Медянский Покровский женский монастырь

МЕДЯНСКИЙ ПОКРОВСКИЙ ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ: ПУТЕВОДНЫЕ НИТИ В ПРОШЛОЕ.
 
Медянский Покровский женский монастырь в селе Медяна, Курмышского уезда Симбирской губернии (ныне – Пильнский район Нижегородской области) – история, факты, предположения и легенды.

Во Славу Божию!
Исследование начато 12.09.2017 года, оно продолжается до сих пор и не может пока считаться оконченным.
 
 
Максим Бурмистров,
публицист, исследователь, собиратель, эксперт, путешественник.


Благодарности.

Наталии Адер за бесценную помощь в деле раскрытия неизвестных страниц истории Медянского женского Покровского монастыря и за предоставление исторических документов, а также за сообщение устных преданий, бытующих на территории Медянского края.

Галине Филимоновой за желание помочь в воссоздании исторических событий, связанных с Медянской обителью и за действенную помощь в этом нелегком деле.

Алексею Смирнову за мудрые советы, помогшие организовать поиск информации самым правильным образом.

Михаилу Будникову за ценные сведения, касающиеся Медянского монастыря и за искреннее желание помочь в исследовании страниц прошлого.


Бывает так, что какие-то события в твоей жизни, кажущиеся вначале просто случайностью, стечением обстоятельств, вдруг заставляют тебя совершенно по-иному на них взглянуть и оценить, после чего четко понимаешь, что они должны были случиться именно сейчас и именно с тобой, ни с кем другим. Эти события неожиданно выстраиваются в единую и гармоничную цепочку. Все происходит вроде бы и не специально, но в то же время все время ловишь себя на мысли, что события эти срежиссированы, выстроены кем-то другим, что они вовсе не случайны. Появляются новые люди, помогающие тебе, происходят удивительные открытия, о которых и не мечтал, огромный, неведомый доселе механизм приходит вдруг в движение. В таких случаях мне видится Рука Господа, направляющая всех участников действа, сводящая их вместе, в одно время и в одной точке…

Сырым ранним октябрьским утром я бродил с фонариком по иконным рядам Московского Вернисажа в Измайлово, когда мне в глаза бросилась одна икона. В принципе, ничего из ряда вон выходящего, но в хорошей сохранности, образ Николая Чудотворца, написанный яркими масляными красками на аналойного размера, иконной доске. Не шедевр и не примитив, на первый взгляд – нечто среднее, не столичное, конечно, но крепко, от души сработанное, словом, что-то в этом провинциальном образе меня зацепило, «включило» сразу, слишком не похожа была икона на все то, что мне доселе приходилось видеть и держать в руках.
Рассматривая частенько сотни икон каждый день, увлекаясь религиозной живописью настолько, что это занимает практически все мое время, я в этот момент поймал себя на мысли, что эта старинная икона абсолютно выбивается из тех стилей, «пошибов», которые можно было бы определить сразу, в одночасье, что называется, «в лоб».
Это была не поточная поздняя икона и в то же время, не образ, принадлежавший к какой-то школе или известному кустарному иконописному центру, но изограф, ее написавший, явно не был дилетантом в своем труде и при этом, что очень важно, он имел свое собственное видение, свой личный взгляд на образ любимейшего на Руси, святого!..
Добродушный торговец разложил свой товар прямо на рогожке, постеленной на асфальт аллеи, я сел на корточки и взял икону в руки, чтобы получше рассмотреть ее.

Необычность живописи стала для меня еще более очевидной, и если честно, всего моего опыта было недостаточно для того, чтобы произвести хотя бы примерную местечковую атрибуцию, но когда я перевернул икону, дабы рассмотреть оборотную сторону иконной доски, мое удивление мгновенно переросло в волнение: в верхней части иконы имелась надпись, выполненная краской, которая в рассветных московских сумерках читалась довольно плохо. Участливый продавец склонился надо мной и сказал:
- Там что-то про монахиню кукую-то написано, я читал, но не смог разобрать…
Про монахиню? Уже интересно! Я включил фонарик и направил его яркий луч под углом к тексту, который тут-же преобразился, стал более темным и контрастным, обозначившись на фоне изумрудной краски, которой был затонирован иконный задник. Свет фонаря дал мне возможность без помех прочитать все написанное от начала и до конца, причем по мере чтения волнение мое все нарастало, ведь надпись эта коренным образом меняла мое отношение к иконе, делала ее необычайно интересной и ценной, а еще более точно говоря – бесценной находкой во всей моей практике!
Надпись на иконе была дарственной, но важность ее заключалась в том - кто, какой конкретно человек выступал в качестве дарителя святого образа, ведь это была не просто «какая-то монахиня», как заметил продавец, а игумения, то есть настоятельница, начальница конкретного монастыря, по сути – историческая личность!
Известно, что обычно старинные иконы не имеют никаких надписей, позволяющих их идентифицировать или хотя бы датировать с достаточной точностью. Не принято было русскими мастерами ставить на своих работах подписи и даты, подписные и датированные иконы крайне редки.
Чаще (но все равно очень и очень редко) на задниках антикварных икон могут встретиться заказные, владельческие или дарственные надписи, но они, как правило, не несут в себе никакой полезной информации для исследователя конкретного произведения и никак не влияют на изменение ценности иконы для ее нынешнего владельца или приобретателя, хотя могут подчас с достаточной точностью дать информацию хотя бы о времени создания предмета.
Говоря слово «ценность», я подразумеваю, в первую очередь, безусловно, историческую ценность, значимость предмета, хотя любой антиквар согласится и с тем, что надпись на иконе, свидетельствующая о связи произведения с известным историческим персонажем очевидным и кардинальным образом влияет и на ценность чисто материальную, коллекционную.
Надпись типа «Васечке Иванову на память от Олечки» на иконе может встретиться, но что она будет значить для меня или для другого исследователя? Ровным счетом ничего! Никакой полезной информации она не прибавит к знанию о самой иконе, но на этот раз мне крупно повезло – на иконе имелась крайне интересная надпись, сделанная исторической личностью, да еще и с указанием точной даты!
Вот полное содержание этого замечательного текста: «Въ день Ангела изъ Медянскаго Покровскаго женскаго монастыря от игумении Елисаветы. 1916 года августа 19 дня».
Подумать только: игумения Елисавета, настоятельница Медянской обители, послала этот живописный образ святителя Николая кому-то в подарок, причем сделала она это к конкретной дате, за год до революционных событий в стране!

Быстро найдя ценовой консенсус с покладистым и сговорчивым продавцом иконы и расплатившись, я отошел от «прилавка», и перед тем, как убрать бережно покупку в сумку, еще раз рассмотрел икону со всех сторон.
Отметив для себя повторно факт неопределимости стилистики живописи в привязке к местечковому иконописному центру или хотя бы к региону, я снова перевернул икону и зафиксировал необычность деревянной основы, иконной доски: оборот иконы был затонирован бирюзовой краской, но самое интересное - это единственная шпонка, которая была врезана в доску не под прямым углом, поперек, а диагонально, с уклоном.
Иконная доска с такой косой «диагональной» одинарной шпонкой мне также попадалась впервые и получалось, что икона эта, даже не беря в учет дарственную надпись, уже представляла из себя интереснейший памятник, необычный, во всех отношениях, антикварный предмет.
Надпись же делала образ исключительным, редчайшим артефактом, настоящим раритетом, но для меня сразу стало понятно, что икона не просто так «пришла ко мне», что она обязывает меня заняться всесторонним изучением исторических фактов, связанных, во-первых, с Медянским Покровским женским монастырем (я тогда понятия не имел, где он и что он), а во-вторых, с игуменией Елисаветой, тем самым конкретным духовным и историческим лицом, которое сделало надпись на иконе и которое, по моему убеждению, оставило и свой след в истории русского православного монашества.
Кроме этих быстрых мыслей, молнией проносившихся в моей голове, у меня робко зародилась и еще одна, которая, как я надеялся, могла найти свое подтверждение в результате дальнейших исследований исторических событий и фактов: мне почему-то сразу пришло в голову, что всеобщая необычность иконы – и живописи и иконной доски связана с тем, что образ написали в самой Медянской обители, где, возможно, существовала в то время иконописная мастерская и если этот факт подтвердится, то историческая и культурная ценность иконы в моих лично глазах возрастет многократно, ведь можно будет во всеуслышание  заявить еще об одном иконописном центре, существовавшем в России на рубеже XIX-XX веков.
Говоря честно, в тот момент мне казалось все достаточно простым, поскольку в моей практике уже были моменты, когда мне требовались какие-то конкретные данные по определенным монастырям, храмам или историческим персонажам прошлого. Все обнаруживалось в Сети за считанные минуты, ответы, что говорится, находились сами собой. И тут я особо не напрягся, надеясь, что уж история-то целого монастыря и его настоятельницы ну никак не могли быть обойдены в той неисчерпаемой информационной базе, которая накоплена в виртуальном пространстве. Но тут, как оказалось, я сильно ошибся…
Придя домой, я всхрапнул после практически бессонной ночи, проведенной в поездке на Вернисаж, предвкушая приятное легкое и красивое интернет-путешествие в историю, а проснувшись и перекусив, засветил «голубой экран» компьютера и начал искать необходимую, мне, информацию…
То, что я увидел, меня мало порадовало: собственно говоря, никаких нужных данных сходу мне выискать не удалось, моя разыгравшаяся фантазия потерпела первое фиаско, натолкнувшись на глухую стену, а точнее сказать, оказавшись в пустом поле, где куда ни кинь взгляд – лишь голая земля, поросшая редкой жухлой травой, колышимой промозглым осенним ветром…
Мне почему-то вспомнился мой учитель по классу гитары из далекого детства, который в моменты моей лености и спешки в желании побыстрее проиграть сложный фрагмент музыкального произведения неизменно останавливал меня и вопрошал с укоризной, глядя на меня сквозь толстые линзы большущих очков в роговой оправе:
- Все норовим всех шапками закидать? Торопимся? Не выйдет, молодой человек, не выйдет!
Но отступать было некуда, первая неудача лишь разожгла во мне азарт к дальнейшим поискам, и я все атаковал и атаковал поисковые системы, пытаясь под разными словосочетаниями найти хотя-бы что-то о Медянском монастыре. Наконец, мне повезло и в моем распоряжении оказалась статья, написанная энтузиастом и краеведом из села Медяна, Николаем Федоровичем Кирсановым. На сайте Пильнской библиотеки был размещен текст из книги «История, легенды и люди Медянского края», вышедшей в 1999 году, через три года после ухода из жизни автора этих интересных и познавательных материалов.
Сама книга была посвящена истории села Медяна (расположенного где-то в глубинке между Нижним Новгородом и Казанью), событиям дореволюционной, революционной, постреволюционной, военной истории и истории современной, в ней рассказывалось и о конкретных личностях, в большинстве своем – о простых тружениках поселения, которые внесли и вносят свою лепту в его жизнь.
Но надо сразу сказать, что Николай Федорович, описавший в отдельной главе под названием «Что было за стенами Медянского монастыря», создавал свой труд в условиях, когда народ «семимильными шагами» шел навстречу коммунизму, отвергая напрочь «религиозные пережитки прошлого», да и сам он, будучи к тому же директором местной школы, был, так сказать, активным проводником идей марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма, в результате чего вся историческая составляющая текста была густо пропитана идеологической ненавистью ко всему, что связано с религией и в частности – к Медянской обители. Поэтому я, читая текст, автоматически его «переверстывал» на современный лад, ведь сегодня подобный тон в описании событий религиозной истории нашей Родины уже, слава Богу, неприемлем!
Скажу честно, что мне было обидно читать эти строки, которые написаны человеком, с одной стороны, стремящимся собрать по крупицам исторические данные о родном селе и сельчанах (Николай Федорович ведь был основателем местного школьного краеведческого музея), а с другой – продолжающим безжалостно и исступленно, в революционном порыве «разбрасывать камни» своей сельской истории. Но ничего не поделаешь, надо быть благодарным ему уже за то, что он дал мне возможность «заглянуть за стены монастыря», за которыми, по его словам, находился «центр духовного отравления народа» и жили монахини, «устремленные к наживе и ханжеству» [77].
Выдержки и данные из этой любопытнейшей исторической повести я еще буду приводить ниже, но почти сразу мне стало понятно, что Николай Федорович частенько путает факты, противоречит сам себе, а посему считать эти выкладки единственно истинными было нельзя, оставалась резкая необходимость искать новые и новые источники, более полные и достоверные.
Также в дальнейшем я нашел еще один источник [1], который оказался «укороченной» версией первого – это была печатная книга, а не интернет издание, поэтому где-то я буду цитировать одну версию, а где-то – другую.
Практически сразу меня задела неточность в самом названии села, с которой я потом неоднократно сталкивался в разных источниках. Где-то село называется Медяна, а где-то Медяны, хотя к сути моего исследования эта деталь существенного отношения не имела.
Скоро мне удалось получить краткую информацию о Медянском монастыре, которая значилась в справочнике по монастырям и храмам «Православные русские обители», вышедшем еще в имперской России в книгоиздательстве П.П. Сойкина, в Санкт-Петербурге в 1909 году [2]. Но и тут ничего интересного мне не пришлось почерпнуть, так эта ситуация и зависла бы, если бы не помощь других людей!..

Я рассказал об иконе моему другу, Алексею Смирнову, а тот, в свою очередь, посоветовал разместить объявление о поиске информации на профильном форуме Храмы России (http://temples.ru/forum), где и произошло мое виртуальное знакомство с Наталией Адер, человеком интересным и увлеченным, как и я, историей Медянской обители. Наталия откликнулась на мой призыв о помощи в поиске информации и в результате нашего знакомства я получил доступ к нескольким интереснейшим документам, имевшимся в распоряжении Наталии, и уже вместе с ней мы сделали важные для нас обоих, открытия, а также обнаружили и изучили еще несколько новых источников информации, давших как однозначные ответы на наши вопросы, так и обозначившие еще более конкретно «белые пятна» в истории обители и ее насельниц.
Материала получилось достаточно много, поэтому у меня ушло много времени на его прочитывание и изучение, на сопоставление фактов, имевшихся в разрозненных источниках, на стандартизацию событий и дат.
Говорить о том, что мои данные о Медянском монастыре, которые будут приведены ниже, являются абсолютно точными и полными, не приходится, более того, я лично убежден, что это лишь отправная точка для последующего полного и детального исследования исторических событий и фактов и может быть, уже в ближайшее время у меня будут новые сведения, касающиеся монашеской обители, из которой в 1916 году в подарок кому-то ко Дню Ангела вышла моя икона святителя Николая.
Итак, приступаю к изложению того, что мне удалось узнать, список литературы и ссылки на ресурсы в Сети будет приведен в конце моей статьи, так что каждый желающий более полно узнать о Медянском Покровском монастыре сможет это сделать, найдя и изучив первоисточник. В мою же задачу и идею входило желание восстановить и изложить кратко историю зарождения, жизни и гибели монастыря, узнать о конкретном человеке – игумении Елисавете, а также постараться установить сам факт существования в обители иконописной мастерской, на мой взгляд, в этом ракурсе задача моя оказалась вполне выполненной.

Само село Медяна – старейшее на территории области, оно упоминается в переписи 1624 года и значится многопоместным [1].
Медянский Покровский женский монастырь в селе Медяна Курмышского уезда Симбирской губернии Московской области (ныне это Пильнский район Нижегородской области) обосновался на месте исчезнувшего мужского Никольского Медянского монастыря, история которого начинается еще при совместном правлении царей Петра и Иоанна, которым монашествующие подали челобитную «о начале пустыни» в 1687 году [5], однако монашеская община тут существовала и ранее, при царе Михаиле Федоровиче, о чем «новые монахи» сообщают в челобитной царям: «В прошлых годах по указу великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея России самодержца, заведена та Николаевская пустыня на церковной пустой земле, и их братья старцы собрались немногие и от скудости разошлись. И при державе блаженныя памяти великаго государя царя и великаго князя Алексея Михайловича, всея великия и малыя и белыя России самодержца, великих государей милостынею и трудами иноческими и тамошних жителей подаянием на том же прежнем месте тое Николаевскую пустынь вновь построил строитель Павел, что был преосвященный митрополит Рязанский и Муромский» [5].

В 1688 году «Медянская пустынь с пашнею, сенными покосами и всеми угодьями» была приписана по челобитной патриарха Иоакима к патриаршему домовому Нижегородскому Благовещенскому монастырю [5].
Интересная деталь: монастырь был Николаевским, то есть посвященным святителю Мирликийскому Николаю Чудотворцу, и по тому же источнику в нем имелся всего один деревянный храм во имя святого Чудотворца Николая. Было тут и значительное хозяйство: пять келий для монашествующих, конюшенный двор, поварни, четыре житницы, а за оградой – скотный двор с избами, было много земли, использовавшейся в различных сельхоз целях [5].
В источнике указывается, что обитель богатела, ее земельные наделы все время прирастали новыми участками, были куплены и сто крестьян, поселенных на купленных полях, однако в 1764 году Николаевская пустынь в Медяне оказывается упраздненной по неизвестной причине, при этом деревянный Никольский храм переносится в само село (монастырь был в отдалении, на расстоянии одной версты от села), а впоследствии, в 1811 году храм этот будет перестроен уже в камне [5]. Все здесь же находим и другие любопытные данные о том, что из пустыни в теперь уже Медянскую Никольскую церковь попадают ценные реликвии, в их числе старинные книги и несколько древних икон.
Вопрос об упразднении Никольской монашеской общины, вроде бы вполне успешной и развивающейся, остается открытым, в религиозных источниках на него ответа нет. Что случилось, почему обитель прекратила свое существование? Возможно, и на этот вопрос время даст внятный ответ.
Забавный вариант развития событий мне удалось найти в книге Н.Ф. Кирсанова, который дает такую краткую «коммунистическую» справку об этом: «…на место бывшего мужского монастыря, который в период войны под руководством Пугачева в 1773 году был сожжен восставшими крестьянами Медяны» [1].
Получается явная нестыковка фактов, по которой с одной стороны, монастырь был «тихо» упразднен в 1764 году самими Церковными властями, а с другой – был сожжен и уничтожен бунтарствующими элементами из самих же сельчан, «уже тогда» революционно боровшимися с «чуждыми классовыми элементами».
В статье Д. С. Мочалова «Материалы малоизвестных монастырей Нижегородской епархии в фондах ГУ ЦАНО», основанной на данных архива Нижегородской области, в котором есть и документы из Медянского монастыря, говорится, что новая община должна была переехать из Пильны «на место разоренного в 1775 году пугачевцами мужского монастыря» [73]. Появляется еще одна неподтвержденная дата исчезновения мужской пустыни.
И еще. Красовский В. Э. в своем труде «Хронологический перечень событий Симбирской губернии 1372-1901 гг.»,  сообщает в разделе событий, случившихся в 1774 году, что «Пугачев, схваченный на Узени в начале октября, привезен был Суворовым в Симбирск» [75]  (стр. 49).
Вариант «революционной» трактовки событий Кирсановым в этом случае никуда не годится, ибо деревянный Никольский, а затем и каменный храм в Медяне существовали, и это подтверждают другие источники, в частности, справочник Баженова, изданный в 1900 году. Там указывается, что «храм каменный, построен прихожанами в 1811 году» [7], то есть полностью подтверждаются данные предыдущего, хотя и более позднего, источника [5]. Не стыкуется информация и с тем, что изложил Мочалов – смутьян Пугачев в 1774 году уже был арестован.

