Рассказ про поезд и корзины с яблоками

Галина Храбрая

Ко Дню Защиты Детей:

 День защиты детей утвержден в ноябре 1949 года решением сессии
 Совета Международной демократической федерации женщин
 и отмечается ежегодно 1 июня.
 Впервые он был проведён в 1950 году в 51 стране мира.(из инета).

«УПРЯМАЯ БЫЛА, ОТТОГО ЧТО СИЛЬНАЯ УРОДИЛАСЬ»

Вы, тоже, небось, думаете, что я «из жадности» подтянула тогда,
те две большие корзины с яблоками к вагону пассажирского поезда
«Долинская – Кривой Рог, отошедшего от перрона станции «Тимково»,
на полном ходу»?

А вот и нет!
Потому что физически мне это было под силу, а дело обстояло так:

Мне было сравнительно ещё мало лет, когда я попала «до деда с бабой».
На летние каникулы в «рiдну нэньку Украйну» меня отвезли мои родные
папа с мамой «на выкормку», потому что им было не до меня:
они достраивали наш дом в Подмосковье!

Глянул на меня мой дед Захар и поморщился, обращаясь «до бабуни»:

— Оля, а ну, посмотри, нос-то у Гали, прямо, как у нашего московского зятя
Николая! Такой же длиннющий! Да-а, «век ей замужества не видать»!

— Та, шо ж ты така, заморэна вся приiхала до нас, доця? — спросила меня баба Оля.
— Я не знаю…

— Она же «в трёх школах» учится, ты хiба нэ почула, шо тобi дочка твоя Валя
казала?! — рапортовался ей дед.
— Это ничего! Откормим! Ну, пошли со мной, детка, я покажу тебе твою комнату,
сказала мне ласково бабушка на абсолютно чисто-русском языке…

Да, бабуня  у нас, такая начитанная была! Вон, сколь книг в её комнате
в шкафу стоит! Библиотека, глядя на которую, любой книголюб обзавидуется!

Утром проснулась я и вся обомлела: оладьи скворчат на плите, сметана стоит
в крынке рядом на столе, компот из вишен сварен, борщ украинский с петухом
тоже готов и благоухает так, что запах от него, аж до соседей чуть!
«Убиться, не встать»:

— Бабушка, что это? Вы, кого-то в гости ждёте? Света наша приезжает, что ли?
— Никого я не жду, доця, и Света сюда больше никогда не приедет.
Это твой Завтрак. Ешь! То всё для тебя. Но, поначалу, доця, у нас
треба кровь, застоявшуюся пiсля сна разогнать: ступай в садок, собери там
все упавшие за ночь яблоки. Разомнись. То будет тебе «утренняя зарядка»!

И я пошла, словно по грибы. Набрала себе полный подол и возвращаюсь:

— Их там столько! Земли не видать!
— А ты ведёрки бери и сыпь их прямо под дом к стене на северную сторону.
Потом будешь завтракать. Всё, я пошла, у меня работа стоит. Сама справляйся.
Давай! Приятного аппетита!

— А после завтрака, что мне делать?
— Как это, что? Взять ножик и начинать яблоки эти «резать»!

— На компот?
— Да, «на компот», только «на зимний»! На много компотов!

— Это как?
— Режь и выкладывай их на противень, огрызки пойдут в корм корове, бычку,
да кобанчику, а эти — сушить будем! На зиму!

И ушла…

— Где сушить-то? — крикнула я ей вдогонку.
— На крыше! На крыше мы сушку раскладываем...

— А покупаться и позагорать, когда можно, пойти мне на ставок?
— В воскресенье… у нэдiлю пiдэшь!

Боже мой! Какая же это была прелестная работа — яблоки собирать!
Берёшь его в руку, а оно, такое ароматное!

Я собрала всё, что только можно было! Навалила их на горку выше меня самой
и старалась лишний раз не бить.

Горка получилась, как Малая Азия! Потом села на маленькую скамеечку,
взяла плоский широкий самодельный короткий ножичек с чёрненькой ручкой
и принялась за дело!

Чик-чик и противень готов! Чик-чик и второй, такой же! Дело заладилось быстро!
Сижу себе и про завтрак свой забыла! Какой, там завтрак, когда полон живот яблок!

Смотрю, идёт мой дед Захар — мамин папа. Ну, думаю, всё! Он снова будет
про нос мой выговаривать мне! Взяла и спряталась за горкой яблок от него:

— Бабуня! А где же наша Галя?
— В саду наверно!

— Там её нет!
— Тогда на пруду…

— Ага, «на пруду», как же? Так не «воскресенье» же! — пронеслось у меня
в голове, — я «в самоволку не хожу»!

