отряду было приказано задержать графа, подозреваемого в финансовых махинациях, незаконном вскрытии тел, расхищении могил и прочих преступлениях. Губернатор был человеком серьезным, но серьёзным по провинциальному: вера в колдовство не была ему чужда. Просьбу он выполнил и Романа поблагодарил.

Через несколько часов была сожжена не только перчатка, но и вся графская усадьба, затерянная в далеких лесах. Астарот – брат белый, заточенный в перчатке, – сгорел.

Никаких озер и никакой порочной красоты.

В момент физической смерти Астарота (разумеется, демон не умер полностью, но лишь ушел обратно в ад) Роман вновь вернулся на берег того озера, в тот момент, когда Астарот был убит выстрелом Себастьяна. Вы скажете, что ничего не изменилось, мол, Астарот так и так мертв? Но ведь те люди, что умерли у озера, теперь живы. Так что Роман, будь он хоть трижды глуп и наивен, все же кого-то спас.

Роман, Николай, Себастьян, кот, вновь ставший нормальным (то есть, полутораметровым и говорящим), и двое драгун – Семен и Игорь – возвращались из Лесу домой. Все они страшно устали и хотели бы где-нибудь отдохнуть, идти до города и даже до ближайших изб страшно не хотелось. Тут-то Роман и сказал про маленький заколоченный домик на окраине Леса.

Когда оказалось, что в домике припасена охотниками водка и кое-какая еда, радости не было никаких границ. За окном уже темнело, ночь вступала в свою силу. Мужчины и кот расположились за столом, понемногу наливали, понемногу ели, понемногу разговаривали – уже через час они будут бурно веселиться и отмечать победу над злыми силами. Но вот мрачный Себастьян, косо поглядевший на яркий диск луны, буркнул что-то о своей усталости и полез на чердак – спать. «А где ж ты был, братец?» – только и успел его спросить Роман. – «Я, Ром, пропал, как и все волшебное. Лишь только черт из перчатки сбежал, так и я – долой». – «А ты у нас волшебник, братец? – засмеялся Роман. – То пули такие и таскаешь с собой!» – «Да, типа волшебник», – как-то даже злобно ответил Себастьян и затих на чердаке.

На улице начался сильный дождь с грозой, а в доме началось страшное веселье. Драгуны стали танцевать армейские танцы и запели военные песни; очень скоро песни выучили все и приняли петь впятером; породнились все так, словно знали друг друга с младенчества. Рассказали уйму историй: и военных, и охотничьих, и рыбацких, и историй из Петербурга. Кот мелодично пропел несколько неприлично смешных баллад, за что ему все были благодарны – в кота влюбились бесспорно.

Никто и не подозревал, что спящий на чердаке Себастьян жутко почернел лицом, кожа его сморщилось, преобразилось, исказилось и стала, как у старика.

Дождь закончился, луна вновь выглянула. Пьяный и веселый народ повалил на улицу: на широкой ночной поляне танцевать и петь было куда радостнее. Смеются все, поют и кричат, частушки рассказывают и жизни радуются.

Но тут в темноте, со стороны домика, послышался жуткий утробный рев. Дверь слетела с петель, и из дверного проема выскочил огромный волосатый зверь. Он в ярости устремился на пьяную компанию.

Утром в окружных деревнях принялись петь петухи. Табличка, приглашающая всех попасть в Лес, обвалилась; упала с Леса и непроницаемая тьма – туда устремились животные и птицы, там стали расти грибы и ягоды, лес стал нормальным и красивым. Даже сожженная казаками сакура на берегу кристально чистого и, главное, бесшумного озера вновь стала цвести. Но а в поле у домика лежали четыре разорванных и полусъеденных тела. Куда делся кот – неизвестно.

Себастьян проснулся в заколоченном домике. Он был сильно ободран и покрыт кровью – разумеется, не своей. Охотник встал, болезненно потянулся уставшим за ночь телом и взглянул в зеркало – на окровавленное, грязное, помятое лицо и взъерошенные волосы.

– О, какой сладкий сон, – смеясь, сказал Себастьян.

(Теперь точно – всё).