Как бы там ни было, женская община в Медяне образовывается на старом намоленном месте, на месте более древнего монастыря, от которого, после его закрытия, остается лишь пустое место, на котором высится «деревянный столб с иконою, никаких других следов существования ея не осталось» [5].
Наиболее подробно история «новейшей», теперь уже женской обители, описывается в Симбирских Епархиальных Ведомостях за 1904 год [3], как выясняется, путь от самой задумки до практического воплощения идеи о монастыре в жизнь был и долгим и тяжелым.
Всегда очень важно понимать, что в основе создания любого монастыря были и будут не просто идеи и мечты, а конкретные люди – подвижники и вдохновители, те, кто сам являет собой пример божественного, богоугодного поведения и чьи мысли и дела привлекают к этой идее сторонников – будущих насельников монашеской общины и благотворителей.
У истоков создания Медянского женского монастыря, по сути, стояли две выдающиеся личности, два конкретных человека, которых соединил Сам Господь и упорная деятельность которых привела в результате к появлению на территории имперской России одного из самых молодых монастырей.
Вдохновителем и идейным отцом монастыря стал отец Авраамий (Некрасов), протоиерей Арзамасского Николаевского женского монастыря, а физическим исполнителем общих идей по созданию обители явилась жительница села Пильна, Дарья Егоровна Ольнева, со временем превратившаяся в матушку Ксению, первую из двух настоятельниц Медянской обители [3].

Отец Авраамий был сыном сельского священника, воспитывался соответственно, проявляя искреннюю тягу к учебе и вере. Он с успехом закончил Нижегородскую Духовную семинарию, однако отец не дал ему пойти дальше, и в духовную академию вместо себя Авраамий устроил своего товарища.
Отец Авраамий женился, но детей не имел.
Важнейшее обстоятельство в его жизни заключается в том, что он являлся духовным сыном преподобного Серафима Саровского, который и предсказал ему «бездетность телесную», но множество детей духовных, что и можно со всей полнотой констатировать по итогам славной жизни отца Авраамия, умевшего своими словами и поступками привлекать к себе людей и делать их по-настоящему добрыми и близкими ко Господу во всех своих помыслах и делах [6], [3], [36].
Дарья Егоровна Ольнева, также, как и ее будущий духовный наставник, с малых лет стремилась к благочестивой жизни, чуралась всего дурного, чего ей пришлось немало увидеть и познать в деревенской жизни. «Еще с десятилетнего возраста решила принять на себя обет девства и стала искать путь правды и спасения» [3], говорится в «Кратком сказании об основании женского Покровского монастыря при селе Медяне», не удивительно, что и в более взрослые годы стремление к духовной чистоте не оставило ее.
Знакомство отца Авраамия и Дарьи произошло благодаря их общей знакомой, Натальи Илларионовны, жительницы села Медяна. Вместе они отправились на богомолье в Саров, а оттуда попали на прием к отцу Авраамию и – удивительное дело, их встреча стала отправной точкой в глубоких и самых искренних человеческих отношениях, в которых отец Авраамий относился к своей духовной дочери Дарье, как к родной.
Именно отец Авраамий заронил в душу Дарьи мысль о том, что она, обладая чистой и открытой душой, большим любящим сердцем и конечно, определенными человеческими качествами, может стать руководительницей не только своей жизни, но жизней других сестер, спасающихся во Христе, другими словами, он дал ей надежду на создание в будущем общины [3].
Интересно заметить, что Дарья Ольнева была женщиной безграмотной, однако по настоянию отца Авраамия она освоила грамоту и письмо, чему свидетельством является краткая запись, сделанная собственноручно игуменией Ксенией (в миру – Дарьей Ольневой) в ведомостях монастыря [4] (сами ведомости датируются 1916 годом, когда матушки Ксении уже не было в живых, однако в них по какой-то причине попали страницы более ранних записей, где и есть образец письма игумении Ксении).
Идея создания некоего духовного общества была, по видимому, высказана в личной беседе Дарьи и о. Авраамия в 1858 году, «в следующем же 1859 году, по его благословению, в Пильне открывается союз благочестивых жен – подвижниц, ищущих Господа, учительство же и руководительство их ко спасению поручается о. Авраамием девице Дарьи» [3].
Коммунистический биограф и историк Кирсанов так пишет об этих событиях: «Большую роль в этом сыграл Арзамасский протоиерей Некрасов Аврамий Георгиевич. Ему удалось уговорить крестьянку села Пильна Оленеву Дарью Егоровну возглавить вербовку девушек для создания религиозной общины, которая бы была живым примером отречения от жизни земной и надежды на жизнь «вечную» и смогла бы отвлекать народ от мыслей, направленных против царя и помещиков» [1]. Другая датировка этих событий встречается у Д. С. Мочалова: «Первое упоминание об обители относится к 1861 году. Община была учреждена под духовным руководством арзамасского священника Авраамия Некрасова, который сподвиг крестьянку села Пильна Дарью Ольневу начать создание женской обители. Обитель, как предполагалось, должна была стать примером духовной жизни. 8 мая 1862 года в Пильне было утверждено строительство дома-богадельни, которое окончилось в 1865 году. К этому времени в общине уже состояло 6 сестер» [73].
Я пока опускаю подробности в истории, которые были до самого важного момента, а именно – до момента официального утверждения общины Святейшим Синодом, все их можно в деталях узнать в первоисточнике - [3], подробное хронологическое изложение фактов истории будет приведено ниже. Необходимо лишь заметить, что становление общины и воплощение замысла о монастыре продвигалось очень трудно. Виной тому были и чисто практические, финансовые проблемы и давление светских властей, которые не могли допустить образования новой монашеской обители без официальных разрешительных документов, выдаваемых Церковью.
Эта «слежка» была вполне оправдана. Виной тому особая атмосфера, царившая тогда в Симбирской губернии, да и во всей Нижегородчине. Многочисленные секты разного толка, раскольники, самозванные провидцы задавали работу не только полиции, но и церковной власти.
18 сентября 1877 года, то есть через 19 (!) долгих лет с момента самой мысли об объединении благочестивых жен в монашескую общину, произошло утверждение таковой Святейшим Синодом и все эти годы отец Авраамий был преданным и любящим духовным отцом для будущей матушки Ксении (Ольневой) и ее сестер, а она – добропорядочной и целеустремленной духовной его дочерью, которая несмотря на многочисленные и невообразимые трудности шла и шла вперед, надеясь на то, что монастырь все же будет рожден их совместными усилиями и сердечными молитвами ко Господу и к Матери Его, Пресвятой Богородице [3].
Именно отец Авраамий дал имя будущей обители, она должна была стать Покровской, а расположить ее предполагалось в версте от села Медяна, где уже к моменту получения разрешения от Синода были куплены земли и велись постройки, до времени тщательно «конспирируемые» будущими насельницами под богадельню [3].
В этом же источнике я нашел для себя и интересные подробности, которые коренным образом повлияли на мое мнение относительно имеющейся у меня иконы святителя Николая: «Одновременно с созиданием этого корпуса строился на каменном фундаменте и двухэтажный корпус, покрытый железом; он предназначался исключительно для сестер, в нем предполагалось устроить иконописную и цветочную мастерския» [3], а значит, их и устроили, что впоследствии подтвердилось и другим источником – Ведомостями самого монастыря за 1916 год [4]. Но это еще не все – ведь пока Церковь позволила официально создать лишь общину, не монастырь.
Монастырь был официально создан много позже, его первая игумения Ксения (Дарья Ольнева) показала себя не только благочестивой матушкой, ставшей для сестер настоящей матерью, но и крепкой хозяйственницей, благодаря чему монастырь постоянно развивался, укреплялся финансово, духовно, привлекая к себе не только прихожан из местной сельской общины, но и жителей других сел, паломников.
Кстати, о паломничестве в Медянский монастырь. Паломничество во второй половине XIX века было массовым явлением, но паломничество в русские монастыри, если можно так сказать, «подогревалось» в среде верующих теми Святынями, которые в них находились. Например, в Казань богомольцы шли за тем, чтобы увидеть и молитвенно прикоснуться к чудотворной иконе Казанской Божией Матери, а в Троице-Сергиеву Лавру отправлялись на молебен у святых мощей преподобного Сергия Радонежского Чудотворца, у древних икон.
Совсем молодой Медянский монастырь не мог выступать столь привлекательным для паломников, как перечисленные Святые Места, его еще необходимо было намолить, наполнить вещественными религиозными объектами для поклонения, однако и в нем были реликвии, которые заслуживали особого внимания верующих.
По данным из имеющихся источников, отец Авраамий передал в Медянскую Покровскую обитель «свою драгоценность – ковчег с частицами Святого Древа Креста Господня и частицами святых мощей, полученных от Святейшего патриарха Иерусалимского и афонских старцев чрез отца Паисия.» [6]. Более того, он завещал после своей кончины быть похороненным в Медяне, туда же просил перенести и прах своей возлюбленной супруги, скончавшейся в 1879 году [6].
Все в тех же монастырских ведомостях можно найти информацию о занятиях монахинь и сделать выводы о том, что хозяйство у монастыря было крепкое и зажиточное, монахини полностью удовлетворяли свои потребности, вели натуральное хозяйство. Это, впрочем, подтверждено и другими источниками.
У монастыря имелась ветряная мельница, скотный двор, пастбища и посевные площади, владел он и лесом [4], [3], [18]. Монахини сами шили себе одежду и обувь, пекли хлеб и просфоры, одним словом, монастырь, судя по имеющимся источникам информации, старался стать самодостаточным, об этом свидетельствует и Кирсанов, хотя он склонен преувеличивать богатства обители. Но богатства особого тут не было – монастырь имел и очень большие расходы, например, на строительство каменного храма, обустройство жилья и мастерских, богадельни, эти расходы превышали доходы, так что тот же храм строился благодаря значительным финансовым вливаниям жертвователей (об этом будет рассказано ниже).
Много позже написания основного текста этого исследования, начатого мною в 2017 году, то есть сразу после приобретения удивительной иконы с образом святителя Николая, мне удалось обнаружить новые «следы» монастыря в тех же епархиальных ведомостях. Мне пришла в голову счастливая мысль о том, что раз монастырь образовался, был официально признан Церковными властями, значит, сведения об этом должны были быть отражены в местных печатных источниках.
Благодаря электронной библиотеке сайта «Духовенство Русской Православной Церкви в XX веке» я углубился в изучение подшивок «Симбирских епархиальных ведомостей», начав с года официального признания Священным Синодом женской общины – 1877-го.
Вообще говоря, Симбирские епархиальные ведомости стали для меня бесценным кладезем информации, ведь это есть, по сути, летопись, временной срез с событий религиозной (и не только) жизни региона, и я уверен, что ни один другой источник не даст мне уже большей, подробной, точной и столь исчерпывающей информационной базы для изысканий, чем эти журналы. Крайне важно отметить и хронологический, последовательный порядок изложения исторических фактов – это очень удобно для исследователя цепочки событий.
Симбирские епархиальные ведомости выходили регулярно, по 24 журнала за год. Мне пришлось (и я это сделал с большим удовольствием) просматривать тщательно каждый номер, стараясь не пропускать любые данные, касающиеся жизни Медянского монастыря и села Медяны. Кстати, в епархиальных ведомостях село так и называлось – Медяны, а не Медяна (например, в № 5 от 1891 года).
Оценив всю важность сведений, появляющихся в этом источнике, я тщательно копировал номера журнала, в которых печатались какие-либо нужные, для моего исследования данные и конечно, я считаю крайне важным привести некоторые выдержки, представленные также, в хронологическом порядке и здесь, ведь они – как календарь событий, генезис обители, и, увы, свидетельство деградации и полного краха не только исследуемого монастыря, но и всей духовной системы России в преддверии грядущей революции и сразу после нее.
Как я уже сказал, начал я свои изыскания с подшивки ведомостей за 1877 год. Однако, никаких сообщений на этот счет в двадцати четырех номерах этого официального издания я не нашел. Лишь в двух номерах были некоторые сведения о Медянах.
А в другом источнике так рассказывалось о событиях в Курмышском уезде: «В селе Медяне, Курмышского уезда, в 65 верстах к юго-востоку от г. Курмыша, при речке Медяне, основана Покровская женская община на средства крестьянки Ольневой и неизвестных благотворителей» [75] (стр. 130). Обращает на себя фраза «при речке Медяне», что может косвенно указывать направление поисков конкретного места, где был заложен, а затем и выстроен монастырь, в современных источниках нет ровно никакой точной информации о локации этого географического объекта на местности.
Давайте вместе с вами пройдем этот интереснейший путь, совершим краткий, но ёмкий экскурс в историю рождения, жизни и заката Медянского монастыря!

1877 год.
В № 16 от 15 августа 1877 года (стр. 651) сообщалось о составе приходских храмов. В Медянах упоминается две церкви – Николаевская и Христорождественская, при которых состоит один настоятель, один его помощник и два псаломщика [13].
А в декабрьском номере этого издания были почерпнуты сведения о количественном составе прихода, который являл, на мой взгляд, достаточно внушительную цифру – 1931 человек [14]!

1878 год.
Первые более или менее внятные сведения о Медянском монастыре появляются в епархиальных летописях в 1878 году, причем тоже не сразу, а лишь в августовском, 16 номере. Но это уже очень интересные и подробные данные, мимо которых я пройти не смог [17].
Безо всяких предисловий и справок сообщаются «Правила от Симбирского Епархиального Начальства для введения в действие в Медянской, Курмышского уезда, Покровской женской общине, учрежденной с Высочайшего разрешения по определению Св. Синода от 15 февраля/1 марта минувшего 1877 года».
Заметим, что это еще не монастырь, а именно «община», причем живущая, как говорится далее, «в ведомстве и зависимости от Епархиального начальства под покровительством и Гражданского наравне с православными монастырями и подобными Богоугодными заведениями», что означает только одно – новое религиозное образование пока еще не получает своего конечного статуса, однако изначально должно принять на себя высокую всестороннюю ответственность, присущую уже сложившимся монастырям.
Правила, которые местное Епархиальное Начальство диктует Медянской общине, изложены в сорока двух четко сформулированных пунктах, некоторые из которых необходимо, хотя бы частично, процитировать.
Так, пункт 4 гласит: «В общине проживающим ни монахинями, ни инокинями и послушницами не называться, так как они монашеского пострижения не имеют, а именоваться старшей из них начальницею, а прочим сестрами общины» [17].
То есть изначально будущая матушка и настоятельница, она же – основательница монастыря, таковой не являлась, а была начальницей.
Причем, что любопытно, она могла таковой и не стать, ведь пункт 6 тех Правил сообщает: «Начальница общины избирается, с согласия самих общежительниц, православною верою и добрыми делами украшенная и духовным рассуждением от Бога одаренная и утверждается в сем звании Епархиальным Архиереем».
Значит, история способна была повернуться и так, что в результате таких «свободных выборов» кандидатуру Ксении могли и не утвердить, однако будущее показало, что сестры приняли ее, как свою руководительницу, которая затем долгие году будет и игуменией, первой игуменией Медянского Покровского монастыря.
Изучение этого ценного исторического свидетельства особенно любопытно в сфере познания внутреннего устройства не просто какого-то монастыря, а конкретно мной изучаемого, ведь это, по сути – инструкция для его будущей жизни, которая в 1878 году только-только начиналась.
Продолжая исследовать текст, можно найти и упоминания о труде будущих монахинь, в том числе, о занятии всякими рукоделиями, правда, пока без упоминания конкретных занятий насельниц – ведь это всего лишь правила будущих их трудов и забот, однако становится ясно, что ни одна из сестер не должна была остаться без трудовых занятий, будь то послушания чисто крестьянского вида, или более творческого…
Строго описываются и моменты, связанные с нравственным воспитанием и жизнью сестер, никаких вольностей, о которых упоминаются в советских источниках, здесь позволяться было не должно. Без особой надобности сестры не могли покидать стен общины, очень строго регламентировались отношения насельниц с лицами мужского пола, которые, к слову сказать, даже если они состояли в родственных отношениях с сестрами, не допускались к ним в кельи.
Одним словом, правила жизни в будущем женском монастыре были достаточно жесткими и не позволяли совершиться греховным делам, о которых так рьяно сообщает в своей книге все тот же Кирсанов, хотя некоторую поправку все же можно внести – правила правилами, но жизнь порой заставляет не придерживаться их буква в букву.
Документ этот особенно любопытен, поскольку он, по сути, уникален (более таких «инструкций по общежительству» в номерах Симбирских епархиальных ведомостей мне встретить не пришлось), и конечно, его можно еще долго изучать и изучать.
В более ранних же номерах этого года сообщается о распределении священнослужителей в Медянских храмах (№ 10 от 15 мая 1878 года [15]) и о смерти священника в Медянах, что привело к поиску нового на вакантное место (№ 12 от 1 июня 1878 года [16]).
В период с 1879 по 1881 год никакой информации, касающейся общины, мне разыскать не удалось, однако в 1882 году несколько интересных фактов, зафиксированных в летописи ведомостей, все же случилось, и их необходимо сообщить.

