Несуразица или... просто Чудик

Третий рассказ «НЕСУРАЗИЦА» из девятой повести-небылицы «Чудик»
для новой книги: «И снова… неслучайные странности»
в продолжение книги 2019 года: «Неслучайные странности»


«Выдумка всегда может статься правдой,
а непререкаемая истина – вымыслом»
(из чьих-то притчей, кажется)

«…он просто от «нечеГО Делать» пьёт звуков микстуру…»
(Михаил Кульков «Музыкальная шкатулка»)


     …Одним словом, «чудик» – он и есть «чудик», несуразица какая-то!
     Потому видать и не запомнился нам, мне.
     – Ты, видно не наш, не Рамбовский? – спрашиваю его машинально на ходу, особо даже не вникая в ответы, продолжая лишь сокрушаться вместе со всеми по поводу испорченной одежды…

     Немного её, той одежды было тогда у нас на самом деле, ох, как немного: пара вытертых на интенсивных уроках физкультуры спортивных трико для лазанья во дворе, да пара-тройка, ставших за три месяца лета не по размеру, бывших школьных рубашек. Про обувь и говорить не приходится – купленные родителями новенькие кожаные тапки, тряпочные кеды и демисезонные ботинки будут красоваться в коридоре до первого сентября, а повидавшие виды сандалии, единственно, что осталось годным, нужно как-то дотянуть до конца лета. Вот и не называли мы её, как ТЕПЕРЬ, брезгливо «шмотками», хотя и не бегали, дрожа губой, за фарцовщиками в поисках западных новинок, как иногда кому-то хочется показать нам то наше то время, просто носили, что есть и всё!.. Не в ней было счастье тогда, да и ТЕПЕРЬ, не в ней.

     …– Не… чей? – бросив искать выдуманный телефон, удивлённо всматривается своими каре-зелеными и, кажется, знакомыми глазами мальчишка.
     – Не Рамбовский, – повторяю скороговоркой. – Ну-у, не Ломоносовский, то есть, не из нашего города, – морщусь от досады на его непонимание. – Да ты не переживай, у нас во дворе к приезжим хорошо относятся, мы нормальных пацанов не трогаем.
     – Па-ца-а-анов, – по слогам тянет незнакомое слово «чудик». – А я… нормальный?
     – Ты?.. – чувствительно шлепает его по плечу Амбал, сурово глядя в его широко распахнутые, удивлённые, но живые бесстрашные глаза. – Ты… нормальный!.. – заключает уверенно, широко улыбнувшись.
     – Конечно, нормальный, – тянет руку Макс. – Меня Сергей зовут.
     – Ромка, – улыбается «чудик» несколько неуклюже, пожалуй, даже неумело пожимая в ответ протянутую руку.
     – Чудной ты только немного, – подхватывает Толстый, – наверно… из Ленинграда?
     – Ленинграда?.. – вскидывает брови Ромка.
     – Ну, да! – смеётся Макс. – Из Питера. Я тоже не Рамбовский, с Гражданки, а ты?..
     – Я… с Коменданского… аэродрома.
     – А к кому приехал? – подойдя, включается Шурик.
     – К бабушке, – жмёт протянутую руку… уверенней. – Точней… к прабабушке, – поправляется, виновато улыбаясь.
     – Да-а, – смотрю на него, кажется, впервые с интересом. – А из какой она квартиры?..
     – Са-а-ашка, домой, – перебивает нас голос мамы Шурика, которая, по-видимому, из своего окна кухни на третьем этаже углядела наш жалкий вид после «грязевого побоища» у глубокой ямы заброшки…

