Меланхолия Тарк... Триера

Закрытие клиники имени Триера

Очень субъективно, но Триер – совершенно не мой режиссёр, в чём окончательно утвердился после Меланхолии и особенно после Антихриста с Нимфоманкой. В нём претит все: антипатичная, угловатая и асексуальная Генсбур, демонстративно небрежные, вымазанные пальцем по саже титры, театрализованное деление на части, призванное, видимо, придать эпичности и недостающего веса произведению, полная стилистическая мешанина от новомодных наворотов вроде сверх-слоу-мо, многослойных визуальных эффектов и компьютерной графики до рваного хоум-видео с дёрганной ручной камерой.

Плюс заведомая, кричащая третичность и оголтелая тарковщина, сквозящая буквально в каждом кадре: медленные прогоны над травой-водой, развороты книг с расхожими образцами мировой живописи и пафосной академической музыкальной подложкой. И чуть не покадрово списанный с Жертвоприношения сюжет с концом света, прислугой из деревни и прочим антуражем, включая герметичную, ограниченную особняком и окрестностями мизансцену. Да те же мечущиеся лошади (Рублёв) и мальчик – альтер эго автора, словно сошедший с картин того же Тарковского и Дали.

У Триера мы видим целый девический дневник-цитатник из Тарковского, Висконти, Брейгеля, де Сада, надёрганных и замешанных в беспорядке без особой идеи, логики и развития. И если отсылки к кубриковской Одиссее, к несущей разрушение планете с именем Меланхолия, к Офелии Милле и зимним картинам Брейгеля ещё как-то можно сопоставить и связать с развитием сюжета надвигающегося апокалипсиса, то причём тут де Сад? Какую цель преследует цитата в виде имени Жюстин?

Или Тарковский. У Тарковского намеренная, чрезмерная для простого обывателя глубокомысленность и прочие неоднозначные изобразительные средства были обдуманы и пережиты, оправданы и продиктованы единой концепцией произведения, вкупе несущими общий гуманистический посыл. В руках же его слепого подражателя эти средства потеряли глубину и превратились лишь в набор поверхностных, в беспорядке натыканных тут и там цитат-самоцелей. Если диалоги у Тарковского, хоть и сложны для бытового использования, но выверены и подкреплены опытом, философией, многочисленными первоисточниками, у Триера они низвелись до косноязычного и бессвязного, но не способного объяснить главное: зачем?

В этом видится даже не цель, а лишь болезненный вызов обиженного на весь мир, закомплексованного мальчика (или в данном случае девочки, точней девочек). Даже эпичный пролог-увертюра, раскрывающая последующее действие, скорей, очередная оплеуха и провокация, дабы охочий до действа зритель и здесь заведомо лишился хоть какой интриги и удовольствия от просмотра, и акцентировался исключительно на психологии бессознательного двух истеричных мадам, а по сути – глубоких психологических проблемах самого режиссёра. Ведь всё это вываленное на зачумлённые головы зрителей месиво – не более чем отголоски сеансов лечения от депрессии вечно пребывающего в меланхолии автора. А предсмертная истерия сестер – лишь калька с психологического эмоционального состояния погрязшего в неразрешимом гордиевом ворохе фобий и комплексов социопата-мизантропа Триера.

К чему эта нарочитая поверхностная глубокомысленность и перенасыщенность образами-загадками, доступными к расшифровке лишь самым внимательным и дотошным почитателям творчества? И есть ли за ними разгадка? Или они лишь очередной щелчок по носу публике от эпатажного и взбалмошного «инфанта нон-грата», поскольку в привычке Триера в последний момент показать публике дулю, сказав, прежде чем громко хлопнуть дверью на очередной кинематографической свадьбе: «Вы, дураки, опять ничего не поняли, а я тут один в белом платье красивый стою…»

От картин Триера веет смрадом и разложением. Складывается ощущение: чего бы он ни коснулся, всё превращается в грязь и болезненное, надрывное, извращенное, смердящее саморазрушительное самокопание. Ведь и без того мерзопакостное свадебное действо с его непреложными мистическими ритуалами уже, казалось, ничем не испортить. Но Триеру и тут удалось невозможное – удалось сделать его ещё более гадким и омерзительным зрелищем.

Вот и Данст у него, спустя много лет вновь вернулась к одной из своих знаковых ролей –зацикленной на суициде девочке-подростке. Хотя даже она, смазливая белокурая некст-дор-герл у Триера выглядит дебёлой чумной яжематерью, с заваливающейся за спину грудью, без малейшего сексуального позыва. Даже сексом режиссер заставил её заниматься посреди лужайки для гольфа, словно вколачивая в лунки сваи... или надгробия…

К счастью, вся сюжетная каша первой половины со свадьбой, безумным отцом, злобной матерью и пауком-начальником перед последним витком планеты-убийцы как-то чудом расчистилась, дав место хотя бы интересу: как то он обыграет гибель всей цивилизации на примере одного полоумного семейства? И, несмотря на все вышеперечисленное и полное закрытие этим фильмом темы творчества нелюбимого мной, теперь это уже окончательно ясно, Триера, данный фильм даже понравился. Во всяком случае, куда больше, чем омерзительные Антихрист и обе Нимфоманки.

Baddy Riggo, 27-28.05.2020

Прямая ссылка на страницу рецензий на портале Кинопоиск:
https://kinopoisk.ru/user/595574/comments/


Рецензии