1882 год.
В № 11 от 1 июня (стр. 222) сообщается, что Епархиальное начальство объявляет благодарность «Крестьянину села Болтинки, Курмышскаго узда, Архипу Петрову Сундилову за пожертвование ветряной мельницы в пользу Покровской Медянской женской общины» [18] . Это означает, что община потихоньку начинает обрастать необходимым, для выживания сестер, хозяйством. Пожертвованная мельница – это огромный вклад в дело становления и будущего развития монастыря!
№ 12 от 15 июня сообщает читателям, что в Медянской общине появляются новые сестры – четыре девицы «приняты в число сестер той общины» (стр. 247) [19].
Есть в этом году и новости села Медяны: в № 19 от 1 октября сообщается, что Церковное начальство разрешает «освятить престол в честь Рождества Христова в главной части новоустроеннаго храма в селе Медяне, Курмышскаго уезда» (стр. 404)  [20].

1883 год.
Важнейшее сообщение можно обнаружить в № 7 от 1 апреля 1883 года (стр. 152), в котором говорится, что Епархиальное Начальство разрешает «построить новую каменную церковь при Медянской Покровской женской общине, во имя Святая Живоначальныя Троицы, с двумя приделами: во имя Покрова Пресвятыя Богородицы и всех святых» [21].
Информация крайне любопытная, учитывая, что в общине уже была церковь, только деревянная, с одним приделом – в честь святителя Николая (об этом сообщает Н. Баженов в своем «Статистическом описании соборов и монастырей», опубликованном в 1900 году). По сведениям Баженова, теплый деревянный храм был возведен тут еще в 1878 году.
А теперь обратимся к более позднему справочному изданию 1909 года – к «Православным обителям» П.П. Сойкина. Здесь сообщается, что «в монастыре одна церковь – во имя Покрова Пресвятой Богородицы». Так что же за храм будет в результате воздвигнут в Медянской общине, как он станет называться точно и какие у него будут приделы? Об этом нам только предстоит узнать из более поздних публикаций все в тех же «Симбирских епархиальных ведомостях».
В № 15 от 1 августа 1883 года говорится и о разрешении заменить разбитый колокол в Медяне на новый [22].
И еще два года проходит без интересующей меня, информации.

1886 год.
В № 12 от 5 июня говорится о смене священника в Медянской общине [23].
1887 год вновь проходит без заметных событий.

1888 год.
В этот период Медянская община упоминается трижды, и вот по каким поводам.
В № 5 от 1 марта, прямо на первой полосе читаем: «ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР, по всеподданнейшему докладу господина Обер-Прокурора Святейшаго Правительствующаго Синода, согласно определению Святейшаго Синода, вследствие представления симбирскаго епархиальнаго начальства, в 30 день января месяца сего 1888 года Высочайше соизволил на укрепление за Медянскою Покровскою женскою общиною 21 десятины пахатной и луговой земли, в Курмышском уезде, при селе Медяне, завещанной в собственность названной общины отставным унтер-офицером Иларионом Мамоновым на поминовение его завещателя» [24].
Значит, дела у молодой общины идут хорошо, она прирастает не только хозяйством, но и землей.
Начальница Ксения впервые упоминается в издании именно в этом году. В № 11 от 1 июня (стр. 167) говорится: «Начальнице Медянской Покровской женской общины, Курмышскаго уезда, монахине Ксении употребить пожертвованный Рыбинским первой гильдии купцом Николаем Ионовым Тюменевым в апреле месяце сего 1888 года 1000 рублей на заготовление для строющагося во вверенной ей общине новаго храма разных материалов, как то кирпича до 300,000 и извести» [25].
Проводятся ремонтные работы и в приходских храмах селя Медяны [26].
А каменная церковь в Медянской общине требует расходования средств, о чем снова сообщается в № 16 от 15 августа (стр. 266), причем деньги эти (4000 рублей) пожертвованы все тем же Рыбинским купцом Тюменевым [27].
1889 год проходит без сообщений о жизни обители.

1890 год.
Община продолжает развиваться, ей жертвуют средства. В № 6-7 от 15 марта-1 апреля (стр. 105) сообщается о пожертвовании 100 рублей по духовному завещанию от купеческой вдовы [28].

1892 год.
Интересную справку о монастыре можно почерпнуть в статье главного архивиста отдела публикации документов ГУ ЦАНО, Д. С. Мочалова «Материалы малоизвестных монастырей Нижегородской епархии в фондах ГУ ЦАНО»: «Из отчета о состоянии обители за 1892 год узнаем, что здесь живет настоятельница, 11 указанных сестер и 93 послушницы, еще 14 человек женского пола живут в богадельне при обители. Также из этого документа известно, что одними из основных статей дохода монастыря были арендная плата за сдаваемые земли и добровольные пожертвования» [73].

1894 год.
Единственное сообщение, касающееся обители за целых четыре года – в № 21 от 1 ноября говорится о перемещении священника в Медянской общине [29].

1897 год.
Единственное, но столь важное упоминание о Медянской общине обнаруживается в № 7 от 1 апреля 1897 года (стр. 223), это «Извлечение из путевого журнала, веденнаго по обозрению Его Преосвященством, Преосвященнейшим Никандром, Епископом Симбирским и Сызранским, церквей и духовенства Симбирской епархии в 1896 году».
Обращаю внимание читателей на то, что в силу понятных причин, многая информация в Симбирских епархиальных ведомостях, мягко говоря, опаздывает, в данном случае – на целых 8 месяцев…
Епископ Никандр совершил объезд вверенного ему, церковного хозяйства, и в период с 22 августа по 13 сентября побывал и в Покровской общине [30].
Приведу полностью ту часть текста, который описывает факт посещения Преосвященнейшим Никандром Медянской общины: «в Медянской Покровской общине, находящейся в Курмышском уезде, существующий деревянный храм хотя и не особенно просторен и высок внутри, но украшен достаточно и по своей вместительности все же без затруднений может удовлетворять своему назначению, т. е. быть удобным для богослужений при посещении таковых всеми сестрами общины, живущими здесь, и отчасти богомольцами сторонними; при чем нужно заметить, что в общине вчерне уже построен, частию на средства благотворителей, частию на средства общины, обширный каменный храм, который в недалеком будущем имеет быть отделан и внутри. У места будет отметить здесь, что Медянская община с обычными ея средствами существования, при  ведении собственная хозяйства на принадлежащих ей участках земли, видимо может безбедно содержать то количество сестер, какое в ней проживает; все здания, в коих живут начальница и сестры, благоприличны и приспособлены к условиям монастырской жизни, имеется богадельня; нельзя при этом не выразить желания, чтобы начинающия развиваться в общине производства живописи и иконо-украшений приняли более широкия размеры, с одной стороны, в видах восполнения заметнаго вообще в Симбирской епархии недостатка порядочных иконописцев и удовлетворения требований по сему предмету, а с другой — в видах доставления общине средств к существованию. Вообще должно заметить, что настоящее положение Медянской общины может быть признано вполне удовлетворительным».
Обращают на себя внимание несколько ключевых фактов.
1. Деревянный храм (в честь Николая Чудотворца) существует и находится в хорошем состоянии, «украшен достаточно».
2. Новый каменный храм почти завершен, «вчерне уже построен», остается его отделать внутри.
3. Очень важно в русле моих изысканий было увидеть, что называется, информацию из первых рук о том, что уже в 1897 году в общине (еще не в монастыре!) существует и действует иконописная мастерская, причем, по мнению Епископа Никандра, монастырское иконописание обязано расширяться с тем, чтобы удовлетворять не только потребность в новых иконах в самой общине, но и в епархии, а также иконная мастерская должна приносить доход будущему монастырю.
4. Община живет и активно развивается, строится, расширяется, имеет излишки средств. А значит, здесь положительную роль играют не только сами средства, получаемые от использования собственных земель, мельницы, получаемые от благотворителей, но и навыки крепкой хозяйственницы, проявляемые руководительницей общины, монахиней Ксенией, умеющей правильным образом организовать всю деятельность в монастыре.

1898 год.
Это – важнейший год для Медянской Покровской обители!
«Симбирские Епархиальные ведомости», № 2 от 15 января 1898 года (стр. 31) сообщают о долгожданном дне рождения Медянского Покровского монастыря и о назначении матушки Ксении первой его игуменией: «Указом Св. Синода от 13-го декабря 1897 года за № 6936, начальница Медянскаго Покровскаго женскаго монастыря, монахиня Ксения, утверждена в должности настоятельницы той обители» [31].
Только представьте себе этот долгий путь, который проделала эта крепкая и убежденная женщина от того разговора с батюшкой Авраамием, когда зародилась идея создания женской общины до воплощения ее в реальность! Целых 38 лет, полных тревог, лишений и… неистощимой веры в то, что Христос не оставит верящих в Него без помощи, без защиты.

1899 год.
Еще одна важная веха в жизни теперь уже не общины, а полноценного монастыря – это возведение в сан игумении бывшей «руководительницы» Ксении.
Это событие, и вообще, появление в Симбирской епархии нового монастыря – заметная веха в истории региона, в летописи православия, на тот момент процветающего на территории империи.
Симбирская епархия, тем не менее, не самое простое место для развития христианства. Тут сильны языческие культы, поддерживаемые коренным чувашским населением, крепко и мусульманство с древними татарскими корнями. На страницах ведомостей затрагиваются и вопросы сектантства, проблемы старообрядческих настроений, присутствовавших в народной среде.
И все же монастырь создан, он начал полноценную жизнь, он не стоит, он развивается. Приведем же слова пастыря, произнесенные им в поздравление и назидание новой игумении без каких-либо сокращений.
«Речь Преосвященнаго Никандра к новопоставленной игумении, настоятельнице Покровскаго Медянскаго монастыря, Ксении, 12 дек. 1899 г.
Всечестная игумения Ксения — Приветствую тебя с получением благодати игуменства, низведенной на тебя ныне чрез наше недостоинство для богоугоднаго и благопоспешнаго управления вверенною твоему материнскому попечению обителию. В видимое знамение богодарованной тебе духовной власти игуменства, т. е. духовнаго управления и водительства ко спасению духовных во Христе дщерей твоих, сестер находящейся под твоим смотрением обители, вручается тебе сей жезл. Приими его, как от руки Самого Господа. Но да не послужит он тебе поводом к превозношению и гордости, как знак дарованнаго тебе высокаго сана игумении, пред которым теперь все насельницы обители твоей будут преклоняться. Правда, этот сан для тебя, прежде всего, есть вполне заслуженная тобою награда, которою почтило тебя высшее духовное правительство в справедливое воздаяние твоих великих долголетных трудов по основанию и созиданию Медянской обители, по приведению ея в настоящее благоустроенное состояние по всем сторонам ея жизни и достаточно благолепный внешний вид. Ты являешься первоначальницею этой обители, с Божиею помощию твоими трудами и стараниями основанной и благоустроенной. Это для тебя — великое, редкое счастие и особенная честь, выпадающая на долю немногих избранниц Божиих; в этом же и твоя несомненная, неотъемлемая заслуга, признанная и теперь по достоинству оцененная и вознагражденная правительством. Но не успокаивайся на этом сознании; не думай, что ты достигла цели и в остальном можешь почивать на лаврах, смотря с самоуслаждением на плоды трудов своих, увенчанных высшею наградою. Нет, награды земной жизни и служебной деятельности нашей даются не только в воздаяние трудов наших, но и в поощрение к дальнейшим, иногда —даже более тяжелым. Последнее нам всегда попреимуществу и нужно иметь в виду... Посему, и вручаемый тебе сей жезл, как видимый отличительный знак твоего высокаго сана среди других инокинь обители, пусть не надмение и высокомерие возбуждает в тебе, но, с одной стороны, постоянно напоминая тебе о возложенной на тебя нравственно-служебной обязанности духовно пасти, руководить ко спасению насельниц иноческой обители, как духовное стадо Христово,— пусть возбуждает тебя всегда к духовному бодрствованию, при твоем стоянии на страже этого духовнаго стада. Бодрствуй над ним и старательно охраняй его от волков хищных, от врагов видимых и невидимых, готовых или намеревающихся, теми или другими способами и ухищрениями, захватить его в свои сети и удалить от спасения, если не все стадо, то хотя отдельных его членов. Имея это в виду, молитвенно взывай с пророком Аввакумом: „на страже моей стану и узрю, где есть спасение Божие". С другой стороны, жезл игуменства пусть постоянно напоминает тебе о той ответственности, какую ты принимаешь на себя пред Богом за каждую вверенную твоему попечению душу, как дорогую овцу стада Христова, за которую Господь пострадал и умер, чтобы и заблудших всех привести к Отцу Своему небесному. Всегдашнее памятование об этой ответственности пусть возбуждает в тебе чувство смирения, сознание своих немощей в своего недостоинства для совершения великаго дела Христова, а потому— и чувство нужды в благодатной Божественной помощи, которая одна только всесильна и могущественна, одна только в состоянии сделать то, что невозможно для человека. А дело спасения нашего именно таково, что человек тут, предоставленный единственно только самому себе, не в силах сделать что-либо истинно полезное, богоугодное и спасительное для себя и для других, что могло бы иметь вечно не престающее значение, как бы он ни старался и ни напрягал своих усилий. Вот почему на вопрос: кто же можетъ спасен быши? —Господь отвечал: от человек сие не возможно, от Бога же вся возможна (Мат. 19, 26; Map. 10, 27; Лук. 18, 27).
Всечестная игумения Ксения!— Доселе ты заявила о своем доблестном и полезном служении для святой обители самым делом, созидая и благоустрояя новоначальную обитель более с внешней стороны и в материальном отношении, не упуская, впрочем, из попечительнаго внимания и материнских забот своих и ея внутренней стороны, ея внутренняго благоустройства, нравственнаго и религиознаго состояния, или благочестия ея насельниц. Теперь же твое особенное материнское попечение, твои заботы и старания, твою постоянную и усердную молитву к Богу, должна привлекать к себе попреимуществу последняя сторона, т. е. внутреннее благоустроение жизни, истинное благочестие насельниц врученной тебе святой обители, без ущерба, однако, твоим заботам и о первой в необходимых для того случаях, представляющейся все-таки сравнительно уже достаточно благоустроенной для твоего времени и управления. Не страхом наказания не угрозами и суровостию обращения старайся действовать на подчиненных тебе инокинь и послушниц новоустроенной обители твоей, но тихостию и кротостию, растворенными истинно материнскою любовию, располагай и привлекай к себе сердца всех, как истинных чад к истинной духовной матери, так чтобы твои распоряжения, наставления и поручения, как налагаемыя тобою монашския послушания, принимались также сердцем и к сердцу, безропотно, с радостию, а не воздыхающе, из любви и внутренняго уважения к тебе, а не с тугою сердечною, как неприятное, тяжелое бремя и неизбежная необходимость... Так поступая, и сама спасешися и послушающии тебе. (I Тим. 4, 16). Любвеобильный же и милостивый Господь, Своею благодатию, да вразумит, да укрепит и да поможет тебе во всяком деле блазе; а Пречистая Его Матерь, покрову и защите Которой посвящена на всегдашнее хранение Медянская обитель, да осенит и да покроет тебя, со всеми о Христе сестрами, честным Своим омофором отныне и до века» [32].

1900 год.
«Симбирские Епархиальные ведомости» в № 18 от 15 сентября 1900 года [33] и в № 19 от 1 октября [34] оповещают читателей о принятии в Медянский монастырь новых послушниц, в общей сложности – пять девиц.

1901 год.
В № 11 от 1 июня (стр.166) сообщается: «Определением Святейшаго Синода от 13 апреля 1901 года за № 1331 награждены за заслуги по духовному ведомству ко дню Рождения Его Императорскаго Величества лица духовнаго звания Симбирской епархии» многие священнослужители, в том числе «наперсным крестом, от Святейшаго Синода выдаваемым — настоятельница Курмышскаго Медянскаго Покровскаго женскаго монастыря, игумения Ксения» [35].
Видно, что Медянский монастырь не выпадал из поля зрения местных Церковных властей, которые по заслугам оценили многолетний труд матушки Ксении.

Хочется несколько слов сказать о «Симбирских епархиальных ведомостях», как об издании, которое существовало несколько десятилетий и конечно, обязано было меняться, трансформироваться за эти годы. Мне показалось, что журналы XIX столетия были более содержательными по части важной для меня, местной «сиюминутной» информации, здесь предоставлялось возможным лучше, как говорится, прочувствовать пульс религиозной жизни, подробно рассмотреть различные крупные и мелкие события, происходящих в епархии и в стране.
С волнением я заметил и изменения, которые происходили по мере приближения нового, XX века, и увы, должен констатировать, что они привнесли в журнал совершенно ненужные мне, массивы текста.
Начало века – тяжелое для России время, и я все ждал появления на страницах ведомостей информации политического характера, свидетельствующей о глубоком кризисе власти, а значит, и кризисе русского православия, неразрывно исторически и духовно связанного с самодержавием.
Именно поэтому, наверное, в первые годы нового столетия в журнале стали появляться обширные толкования Библейских текстов, затяжные расследования по части обличения раскольников и сектантов, пьяниц и даже художественные рассказы. Духовная сфера, событийность – все на время ушло как будто на второй план, так замирает природа перед началом страшной грозы: все тихо, спокойно, но на горизонте уже висят свинцово-черные тучи и ясно, что добром это все не кончится, пройдет совсем немного времени, и разразится страшная буря…
В этот переходный период, когда само существование кризиса еще не столь, наверное, очевидно самим церковникам, историческая часть журнала сокращается, меняется и вся его структура, однако надо быть очень благодарным этому изданию, которое и в эти непростые годы порадовало меня очень нужными и подробно изложенными данными, посвященными событиям в Медянской обители. В этом смысле 1904 год стал особенно ярким в представлении истории Медянского монастыря, причем как в русле событий дней давно минувших, так и в освещении свежих фактов.