     «…Что же делать?..
     Ах, до чего ж незаменимый всё-таки этот вопрос, не устаю восхищаться им, особенно если вспоминаю его вкупе со следующим: «Кто виноват?».
     – Ну, что, сочинитель, – от досады хлопает меня по плечу Шурик. – Ты, как, впрочем, и  всегда, придумал эту авантюру, тебе её и расхлебывать.
     – Правильно! – серьёзно соглашается Толстый. – А ещё и вам, двоим, – весомо добавляет, глянув на притихших Вавку с Тарасом. – «Если ничего не делать… то и делать… нечего», – дразнит нас нашим общим девизом.
     – Да не переживайте вы так, – монотонно сдирая грязь со спаниеля, умиротворённо выдыхает Серега-Макс, благодарно и вовсе даже без обиды поглядывая на нас всех поочередно. – Он сейчас что-нибудь придумает.
     – Конечно, придумает, – подбадривает Вавка, с надеждой заглядывая в мои испуганные глаза.
     – Обязательно придумает, – подхватывает Тарас.
     – Правда, придумаешь?.. – нисколько спрашивая, сколько моля, выдыхает в мою сторону и Толстый…».

     …– А зачем придумывать-то? – искренне жмёт плечами Ромка. – Мы ж… всё правильно сделали.
     Ну, чудик, он и есть чудик!
     Что с него возьмёшь?
     Сказал бы ещё, что нам всем нужно просто признаться, как вопреки строгим родительским запретам мы забрались на эту чертову закрытую на семь замков и печатей строительную площадку, где чуть бы не утопли по собственной же глупости в самой обыкновенной канаве.
     Почему все?
     Так ведь никто б никто из нас, мальчишек семидесятых, ни сдвинулся б с места, пока не уполз в ту яму окончательно, либо не вытащил из неё всех, пусть и чудных неместных мальчишек с их чужой замечательной каштановой собакой – до сих пор помню её благодарные глаза! – ни тем более, друг друга.
     Вот так бы все друг за другом по очереди… по одному, – слава Богу, сил хватило! – уползали б и они, наши гости из Питера.
     Все – как один!
     Тогда!
     А ТЕПЕРЬ?…

     «…– Да что он придумает-то? – кипятится Шурик, злясь на меня и предвкушая своё триумфальное появление уже буквально через минуту в испорченной одежде на глаза родителям. – Что ТУТ вообще можно придумать?..».

     – «Тут вам не здесь!», – неожиданно вновь слышу ТЕПЕРЬ это незатейливое Правило Вселенной.
     – А где, где это «не здесь»? – шепчу сам себе уже привычное.
     – Тут, – отвечают.
     – Но мы вроде б ещё… ЗДЕСЬ, – видимо, думаю навстречу.
     – «Здесь вам не тут», – смеются… в ответ. – И Время относительно! – слышу ускользающую в бездну мысль, – и Оно бесконечно.

     «…– А чего тут придумывать-то? – поднимаю на своих замечательных друзей-товарищей полные озорства и лукавства от вдруг понятой тихой мысли нашего «чудика» глаза. – Мы с вами скажем родителям всё, как есть – чистую правду!..»

     «Правду говорить легко и приятно…».

     «…
     – Ка-ку-ю прав-ду? – вспыхивают Шурик и Тарас.
     Амбалу, похоже, тоже совсем не улыбается счастьем предстоящая беседа дома… с отцом.
     – Ты в своём уме? – закипает Вавка.
     – Поясни, – осторожно требует Толстый.
     – Ну, как же? – беззаботно жму плечами. – Мы скажем самую настоящую правду о том, как… наш бесстрашный пёс, увидев кошку, погнался за ней… на стройку и там случайно о всего маха влетел в глубокую яму, а Серёжка...
     – Рванул вслед за ним, – первым сообразив, подхватывает Вавка, – и тоже угодил в неё!
     – А, услышав, это… – осторожно включается Шурик.
     – Мы все вместе мчим ему на помощь, – весело подхватывает Тарас.
     – Ну, а я вас всех спас! – серьёзно заключает довольный Толстый.
     – Это я… вас всех спас! – смеюсь, получая легкие дружеские тумаки от товарищей и… мы уверенно шлёпаем по лужам домой, потому как жизнь в десять лет всегда замечательна, особенно когда есть немного фантазии и друзья готовые воплощать её выкрутасы вместе с тобой!..».