К обеду все яблоки были перестроганы и веером уложены в противни,
а сами противни — устроены мной в стойкую упорную позицию стопками
«крест-накрест», чтобы легче было брать их руками:

— Оля! Да, где же наша Галя, всё-таки? Садок пустой, яблок под деревом нет.
Горки под домом, тоже нет, и Гали нет!
— Я тут! Завтракаю…

— А яблоки где?
— На противнях лежат, их сушить давно пора, солнце высоко! Я вас жду-жду,
никак не дождусь, вот, и решилась перекусить, а вы сами-то, где ходите?

Немая сцена: «К нам едет ревизор!» Дедуня мiй, з Бабуней, так и оцепенели...

Они мне тогда ничего не сказали, но с этого дня вся их жизнь круто изменилась.
А я стала, между тем, быстро хорошеть и набирать аппетитные формы!

И когда мои родители в августе приехали забирать меня в школу,
то они своей дочки не признали: навстречу к ним, покачивая крепкими бёдрами
на стройных ногах, как парусник из поднебесья, вышла роскошная барышня!
В дальнейшем это была, почти, что Афродита из пены морской…

Было мне тогда 11 лет отроду, и так, как я была наполовину индусских кровей,
то, моё развитие явно происходило «с опережением графика»,
не переставая удивлять всю славянскую общественность…

На другой день мой дед Захар за ужином говорит бабушке Оле:

— Бабуня, у меня просто запарка на работе, завтра с самого утра мэнi треба будэ
поiхать на «Згоду», на пчёл подывыться, ты не жди меня, я никак нэ поспiю
раньше вечера вернуться: 10 км на велосипеде туда, и 10 км обратно,
и там, пока всех пересмотрю, день пройдёт. Давай-ка лучше, я пришлю до тэбэ
кума нашего Ивана, як вiн прыйдэ на обiд, он и поднимет тебе эти злосчастные
вёдра с раствором вверх на веранду «крышу мазать»?

Но Иван не пришёл ко времени. Не сумел. Запарка летняя!
А бабушка, тем временем, всё приготовила, только поднять осталось.

Стоит она, бедная, на крыше, на самом пекле, а я внизу: вёдра со мной рядом,
и к каждой дужке из них — бечёвка прикручена:

— Дэ ж той Иван, чтоб вiн сказився!
— А что нужно, бабушка?

— Да, ты не сумеешь, доця! 
— Что я не сумею? Вы мне только скажите!

— Надо взять ведёрко с раствором приподнять его на первую ступеньку этой лесенки
и мне кинуть бечёвку. Я подтяну его к себе, вытянув на крышу, и буду мазать там
площадку, чтобы потом «сушку» раскладывать на ней! Слива же пошла! И чёрная
и белая! Вся разом! Места не хватает! Такой урожай! Богатый! А потом и второе
ведёрко, и так все подряд… та, нэхай вiн сказится, той Иван, дэж вiн там лазэ?!

— Бабуль, а сливу, как сушить?
— Косточки вынимать и на две половинки!

Говорит, а сама стоит и смотрит вдаль, пытаясь высмотреть Ивана.
Бабушка молодая и шестидесяти ещё нет!
 
Красивая, в голубом платье. Стройная, как мачта корабля!
Правда, глаза у неё карие, это у деда Захара — голубые как небо в мае,
прямо по цвету подходят к бабушкину платью, эх, как же мне хочется пойти,
и поскорее засесть за стихи. Но, надо работать! Стихи зимой… на Святках!

Нечего делать, взяла я это ведерко и полезла с ним прямо по лестнице,
Господи, делов-то, Ивана, какого-то там ждать! А бабушка стоит всё и смотрит
вдаль, меня даже не заметила, как я долезла до самого верха: вцепилась
«мёртвой хваткой» в него, да, так и не отпустила до самого конца:

— Держите, бабуля! А я за следующим! Вниз! А вы давайте! Мажьте-мажьте!
— Галя! Ты что, детка? Ну, прямо как мужик справный! Что я Вале своей скажу?

— Бабуля, тише вы, не кричите! Мне мама говорила, что когда работаешь
нельзя громко разговаривать, силы теряются.
— А что ещё она тебе говорила?

— Больше пока ничего. Папа, вот, говорил, что петь надо и душу вкладывать во всё!
— Матерь Божья… Пресвятая Богородица… она и второе ведро притащила!