1904 год.
Я уже упоминал о данных, напечатанных в №7-8 от 1-15 апреля сего года (стр. 184-197). «Краткое сказание об основании женскаго Покровскаго монастыря при селе Медяне, Курмышскаго уезда, и его основателях». В этом материале, созданном иереем В. Репьевым, подробно изложена новейшая история становления обители, начиная с изложения жизни матушки Ксении (в миру – Дарьи Ольневой), ее знакомства с отцом Авраамием (Некрасовым) и о том, как из этой искренней дружбы выросла идея создания женской общины, а затем и полноценного монастыря [3].
Продолжение истории образования общины вплоть до официального ее признания Церковными властями было напечатано в следующем, девятом номере (стр. 217) [36].
Повествование ведется совсем не кратко, а очень емко, в четкой исторической последовательности, с указанием дат, мест и имен участников этих славных событий. В рамках данного исследования у меня нет возможности привести полностью эту интереснейшую статью, а потому любопытного читателя я направляю к первоисточнику.
Два других номера ведомостей за этот же год рассказывают о событиях современной истории монастыря – а именно об освящении построенного там каменного храма.
Но прежде – небольшая справка о том, что в епархии в 1904 году (об этом сообщается в № 11 от 1 июня) сменился Архиепископ, теперь это Преосвященный Гурий, а бывший пастырь, Никандр, сопровожден на Виленскую кафедру.
В 1904 году Россия ведет войну на Дальнем Востоке с Японией, эту существенным образом ударяет по казне и по престижу власти, Церковь всячески старается помочь государству, участвуя в различных благотворительных акциях, в том числе и финансово, организуя сбор средств для помощи фронту, раненым, сочувствуя деятельности Красного Креста.
Тем не менее, не останавливается и духовная жизнь, чему свидетельством являются две публикации, размещенные в №№ 21 и 23, в подробностях рассказывающие о посещении новым Архиепископом Медянского монастыря и о торжествах, сопутствующих освящению нового каменного храма [37], [38].
Подробное описание этого события любопытный читатель сможет прочитать самостоятельно, я же лишь выделю несколько основных моментов, необходимых для моего исследования.
1. Храм в Медянском монастыре должен был иметь три придела. Главный – во имя Живоначальной Троицы (то есть и храм сам должен был называться впоследствии Троицким), два других – во имя Покрова Пресвятой Богородицы и во имя Всех Святых.
Надо полагать, что эти данные надо считать самыми правильными, а все другие, излагаемые, в частности, в разновременных справочниках и путеводителях и не совпадающие с изложенными только что можно считать ошибочными или, по крайней мере, не точными.
2. В материале приводится описание внутреннего убранства храма и иконостаса: «Иконостас, хотя и не поражал своим богатством и массивностью, но в общем производил приятное впечатление чистотой своей отделки и позолоты; не выделялись яркостью цветов иконы как в иконостасе, так и на стенах храма, оне написаны сравнительно недурно, в особенности если принять в соображение, что сестры, их писавшия, никакого специальнаго образования по иконописанию не получили» (стр. 590) [37].
Это еще одно твердое подтверждение того факта, что в Медянском Покровском монастыре существовала мастерская по изготовлению икон, причем работали в ней сами насельницы, скромными, но трудолюбивыми силами которых и были оформлены интерьеры нового каменного храма, написаны все иконы для иконостаса.
Слова автора статьи о неброскости иконописных произведений, о некоторой наивности их вполне можно проецировать и на мою икону, ставшую отправной точкой в этом исследовании, хотя она и была написана более чем через десять лет после описываемых в статье, событий.

1905 год.
В номерах 3-4 от 1-15 февраля и в № 5 от 1 марта вновь публикуются обширные материалы, посвященные посещению Владыкой Гурием Медянского монастыря и двух храмов в Медянах [39], [40].
Замечу, что тут можно увидеть краткое описание храмов села, что, на мой взгляд, тоже интересно.
Во-первых, не каждое село имеет сразу два храма, а во вторых – тут появляется еще и монастырь, значит, село не рядовое, а населенное и зажиточное.
Сообщается, что «Христорождественский храм деревянный, довольно поместительный», а Николаевский храм каменный, «внутри благоукрашенный, на что Владыка обратил особенное внимание» (стр. 67-68) [39]. Впрочем, Николаевская церковь также приведена в «благолепный вид», причем на средства прихожан, на что обратил внимание Преосвященнейший Гурий.
После посещения сельских приходов и домов священников Владыка отправился в Медянский монастырь, где пребывал в течение трех дней, сначала совершив всенощное богослужение, а уже на следующий день, в воскресенье 5 сентября, совершил чин освящения нового храма (главного его придела в честь Животворящей Троицы)  (стр. 85) [40].
Но вот тут происходит интересное событие. Прежде в ведомостях сообщалось, что храм должен был иметь три придела  - главный Троицкий, и два дополнительных – Покровский и Всех Святых.
Однако, по-видимому, в какой-то момент в эти планы были внесены изменения и Владыка освятил два дополнительных придела – один, как и планировалось раньше, в честь Покрова Пресвятой Богородицы, а третий – в честь преподобного Серафима Саровского (стр. 87) [40]!
Изменение это, по мнению собравшихся, вполне оправдано. Сам монастырь был задуман и воплощен одним из духовных сыновей преподобного старца Серафима – Авраамием (Некрасовым). Незримо дух святого молитвенника присутствовал в обители, и отец Авраамий и матушка Ксения молились ему о помощи в трудном их деле.
Кроме того, в России только что всенародно отметили официальное причисление батюшки Серафима к сонму святых, и конечно, создание придела в его честь в этом храме было абсолютно уместно и правильно.

И вновь я хочу несколько слов сказать о том, что происходило в России, и что влияло на духовную жизнь и вообще, на всякую жизнь в империи.
Манифест о свободе совести и вероисповедания, изданный в 1905 году царем Николаем II, поставил православную Церковь в довольно затруднительное положение.
С одной стороны, он открывал людям свободы, доселе находившиеся под запретом, с другой - подвергал многовековые церковные устои жесткой критике, и, если говорить по большому счету, титанические плиты фундамента самого здания Церкви начинали шататься.
Церковь, судя по печатаемым все в тех же Симбирских епархиальных ведомостях, материалам, оказалась абсолютно не готовой к таким событиям. Рушился древний уклад, согласно которому царь есть ставленник Божий, и святая Православная Церковь есть неразрывная часть русского самодержавия.
Царский «Манифест» поставил эту константу под сомнение, фактически указывая на новый, светский курс в развитии общества. Появились статьи, робко объясняющие, что царь де не отрекся от привычного уклада, а лишь расширил людские возможности по управлению государством, но именно в эти годы проявляется множество политических партий, различных учений, подвергающих разрушительной критике действовавший строй и призывающих не только к упразднению монархии, но и к пересмотру отношения людей к вере.
Забастовки охватывают не только рабочих и служащих, дети в… духовных семинариях начинают открыто восставать против своих учителей, не желая более учить «отжившие и мертвые» науки!
Церковь не готова к молниеносно меняющемуся, ломающемуся миру.
В номерах ведомостей за 1906 год появляются статьи, в которых начинают звучать отчаянные призывы духовных лидеров епархии и России к «усилению пастырской деятельности», «оживлению церковно-приходской жизни», «освежению духовенства». Церкви, и правда, требуется обновление, встряска. Слишком неповоротливой и статичной она оказывается перед лицом новых вызовов.
Рассказывается в номерах журнала и об актах открытого неповиновения верующих своим пастырям, о ропоте и огульной критике простым народом сельских и городских священнослужителей.
Журнал указывает, что в России разжигается и разгорается классовая и социальная ненависть. Священников простой люд причисляет к «богатым бездельникам», к «кровопийцам», равняет их с купцами и промышленниками, начинают открыто раздаваться революционные призывы к отъему и дележу имущества духовных лиц, к физическому истреблению богатых.
Православная Церковь оказывается, по сути брошенной своим государем, царем, но она не может в столь короткие сроки среагировать, выработать устойчивое противоядие против смуты, которая, как кажется, охватывает в короткий срок многие и многие умы.
Состояние грядущего мятежа, царящее в России, подогревается неудачами на фронте и обнищанием государственной казны. Кризис власти приводит и к глубокому кризису Церкви, два важнейших базиса оказываются полностью расшатанными, дискредитированными в глазах простого человека, также не находящего опору там, где она привычно обнаруживалась все прежние годы.
Медянский монастырь, трагическая гибель которого, как мы уже знаем, неминуема, также оказывается в гуще этих событий и 1905 год, по сути – это последний год, в котором Церковь еще пытается двигаться по накатанной, не умея перестроиться на новый лад. Но это уже колосс на глиняных ногах, гигант, еще живой, еще не понимающий, какая страшная угроза нависла над ним. И что самое ужасающее – угроза эта будет исходить от тех самых людей, которые до этого момента считались людьми искренне верующими!..

1906 год.
Весь этот страшный год Симбирские епархиальные ведомости сотрясают горестные статьи.
Политика, доселе абсолютно не появлявшаяся в ореоле интересов издания, вдруг начинает выплескиваться на страницы издания, раскрывая всю глубину и тяжесть государственного кризиса и кризиса русского православия.
О «Манифесте», партиях и внутренней политике, о социализме и социалистах, о забастовках учащихся семинарий, и наконец, о Союзе Русского Народа, в который должен вступить каждый верующий и думающий человек, желающий сохранить не просто прежний жизненный уклад, но и сберечь саму Россию, стремительно движущуюся к бездонной пропасти [41], [42], [43], [44], [45], [47].
В № 13 от 1 июля есть единственная и краткая информация о матушке Ксении, которая назначается ответственной за кружечный сбор в монастыре в пользу ИППО (Императорского Православного Палестинского Общества, помогающего русским паломникам в трудном деле путешествия к Святым Местам Палестины) [46].

1907 год.
О смерти Владыки Гурия, только недавно совершившего освящение храма в Медянском монастыре сообщается в №2 от 15 января. Большая часть номера отведена биографии почившего епископа Симбирского и Сызранского, это, безусловно, трагическое и памятное событие в жизни епархии [48].
О социализме, как враге религии, сообщается в четвертом номере за этот же год. Приводимые в статье аргументы новых соискателей власти в стране уже отточены и вполне подходят под знаменитую фразу «религия – опиум для народа». За десять лет до октября 1917 года будущий противник уже сформировался и не скрывает своих намерений в случае победы [49].
«Попы не служители правды и истины, а поборники лжи и насилия; все усилия их направлены лишь к тому, чтобы так или иначе вытянуть из мужика деньги» - вот лишь одна цитата из статьи «Где же начало болезни?», размещенной в этом номере. Церковь пытается, оценив подоплеку революционных агитаторов, ответить соответственно своим вековым принципам. Однако, чувствуется и всеобщий накал страстей и то, что нынешняя Церковь к натиску «преобразователей» явно не готова.
«Теперь ни для кого не тайна, что церковь православная переживает трудное время. Церковная жизнь окончательно замерла в наших приходах» - чувствуете? С одной стороны, церковнослужители находятся в полном смешении, не знают, что делать с разрастающейся «революционной ситуацией», с другой – народ отшатывается от своей вековой веры, поддаваясь, в силу неблагоприятной обстановки в стране на увещевания новых проповедников «свободы, равенства и братства».  Параллельно с социализмом в Нижегородчине активно действуют и сектанты разного толка, много внимания уделяется раскольникам – ревнителям старой веры.
«На арену жизни выступила новая, могучая сила, объявившая всякой религии и христианству смерть» - так говорится про социализм в статье «Христианская церковь и социализм», слова эти окажутся более, чем пророческими в свете того, что произойдет в России уже совсем скоро…
В №5 описывается торжественное прибытие в Симбирск и вступление в должность Высокопреосвященного Иакова, Архиепископа Симбирского и Сызранского (стр. 129) [50]. Здесь же снова анализируется «русский социализм» (стр. 132).

1908 год.
Знаменательное событие: матушка Ксения награждена наперсным крестом 29 марта 1908 года (Определение Святейшего Синода №2268) – об этом можно узнать из №10 от 15 мая [51].
И в номере 21 – рассказ о Николаевской пустыни, прежде существовавшей на землях нынешнего Медянского Покровского монастыря [5].

1911 год.
Это – трагический год для обители. Умирает его основательница, «первоначальница», как говорил Преосвященнейший Никандр, бессменная руководительница и вдохновительница создания женской монашеской общины, а затем и полноценного монастыря, игумения Ксения. 24 мая 1911 года не стало матушки Ксении, которую похоронили 27 числа того же месяца, совершив обряд погребения по иноческому чину [52], стр. 648.
Прощальное доброе слово говорит иерей Вячеслав Репьев, тот самый, который участвовал в торжествах освящения храма в Медянской обители и сообщавший об этом во всех подробностях на страницах «Ведомостей».
Просто необходимо заострить внимание на тех кратких, но емких характеристиках, которые даются автором статьи организации жизни в монастыре: «здешняя обитель не может похвалиться богатством, не отличается она и древностью, нет здесь и каких-либо особых достопримечательностей, но зато тут царствует скромность, простота, сердечность. Эти-то добрые качества живущих в монастыре, по моим личным наблюдениям и по отзывам известных мне лиц, и оставляют в душе посетителей и богомольцев приятно-бодрящее впечатление. А покойный Епископ Гурий прямо называл здешнюю обитель «благодатным уголком». «Я здесь, говорил он, отдыхаю душой»» - пишет Вячеслав Репьев, который на протяжении восьми лет был близок к монастырю. Как это не вяжется с теми обвинениями в «изуверстве», которые бросает в адрес матушки Ксении будущий исследователь местной истории, Кирсанов…
А вот и еще одно важнейшее событие. Декабрьский номер журнала сообщает о введении в должность новой игумении – Елизаветы [53] (стр. 87): «13 ноября, в нед. 24 по пятид. —литургия в Кафедральном Соборе; за литургией псаломщик Благовещенскаго упраздненнаго монастыря Михаил Аттиков, определенный на священническое место к церкви с. Средникова, Сызранскаго у., рукоположен во диакона; настоятельница Медянскаго монастыря монахиня Елизавета возведена в сан Игумении».
Обращает на себя внимание тот факт, что тут и в дальнейшем имя новой игумении обители пишется через букву «з», а не через «с», как это было сделано на иконе.

1912 год.
В номере 19 от 1 октября сообщается о смерти Вячеслава Репьева – того самого священника, который присутствовал на освящении храма в Медянском монастыре и который, по сути, стал летописцем обители, написавшим подробный рассказ об этом важном событии. Человек этот сохранил для нас важнейшую информацию, но еще более важно то, что, став заинтересованным корреспондентом, он часто бывал гостем в Покровском монастыре и общался с первой игуменией Ксенией. Как знать, может быть недавний уход матушки Ксении тяжко повлиял и на здоровье Вячеслава Репьева, близко к сердцу принимавшего все, что происходило в любимой им, скромной женской обители [54]?..

1914 год.
Как интересно получается: в зависимости от идеологии правящего класса одни и те же события видятся и трактуются по-разному. В январском номере «Симбирских епархиальных ведомостей» упоминается «шайка Стеньки Разина», по мнению самодержавной власти, бунтовщика, разбойника, грабителя, насильника и убийцы. Но вот во времена более поздние и у того же Кирсанова это уже не «Стенька», а уважительно – «Степан», и не «шайка» вовсе, а «армия». Из бунтовщика и разбойника с большой дороги он превращается в «освободителя», революционера [55] (стр. 87)…
В журнале очень редко печатаются фотографии, но благодаря №3 можно лицезреть фотографический портрет нового Владыки Симбирской епархии Вениамина [56].
1914 – еще один трагический год, но теперь уже для всей России и для всего мира: начинается Первая Мировая война, о чем журнал сообщает в пятнадцатом номере [57] (стр. 689).
Война теперь будет красной нитью проходить через все последующие выпуски, вплоть до закрытия издания в 1918 году…
Война требует от страны многого – это не только людской ресурс, но и вооружение, боеприпасы, питание для воинов, медикаменты и одежда. На страницах «Симбирских епархиальных ведомостей начинают печатать отчеты о сборе денежных пожертвований на нужды фронта и о пожертвованиях вещевых.
Медянский Покровский монастырь, маленький, молодой, строящийся, очевидно, и сам нуждается в помощи, тем не менее, посильно включается в изготовление, сбор и передачу одежды для солдат. В № 21 от ноября месяца сообщается, что передано «От игумении Медянскаго Покровскаго монастыря: полотенцев 7, кальсон 18, рубах 18, носок белевых пар— 6» [58] (стр. 340).
В этом году «Симбирские епархиальные ведомости» упоминают о Медянской обители еще дважды – и оба раза в декабрьском, завершающем номере журнала. На этот раз не обходится без загадки.
На странице 461 читаем о пожертвовании в Епархиальный комитет по призрению больных и раненых воинов: «От игумении Медянскаго монастыря Елизаветы: рубах — 6, кальсон — 6, носок белевых — 6, полотенцев— 6» [59].
Буквально через страницу – информация о пожертвованиях в Комитет Епархиального лазарета в городе Алатыре: «От настоятельницы Медянскаго монастыря игумении Филареты: 10 подушек и 10 матрацев, набитых мочалой, 10 холстовых простынь, 10 полотенцев, 10 наволочек» (стр. 463). Что это за Филарета? Ошибка? Думаю, что да. Более имя игумении Филареты не упоминается, в книге монастыря за 1916 год монахини с таким именем тоже нет.
Медянский монастырь тоже помогает стране, как может, и в этом мы еще не раз убедимся, погружаясь в изучение будущих номеров «ведомостей», однако замечу, что деньгами обитель никогда не участвует, передавая на нужды раненым исключительно вещи.