     А про нашу «неслучайную странность», НЕСУРАЗИЦУ, незнакомого мальчишку-чудика с Коменданского, мы как-то сразу позабыли, быстро и весело разбежавшись, кто куда, по своим делам и домам. Лишь ТЕПЕРЬ, глядя сверху вниз, с пятого этажа своего балкона, на согнутую к гаджету фигурку увлеченного игрой моего внука, сидящего на той самой горке в той самой позе, почему-то вдруг она вспомнилась мне.
     …– Ромка, беги домой, – кричу я привычно на весь двор, как когда-то бывало, мама звала меня домой обедать или ужинать…
     Да она всегда меня куда-нибудь и зачем-нибудь звала прямо с балкона, все родители звали нас домой, не стесняясь, громко на весь двор, – так было принято, телефонов-то… ив помине не было. Вот только редко когда могли дозваться, потому как мы в семидесятые «пропадали пропадом» в нашем дворе и у всех нас всегда были самые серьезные отговорки от них. Уходили домой со двора мы все вместе… и лишь поздним вечером, а выходили… ранним утром, а если кто не вышел вдруг, то мы кричали ему со двора прямо в окно, пока кто-нибудь не ответит нам.
     …– А откуда ты знаешь про беседку? – спрашиваю внука, входящего в  квартиру.
     – Ну, как же, дедушка, – сразу  сообразив, вскидывает на меня свой пронзительный каре-зелёный взгляд внук. – Мы ж с тобой в конце прошлого лета сюда приезжали, я вас тогда с бабушкой почти целый час во дворе рядом с той беседкой дожидался.
     – Не помню, – дивлюсь провалу памяти. – А ты, про какую беседку-то вспоминаешь?
     – Да со штурвалом, как на капитанском мостике, – безразлично жмёт плечами.
     – Та, что перед подъездом была? – вскидываю недоверчиво брови, точно зная, что нет той беседки уж как двадцать лет с лишним.
     – Ну, конечно! – смеётся. – Какая ж ещё. Ты что не помнишь? Там ещё мальчишки в ней о чем-то шептались.
     – И ты с ними? – спрашиваю осторожно.
     – Нет, – огорченно вздыхает. – Я ж с ними не знаком… был, вот и сидел со своей «Битвой титанов».
     – На горке? – снова невольно вскидываю брови.
     – Ну, да! – кивает.
     – А про стройку, почему тогда не рассказал? – спрашиваю наугад.
     – А ты откуда знаешь? – расширяет глаза.
     – Я просто так… предположил.
     – А-а-а, – несколько успокаивается. – Да я и не был… ТАМ, почти. Это ребята зачем-то в самую грязь полезли, а я просто пошёл посмотреть, поснимать… их.
     – Ну и как… сфотографировал?
     – Конечно?
     – Кого? – вновь вскидываю брови.
     – Собаку, – смеётся. – У них такой красивый добрый каштановый пёс был, я его и сфотографировал, пока он вместе с хозяином рядом со мной… у горки стояли.
     – И как его звали? – спрашиваю тихо, почти шепотом.
     – Странно, – немного помолчав, удивляется внук. – Не помню. Забыл!
     – Макс? – осторожно подсказываю.
     – Точно, Макс! – радуется. – А ты откуда знаешь?
     – Ну-у, – тяну неопределённо. – Это ж мой двор.
     – А-а-а, – тянет недоверчиво.
     – Ты лучше покажи мне ту  фотографию, – отвлекаю, с удивлением всматриваясь в его лицо, пытаясь вспомнить нашего «чудика».
     – Не могу. Я тогда… ТАМ, на стройке телефон потерял.
     – Потерял? – невольно повторяю за ним и иду в спальню к окну, из которого некогда, сорок пять лет назад можно было увидеть ту стройку всю целиком.
     Как и должно было быть, взгляд мой упирается в белый старый добротный пятиэтажный дом, который спустя год после той нашей экспедиции с Максами был достроен ТАМ.
     – «Тут вам не здесь», – шепчу себе под нос, улыбаясь.
     – Где «не здесь»? – слышу лукавый голосок за спиной Ромки.
     – ТАМ! – отвечаю уклончиво, улыбаясь ему ТЕПЕРЬ… и уже «здесь». –
     И вдруг ЗДЕСЬ шальная мысль-вопрос, давно мучащий меня, да и, пожалуй, всё мое поколение ТЕПЕРЬ, в начале двадцатых двадцать первого века, мелькнул у меня в голове:
     – А скажи-ка мне Ромка, пожалуйста, когда пёс, бросившись искать по стройке мальчишек, случайно залетел в яму, а вслед за ним туда угодил Серёжка, кинувшись спасть друга, тебе не захотелось тут же достать свой телефон?
      – Зачем это?.. – нахмурился внук.
     – Ну-у-у, – тяну, собираясь с духом сказать немыслимое, – чтоб, к примеру, снять то необычное событие, да поместить его после в Интернет для набора всяких «оков» и «лайков», словно это и вправду что-то важное?
     – Да, ты что, дедушка? – расширяются от ужаса глаза внука. – Как можно? Они ж ТАМ по-настоящему тонули…
     И словно опомнившись, вдруг с недоверием осекается, глянув на меня прищуренными глазами:
     – А ты откуда… про яму знаешь? Мы ж с па-ца-на-ми, – по-прежнему по слогам выговаривает не знакомое слово, – договорились по-другому всё это… рассказывать.
     – Да это неважно, – отмахиваюсь. – Ты лучше скажи, зачем ты-то туда кинулся, ты ведь, как и Серёжка,  плавать не умеешь.
     – Не умею, – огорченно кивает.
     – Мог и сам утонуть.
     – Мог! – соглашается.
     – И заходить на стройку тебе нельзя.
     – Нельзя! – улыбается. – Но и стоять на месте ТАМ было… никак нельзя.
     – Ну, что ТУТ будешь с тобой делать?
     – «ТУТ вам не здесь», – смеётся…

