С детства я росла в самоизоляции

С детства я росла в самоизоляции, в рамках семьи, дома. Первые три года своей жизни я помню плохо. В 1992 родился мой брат Саша, и отец получил от работы трешку, куда мы переехали жить от бабушки. В трешке на Трехгорной (в народе "на живых и мертвых") был трэш. Крысы с крысятами, насекомые и прочая нечисть. Соседи с того света, желающие пообщаться. Лед на подоконнике с растрескавшейся ярко-желтой краской на кухне внутри. В доме часто выключали горячую воду, иногда и холодную заодно, и тогда мы ходили набирать воды в колонке у соседних деревянных домов или стояли в очереди у водовозки. Поговаривали, что это из-за того, что вода по трубам плохо в гору шла. Температура в комнатах часто держалась около 16 градусов. Матери приходилось стирать и мыть посуду в холодной воде не так уж и редко. А отцу, работая в электросетях, крутиться, чиня телевизоры, зарабатывать и делать весь ремонт по дому своими руками. Один папин клиент отдал нам ящик клубничного варенья и клубничной зубной пасты собственного производства в обмен на наш старенький черно-белый телек.

Крысы ушли совсем, когда родители завели серо-полосатого кота. Кот оказался диким и жил в коробке с моими платьями. Так у меня появился первый друг, с которым я играла, пока братик еще спал в кроватке, рос и пока не умел ходить и говорить. Почти все время я рисовала. Черные и коричневые солнышки, землетрясения и прочие катастрофы. Как-то я за пару дней извела на это всю пачку 250 листов пожелтелой бумаги. Потом ещё 250.

Придумала игры "Маскарад" и "Рома и медведь". В "Маскараде" горящие камни из букв алфавита падали с неба, а другие буквы - люди прятались в горах одеяла от них. С Ромой и медведем - это про психологию вышло: мальчик убегал от медведя по извилистой тропинке и угодил в пещеру к медведю, а зверь его нашел и съел. Мне хотелось понять, что чувствовал ребенок, когда бежал и перед смертью. Но я играла по очереди за Рому и за медведя. Про медведей в новостях не раз слышала, что они голодные лезли в подвалы домов в Хабаровске, а еще иногда съедали трактористов и ментов.

Когда брат подрос, мы с ним построили дачи из конструктора для двух семейных пар. Игрушечные люди, которые прилагались к конструктору, разумеется, имели азиатскую внешность. Мы с братом почему-то решили, что они не соседние китайцы, а японцы. Построили им дачи. Они часто ходили в гости парами. Кажется, одну из соседок звали Олей. Играли мы долго, год или больше, потом нам как режиссерам надоело. И мы решили избавиться от них. Оля попала в психушку - отвезли ее на самосвале в шкаф с одеждой и положили на полку. Муж ее пограничник запил, так что пришлось ему оперировать печень. А вторая пара умерла от скуки, обжорства и безделья, но это осталось за кадром.

За окном вечно работали бульдозеры и экскаваторы, я их очень боялась, особенно когтастого ковша экскаватора. Как же мне стало спокойнее, радостнее, когда я подросла выше подоконника и могла рассматривать все, что не видела раньше: летом зелень, а зимой снежные сугробы, людей, проходящих рядом, похоронные процессии с оркестром и цветами. Все они отделяли дом от страшных экскаваторов на стройке.

Гулять мы, конечно, ходили. Я отчего-то не общалась с детьми во дворе, всех дичилась. Они мне казались слишком резвыми, кричащими, я не попадала в их ритм. У меня часто кружилась голова. Я по много часов лепила "куличики" и домики в одиночку в песочнице. Боялась качелей, каруселей. Не научилась ни плавать, ни лазать, ни кувыркаться, ни даже на велосипеде ездить. Я как-то подсознательно берегла себя, избегая физических активностей, быстро уставала, если побегаю. Единственное из спортивных умений - умела драться - брат научил, мы в шутку тузили друг друга. А потом он ходил на боевые искусства, и мы отрабатывали приемы вместе, но это уже спустя много лет. А до того на прогулке я занималась жертвоприношениями. И до цветочков я тайно кидала кукольную одежду в открытый по пути колодец до тех пор, пока все куклы не остались голыми.

Брат, в отличие от меня, не сторонился людей. И не только людей. Как-то он в мороз -38 поцеловал железную сову на детской площадке, чуть не примерз к ней, и мы с мамой оттащили его. Следующим его увлечением оказалась девочка из соседнего дома, Маша, дочь одного зэка. Пока взрослые общались на свои темы, я лепила в песочнице, Саша с Машей тесно сдружились, играли в другой песочнице даже. Я стала ревновать к Маше за то, что она увела моего единственного друга (кот не в счет), и не зря. Машенька была подозрительно бледна, что-то недоброе исходило от нее. У Маши оказался туберкулез. Это выяснилось через несколько месяцев, тогда сашино манту не понравилось врачам, и маме для Саши выписали изониазид под роспись (под другими рецептами обычно не расписывались). Все обошлось благополучно. Но перед моим поступлением в школу нас погнали делать рентген легких в тубдиспансере. Я тогда не понимала, что к чему и зачем, думала - еще одно интересное путешествие в незнакомое место. По пути детская железная дорога, красивые деревья и разнообразные цветы, даже лилии-саранки ростом со взрослого человека. А на территории самого диспансера я увидела, как кошка поймала мышку. И все время, пока мы с мамой ждали результата рентгена, полчаса или час, кошка мучила бедную мышь, кусала ее, валяла по земле, а потом перегрызла ей шею, и мышь померла. Я увидела долгую и мучительную смерть своими глазами. И это обстоятельство несколько омрачило прогулку на свежем воздухе. А результат рентгена оказался хорошим, никаких признаков болезни.