1915 год.
В апрельском номере вновь сообщается о пожертвованиях игумении Елизаветы вещей в пользу больных и раненных воинов. Пожертвования эти все также скромны, но сам список жертвователей разрастается до максимума и занимает… целых 18 страниц [60] (стр. 185). В этом же номере сообщается о смерти священника Медянской обители, Алексея Покровского (стр. 199).
Надо сказать, что два храма в Медянах также не остаются безучастными к судьбам воинов, о пожертвованиях причтов сообщается в девятом, майском номере издания [61] (стр. 208).
Десятый номер повествует о маршруте следования Владыки Вениамина, отправляющегося по приходским храмам и монастырям. В списке мест, которые он планирует посетить, есть и Медянский монастырь [62] (стр. 249).
А в двенадцатом номере в разделе «Архиерейские служения и перемены по службе» кратко сообщается: «28 мая, четверг. Литургия в Медянском Покровском женском монастыре Курмышскаго уезда, по литургии молебен храмовому празднику» [63] (стр. 275).
Жаль, но развернутого описания событий, связанных с посещением Владыкой обители и торжеств, связанных с ним, в «Симбирских епархиальных ведомостях» нет.
Очень интересная информация была почерпнута мной в предпоследнем за этот год, выпуске журнала. Война породила беженцев, которые прибывают и в Курмышский уезд. В стране наблюдается практически неконтролируемый рост цен на необходимые продукты, имеется очевидный дефицит хлеба. В этой тяжелой ситуации необходима была помощь страдальцам со стороны простых людей и конечно, духовенства.
В Журнале № 20 Симбирского Епархиального Комитета по призрению раненных воинов и помощи семьям призванных на войну, в П. 4 в частности, сообщается: «Слушали сообщение Настоятельницы Медянского женского монастыря Игумении Елизаветы, от 9 ноября с. г. За № 96, о том, что она ездила в с. Болобоново и привезла детей Чургеевых – Пелагию 6 лет, Александру 3 лет, а Елизавета 1 года скончалась 4 сентября с. Г.; детей поместила она в своем настоятельском доме. Постановили: благодарить за отзывчивое исполнение предложения Комитета» [64] (стр. 653). То есть матушка не просто поехала и забрала троих детей, но и разместила выживших не в богадельне, имеющейся в монастыре, а у себя дома, став им, по сути, матерью. Как это не вяжется все с теми же заявлениями Кирсанова, обвинявшего игумению в «изуверствах»!
В этом же номере на странице 572 снова сообщается о вещевых пожертвованиях от обители в пользу больных и раненных воинов, сделанных от имени Елизаветы.

И снова я отступаю на время от изложения событий, связанных с Медянским монастырем и описываемых на страницах «Симбирских епархиальных ведомостей».
На годы войны, кажется, затихают столь волнительные и массовые публикации о социализме, о революционерах и о новых порядках, которые могут поколебать вековые устои самодержавия, а значит – и Церкви.
Издание нацелено на борьбу с внешним врагом, кажется, что распри забыты, а страна перед лицом внезапной и страшной опасности вновь консолидировалась вокруг Богом дарованного царя и веры. Вновь печатаются статьи о раскольниках, сектантах и почему-то особенно часто – об алкоголиках. Конечно, пьянство на Руси в этот период приобретает катастрофические масштабы, но и главный внутренний враг, разъедающий умы, оказывается, не разбит, не раздавлен.
Война уносит жизни, калечит людей и физически и морально, она требует затрат финансовых, трудовых, волевых. А у страны, до того уже раздираемой внутренними противоречиями, на это, оказывается, уже слишком мало сил. Внутреннее напряжение, смута, протест против власти, допустившей войну и теперь столь неуклюже в ней увязнувшей, все нарастает.
В империи практически голод, тотальное обнищание, безумный рост цен на продовольствие, дефицит самых необходимых товаров, а война все жадно открывает свой окровавленный рот, с непрекращающейся жаждой требуя от народа все новых и новых жертв.
Но чем больше страна погружается в хаос и разруху, тем громче начинают звучать голоса тех, кто призывает к слому старой системы правления, обвиняя ее во всех несчастьях и неудачах, кто выступает за новый, неведомый порядок. Над страной нависает новая смертоносная угроза – развал власти.

1917 год.
Это – завершающий год в существовании «Симбирских епархиальных ведомостей», хотя официально считается, что журнал прекратит свое существование лишь в следующем, 1918 году. Просто изменится его название, суть же останется прежней.
№ 6 от марта месяца – еще одна грань всеобщей народной трагедии: император Николай II отрекается от престола.
Это – не только личная трагедия человека, несшего на своих плечах всю тяжесть ответственности за страну, за народ. Это трагедия всего народа и конечно, Церкви. До этого момента Церковь и царь – это единое целое. Монархия – государственный строй, в котором вера и самодержавие идут рядом, они неотъемлемые и неделимые компоненты существования страны, считающей себя Вторым Домом Богородицы, Третьим Римом, страны, живущей под духовным главенством Православной Церкви.
Но трагические причины привели к тому, что царь уже не смог более выполнять свой долг, и сложил с себя монархические полномочия.
Правда, сложил он их не полностью, не лишая, якобы, страну монарха и монархического уклада. Николай отрекается в пользу своего брата, Великого Князя Михаила Александровича. Возникает надежда, что новый царь, восприяв власть, сумеет исправить ситуацию. Однако и тот не берется за державу и скипетр, подписываясь под официальным актом, передавая все полномочия власти Временному Правительству [65].
Складывается сложная многополярная ситуация. Старое «плохое» правительство арестовано. Новое «хорошее» обещает покарать прежних министров, воров и взяточников, доведших страну до войны и кризиса, а затем возродить монархию на условиях поддержки от народа.
Следует оценить всю трагичность складывающейся ситуации для Русской Православной Церкви. До момента отречения государя от престола ей были гарантированы особые условия и права. До этого момента Церковь, несмотря на Манифест о свободе совести – неотъемлемая часть государства, государственности. Отказ императора от престола по своей сути – это предательство по отношению к Церкви, которая теперь отпадает от государства, становясь самостоятельной, а по факту – брошенной на произвол судьбы.
На страницах «Симбирских епархиальных ведомостей» разворачивается заключительная часть драмы, связанная с оставлением государством Церкви, вышвырнутой на волю судьбы, и как мы знаем, растерзанной в последующие годы.
Но и у церковников, комментирующих на страницах «ведомостей» текущие события, все еще существуют, как выясняется, иллюзии относительно происходящего. Все это напоминает цепляние утопающего за соломинку. Церковь верит в то, что «плохие кормчие», удаленные с корабля, удалены заслуженно и что «новые кормчие», взошедшие на корабль, спасут его от бури и приведут в тихую и благодатную гавань. Церковь еще надеется на то, что монархия будет вскорости восстановлена в полном объеме, а значит, и церковники останутся все в той же выгодной и монолитной спайке с новой, «обновленной» имперской властью.
Испытывая, наверное, одновременно ужас и большие надежды, на страницах номеров 1917 года устами представителей культа проводится мысль о том, что и простой народ обязан полюбить Временное правительство, всецело предаваясь в его власть и помогая исполнять его распоряжения. Ошибка трагическая, непостижимая! В словах молитвы о царствующем доме исчезает само слово «царь», а возникает «Временное правительство», Святейший Правительственный Синод благословляет Россию «счастьем и славой на ее новом пути» [65] (стр. 57, 59). Это вынужденное заигрывание с новыми «временными правителями» - лишь хорошая мина при плохой игре, во всем сквозит потерянность и незнание того, что же надо делать.
Наступает время безвременья – никто не может предугадать событий, которые начнутся в самое ближайшее время, никто не понимает, что происходит в настоящий момент.
О трагических эпизодах в жизни России повествуется и в №7 от апреля месяца [66]  (стр. 148, 151).
Голод. Уже в следующем, восьмом номере публикуется Воззвание Временного Правительства и Государственной Думы о заборе хлеба и продуктов питания [67] (стр. 104-106, Официальный раздел).
Хаос. Именно так можно назвать те публикации, которые размещены в №9 журнала [68]. Наконец-то Церковь поняла, к какому страшному краю привела ее новая, «временная» и «добрая» власть. Пытаясь лихорадочно нащупать твердую почву в бездонной зыбкой трясине творящихся событий, церковники рассуждают о том, что нужно сделать новым правителям, дабы благополучно разрешить церковно-государственный вопрос. Еще высказываются мысли о том, что новое государство должно идти с Церковью «рука об руку», что они, де, имеют друг к другу большой интерес, но это лишь иллюзия, все та же катастрофическая ошибка. Создается ощущение, что Церковь заискивает перед новой властью, пытается показаться перед нею в выгодном свете, одновременно и быстро проводя внутренние реформы, нацеленные на продолжение тесных отношений с государством. Еще есть мечта о том, что и государство чувствует всю важность спайки с Церковью и потому оно должно, просто обязано проявить свой неподдельный и всеобъемлющий интерес к религиозному вопросу!
Но после всех этих рассуждений о переустройстве церковной жизни на новые рельсы идет сообщение о публикации в газете «Известия» Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов статьи «Отделение церкви от государства». В этом заголовке – краткая и емкая суть всего, что должно произойти дальше, и церковникам, приведшим большие выдержки из этого губительного, для них, материала, еще не понятно, что это их ближайшее будущее.
Церковь должна быть отделена от государства и школ, вера обязана стать делом сугубо личным для каждого человека. В статье подвергается жестокой критике существующий церковный уклад, духовенство – это конец всех надежд на то, что в будущем Церковь будет идти «рука об руку» с властью [68], (стр. 212).
Тем не менее, возвращаясь к №6 за 1917 год (стр.80), обязательно следует увидеть «Предложение Высокопреосвященного Председателя Комитета об увеличении пособия Медянскому Покровскому монастырю, так как он в настоящее время содержит уже не 14 детей воинов, а 17».
Вот так матушка Елизавета, вот так сестры и монастырь! В тяжелейшее время взять на себя бремя содержания и воспитания стольких несчастных детей!
Но и епархия не оставила это обращение без ответа, было постановлено вместо прежде высылаемых 42 рублей впредь отправлять ежемесячно по 51 рублю – да, трудно, но видя подвиг монахинь, нашли способ им хоть чуть-чуть, да помочь.
Это – последнее упоминание в «Симбирских епархиальных ведомостях» Медянского Покровского женского монастыря.

№ 8 выходит уже под новым названием «Известия по Симбирской епархии» и является приложением к газете «Церковная Правда», а не самостоятельным изданием [69]. Мне не удалось понять, почему оно является продолжением № 9 «Симбирских епархиальных ведомостей», но в имеющихся виртуальных библиотеках этих двух периодических изданий соблюдена именно такая хронология.
Номер достаточно короткий и лишенный каких-либо важных сведений, касающихся текущих событий, здесь все подчинено сухим сведениям из епархиальной жизни.
Нет ничего необычного и в № 9 от 15 ноября.

1918 год.
Это – завершающий год в издании епархиального журнала, содержащего важные сведения о жизни и событиях в Симбирской губернии. Мне удалось познакомиться лишь с тремя номерами, которые оказались в открытом доступе в интернете на сайте «Каталог российской национальной библиотеки».
№ 6 от 15 марта сообщает о закрытии госпиталя при епархиальном свечном заводе в виду недостаточности средств на его содержание. Пожертвования в пользу больных и раненных воинов, приводимые списком в этом номере, крайне скудны [70].
В номере семь от 31 марта сообщается о том, что преобразуется институт брака. Отныне гражданский брак не зависит от церковного, который может совершаться, а может и не совершаться. Гражданский брак становится основополагающим при создании новой ячейки общества, церковный – не обязательным [71].
Здесь же (стр. 4) напечатан «Призыв к пастырям», в котором уже совсем недвусмысленно указывается на совершающиеся от имени новой власти гонения на Церковь.
Далее следует статья «Организация мирян», в которой призывают мирян и богомольцев организовываться в союзы, защищающие святыни и церковное достояние от посягательств.
Нет сомнений, что нападки на религиозные объекты (церкви и монастыри) уже начались в это время, ведь в продолжение этой темы в материале «О захвате церковного имущества» предписываются меры противодействия таким грабительским приемам (стр. 6).
От редакции сообщается о приостановке издания «Церковной Правды», приложением к которой и являются «Известия по Симбирской епархии», происходит это по причине недостаточности средств.
Также царит неизвестность с обучением в Алатырском духовном училище, приемные испытания которого переносятся на август и точная дата которых не определена.
Но самое интересное дальше. В «Хронике церковной жизни в центре и местной по официальным сведениям» сообщается модель, которая будет применена повсеместно новой властью для отъема любого церковного имущества – движимого и недвижимого.
Не где-нибудь, а в самой Москве совершена попытка захвата епархиального свечного завода. Прибывший на завод «комиссар» в сопровождении нескольких неустановленных лиц «заявил, что правительство решило муниципализировать свечной завод. Когда ему было поставлено на вид, что завод составляет частную собственность Московской епархии, комиссар заявил, что все же завод пользовался казенными субсидиями и потому должен стать «народным достоянием»».
Не то же ли самое будет происходить и в Медянском монастыре – начнется с требований продовольствия, а закончится обыкновенным разбоем и грабежом?!
В номере также есть интересный абзац, посвященный еще одному рейду «комиссаров». На этот раз вооруженные красногвардейцы с начальником заявились в канцелярию Симбирской Консистории и реквизировали 2700 экземпляров послания Святейшего Патриарха и воззвания Священного Собора. Указание на то, что это не подпольное, а вполне легальное издание, успеха не возымело: новая власть более не намерена церемониться с представителями религиозных сообществ (стр. 14).
Сообщается также о Симбирском Епархиальном Съезде, приводятся вопросы, которые следует на нем обсудить. Из прочитанного следует, что церковные власти пытаются найти способ выжить в новых условиях, их действия будут направлены на консолидацию верующих и их объединение в приходские Советы и в избрании в каждом уезде «особых духовных комиссаров». У Церкви должны появиться свои «Советы» и свои «комиссары» - в противопоставление новой власти, очевидно.
И как нелепая гримаса своего страшного времени – сообщение о конфликте между братией и настоятелем Алатырского монастыря из-за земли, уступленной епископом Назарием под пчеловодную школу и пасеку. Братия обители не нашла ничего лучшего, как обратиться за помощью… в местный Совет рабочих и солдатских депутатов, после чего Владыка настоятель выехал из монастыря на жительство в город Симбирск.
И, наконец, 12 номер журнала, завершающий из того, что мне удалось отыскать. Неизвестно, были ли еще номера, или это и есть последний, ставящий точку в трагической развязке. Но даже если он и не последний, но весьма важный и открывающий исследователю взгляд на события, которые захлестывали страну и Церковь.
На первой странице напечатано Послание Вениамина Архиепископа Симбирского к верующим Симбирского края.

«Дорогое Отечество наше уже несколько месяцев находится в крайне прискорбном, опасном и страшном, по своим последствиям состоянии междоусобной и братоубийственной войны» - говорится в нем. Корень зла, причина всеобщей разрухи, голода, войны и ненависти, естественно, кроется в социалистической направленности новой власти, отвергающей религию во всех ее проявлениях. Иллюзии прошлого отброшены – теперь всем уже ясно, что в «обновленной» России нет места вере. Посылая анафему на головы большевиков, Владыка Вениамин сообщает с радостью об освобождении Симбирска силами народной армии Учредительного Собрания и вооруженным отрядом чехословаков. Новую власть Святейший Вениамин называет не иначе, как «безбожными насильниками земли русской». Послание датируется 12 июля 1918 года и написано в освобожденном Симбирске [72].
Однако стоит остановиться на личности Владыки, столь яростно выступившего в грозный час против нового кровавого режима.
По сведениям, почерпнутым в открытых источниках, Вениамин (Муратовский), участник знаменитого Поместного Собора 1917-1918 годов, впоследствии (а точнее, в 1922 году) изменил идеалам Православной Церкви и перешел в обновленческий раскол. Дважды он каялся перед патриархом Тихоном, но снова удалялся в раскол. Так и скончался он обновленцем, не примирившись с Церковью, на подмосковной даче, в 1930 году и был похоронен на Ваганьковском кладбище [74].