Перетаскала я бабушке все вёдра с раствором! Вымазала она шикарную площадку
под «сушку» на крыше обширной веранды. Довольная была, не передать!
Правда, замаялись мы тогда с ней дуже:

— Добре, Галя, добре, доця, — только и твердила, как заводная,
моя «украинская бабушка» в которой 50% было немецкой крови:
её семья ещё с позапрошлого 19-го века, как приехала сюда,
так и осталась жить и работать в Украине…

Сидим вдвоём под вечер в её роскошном палисаднике — цветами занимаемся,
тогда, как вдруг, откуда ни возьмись, мой дед Захар, влетает на своём
велосипеде и прямо от самых ворот кричит ей:

— Прости меня Оля! Кум наш Иван, так и не смог придти! Я всю дорогу
«гнал велосипед», чтобы успеть до вас с Галей! Что такое? Я не понял!
Вы, что сидите-то? Давай скорiше, дэ вiн, твiй раствор… зараз подыму его…
— Куда ты его подымешь, Захарiй? Нiч на дворi…

Дед не договорил, потому что бабушка заулыбалась, как «Джоконда»,
одними глазами, и, молча, повела их на меня в мою сторону:

— Не может быть! Как? Что? Опять Галя? Та нэ можа будь!!!
— Нам, Захарий Иванович, с тобой теперь кроме Гали никто не нужен из внуков.
Садись, давай. Напиши Валентине – младшей дочке твоей и моей в Москву письмо:
поблагодари их с Николаем за Галю! А Татьяне – средней нашей дочке отпиши
в Кривой Рог, чтобы она свою Светку в лагерь отправляла на всё лето, 
и теперь навсегда, ей там самое место и всем подобным ей, таким же лоботряскам…

— Бабушка, как это? Разве Свету больше нельзя к нам сюда привозить?
— Нет, вона лыдача!
 
— Какая-какая?
— Ленивая, по-русски!

— Почему?
— Такая, мабудь, уродилась!

Прошла неделя. Наступила суббота. Я знала, что меня отпустят в воскресенье
на ставок — купаться! И там я встречусь со всеми девчатами да парубками,
которые понаехали со всех городов мира «до батькiв» на летние каникулы:

— Галя, доця, я в город поiду зараз. На базарь. «Фрукту повезу».
Дедушка придёт поздно. Вызвали его в соседнее село. Ты отвезёшь меня
велосипедом до разъезда к поезду и назад. Ты чуешь? Чi нi?
— Бабуля, а ты спереди сядешь ко мне, на раму? Или на багажник?

— Нет, я пойду рядом с тобой. У меня будут ещё два чемодана с грушами наперевес
через правое плечо, их трясти нельзя. На раме ты покатишь две больших корзины
с яблоками, а на богажник привяжем третью, потом, как поезд отойдёт, сядешь
на велосипед и зараз до хаты. А завтра — до своих девчат сходи.
В воскресенье у тебя выходной. Отдыхать положено.
— Спасибо!

— Готова будь, через час двинемся. Три км вдоль посадки, главное, нам через
балку перебраться, чтобы велосипед не перекинуть и выкатить его потом в горку,
я не смогу тебе помочь, у мэнэ ж два чемодана ще будут на плэчi,
та ще и корзинка у руцi з малиною, ты сама справляться будэшь. Вникай, доця.
— Справлюсь, бабушка! Я зразумiла!

Всё прошло хорошо, докатила я корзины легко. Только, вот, поезд подкачал немного.
Он опаздывал, и машинист решился сократить остановку, потому проехал вперёд,
значительно дальше от перрона. Все люди, увидев эти его каверзные манёвры,
ринулись толпой к задним вагонам, а там — высокая крутая насыпь.
Стали падать, кто куда, особенно,  те, кто споткнулся…

Пассажиры вёдра и корзины свои побросали, фрукты все у них раскатились,
а сами орут, кричат, словно «белые наступают», будто от их крика состав,
возьмёт и тормознёт:

— Стой, порося такэ! Ты куда прёшь? Остановись! Зараз! Падлюка, така ото!

Бабушка моя вскочила в вагон с двумя чемоданами и кричит мне:
 
— Домой! Поезжай, Галя, домой! Кинь ты эти корзины!
Не волоки их! Не смей подымать! Важко тоби ж цэ будэ!

Как это не волоки? Я пёрла их 3 км в гору, потом катила с горы и, что бросить?
А как же мои двоюродные сестрёнки и братишки, те, что живут в Сыктывкаре —
дети моей старшей тёти Лили, мы же с бабушкой ради них стараемся всё лето,
чтобы денежки туда им отослать? Там же, так холодно и всем надо купить
по паре сапог и валенок, да по тёплому стёганному одеялу к зиме! Тем более,
что братик мой двоюродный попросил у бабы с дедом пианино:

— Алчная ты, какая, Ольга Александровна! Надо же, а я и не знала! 
Дитём рискуешь, ради базара, — высказывала ей в тамбуре, путаясь под ногами
и мешаясь, наша соседка Малярэнчиха, у которой пропали все фрукты из-за
лени и нерасторопности провожающих её племянников.