     Всё меняется вокруг нас, всё, лишь Память наша неизменна во Времени, как бы Оно относительно или абсолютно не текло в пространстве, просто если это отвергается чьими-то знаниями, то знаний ЗДЕСЬ или… ТУТ просто недостаточно.
     – Вот, пожалуй, и всё…
     – Кто этот «всё»? – слышу неизменное.
     – Всё – это не кто, – повторяю не задумываясь. – Всё – это просто конец, конец всему.
     …– Или начало, – вдруг слышу голос Ромки.
     – Начало? – возвращаюсь в реальность.
     Ну, конечно, – как мог я не заметь это раньше? – «здесь» в отличие от «тут» в нас всегда живёт какое-то новое начало.
     – Точно, – радуюсь новому открытию. – Ты абсолютно прав, Ромка.
     И тут вдруг новая шальная мысль вновь посещает меня:
     – А какой телефон у тебя был тогда, ТАМ?
     – Не помню, – задумывается.
     – А тот, что у тебя ТЕПЕРЬ, разве не на десятилетие тебе родители подарили?
     – Да-а, – тянет, ничего не понимая. – А что?
     – Так ведь тогда это именно он должен был быть у тебя ТАМ на стройке.
     – Должен, – округляет глаза внук.
     – Значит, не потерялся. 
     – Не знаю.
      – Ну-ка давай вместе полистаем в нём журнал фотографий за прошлый год в конце лета.
     – давай! – радуется внук.
     И ТУТ вместе с ним мы находим у него ТАМ, в «гадком гаджете» фотографию нашего каштанового пса Макса из моего детства 1975 года, сделанную Ромкой, как гласила надпись на ней, 28 августа 2019 года.
     И кто сказал, что всё это неправда?
     Кто ТЕПЕРЬ посмеет утверждать, что время… течет абсолютно!



     Автор благодарит критика (ЕМЮ) за оказанную помощь, а также приносит свои извинения за возможное совпадение диалогов, потому как рассказ является художественным, вымышленным, хотя и подслушан в разговоре… со Вселенной.
     Да и… повесть-черновик – всего лишь рукопись, набросок, в нём вероятней всего масса стилистических и орфографических ошибок, при нахождении которых автор, принеся в очередной раз свои извинения за неудобство перед скрупулезными лингвистами, просит направить их администратору группы «Питер из окна автомобиля», на любой удобной Вам платформе (ВК, ОК, ФБ), для исправления, либо оставить их прямо под текстом.
     Спасибо за внимание и сопереживание.
01.06.2020г.