Картина жизни, складывающаяся в Симбирской епархии и в Симбирской губернии, увы, не способствовала тому, что здесь мог наладиться прошлый религиозный быт. Наоборот, здесь, в Нижегородчине, особо остро встал вопрос о противодействии новой власти, что не могло не спровоцировать со стороны «комиссаров» ответный, жесткий ход.
Первое антибольшевистское правительство КОМУЧ (Комитет членов Всероссийского Учредительного собрания, о котором упоминает Владыка Вениамин) при помощи чехословацкого корпуса свергло большевиков, начало формировать свою армию (июнь 1918 года, Самара). Командовать армией вызвался подполковник Владимир Каппель.
21 июля армия Каппеля занимает Симбирск. Однако к осени большевики полностью освобождают Волжские земли от каппелевцев, которые во время пребывания во многом возвратили на отвоеванных территориях старые порядки.
Но это – год 1918. А в следующем, 1919 году Симбирскую губернию будут потрясать новые трагедии!
«Чапанная война» (чапан – это верхняя крестьянская одежда, по названию которой и окрестили этот бунт), спровоцированная незаконными действиями «красных комиссаров», отбиравших хлеб и продовольствие у бедного населения, злоупотреблявших своей властью настолько, что терпение народное лопнуло.
Восстание вспыхнуло в Сенгилевском уезде, когда новая власть начала забирать весь хлеб «под метелку», а не излишки, которых и так не было.
Естественно, что восстание было жестоко подавлено, но все эти события легли и в основу той разорительной, по отношению к религиозным объектам, политики, которая и была продемонстрирована, по приведенным в имеющихся источниках, данным, в Медянском монастыре уже в апреле следующего, 1920 года.
Монастырь в понятиях новой власти был тем свербящим прыщом на теле, который необходимо было ликвидировать, выдавить, вырезать с корнем. В этом смысле любой религиозный объект был вдвойне беззащитен по сравнению с теми же крестьянскими хозяйствами по чисто идеологическим соображениям. Нет сомнений в том, что явившиеся в него продотрядовцы были лишь первой ласточкой в грядущем разорении. Лишенный хлеба и продовольствия голодной весной 1920 года монастырь должен был погибнуть, не дожив до нового урожая (да откуда он бы мог взяться, если зерно, приготовленное на посев, также бы реквизировали).
Рейдерские стандарты, разработанные большевиками и уже опробованные, как мы видели на примере Московского епархиального свечного завода, повсеместно воплощались в жизнь.
Но и монастырь в том состоянии, когда сестры удалены из него, также не нравился новой власти. Любой религиозный объект виделся им символом того, что старые порядки могут вернуться. Монастырь – как неугодный памятник, должен был быть уничтожен физически.
Именно поэтому, как мне кажется, и не дошли до нашего времени вполне капитальные и могущие послужить хотя бы хозяйственными постройками, сооружения Медянской обители. Только пустая земля, очищенная от всякой религиозности, устраивала большевиков. И они осуществили задуманное.
Но – вернемся к изложению событий внутри монастыря, для чего вновь обратимся к версии исследователя и краеведа Кирсанова.
Он повествует о «фанатизме» матушки Ксении, «изуверстве» и других пороках, которые существовали в ней и проецировались на всю жизнь монастыря, но я не придаю этому большого значения, учитывая обстановку и всю идеологическую атмосферу, в которой «творил» автор [1], [77], а также те факты, которые утверждали обратное на страницах все тех же «Симбирских епархиальных ведомостей».
Однако о каких-то событиях из жизни монастыря можно узнать исключительно из этих записей, но и с большими оговорками об их точности, хотя бы в русле конкретных исторических дат. При ближайшем рассмотрении оказывается, что в записях Николая Федоровича имеются пробелы и путаница в изложении событий, так что эти данные требуется перепроверять, пользуясь другими источниками.
Для меня особенно интересно было узнать о личности второй игумении, Елисаветы, от лица которой и дарилась хранящаяся отныне у меня, старинная икона, однако у Кирсанова имя второй настоятельницы обители не фигурирует, зато только тут я нашел данные о смерти матушки Ксении – это, по словам Кирсанова, произошло в 1908 году [77]. Здесь же находим и сведения о том, что первая игумения была похоронена «в склепе под монастырским собором» [77]. Но это ошибка! «Симбирские епархиальные ведомости» в этом отношении оказываются гораздо более авторитетными – матушка Ксения скончалась не в 1908, а в 1911 году [52], а вот о месте захоронения никаких альтернативных сведений, кроме тех, что приводит Кирсанов, нет.
Восстановить дальнейшую историю монастыря удается, благодаря «Ведомостям о монашествующих» [4], датируемых 1916 годом, в которых перечислены все проживающие в монастыре люди духовного звания, в том числе и новая настоятельница обители, матушка Елисавета.
Она указана в ведомости под первым номером и вот какие сведения можно почерпнуть из этого ценнейшего документа, датированного тем же 1916 годом, что и моя икона: «Настоятельница Медянского Покровского женского Общежительного монастыря Игумения Елисавета. Девица.» В графе «Лета от роду» указывается цифра 61, то есть родилась вторая настоятельница в 1855 году. Здесь же находим запись о том, что обучение грамоте она прошла в стенах обители, а происходила из крестьянского звания. Монашеский постриг приняла в 1897 году, 28 декабря здесь же, в Медянском монастыре.

Указом Симбирской Духовной Консистории за номером 15043 утверждена настоятельницей 14 октября 1911 года и возведена в сан Игумении 13 ноября в 1911 году.
В ведомостях также указано, что матушка Елисавета не была судима, а в графе «Каких качеств и способна ли к послушаниям или нет и почему?» значится единственная запись: «Очень хороших способны» [4].
Я очень благодарен Наталии Адер за то, что именно она предоставила в мое распоряжение эти одновременные с написанием и дарением иконы святителя Николая, монастырские ведомости, без них было бы гораздо сложнее пытаться восполнить совершенно белые пятна в истории обители.
Интересно, что в указанный документ попало несколько страниц более ранних записей, датируемых 1903 годом, то есть прижизненных игумении Ксении, ведомостей. В них значится, что будущая вторая игумения Елисавета в 1903 году состояла в монастыре в должности благочинной, то есть уже была приближена к действующей игумении, являясь ее первой помощницей во всех монастырских делах.
Еще одно важнейшее для меня открытие, которое, по сути ставит точку в вопросе существования в Медянском монастыре иконописной мастерской, сделано также благодаря монастырским ведомостям. Внимательно просмотрев все записи, я обнаружил, что у каждой насельницы имелась своя собственная специальность, своя конкретная трудовая деятельность, которой она занималась в обители.
Так, у некоторых монахинь значится, что они «занимаются живописью», у других – что они «занимаются приготовлением красок для живописи», еще несколько насельниц «обучаются живописи».

Количество таких «творческих» монахинь вполне достаточно для того, чтобы утверждать: в Медянском монастыре существовала полноценная иконописная мастерская, а значит, икона святителя Николая не просто была подписана и подарена игуменией Елисаветой неизвестному человеку, но и была написана и освящена в стенах обители!
Если быть предельно точным, то согласно записям в монастырских ведомостях, в 1916 году 7 монахинь занимались живописью, 4 – проходили обучение и 2 были заняты приготовлением красок для живописцев. Учитывая весьма скромные потребности монастыря в иконах (тем паче, что в «Симбирских Епархиальных Ведомостях» за 1904 год указывалось, что отец Авраамий заранее заказал и изготовил иконостас для строящегося храма, а потом и о том, что все иконы в него были написаны монахинями), можно сделать единственно верный вывод о том, что в стенах монастыря имелась полноценная иконописная мастерская, удовлетворявшая все запросы обители и изготавливавшая иконы для «внешних потребителей» - для окрестных храмов или даже на продажу [3], [4].
Но что было дальше? 1916 год – тревожный год. По словам краеведа Кирсанова, уже в 1905 году в Медяне появляются люди, несущие революционные настроения, активный общественник Иван Макаров «впервые привез в с. Медяны большевистскую газету «Правда»» [1].
Недовольство существующим строем, со слов автора, в селе нарастает с каждым годом, так что «народный гнев» против помещиков и зажиточных селян периодически выливается в стихийные и запланированные акции – погромы и поджоги. Надо думать, что и против самодостаточного и стабильного монастыря, владеющего значительными посевными площадями, выпасами, мельницей, лесом и скотиной, у подрастающего поколения большевиков «болела душа», так что на долю матушки Елисаветы и насельниц должна была выпасть лихая доля.
О революционной и постреволюционной судьбе монастыря и монахинь можно узнать из двух источников, правда, каждый из них скомпрометирован неточными сведениями о датах, но на сегодняшний момент приходится довольствоваться и этим. Первый из источников – статья Кирсанова, второй – краткая справка из книги иеромонаха Дамаскина (Орловского) «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви ХХ столетия», ссылку на которую мне также предоставила Наталия Адер [9].
В текстах Кирсанова, пропитанных классовой ненавистью к монастырю и монашествующим, находим такое повествование: «К 1920 году монастырь выглядел большим, богатым хозяйством, у которого имелось много земли, сотни голов скота, большие запасы хлеба и денег. Пользуясь нехваткой продовольствия в стране и окрестных селах, «святые сестры» развернули большую спекуляцию хлебом. Ко всем законам и мероприятиям советской власти монашки относились враждебно. На жительство в монастыре они приютили белого царского офицера Леонтьева, который из-за высоких стен святой обители вел вместе с монашками подрывную и подстрекательскую работу среди населения, организуя вокруг себя кулаков. В апреле 1920 года кулаки и монахини на территории монастыря организовали против советской власти открытый мятеж, мятежники зверски убили члена партии, заведующего земельным управлением Китаева, члена Языковского волисполкома Шараскина. В 1922 г. мятежники были подавлены и монастырь закрыли.» [1].

Однако существует разница в текстах, размещенных от имени Кирсанова в книге и на сайте (http://biblioteka-pilna.ru/iz-istorii-sela-medyany) [77], где список убитых расширен до трех человек и указываются другие подробности: «Мятежники зверски убили члена партии, заведующего земельным управлением уезда тов. Фролова, члена партии, представителя губернского земельного управления тов. Китаева, члена Языковского волисполкома тов. Шараськина.» [77].
Далее здесь же следует следующая сакраментальная фраза, обусловленная коммунистическим характером всего повествования: «Вся жизнь монастыря была не только центром мракобесия, но и оплотом контрреволюции. А поэтому народные массы с. Медяна уничтожили вражеское гнездо навсегда. В 1922г. мятежники были подавлены и монастырь закрыли.»  [77].
Есть и более подробная версия событий, предшествовавших ликвидации обители, ее мы также находим на страницах сайта Пильнской библиотеки [77]: «В период становления советской власти в Медяне было немало провокаций со стороны классовых врагов. Особенно этими провокациями отличался женский монастырь. Так летом 1919г. монахини объявили, что похороненная в склепе под собором первая игуменья Ксения плачет, т.к. она не довольна советской властью. Стали приходить люди и слушать в окно подвала и убеждались, что действительно из-под земли слышно рыдание. По воскресным дням из ближайших сёл приходили послушать плач игуменьи по нескольку сот человек.
Попытка властей Медяны и волости разоблачить этот обман ни к чему не приводила. Монашенки и враждебные элементы усиленно проповедовали, что матушка Ксения плачет в знак протеста против советской власти. Так продолжалось 21 день. Коммунисты села организовали тщательное наблюдение и заметили, что плач раздаётся в тот момент, когда на колокольню взлетает сова. Сову решили убить, и плач прекратился. После оказалось, что верхушка колокольни была соединена со склепом (могилой) умершей игуменьи специальной деревянной трубкой, по которой и отдавалось в склепе мурлыканье совы. Эти звуки были похожи на рыдания. Этим и воспользовались монахини.
В 1920г. 20 апреля монашкам удалось спровоцировать настоящий мятеж против советской власти, в результате которого были убиты три коммуниста – Китаев, Фролов и Шараськин. Организаторы мятежа зверски расправились с коммунистами. Их трупы были обезображены до неузнаваемости. В подавлении контрреволюционного выступления большую роль играл заведующий отделом Курмышского уездного управления Шевцов. Преступники были сурово наказаны».
И снова далее: «20 апреля 1920г. в Медянском монастыре зверски были убиты член Курмышского Уисполкома и заведующий Земельным отделом. Андрей Кузьмич Фролов, представитель Симбирского губкома РКП(б) т. Китаев и председатель Волисполкома Шараскин Кузьма Константинович. Игуменья монастыря Ксения знала, что представители советской власти имели намерение изъять излишки хлеба, а на помещичьей и монастырской земле создать коммуну, а потому ещё до прихода тт. Китаева, Фролова и Шараскина через монахинь распространила слух среди крестьян с. Медяны, что идут антихристы грабить и осквернять святыню. С приходом в монастырь представителей власти по набату сбежались крестьяне во главе с местными кулаками вооружёнными обрезами. Начало расправы с коммунистами положил белогвардейский офицер Леонтьев, выстрелив в т. Китаева, после этого толпа бросилась на остальных и началась дикая расправа. Тела убитых тт. Китаева, Фролова и Шараскина захоронены на площади р. поселка Пильна, где установлен памятник-обелиск.» [77].
И еще одно важное свидетельство, которое касается времени, наступившего после закрытия монастыря в Медяне, также из интернет-источника на сайте http://biblioteka-pilna.ru/iz-istorii-sela-medyany : «В 1921г. на базе монастыря и его земельных угодий была организована коммуна им. Фролова.»
На этом предложении, по сути, заканчиваются сведения, касающиеся существования пусть не самой общины, но хотя бы архитектурных построек монастыря, ведь многие из закрытых обителей сохранились в каком-либо виде до нашего времени. В этом смысле Медянскому монастырю не повезло, от него до наших дней не сохранилось ничего. Ни храмов, ни хозяйственных построек, ни даже монастырских стен.
Когда все это хозяйственное и архитектурное наследие было уничтожено, тоже неизвестно, впрочем, нет ответа и на вопросы «почему» и «зачем», возможно, на них все же можно будет получить ответы в результате последующих исследований событий, связанных с Медянским Покровским монастырем.
Обратимся теперь к другому источнику, ведь Кирсанов, несмотря на казалось бы, исчерпывающие описания, не дает информации о том, что же стало с монахинями и в частности, с игуменией Елисаветой после мятежа, после его подавления. Он в тексте упорно называет имя первой настоятельницы – Ксения, и не совсем понятно, знал ли Николай Федорович о существовании второй игумении, Елисаветы?
Иеромонах Дамаскин так описывает события, связанные с «мятежом»: «Игумения Елизавета - вторая игумения от основания монастыря в селе Медяны Нижегородской епархии. Монастырь был трудовой, инокини и послушницы занимались в основном сельскими работами. Как и многие монастыри, Медянский благотворил нуждающимся.
В 1918 году в монастырь прибыли представители советской власти и стали грабить его.
Игумения благословила звонить в колокол. Крестьяне, услыхав колокол, поспешили к монастырю с вилами, топорами, кольями. Безбожники продолжали грабеж, и в завязавшейся схватке трое из них были убиты. Через несколько часов в село вошел карательный отряд. Всех монахинь собрали в одну комнату, престарелую игумению - ей было в то время около восьмидесяти лет - в другую.
Обнажив тело старицы, палачи стали нещадно сечь ее. Били так, что мясо отделялось от костей. Но Господь укрепил ее, и ни одного стона палачи не услышали.
Избив, едва живой бросили они игумению в подвал и держали там долгое время без пищи. Господь не оставил рабу Свою: когда каратели открыли двери, они нашли ее живой, исцелившейся от ран.
Вскоре после этого она мирно почила и была погребена в селе Каменка, где вместе с другими монахинями жила после закрытия монастыря.» [9].
Путаница в датах по сравнению с выкладками Кирсанова налицо, есть расхождение и в том, что иеромонах Дамаскин указывает неправильный возраст игумении Елисаветы (около восьмидесяти лет), ведь ей, согласно все той же «Монастырской ведомости», в 1916 году был 61 год, а значит, в 1918-м, максимум, было 63 года [4].
Тем не менее, сведения, представленные в книге «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви ХХ века» для меня лично являются очень важными. Во-первых, становится понятно, что монахини в «мятеже» были совсем не мятежниками, а потерпевшими, защищающимися от бандитов, которые, прикрываясь советской властью, пришли грабить не ими нажитое имущество (тем паче, что Церковь уже была отделена от государства), а потому получили вполне законный отпор, который, по большей части, был дан им верующими селянами, пришедшими на выручку монахиням и возмущенными произволом советских активистов-антихристов.
Логика тут, на мой взгляд, простая. Церковь отделена от государства. Отделена не по своей воле, а по воле все тех же новых властей. Церковь отделили, и она не лезла в дела государства, не просила о помощи, не требовала хлеба, денег и так далее. Выживала сама, тяжело, трудно, но выживала и соблюдала таким образом, все тот же закон: мы не лезем к вам, живем и выживаем самостоятельно, но тогда уже, дорогая советская власть, и ты, будь добра, не разевай свой роток на чужой пирожок! Но нет, закон, как оказалось, работал только в одну сторону, и отделив от государства церковников, комиссары решили, что так им будет проще сначала грабить, а потом и поглотить, уничтожить Церковь и все, что с ней связано. Но оказалось не так. Люди, озлобленные непомерными поборами и «перегибами на местах», закономерно возмутились и даже пошли на кровопролитие.
Да, произошло убийство и вряд ли мне следует оправдывать злодейство, свершившееся в святых стенах обители. Убийство не может быть мной оправдано, но надо все же понимать всю наэлектризованность атмосферы, в которой происходили эти события.
В Пильне, где похоронили убитых коммунистов, установлен памятник, но я не могу относиться к этим людям, как к героям. Да, свершилось страшное, но трое комиссаров пришли в монастырь незаконно и творили там беззаконие, пользуясь своей властью делали все, что им вздумается.
Нет, к этому памятнику я цветов не понесу.
Второй важнейший вывод – матушка Елисавета, по сути, была мученицей за веру, пострадав от богоборческой власти, которая рано или поздно, все равно бы нашла предлог и способ расправиться с монашествующими.
Все церковники, и особенно – монашествующие, те, что по замыслу советской власти, должны были первыми исчезнуть, как класс и как проявление «старых порядков», оказались в тяжелейшей ситуации бесправия и давления со стороны государства. И в этом смысле для меня служители культа, которые не сложили своего духовного «оружия», оставшись верными своим клятвам и своей искренней вере, выглядят не в пример порядочнее и чище, чем властители, упивающиеся своей властью и безнаказанностью.
Елизавета, оставаясь руководительницей своей обители, отвечала не только за себя, но и за сестер, за тех людей, которые находились в монастыре на иждивении, а это, как мы помним, несчастные старухи, доживающие свой век в богадельне и дети убитых и раненных воинов, взятых игуменией в монастырь на воспитание, а по сути – дети, спасенные от голода и гибели.
Она могла бы, наверное, как это делали некоторые служители культа, быстро «перекраситься», отказаться от своих духовных скреп, от людей, которые верили в нее и просто покинуть обитель, устраивая свою собственную жизнь, спасаясь от очевидной опасности, которая таилась в пришедшей на смену самодержавию, социалистической власти. Но она не испугалась, она не отказалась ни от веры, ни от монахинь, ни от монастыря. И делала она это по своей совести, не ради денег и корысти, как это пытается изобразить все тот же Кирсанов. Монастырь не был зажиточным и, как уже было сказано выше, даже просил помощи у церковных властей. Не было тут излишек провизии, не было и богатств. Вера, сила духа, желание оставаться такими, какими они и были – вот что двигало матушкой Елизаветой и монахинями, оставшимися в обители после революции.
Так что да – для меня они в этом смысле герои, твердо стоявшие за свое, праведное дело. Кстати, Церковь в лице того же иеромонаха Дамаскина своей публикацией оправдывает действия игумении и монахинь, считая их людьми, пострадавшими за веру.
Третий вывод – матушка Елисавета, по словам биографа иеромонаха Дамаскина явила православному миру чудо, исцелившись от жестоких ран по молитве и воле Господа.
Мы все помним чудеса, совершаемые по молитве в далекие времена известными мучениками, давно, еще в древности причисленными к лику святых. Но вот чудес, совершаемых совсем не так давно, у нас, в нашей отчизне, мы не знаем! И вот оно – настоящее чудо, задокументированное, описанное в книге, официально одобренной Церковью!
Вывод четвертый – исцелившись, она не только не покинула места возле обители, но и продолжала там какое-то время спокойно жить, вместе с монахинями, а значит, советская власть, которая должна была ее непременно и быстро попытаться уничтожить, по какой-то непонятной причине от нее отступилась, дала возможность «мирно почить». Впрочем, описание последнего времени игумении Елисаветы не имеет уточняющих данных, сколько именно прожила после исцеления матушка - неизвестно.
Духовный подвиг и мученичество игумении Елизаветы, а также факт публикации ее трагической судьбы в книге «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним» [9] поставили передо мной и еще одну задачу – установить, не была ли матушка причислена к лику святых, поэтому я обратился с соответствующим запросом в Региональный Общественный фонд «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви» [76], на который получил официальный ответ: на данный момент Елизавета не причислена к лику святых.
О мирной кончине матушки Елисаветы сообщает и Наталия Адер, получившая некоторые сведения об этом из уст местных жителей. По ее словам, о матушке и сестрах монастыря имеются словесные предания, также, предположительно, сохранилась и могила последней игумении Медянского монастыря и могилы некоторых насельниц.
О судьбах некоторых из монахинь, которые остались на жительство в соседних поселениях, можно узнать из протоколов допроса группы лиц, обвиняемых в различных преступлениях против советской власти. Всем им инкриминировалось участие в преступном сообществе, ведущем идеологически-подрывную деятельность. По словам обвинителей, недалеко от деревни Кумашки была специально для сбора членов тайной ячейки вырыта и оборудована землянка. В качестве главаря в деле о разоблачении заговора значится, в частности, имя Давыдова Степана Давыдовича, который там же называется «монахом», «странником».
Материалы допросов бывших монахинь (датируемые, кстати, 1932 годом) показывают, что они полностью отрицают свою вину, их невиновность в заговоре подтверждают и результаты обысков, проведенных у них, но мы знаем сегодня, сколь много внимания тогда советская власть уделяла всяческим «враждебным заговорам» и с каким усердием выискивались «враги народа» [12].
Особо интересны данные Наталии Адер о том, что в монастыре, помимо монахинь жили и монахи, после закрытия монастыря, по словам местных жителей, часть монахов и насельниц скрывались в окрестных лесах, живя в землянках. Установить верность этих сведений пока не представляется возможным, во всяком случае, в предреволюционных монастырских ведомостях упоминаний о монахах нет.
Однако сведения о монахах можно найти в другом источнике, хотя и он, увы, не может рассматриваться, как достаточно точный. Скорее всего, автор на момент написания текста не имел данных о Медянском монастыре, в частности о том, был ли монастырь женским или мужским.
Речь идет о фрагменте из книги Галины Лосевой «Край ромашковый – Кумашка» [11]. Вот как автор рассказывает о событиях в Медянском монастыре и в «Монашем овраге» - месте, где и была устроена землянка «заговорщиков»: «Как и по всей стране, советская власть установилась и в нашем крае с трудом, тяжело, со скрипом. Яркий пример тому – история бунта в Курмыше 2-5 сентября 1918 года.
Нужно кормить армию и рабочий класс. Для изъятия излишков хлеба у населения были организованы продотряды. Так, под руководством матроса Шараськина (по рассказу Б.Т. Маськина) продотряд прибыл в 1918 году в Медяны. По решению революционного комитета, продотряд потребовал излишки зерна у монастырского хозяйства. Монастырские отказались выполнить это распоряжение. Продотрядовцы насильно выгребли имеющиеся запасы, надо полагать, бесчинствовали. Послушникам пришлось бежать, укрываться, искать убежище, кровлю. Так беглые монахи (вроде среди них был один священник) оказались в Кумашкинском лесу» [11].
Как видим, в тексте нет даже намека на то, что в монастыре жили монашки, далее в тексте ошибка повторяется, автор упорно говорит исключительно о насельниках-монахах.
Однако в указанном тексте интересна датировка бунта – 1918 год, которая совпадает с данными из книги иеромонаха Дамаскина, но вступает в противоречие с текстом краееведа Кирсанова как в русле года, так и в русле месяца, в который случился мятеж.
Впрочем, Галина Лосева, записавшая, со слов Б.Т. Маськина этот эпизод, не говорит об убийстве продотрядовцев, так что можно предположить, что «приступов» «раскулачивания» монастыря могло быть несколько. Как бы ни было, пока нет возможности с точностью утверждать, когда случилось последнее, приведшее к убийству трех активистов-коммунистов и к последовавшим за этим репрессиям и ликвидации общины [9], [77]…
Однако есть еще одно свидетельство – это сам памятник, установленный в городе Пильна, на котором перечислены три фамилии (Китаев, Фролов и Шараськин) и стоит дата – 1920 год. На мой взгляд, это явно свидетельствует о том, что события происходили именно в 1920, а не в 1918 году.
Основываясь на этих двух датах можно предположить, что речь идет о нескольких эпизодах изъятия «излишков» в монастырском хозяйстве, одно из которых, в 1920 году, закончилось трагедией.
История Медянской обители, грубо прерванная в первые постреволюционные годы, была, стараниями коммунистического режима, практически стерта не только физически – в виде уничтоженных построек обители, но и духовно, а на месте монастыря, по сведениям из различных источников, был сначала пустырь, а затем и вовсе – свалка мусора [11].
Однако уже в наше время жители села решили возродить православные традиции, построив на месте Медянской обители храм. Об освящении храма-часовни во имя иконы Божией Матери «Знамение» сообщается на официальном портале Нижегородской Митрополии, при этом утверждается, что часовня возведена на месте исчезнувшего Медянского монастыря [8].
Но изучая существующие в моем распоряжении, современные информационные источники, обнаруживается путаница, которая может быть разрешена только дополнительными мероприятиями по исследованию фактов.
Так, на сайте Пильнской районной газеты «Сельская трибуна» (http://pilna-tribuna.ru/article/7755) в материале от 23.07.2013 года сообщается, что «Церковь села Медяна не избежала печальной судьбы в годы гонений прошлого века – она была разрушена. И ее силуэт, возвышавшийся над избами села, навсегда исчез с лица земли. Стены разобрали, а намоленные кирпичи вывезли на лошадях в город Шумерля и сложили из них трубу. Никогда не узнаем мы, как она выглядела, – ее образ не сохранили фотографии. Лишилась земля Медянская одного из своих украшений. На том месте позднее построили школу. Прошли несколько десятилетий забвения. Святое место со временем превратилось в заросли клена американского, сваливали сюда, кому не лень, мусор и всевозможный хлам. Так уж повелось у нас в России¬ матушке, менталитет наш такой – устраивать помойки, где попало.» [10].