Но, бабушка моя промолчала, поджав губы, она всегда так делала, держа свой
«рот на замке». А, что говорить-то без толку? Она никогда не вступала
в полемику с сельскими крикливыми бабами, и меня к этому приучила,
за что я премного ей благодарна.

Меж тем, я подтащила корзину к подножке вагона, и бабушка приняла её,
сказав мне тихонечко:

— Ты вторую хоть не тяни сюда, Галя! «Затуркают», ведь, меня бабы от зависти!
— Нет, я не брошу её, бабушка, вы даже об этом и не просите меня!
Стойте тут. Не уходите! Я мигом!

Но, тут состав резко дёрнулся, стало ясно, что поезд, вот-вот, тронется.
Бабушка моя успокоилась. Она поняла, что внучка её и сама теперь отринется
от вагона. Но, как бы не так! Не тот у меня характер!

Я вернулась к перрону, взяла вторую корзину обеими руками, зажала её впереди себя
«на пупке», затем по насыпи «гуськом» побежала к вагону, куда села моя бабуля:

— Оля! Оля! Смотри! Твоя внучка бежит за вагоном! И у неё большая корзина
в руках спереди! Сходи, давай с поезда, не то она погибнет у тебя! Задавит её!
Что ты в Москву тогда отпишешь дочке своей? Что Галю вашу поездом задавило,
да хай вiн сказится, из-за яблок твоих!

Я же уверенно бежала за поездом, пока он не успел набрать ход, не зная,
что насыпь скоро закончится. Но, Слава БОГУ, как только я сунула корзину
в руки своей бабушке, под ногами у меня оказался грунт…

Бабушка едва втянула корзину в тамбур, взяв её «за ушки», как дверь вагона
затворилась за ней, и я была удивлена тем, отчего это она не может её просто
взять, поднять, как я, и сразу же отнести в вагон?

Откуда мне было знать, что у бабушки моей было слабое сердце, что она с 30-ти
лет стояла на учёте у кардиолога, и что тогда у неё попросту затряслись
от перенапряжения руки, посинели губы и задрожали ноги…

Но, через пять минут я позабыла об этом происшествии, села на дедов велосипед
и с ветерком покатила в село, которое так красиво называлось «Марфовка»!

Это была лишь правая сторона села, что расположилась вдоль огромного ставка, 
там же на правой стороне была птицеферма, рыбсовхоз, сельсовет, медпункт,
магазин, почта, детсадик, школа и клуб, где постоянно крутили хорошие
советские фильмы!

Наша левая сторона села, что была ближе «к разъезду» называлась «Дерибасовка»!
И там жили все мои знакомые девчата.

Дома в «старой хате», где у нас была расположена «летняя столовая», 
там, где мы снiдали (кушали – от слова снiданок – завтрак) меня ожидали
огромные пироги величиной с ладонь, с чесноком и гусиной печёнкой,
жареные в большой сковороде на подсолнечном ароматном масле!

А ещё крынка молока и янтарный свежий мёд в буфете на блюдечке!

Когда я всё это обнаружила, то сразу же почувствовала, как была голодна!
И счастлива одновременно! Покушать я любила с раннего детства, и вместо конфет
просила у мамы своей пару котлет!

Между тем, на село опускался сказочный вечер. Мычали коровы. Лаяли цепные псы.
Запахло душистым табаком и ночной фиалкой. Бабы пошли доить коров. 
Дедушка мой ещё не вернулся. Я оставалась одна «на хозяйстве»…

Незаметно, я сметелила все пироги один за другим, выпила литра полтора молока
и облизала блюдечко из-под мёда.

Затем, я пошла, мыть ноги, чтобы войти в бабушкин красивый, ухоженный,
изысканный и окультуренный живописью, книгами и огромным количеством
музыкальных инструментов, дом.

Не успев дотронуться до подушки, я сразу же увидела «новый сон», похоже,
что он весь день поджидал меня, чтобы увести в свою сладкую страну поэтических
грёз и безмятежного детства, где я была не столь быстрой, оттого что попросту
летала…

И так было всегда. Летаю я, и по сей день, господа!
Чего со всей искренностью своего сердца желаю и вам. Аминь.

* Х *
http://proza.ru/2020/06/03/1356
«Рассказ о моей зловредной двоюродной сестре»