Речь тут, как выясняется из дальнейшего текста, идет не о том месте, на котором стоял монастырь, ведь он был в отдалении от села, не «в селе», а «при селе», в справочнике Баженова указывается точная цифра – монастырь расположен в версте от села Медяна [7].
Возникает закономерный вопрос про современное здание часовни – а то ли это место, на котором стоял монастырь? Приведенный текст, к тому же, сам с собой вступает в спор. С одной стороны, говорится, что на месте разрушенной церкви выстроили школу, с другой, сообщается, что место превратилось в свалку. Путаница, на мой взгляд, заключается в том, что храмов тут было два, на месте одного построили школу, другое пустое место превратили в свалку.
Перед началом революции в Медяне было три религиозных объекта, об этом сообщают два справочника-путеводителя по храмам и монастырям, изданных в имперской России в начале XX века. Но и тут есть некоторая путаница в названиях, однако в количестве объектов и в их расположении разночтений нет. По сведениям из этих источников в Медяне было два храма и один монастырь, причем монастырь располагался не в самом селе, а, как уже говорилось, в версте от него [7], [2].
Дальнейшее повествование на страницах газеты «Сельская трибуна», сообщает такие подробности о строительстве современной церкви: «Когда начали сооружать церковь, кто¬-то ночью принес и оставил плиту, под которой покоился протоиерей Покровского женского монастыря Алексей Васильевич Покровский (Алексей Васильевич Покровский на момент смерти в 1915 году был заштатным протоиереем Медянского монастыря [60], но именно он с Владыкой Гурием в 1905 году освящал вновь построенный каменный храм в обители [40] – авт.). Недалеко отсюда еще до революции был женский монастырь. До сих пор сохранился котлован от него. А когда начали копать траншею под фундамент, обнаружили захоронение двух неизвестных. Посоветовались с батюшкой Александром Магаром, что с ними делать. Он сказал, что их надо извлечь и перезахоронить по церковным канонам около церкви. Сделали два гробика, уложили останки, отпели и захоронили. Поставили кресты, сварил их сам. Надгробницу соорудил Горбунов. Вот и покоятся рядом с храмом.» [10].

Получается, что место, занимаемое когда-то самим монастырем, до сих пор остается пустующим и возведенная часовня никакого отношения к нему не имеет! По свидетельству авторов статьи, на месте Медянской обители сохраняется котлован, отмечающий на местности точные координаты исчезнувших в прошлом веке, монашеских построек.
Скорее всего, новый храм-часовня возводится на месте одного из двух храмов, существовавших в селе до революции, стоящих в черте сельских построек, а не за его пределами, где как раз и должен был находиться Медянский монастырь.
В то же время, сайт Нижегородской Епархии, по видимому, совершает ошибку, говоря о том, что часовня в честь иконы Божией Матери «Знамение» возводится на месте монастырских построек: «Ранее на этом месте располагался Медянский женский Покровский монастырь Курмышского уезда Симбирской губернии, разрушенный в 30-х годах XX века. В настоящий момент отец Михаил руководит историческими поисками точных мест, где были некогда расположены все постройки обители.»  [8].
На момент написания исследования (март 2020 года) возведенная часовня не отображается на карте официального сайта РПЦ [78], хотя в соседней Каменке храм Иоанна Предтечи отмечен соответствующим значком.
Необходимо еще раз обратиться к дореволюционным источникам, чтобы уточнить название храма, стоявшего в монастыре. По сведениям из справочника Баженова, вышедшего в свет в 1903 году, узнаем, что в Медянском монастыре имеется один деревянный храм с единственным престолом во имя святителя Николая Чудотворца [7]. Более поздний источник, справочник «Православные русские обители», сведения для которого собирались в период с 1908 по 1909 год, сообщает, что в монастыре имеется единственный храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы, что выглядит наиболее логично – монастырь то Покровский [2]. Но это – ошибка. Мной уже было приведено явное свидетельство того, что храм в Медянском монастыре был не Покровским, а Троицким, с двумя пределами – во имя Покрова Пресвятой Богородицы и во имя преподобного Серафима Саровского [40].
Что касается остальных храмов в Медяне, то справочник Баженова сообщает следующее: в селе есть две церкви. Первая из них – Николаевская, с двумя престолами – во имя Николая Чудотворца и в честь Смоленской иконы Божией Матери. Этот каменный храм был построен на месте деревянного в 1811 году, именно он, по сути, является преемником того деревянного строения, которое было перенесено в Медяну из первого, Никольского монастыря после его закрытия [7]. Вторая церковь – Христо-Рождественская, также с двумя престолами – в честь Рождества Христова и в честь Покрова Пресвятой Богородицы [7].
Оценивая узнанное в справочнике, становится не совсем понятно – является ли нынешнее строительство часовни в Медяне актом возрождения памяти о Медянской обители, или это другой, не менее отрадный факт возрождения веры, когда храм строится на месте одной из исчезнувших в лихую годину, сельских церквей? На мой взгляд, все же второе.
Ответить на этот и другие вопросы, обозначенные в моем исследовании только предстоит, однако просто необходимо еще раз сопоставить имеющиеся факты.
Медянский монастырь разместился на месте упраздненного Николаевского, хотя есть некоторая разница в расстояниях от села (Никольский отстоял на две, а Медянский – на версту от села Медяны) [5]. Расстояния эти весьма приблизительные, тем более, что поселения «плавали» на местности, расширяясь, или, наоборот, сужаясь, перемещаясь на местности под влиянием пожаров или иных причин. Там же сообщается, что «Николаевская Медянская пустынь находилась в Алатырском уезде, теперь Курмышском, при селе Медяне, в двух верстах к северо-западу от него, где ныне деревня Чукалы, при впадении речки Малой Медянки в Большую Медяну».
Появляется новый объект – деревня Чукалы, которой на современных картах уже нет. Эта деревня – яркий пример того, как появлялись и исчезали поселения, как они блуждали на территориях.
Но важно другое ценное и очень точное указание – монастырь располагался там, где впадала река Малая Медяна в Большую Медяну (ныне – просто река Медяна), а это место осталось неизменным и оставляет шанс на точное определение локации обители.
К сожалению, данные, полученные от местных жителей (села Медяна) не помогают выявить место расположения монастыря (коллективная память в этом случае отказывается работать), однако я, пользуясь своим опытом поиска исчезнувших архитектурных объектов, воспользовался спутниковыми снимками местности, и обнаружил в треугольнике, образуемом слиянием двух рек необычное белое пятно на поле, а также купы деревьев, выросшие как будто вокруг какого-то объекта, которым может быть старинный фундамент.
По свидетельству Галины Филимоновой, получившей знание от местных жителей села Медяны, первой исторической улицей села была нынешняя улица Коммунизма, что косвенно подтверждается расстоянием от нее до указанных на карте объектов – чуть менее версты.
Белое пятно на поле вполне может отображать очертания территории монастыря.

Если присмотреться к снимку внимательнее, можно увидеть и иные интересные подробности, которые могут указывать на обоснованность таких предположений, однако перепроверить их можно, лишь побывав на местности и проведя дополнительные исследования.
Такими указующими признаками могут быть как характерные проявления рельефа (возвышения, или, наоборот, котлованы), битый кирпич или белые фрагменты фундаментов, сами фундаменты, очевидные следы человеческой деятельности, старые колодцы, металлические фрагменты и так далее. На мой взгляд, определить место вполне возможно человеку, имеющему соответствующие навыки.

Икона святителя Николая Чудотворца.
Святой образ Николая Чудотворца, хранящийся у меня, требует отдельного анализа, который впоследствии может помочь выделить из числа сохранившихся до нашего времени старинных религиозных памятников те, что были созданы в иконописной мастерской Медянской обители.
Учитывая специфику таких предметов, в том числе минимальное их количество, созданное за годы существования мастерской в монастыре, а также то ничтожное количество сохранившихся произведений, рассеянных по частным собраниям, находящимся во владении в обычных семьях и не опубликованных в открытых источниках, стоит заметить, что шансов выделить устойчиво определяемую группу живописных икон будет крайне сложно. Тем не менее, надежда на выявление хотя бы одного или нескольких памятников все же сохраняется.
Как я уже сказал, икона эта во всех отношениях уникальная, поэтому анализировать произведение религиозного искусства необходимо, рассматривая икону со всех сторон, подмечая малейшие нюансы в технологии изготовления и написания образа.
Иконная доска тут необычная. Форма доски с точными пропорциями, вполне возможно, что она такая благодаря машинной обработке. Гладко оструганный задник и боковые поверхности затонирован – это защита от древоточцев, а кроме того, данная технология позволяла создать условия для равномерного усыхания деревянной основы, вследствие чего иконная доска с течением времени не коробилась, не выгибалась, как это практически всегда случалось с иконами, у которых задник доски оставался непокрытым, «голым».
В доказательство успешности этой технологии, при которой задник и боковые стороны иконной доски тонировались краской, можно сказать, что икона Николая Чудотворца, которой исполнился в 2017 году 101 год, действительно не подверглась сколько-нибудь значительной деформации, доска у нее практически идеально ровная!
В задник иконы врезана всего одна поперечная, а точнее сказать, диагональная сквозная шпонка – прием крайне редкий, если не сказать – исключительный, могущий также косвенно указать на другие памятники из Медянской обители, сохранившиеся до нашего времени. При этом шпонка конусообразна, плотно пригнана.
Иконная доска в данном случае – интересная отправная точка для отдельного исследования. Известно, что в первой четверти XX века деревообработка уже достигла значительного технологического развития и скорее всего, иконные доски монастырская мастерская закупала централизованно у изготовителей столярных изделий.
Доска очень хорошего качества, из сухой выдержанной древесины, с идеальными пропорциями, с точно выполненной врезной шпонкой – чтобы изготовить такую иконную доску, надо было обладать дорогим и разнообразным оборудованием, вряд ли таковое было в распоряжении молодого женского монастыря.
В то же время, как я уже указывал, технологический прием с одной диагональной шпонкой – тоже редкость, так что же это – изделие «извне», или «внутренний продукт»? Пока ответа на этот вопрос нет.
Хочется сказать еще отдельно об этой необычной шпонке. Столь необычное решение, скорее всего, было вызвано не желанием создать что-то новое и оригинальное, а обусловлено обычной экономией. Известно, что рубеж XIX-XX веков стал временем кризиса в иконной кустарной промышленности, обусловленной конкуренцией между производителями икон, а потому в технологию изготовления образов вносились значительные изменения, направленные, с одной стороны, на упрощение цикла, а с другой – на его временное сокращение, цель же была одна - удешевление.
Одна шпонка позволяла справиться обоими проблемами, сокращая количество операций и уменьшая трудовые и временные затраты на изготовление единицы продукции.
На плоскости задника хорошо сохранилась и отчетливо читается дарственная надпись: «Въ день Ангела изъ Медянскаго Покровскаго женскаго монастыря от игумении Елисаветы. 1916 года августа 19 дня», ставшая, по сути основой для этого исследования.
Кто сделал эту надпись? Сама игумения Елизавета, или монахиня-изограф, по ее просьбе? Ответа нет, но как бы там ни было, матушка имеет самое непосредственное отношение к этой надписи и  к иконе, которую она, несомненно, держала в руках и которую дарила неизвестному, нам, человеку.
Косвенное, но веское доказательство авторства надписи в пользу версии о том, что ее сделала именно игуменья Елизавета, все же надо высказать. Если рассмотреть надпись внимательно, легко заметить, что сделана она не художественно, робкой и неумелой рукой. Если бы ее делал изограф, она бы выглядела совершенно иначе, ведь мне приходилось неоднократно наблюдать дарственные надписи, выполненные красивым каллиграфически выписанным шрифтом. Но здесь надпись сделана очень просто, без премудростей, да и человеку, который получал этот образ, наверное, было приятно увидеть именно такой текст, в котором бы угадывалась рука дарительницы – этот факт ручной подписи, выполненной самой матушкой Елизаветой, был важен обоим участникам события – и дарителю, и получателю подарка!
Есть очевидное различие в качестве дарственной надписи и надписания самой иконы на лицевой стороне – их сделали разные люди.
Так что я практически с полной уверенностью могу считать автором надписи на иконе матушку Елизавету, последнюю игумению Медянского монастыря.
В поддержку этой версии у меня есть и еще одно рассуждение. Икона – подарок особый, духовный. Икона из монастыря, созданная руками монахинь, людей, отрекшихся от мира, находящихся в постоянной молитве, в общении с Богом, да еще и подписанная главной монахиней конкретного монастыря – это уже евлогия, особое благословение, реликвия, обладающая значительной помогающей, целительной силой. И об этом тоже знали и даритель, и получатель, так что снова важность авторства подписи играет большое значение. Ставя подпись собственноручно, игумения сообщала образу особую энергетику, и это обязательно должен был ценить человек, получавший икону в дар от матушки Елисаветы.
Само живописное изображение демонстрирует зрителю поясной образ святителя Николая Чудотворца, выполненный в изводе «Никола Зимний», когда на челе святителя Мирликийского находится головной убор - митра.
Иконописец, исполнивший образ (а теперь есть уверенность в том, что икону написала одна из насельниц Медянской обители), имел и талант и опыт, кроме того, при написании иконы явственно проявилось личное видение живописцем образа, лика любимого святого.
У меня есть шанс назвать всех изографов Медянской обители, которые могли быть причастны к написанию святого образа Николая Чудотворца, ведь в моем распоряжении есть монастырские ведомости как раз датируемые 1916 годом, так что сведения эти максимально актуальны для моих предположений.
Итак, в монастыре было две монахини, Модеста и Лидия, которые занимались живописью.
Кроме того, здесь были послушницы, еще не принявшие монашеский постриг, также занимавшиеся живописными работами, это: Александра Иванова Антонова, Татьяна Прохорова Хазова, Татьяна Герасимова Макеева, Параскева Дмитриева Глухова.
Именно среди этих шести изографов и следует искать исполнителя моей иконы.
Но ради полноты информации необходимо назвать и тех девиц, которые проходили послушание и живописи обучались. Скорее всего им не поручали сложных дел, но они могли выполнять дополнительные операции, не требовавшие особых навыков и умений. Это: Агния Степанова Лимонова, Евдокия Иванова Антонова (возможно, сестра уже упомянутой Александры), Матрона Прокофьева Сутячина и Серафима Дмитриева Легцова.
Установить точное авторство не представляется возможным – иконы редко подписывали авторы, в условиях монастырских мастерских это обстоятельство еще более усугублялось, ведь в понимании иконописца не он ведет кисть по доске, а Сам Господь, так что любое проявление тщеславия в этом вопросе, желание показать свое авторство, было совершенно неуместным для монашествующего изографа.
Практически нет надежд и на установление авторства в будущем: икон не сохранилось, или сохранилось крайне мало, выявление памятников, созданных в иконописной мастерской Медянского Покровского монастыря крайне затруднено.
Икона демонстрирует нам академический стиль письма, причем очевидно, что лик и рука святого писались с большим усердием, чем одежды и фигура. Такой прием заставляет молящегося человека в первую очередь, концентрировать свой взгляд на лике святителя, на его глазах, «включаясь» в молитву, в молитвенный диалог с Небожителем.
Живопись на иконе необычна во всех отношениях, в живоподобной трактовке образа Николы есть и мягкость и смирение, и даже некоторая сосредоточенная строгость, нежные переходы красок в светотеневой проработке делают икону объемной, запоминающейся.
Контрастные ткани одежд святителя украшены цветочным крестовидным орнаментом, бусинный «жемчужный» точечный орнамент прекрасно подчеркивает торжественность одеяний святого.
Несмотря на чьи-то неумелые попытки «бытовой реставрации» иконы, а точнее, расчистки ее при помощи сильного и агрессивного растворителя, образ сохранился в очень хорошем состоянии, частично утратилось только надписание, расположенное в правой части фона.
Благородный оливковый фон, переходящий из более насыщенного и темного тона в нижней части иконы к светлому вверху, прекрасно выделяет фигуру Николая Угодника, сообщая дополнительный объем изображению.
В общем же иконопись на иконе закономерным образом тяготеет к тем художественным и технологическим приемам и образцам, которые транслировали многие иконописные центры и иконописцы того времени. В частности, замечу, что икона выполнена масляными красками – прием также очень характерный для поздней дореволюционной религиозной живописи.
Однако необходимо отметить, что икона по совокупности всех художественных и технических приемов не могла бы быть с точностью соотнесена с конкретным иконописным центром и не могла быть датирована. Только благодаря дарственной надписи и проведенному исследованию удалось выяснить, что образ был написан в 1916 году в иконописной мастерской, располагавшейся в Медянском женском монастыре, а это является важным открытием в деле познания конкретных страниц в истории русской иконописи позднего времени и выявления схожих памятников, которые, возможно, еще будут обнаружены в будущем.
Оценка иконы, как художественного произведения носит, на мой взгляд, субъективный характер. Икона, в первую очередь, предмет духовного свойства, и только потом – эстетического.
Представленный образ полностью соответствует требованиям, предъявляемым Церковью во время его создания к религиозной живописи.
Есть и еще одно оценочное суждение, основанное на моем восприятии конкретно этой иконы. Я заметил ее среди сотен других, она мне понравилась сразу, даже если бы я не обнаружил драгоценной подписи, я бы захотел ее выкупить. Мне нравится смотреть на эту икону, мне хочется на нее молиться – это для меня, как верующего человека, и как ценителя древнерусской живописи, главное. Вполне допускаю, что у кого-то может и не возникнуть таких ощущений: восприятие иконы дело индивидуальное.
Ценность иконы, как культурного, религиозного и исторического памятника прошлого заключается не только в живописном воплощении, но и в дарственной надписи, которая являет собой, возможно, единственный сохранившийся до нашего времени автограф второй и последней игумении Медянского Покровского женского монастыря матушки Елисаветы. Насколько я могу судить, икон, происходящих из Медянского монастыря с подобными надписями до настоящего момента более не выявлено.

Заключение.
Обобщая данные из всех изученных источников, я все же ощущаю значительный вакуум, поскольку полной информации, которая бы обрисовывала весь период зарождения, становления, существования обители и события после ее закрытия, мне пока найти не удалось. Впрочем, хронологию событий, касающихся именно зарождения, становления монастыря мне посчастливилось восстановить, в первую очередь, благодаря сведениям, опубликованным в номерах журнала «Симбирские епархиальные ведомости».
Мне особенно необходимо было бы получить исторические фотоснимки монастырских построек, дореволюционные или постреволюционные, но в настоящий момент ни одной фотографии Медянского женского монастыря не обнаружилось. Об отсутствии фото материалов сообщает, в частности, и автор газетной публикации [10].
Однако Галине Филимоновой удалось получить от одного из неравнодушных людей фото, сделанное, по всей видимости, с «паломнического листа», со старинной гравюры, отпечатанной на бумаге. На ней изображена панорама архитектурных сооружений Медянского монастыря и существует подпись «Видъ Покровской Медянской женской общины, Курмышскаго уезда Симбирской губернии», выполненная типографским способом [79].
Изготовление подобных листов с видами монастырей, посещаемых богомольцами, широко практиковалось в имперской России, часто они печатались цветными, большого формата, оформлялись в застекленные рамы, но в данном случае рисунок черно-белый, довольно простой. Ввиду того, что качество фотографии очень плохое и не удается установить законный первоисточник изображения, я создал набросок с него, в достаточной мере иллюстрирующий вполне развитый и капитальный вид архитектурных сооружений, бывших в Медянской пустыни в предреволюционный период. Есть полная уверенность в том, что все постройки тут были в этот момент каменными, включая церковь, колокольню, богадельню, хозяйственные здания и даже стены. Как будто для контраста с каменным зодчеством и для понимания масштаба строений художник изобразил и деревянную избу, которая кажется очень маленькой на фоне остальных построек…
Делая набросок, я постарался сохранить первоначальную идею старинного художника, нарушенная перспектива и пропорции перекочевали на мое изображение со старого паломнического листа…

Отправной точкой в проведении моего исследования явилась старинная икона, которая, как я показал выше, была написана в 1916 году в иконописной мастерской, существовавшей в Медянском Покровском монастыре, там же, в монастыре, икона была освящена и подписана игуменией Елисаветой (или подписана иным лицом по личной просьбе игумении) и предназначалась в качестве подарка неизвестному лицу.
В рамках моего любительского исследования я также установил, что игумения Елисавета – вполне конкретная историческая личность, мною получены достаточно обширные сведения о ее судьбе, хотя «белыми пятнами» остаются такие сведения, как мирское имя настоятельницы, дата и год ее рождения, точная дата смерти, место ее захоронения. Не сохранилось (или даже не было сделано при жизни) фотографий игуменьи.
Нет информации и о том, что происходило в стенах Медянского монастыря после его закрытия. Чем, к примеру, занималась созданная там коммуна имени Фролова, сколько она просуществовала, когда фактически произошло разрушение построек обители и почему ее уничтожили? Поскольку на месте разрушенных построек не сохранилось никаких признаков существования зданий, возможно, их также как и один из храмов в Медянах разобрали и использовали для постройки других сооружений, тогда возникает еще один вопрос – каких и где?
На этот вопрос ответ нашелся совсем не так давно. Галина Филимонова получила данные от Михаила Будникова, еще одно неравнодушного к истории Медяны, человека, потомка одного из сельчан.
Михаил прислал ссылку на фильм Петра Вершинина «Шумерля – 95 лет» [82], в котором рассказывается, что монастырский кирпич вывезли и построили в молодом городе Шумерля первые заводские корпуса ныне здравствующего завода «Комбинат автофургонов».
В хроникальных кадрах фильма также показывается процесс разрушения якобы монастырских построек, однако на мой взгляд, этот видеоряд случайный, взятый автором фильма лишь для иллюстрации, поскольку самое простое сравнение архитектурных подробностей построек в фильме и на паломническом листе показывает их полное несовпадение. 
Надеюсь на то, что мои продолжающиеся поиски информации о Медянском монастыре, а также усилия других энтузиастов, интересующихся историей этой общины позволят в будущем пролить свет на те события и факты, которые до настоящего времени остаются неизвестными.
Я буду крайне признателен тем Читателям и Энтузиастам-исследователям русской православной истории, кто дополнит имеющиеся сведения своими историческими данными, касающимися истории Медянского Покровского женского монастыря.

Список литературы и источников информации:

[1] – Истории, легенды и люди Медянского края, редактор-составитель В.И. Мельникова, 1999 г., IBSN 5-7269-00472.

[2] – Православные русские обители, 1909 г., Санкт-Петербург, издательство П.П. Сойкина.

[3] – «Симбирские Епархиальные Ведомости», №7-8 от 1-15 апреля 1904 г.

[4] – Ведомости о монашествующих и послушницах Медянского женского Покровского монастыря за 1916 год (с несколькими листами за 1903 год).

[5] – «Симбирские Епархиальные ведомости», «Николаевская Медянская пустынь», № 21 от 1 ноября 1908 года.

[6] – Журнал «Нижегородская старина», выпуск 31-32, Нижний Новгород, 2012 год.

[7] – Статистическое описание соборов, монастырей, приходских и домовых церквей Симбирской Епархии, Н. Баженов, Симбирск, 1900 г.

[8] – Официальный сайт Нижегородской митрополии, Раздел «Новости» от 11 декабря 2009 года. 

[9] – Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви ХХ столетия. Иеромонах Дамаскин (Орловский), Книга 1, Тверь, 1992 г. http://krotov.info/history/20/orlovskk/orl1_168.html

[10] – Пильнская районная газета Нижегородской области «Сельская трибуна», 23.07.2013 г. http://pilna-tribuna.ru/article/7755

[11] – Край ромашковый – Кумашка, Лосева Г.С., Чебоксары, 2001 г.

[12] – Протоколы допроса монахинь Медянского монастыря по делу о заговоре против советской власти, Чувашский Отдел ОГПУ, дело № 51, 1932 год.

[13] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 16 от 15 августа 1877 года.

[14] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 24 от 15 декабря 1877 года.

[15] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 10 от 15 мая 1878 года.

[16] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 12 от 1 июня 1878 года.

[17] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 16 от 15 августа 1878 года.

[18] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 11 от 1 июня 1882 года.

[19] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 12 от 15 июня 1882 года.

[20] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 19 от 1 октября 1882 года.

[21] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 7 от 1 апреля 1883 года.

[22] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 15 от 1 августа 1883 года.

[23] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 12 от 5 июня 1886 года.

[24] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 5 от 1 марта 1888 года.

[25] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 11 от 1 июня 1888 года.

[26] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 12 от 15 июня 1888 года.

[27] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 16 от 15 августа 1888 года.

[28] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 6-7 от 15 марта-1 апреля 1890 года.

[29] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 21 от 1 ноября 1894 года.

[30] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 7 от 1 апреля 1897 года.

[31] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 2 от 15 января 1898 года.

[32] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 24 от 15 декабря 1899 года.

[33] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 18 от 15 сентября 1900 года.

[34] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 19 от 1 октября 1900 года.

[35] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 11 от 1 июня 1901 года.

[36] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 9 от 1 мая 1904 года.

[37] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 21 от 1 ноября 1904 года.

[38] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 23 от 1 декабря 1904 года.

[39] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 3-4 от 1-15 февраля 1905 года.

[40] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 5 от 1 марта 1905 года.

[41] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 1 от 1 января 1906 года.

[42] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 2-3 от 15 января-1 февраля 1906 года.

[43] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 4 от 15 февраля 1906 года.

[44] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 7 от 1 апреля 1906 года.

[45] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 10 от 15 мая 1906 года.

[46] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 13 от 1 июля 1906 года.

[47] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 19 от 1 октября 1906 года.

[48] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 2 от 15 января 1907 года.

[49] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 4 от 15 февраля 1907 года.

[50] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 5 от 1 марта 1907 года.

[51] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 10 от 15 мая 1908 года.

[52] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 17 от 15 сентября 1911 года.

[53] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 24 от 15 декабря 1911 года.

[54] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 19 от 1 октября 1912 года.

[55] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 2, январь 1914 года.

[56] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 3, февраль 1914 года.

[57] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 15, август 1914 года.

[58] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 21, ноябрь 1914 года.

[59] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 24, декабрь 1914 года.

[60] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 8, апрель 1915 года.

[61] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 9, май 1915 года.

[62] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 10, май 1915 года.

[63] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 12, июнь 1915 года.

[64] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 23, декабрь 1915 года.

[65] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 6, март 1917 года.

[66] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 7, апрель 1917 года.

[67] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 8, апрель 1917 года.

[68] – «Симбирские Епархиальные ведомости», № 9, апрель 1917 года.

[69] – «Известия по Симбирской епархии», приложение к газете «Церковная Правда», № 8 от 1 октября 1917 года.

[70] – «Известия по Симбирской епархии», приложение к газете «Церковная Правда», № 6 от 15 марта 1918 года.

[71] – «Известия по Симбирской епархии», приложение к газете «Церковная Правда», № 7 от 31 марта 1918 года.

[72] – «Известия по Симбирской епархии», приложение к газете «Церковная Правда», № 12 от 22 марта 1918 года.

[73] – Мочалов Д. С., Материалы малоизвестных монастырей Нижегородской епархии в фондах ГУ ЦАНО, статья опубликована на интернет-ресурсе:

[74] – Интернет ресурс Древо, Открытая Православная Энциклопедия: https://drevo-info.ru/articles/994.html

[75] – Красовский В. Э., Хронологический перечень событий симбирской губернии 1372-1901 гг., Симбирск, 1901 г.

[76] – Региональный Общественный фонд «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви» (www.fond.ru)

[77] – Сайт Муниципального учреждения культуры «Пильнская районная централизованная библиотечная система». http://biblioteka-pilna.ru/iz-istorii-sela-medyany

[78] – Единая карта храмов Руссской Православной Церкви, http://map.patriarchia.ru/?map=55.49763,46.16441,12&t=3

[79] – Дать понять, сайт Галины Филимоновой, http://www.gttp.ru/map_NN/pilna.htm

[80] – http://archeo73.ru/Russian/20vek/geraclitov/naselenie.htm

[81] – Ресурс «Яндекс Карты»

[82] – https://www.youtube.com/watch?v=iy0LXStHfNY


В заголовке: панорама Медянского монастыря. Рисунок выполнен Максимом Бурмистровым со старинной гравюры (паломнического листа).